⤟ LOGI ⤠
[Пламя]
Если бы мы были предназначены друг для друга, Мы бы были вместе сейчас. Ты видишь только то, что хочешь видеть, но всё, Что вижу я — это ты.Я буду сидеть и наблюдать,
Как горит твоё королевство,
Вместе с огнём, что ты разжег во мне.
***
Огонь в костре размеренно горит, поглощая дрова, сухие ветви и вопросы, переживания, мысли о завтрашнем дне всех тех, кто сидит вокруг него. Да и есть ли он — завтрашний день? Есть ли оно — лучшее будущее? Есть ли они — чертоги Одина? Гарантирован ли тот рай, к которому они все так стремятся, посреди хаоса битвы крича о том, что не боятся смерти, ведь если они умрут на поле боя — их ждёт Вальхалла. Будет ли у него, в конце всего этого, то, чего он так отчаянно желает? И желает ли он чего-либо, кроме завтрашнего дня? — Ты как? — чужая рука слабо сжимает плечо Кацуки, вырывая из мыслей, он всё ещё смотрит вниз, но боковым зрением замечает, как Арен садится рядом. — А сам как думаешь? — ярл не отводит глаза от участка снега у ног, одним лишь взглядом рисует на нём что-то. — Думаю, что тебе стоит отдохнуть. Ты мало спал. О чём думал? — викинг смотрит на чёрное перо между пальцами ярла. — Обо всём и ни о чём одновременно, — Кацуки начинает рисовать узоры на снегу, используя кончик пера. — Что с нами станет, если мы умрём? — О чём ты? — воин в недоумении смотрит на непонятные линии, после на самого ярла. — Мне снился сон, — он рисует руны вокруг линий, говоря тише обычного, из чего Арен понимает, что тот полностью ушёл в свои мысли. — Cыновья Óдина восстали друг против друга, они убивали своих же, проливали кровь, подставляли чаши, чтобы туда лилась тёплая жидкость очередного перерезанного горла, пили эту кровь так, будто их мучала жажда. Тот я, который был во сне, подумал, что так и должно быть, ведь потом мы все должны были переродиться, сидеть с богами за одним столом, пировать и придаваться плотским утехам всю ночь. — А дальше? — коротко спрашивает воин, заметив, как ярл теряется в своём же рассказе. — Этого не случилось. Никто не переродился. Трупы валялись везде. Один рассвет, второй, казалось, будто даже во сне я чувствовал вонь сгнивающих тел. А потом их кто-то поджёг — как и подобает, — Кацуки делает паузу, прежде чем тише добавить: — Вальхалла горела, она вся была в огне… — Это всего лишь сон, Кацуки, — ободряюще отзывается друг. Молчание длится несколько минут, но никто из них не спешит прервать его первым, да и нет подходящих для этого слов. Арен откашливается, решив, что самое время менять тему и, не найдя другого варианта, кивает на узоры на снегу. — Что это? Выглядит как карта. — Это она и есть, — соглашается ярл, указывая на участок, где Уэссекс граничит с Норвегией. — Это наша территория, не так ли? — С недавних пор, за эти земли ответственен ты, так что да, вот только… — Арен берёт у него перо, чтобы провести другую линию. — Ты не задавался вопросом — почему многие хотели править этими землями, но одновременно избегали их? — воин линией подключает к общей территории ярла незначительную часть, с выходом в Северное море. — Недостатком этой территории является то, что она граничит с, можно сказать, врагом, хоть недавние события и поменяли перспективу: Уэссекс уже если и не друг, то и не враг. А преимуществом является именно этот кусочек, — Арен указывает на участок, где находится выход в море. — Это какие-то жалкие несколько миль, с маленьким поселением у берега. Но он полезен с точки зрения торговли, так как можно привлечь корабли торговцев, — он заключает мысль, втыкая перо так глубоко, что из под снега виднеется мокрая земля. — Хочешь сказать, что никто и никогда не рассматривал эту территорию в военных целях? Это может стать неплохим коридором через море… — Если мы говорим о соседях, то через море нам путь только в Англию — прямиком к врагу. Чем это может быть полезным, кроме набегов? — Арен с непониманием смотрит на карту, после поднимает взгляд на товарища. — Кто знает… — улыбка на губах ярла слабая, он вновь берётся за протянутое перо, дабы обвести границу пересечения Мерсии и Норвегии. — Что насчёт этого? — Это земли конунга Уайткроу. — Той стервы? — Она очень влиятельная женщина. Ярл лишь коротко фыркает на такой комментарий, чувствуя, как в плечо впиваются когти. Черноволосый викинг поднимает взгляд на Вернера, пока тот складывает крылья, и очередное тёмное перо раскачиваясь опускается на снег. — Неужто болеешь, дружок, — воин подносит руку к птице, на что тот лишь цепляет клювом пальцы, достаточно больно, чтобы Арен отдернул её, цокая тихо. — Что хозяин, что ворон. Викинг возвращает внимание к ярлу, удивлённый тем, что тот не отреагировал на его слова, и замечает, как Кацуки в упор смотрит на место, куда опустилось перо. — Так вот оно что… — Кацуки? — Арен наблюдает, как ярл неосознанно скалится, что он обычно делает перед всякой битвой, когда предвкушает победу. — Если Мерсия граничит с Норвегией, а за территорию у границы ответственна та стерва, — Кацуки убирает упавшее перо, чтобы вновь указать на нужный участок. — И, если у конунга есть договорённость с Мерсией, означает ли это, что воины Уайткроу могут свободно пересечь границу Мерсии? Викинг с немым удивлением смотрит на ярла, кивает медленно, пытаясь осмыслить чужую догадку, и как они упускали из внимания такой, хоть пока и бесполезный, но очевидный факт. — Полагаю, что да. — Превосходно… — Кацуки улыбается шире, втыкая перо в снег. — Что ты задумал? — Пока что ничего. Просто взял на заметку. Ты ведь знаешь, что наша задача, в первую очередь, добраться до точки столкновения Уэссекса и Мерсии. Завтра на рассвете мы будем там. — Ты подумал о том, как мы сможем пересечь границу Уэссекса? Нас же банально не пропустят, ещё и с таким войском. — К ним поеду я, — ярл кивает своим словам, показывая, что это уже решено. — Один? Ты с ума сошёл? Тебя же убьют, они ни черта не знают о наших переговорах, для них мы по-прежнему враги, ты это понимаешь? — Понимаю даже лучше, чем хотелось бы. Но у нас нет другого выхода. Нет другого способа заставить их поверить нам, хотя бы отчасти довериться, — Кацуки делает паузу, выдыхая и поднимаясь, чтобы направить взгляд на воинов. — К тому же… У них будешь ты. Арен резко встаёт и хватает ярла за меховую накидку на груди, притягивает вплотную, прошипев со злостью: — Хочешь поскорее сдохнуть и пировать с богами, а мне оставляешь клевать ту кашу, что ты сварил? — голос викинга пропитан ядом, но Кацуки видит всю ту обеспокоенность, что друг не позволяет себе показать. — Я не дам тебе умереть, слышишь? — Ты ведь знаешь, что делать, чтобы предотвратить это, — ярл предупреждающе похлопывает по ладони воина, на что тот ослабляет хватку. — Постарайся и сам выжить.***
Очередной выдох вырывается с напряжением, зная, что за каждой единицей наблюдают, каждый на счету и нет гарантий, что следующий будет не последним. Мерфи́ по-прежнему свободно передвигается по дворцу, участвует в собраниях Совета, но нет особой разницы между личным присутствием и отсутствием: его как будто и нет. Он молчит всё время, выслушивая о каких-то несбыточных планах по развитию торговых связей и по укреплению защиты у границ, но никто так и не поднимает тему коронации будущего монарха, как если бы его на самом деле не существовало. Глава Совета объявляет об окончании собрания, и наследник, который привычно первым покидал зал, в этот раз не двигается с места, выжидая, когда все выйдут, оставаясь наедине с Дэвисом. — Милорд? — мужчина выжидающе смотрит на него, понимая, что тот не остался бы просто так. — У меня просьба, — Мерфи́ улыбается слабо, успев за эти несколько дней тщательно обдумать своё положение и прийти к выводу, что самым разумным решением будет не провоцировать Совет и пока сдерживаться от комментариев насчёт происходящего, как если бы действительно был готов отдать правление в их руки. — Я слушаю Вас, — Дэвис обходит стул наследника, останавливаясь где-то за его спиной, чтобы закрыть дверь, которая осталась приоткрытой. — Я был бы благодарен, если бы Вы выпустили меня из дворца, чтобы… — Исключено, милорд. — Я хочу сходить в церковь. Завтра. На воскресную литургию, — Шото вслушивается в тишину, и решает надавить сильнее на чужое смятение. — Вы же не откажете мне? Мы же братья во Христе, Дэвис. — С Вами будет стража. — Непременно. — Это всё что Вы хотели сказать, молодой господин? — Дэвис возвращается к столу и встаёт рядом с наследником. — За что Вы так? — вопрос задан тише обычного, и проще, чем все те разговоры, которые звучали за этим столом. Дэвис не просит конкретнее выражаться, либо же переформулировать свой вопрос, ведь они оба прекрасно знают о чём речь. — Понимаете… — мужчина отодвигает стул, чтобы сесть слева от принца, — …Все члены Совета понимают, что Вы собираетесь стать куклой Энджи. Марионеткой, с помощью которой он сможет влиять на Уэссекс. — В таком случае, полагаю, Вы собираетесь убить меня. Почему Вы ещё не сделали этого? — Шото сжимает пальцы в кулак под столом, чтобы не потерять самообладание: металл кольца неприятно впивается в кожу. — Вы же сами как-то сказали мне на днях, что, в случае открытой демонстрации жестокости и тирании, как Вы это охарактеризовали тогда, народ отвернется от нас, не так ли? — Дэвис принимает чужое молчание за положительный ответ на свой и так риторический вопрос. — Видите ли… Нам очень не повезло с Вами. Народ любит Вас. Вы кажетесь им спокойным и милосердным. — И что в этом Вас так напрягает? — наследник кладёт руки на стол, незаметным движением засовывая талисман посоха обратно под рукав. — Что Ваше спокойствие исходит от того, что Вы не волнуетесь о будущем и о правлении, будто свыклись с тем, что будете послушно следовать указам короля Эндевар, — Дэвис понижает тон голоса, добавляя: — Будто Вы окажетесь последним слабаком. — Или Вы боитесь, что я не окажусь слабаком, и Совет больше не сможет удержать монарха на цепи? — в голосе Мерфи́ слышна усмешка, которую он не старается скрыть. — Вы ведь знали, что многое поменялось бы с моим приходом: под воздействием Энджи или без этого — уже не важно, ведь всё, в конечном итоге, делалось бы ради Уэссекса. Но что важно, так это то, что Вы знали — одно из первых изменений — это состав Совета. Ведь вы и сами ведёте себя как монарх в своём созданном «королевстве». Собрали кучку безвольных и пустоголовых стариков, с консервативными, тухлыми устоями мышления, и господствуете над ними. Вы — Дэвис. — Разве Вас должно это волновать? Они верны мне и моим идеям. — Есть огромная разница между верностью и страхом. — Что ж… У Вас нет ни того, ни другого, именно поэтому мы не хотим Вас на троне Уэссекса. Мягкосердечным людям не стать достойными монархами. Хоть Вы и весьма умны, этого не отрицать. — Но Вы явно считаете себя мудрее, так ведь, Дэвис? — Шото улавливает проскользнувшую на губах мужчины слабую улыбку. — Поэтому приняли такое ужасно-умное решение сделать королевство, без короля, ещё более уязвимым, отправив бóльшую часть армии на помощь Мерсии? Мужчина смеётся тихо на нескрытный сарказм в голосе наследника, после спокойно проговаривает: — С нашими войсками всё будет в порядке, не волнуйтесь, с ними не собираются вступать в сражение. Их просто задержат, чтобы военная верхушка не мешала нашим планам здесь. И да, Вы правы. Не убьём Вас. По крайней мере — мы. Как Вы и подметили, нам незачем выставлять себя монстрами в глазах народа, — Дэвис подаётся ближе, чтобы положить руки на стол и скрестить пальцы. — Но кто сказал, что это обязательно должны быть мы? Вас ведь может свергнуть кто-то другой, кто сильнее и хитрее? Заодно это и докажет Вашу слабость: народу не нужен слабый лидер. В Совете нет никого, кто поддержал бы Вас на троне, а Ваш брат слишком занят, чтобы прийти Вам на помощь. А когда трон будет свободен, мы выберем кого-то, кто подходит больше и кто не будет марионеткой Энджи. Нам выразили готовность помочь в том, чтобы избавиться от влияния Восточной Англии. Шото охватывает оцепенение на несколько секунд, пока он внимательно всматривается в глаза главы Совета, пытаясь до конца понять суть его слов, хоть в уме он уже сопоставил всё, поэтому следующий вопрос не уточняет о чём речь, кто его свергнет, кто собирается им помочь, что именно они хотят взамен и почему солдаты Уэссекса будут в безопасности. — Вы открыли Мерсии проход в Уэссекс? — он задаёт вопрос осторожно, боится услышать ответ, который и так знает. — Нет… Дэвис, что Вы натворили?! Наследник резко встаёт, поворачиваясь к двери, когда те открываются и внутрь заходит стража, которая, видимо, пришла на шум. Шок, что застелил разум, не отправляет телу сигнал сопротивления, когда стражники хватают его за руки: не особо сильно, чтобы навредить, но достаточно, чтобы удержать на месте. — Дэвис, ещё не поздно, отзовите войска, — принц с трудом подавляет дрожь в голосе, ведь куда сильнее дрожит опора под ногами, что грозит развалиться с каждым последующим неправильно принятым решением главы. — Не стоит доверять Короне Мерсии, они перебьют наших солдат! — Как будто Вы можете это знать… У нас есть договорённость с будущим королём Мерсии. Ваша смерть не будет рассматриваться как внутренний конфликт, если от Вас избавится кто-то из влиятельных лиц соседних королевств. Скажем, Кай Чисаки. — Считайте, что я уже мёртв, но посмотрите дальше, подумайте головой, чёрт возьми, станет ли он отдавать вам власть, если доберётся до трона? Дэвис, прошу Вас, не глупите, отзовите солдат, Вы отправляете их на верную смерть! — Проводите принца в его покои, — глава Совета кивает стражникам, направляясь вглубь зала.***
Звон колоколов слышен до самого дворца, который принц покидает утром, в компании стражи, что состоит из трёх. Мерфи́ с ужасом ловит себя на мысли, что стражники стали чем-то привычным, либо же привычным стало то напряжение и дискомфорт, что он ощущает при их присутствии. Всю дорогу до церкви, глаза хаотично цепляются за проходящих мимо крестьян и дворян, которые то и дело останавливаются, чтобы поклониться принцу, которого и не пытаются скрыть: Шото знает, что Дэвис согласился не просто потому, что его попросили спокойным тоном, а чтобы народ увидел наследника, о котором подозрительно долго нет вестей как в Восточной Англии, так и среди населения Уэссекса. По привычке кивая очередному прохожему, Мерфи́ не сразу замечает мужчину перед собой, на котором лоскутами висит грязная, дырявая одежда, что кое-как прикрывает мантия, на вид такая же поношенная. Старик наклоняется, дабы осторожно дотронуться до руки принца, и губами коснуться её, шепча тихо: — Благослови Вас Господь, милорд… Мужчина задерживается в таком положении ещё несколько секунд, которых оказывается достаточно, чтобы стражники подошли ближе и отпихнули eгo назад, будто тот мог заразить наследника. Старику не удаётся удержать равновесие и он падает на колени, болезненно сжав руку к груди. — Вы что творите? — один лишь взгляд Мерфи́ заставляет стражников потерянно переглянуться и отступить на шаг, давая ему пройти. Он осторожно касается плеча мужчины, другую же руку протягивает, чтобы тот смог подняться. Старик обеими дрожащими руками берётся за ладонь Шото, вставая и продолжая шептать слова благодарности, сильнее сжимая ладонь принца в своих грубых. Мерфи́ стоит больших усилий не вздрогнуть, когда он ощущает холод металла внутри ладони, и как чужие пальцы давят на его, вынуждая сжать их вокруг предмета. — Да хранит Вас Бог… — старик улыбается с трудом, отступая назад и сливаясь с толпой, оставляя принца в полном замешательстве. Сидя на последней скамье, ближе к дверям, наследник тихо шепчет «Аминь», совершенно машинально, следуя голосам толпы. Из дворца он вышел чтобы найти кого-то, кто смог бы донести весть в Англию, хоть и не знал кого и как. Шото сразу исключил мысль обратиться к стражникам, так как те в любом случае сдали бы его Дэвису: если не от большой верности, то из-за страха. Принц даже не знал — найдёт ли он кого-то в церкви и чем подкупить человека, которому доверит свой последний шанс на спасение: может, предложит своё кольцо, с символичным гербом Уэссекса, или же пообещает земли, серебряные монеты — что угодно на самом деле, ведь на кону стоит куда больше. Однако, надобность отпадает, как только наследник оказывается в церкви, куда стража благо не стала заходить, выжидая у входа, и он наконец-то может посмотреть на предмет, который старик всунул ему в руку. Сердце на секунду замирает от напряжения, за которым следует настолько контрастное облегчение, что у Мерфи́ даже на вид расслабляются плечи. Металлическая головка змеи всё ещё холодит ладонь.***
Двери в библиотеку открываются с тихим скрипом, пропуская главного советника короля, который бесшумными шагами направляется к концу, где Энджи обычно проводит время за изучением карт и сведений новых земель. Он не поднимает взгляда, когда советник встаёт у стола, только кивает на стул с противоположной стороны. Поняв намёк, мужчина садится напротив, скрестив руки и опершись ими о стол, наклоняется ближе, чтобы тоже рассмотреть карту под рукой короля. — Ты хочешь что-то сказать, Айзава? — Энджи наконец-то поднимает глаза на лицо советника, которому доверяет больше, чем кому-либо ещё в этом королевстве. Шота Айзава служит ему верным и мудрым советником уже не первый год, знает о всех грязных делах и подлых решениях короля, который никогда и не воспринимал его как поданного: за пятнадцать лет службы он завоевал доверие и уважение Энджи настолько, что тот стал считать его другом и правой рукой, никогда не применяя своё положение по отношению к нему. Их разговоры всегда неформальные, не носят в себе лести или ложных надежд насчёт очередной ситуации, Шота не скуп на критику и замечания, а его честность только располагает. Король долго смотрит в усталые глаза друга, когда Шота проводит по ним пальцами. — Час назад к порту причалил драккар. — Что? — король задаёт вопрос скорее инстинктивно, ведь он прекрасно расслышал всё, но в услышанное верилось с трудом. Драккары у берегов Англии останавливаются лишь с одной целью: грабить. Исходя из сути такой цели, викинги никогда не подходят близко к крупно населённым пунктам и городам, где им могут показать равносильное сопротивление. Факт того, что лишь один единственный драккар причалил у порта торгового города, не укладывается в голове монарха. — Прежде чем солдаты успели подобраться к ним, викинги высадили какого-то мужчину и отплыли. А так как никакой агрессии или враждебности те не проявили, сержант берегового отряда не дал команду атаковать драккар. Думаю, он правильно поступил. Оказывается, тот мужчина подчинённый Тойи. — Какого дьявола подчинённый моего сына делал у северян? — Энджи неосознанно сжимает под пальцами ткань карты. — Это прозвучит неприятно, но ты должен оценить ситуацию объективно, хорошо? — Шота пристально смотрит в глаза короля, тушит чужой гнев своим спокойствием. — Он требовал встречи лично с Тоей. Однако позже рассказал, что за то время, пока Тойя находился в Уэссексе, по решению твоего младшего сына, была организована тайная встреча с ярлом тех земель, которые граничат с Уэссексом, ибо молодой Мерфи́ хотел установить союз и дружные отношения с соседями. Как можно судить по цепочке событий, Тойя если и не поддерживал затею, то не выступал против брата. Поэтому отправил своего подчинённого вместе с викингами, чтобы тот вернулся с ответом на переговоры. — Тайная встреча говоришь… — король вздыхает, устремляя взгляд куда-то перед собой, но смотря на предметы сквозь. — Значит ли это, что о встрече не знал не только я, но и Совет Уэссекса? — Получается, что так. — И что, доверенный человек Тойи перепутал целое королевство, что вернулся сюда, а не в Уэссекс? Шота замечает с каким трудом ему удаётся не выдать весь гнев и раздражение. Энджи привык держать всех на цепи — под контролем: осознание того, что первым против него вышли его же сыновья, ощущается как предательство, хоть он и понимает, что сам и стал причиной, что сыновья выросли именно теми, кто не станут прогибаться под чужой волей — даже собственного отца. — По его словам, это был не его выбор, а решение того ярла, с которым Шото вёл переговоры. Его отправили, чтобы он предупредил Тойю об опасности. — Но с моим сыном всё в порядке. Хоть он сейчас и в западе королевства, но ничего не угрожает ему, — монарх реагирует так, словно ему рассказывают что-то абсолютно бесполезное. — А если они хотели предупредить о нападении своих сородичей, то опоздали. Только двуличия от них мы не успели видать… — Речь идёт не о Тойе. В опасности находится Шото. Он не сказал больше ничего: почему он в опасности, что за угроза, что с ним. Видимо, ему приказали просто и дословно передать послание твоему старшему сыну. Нам стоило ожидать, что не одни мы хотим власти над Короной Уэссекса. — У этого мальчишки тенденция оказаться в плену. Даже внутри собственного королевства, — Энджи цокает с недовольством, пальцами надавив на висок. — А теперь ещё и решения принимает без моего ведома… — В этом есть и твоя вина, — советник перебивает его, не давая развить тему неподчинения. — В каком смысле моя вина? — Эндевар хмурит взгляд, знает что ему ответят, но так банально пытается не признаться в том, что Шота прав. — Ты никогда не старался строить с ними доверительные отношения. Не разговаривал с ними как отец, да даже как монарх ты просто подчинял их. Но если у Шото ещё есть милосердие к тебе, то Тойя полностью вышел из под твоего контроля, ты ведь это понимаешь? Всякое воздействие имеет свойство притупляться, Энджи. Монарх не отвечает, а минутная тишина даёт обоим времени подумать обо всём, что успело произойти за такой короткий период времени. Король вдыхает глубоко, как если бы согласился с решением, что молча принял у себя в голове, после поднимается из-за стола и направляет шаги к двери. — Отправь весть: отзови Тойю, пусть оставит там пару отрядов, чтобы те предотвратили возможное проникновение в город, а он… — Не получится, — с лёгкой улыбкой бросает советник ему в спину, а тот останавливается, чтобы обернуться и посмотреть на него с вопросом. — Не так давно пришла весть из запада. Тойя уже несколько дней как покинул поселение, оставив там бóльшую часть своего войска, чтобы те не пропустили викингов. — Он направился в Уэссекс? Вопрос звучит сухо, а Эндевар слишком сконцентрирован на раздумьях о том, как его сын мог предугадать нечто подобное за несколько дней до прибытия своего подданного, но ответ советника останавливает весь поток мыслей: — Никто не знает.***
Рассвет третьего дня нахождения у границы, не забирает весь тот ужас и безысходность, с которыми столкнулась военная сила Уэссекса ещё в первый день. Уничтожено больше половины войска, среди оставшихся в живых не все увидят завтрашний день, если не из-за ран, то из-за холода, который добивает ослабевших раньше остальных. Они уже не смогут сражаться, да и нужно ли им сражаться дальше? Происходящее ощущается как издевательство над душой и телом каждого солдата — кто всё ещё в сознании, кто больше не дышит. Им не удаётся вынести с поля битвы все трупы, а видеть как их сжигают — невыносимо до боли в глазах: они все христиане, с ними так нельзя. И битвой то нельзя назвать, их окружили и перебили как зверей в незнакомом для них лесу. Так ведь явно не должно было случиться. Кто-то предал их — их всех. Но худшее то, что даже неясно, с какой стороны стоит настоящий враг. Оружия и снаряжения категорически не хватает для ещё одной такой битвы, а подкрепления им не вызвать. Войска Мерсии окружают их со всех сторон, оставляя открытым только небольшой коридор в Норвегию — в северо-западе, ведь нет смысла перекрывать и его: во вражеское королевство им не сбежать, как и не дождаться оттуда помощи. Войска повержены как физически, так и морально. Убит главнокомандующий. Командир одиннадцатого отряда выдыхает рвано, пытаясь завязать рану одного из своих солдат, параллельно обдумывая всю сложившуюся ситуацию: после смерти главнокомандующего, хоть они и не обсуждали этого, но он видит как враждебно друг к другу относятся командиры других отрядов, понимая, что им нужен новый лидер, но как будто бы и не спешат поднять эту тему, ведь никто не собирается уступать такой пост другому. Даже если ни один из них никак не изменит ход событий, в королевстве об этом человеке будут говорить как о ком-то, кто оказался опорой для ослабевших солдат, в такой нужный момент. Однако никто из них не достоин этого, ведь они потеряли веру не только в, казалось бы, дружном королевстве и в собственную Корону, но и в самих себя. Сэмюэл Эванс всю свою жизнь верил словам, что он счастливчик, ибо смог добиться звания командира в молодом возрасте, но сейчас он не верит в это: не может счастье выглядеть так. Счастье не истекает кровью, счастье не смотрит враждебно, нося ту же военную форму, что и ты, счастье не умирает у тебя на руках. Счастье не пролетает чёрным вороном над головой. Командир медленно поднимается, отходя от солдата, не выпуская из виду чёрную птицу, которая ещё пару минут крутится над их головами, после исчезает так же внезапно, как и появилась, направляясь в северо-запад. Эванс не может себе объяснить что именно заставляет его шагнуть в сторону, куда улетел ворон, но несколько шагов спустя останавливается, заметив, что туман начинает рассеиваться, а из него появляется всадник на седле. Видимо, не он один заметил гостя, так как в следующую секунду рядом оказываются солдаты из третьего отряда, командир которого громко отдаёт приказ: — Стрелять! В сторону всадника летят сразу несколько стрел, врезаются в щит, но ответной атаки с противоположной стороны не следует. Голос, рядом стоящего мужчины, вновь нарушает тишину: — Перезаряжать арбалеты! Эванс в немом шоке следит за тем, как спокойно всадник опускает щит, дабы сломать торчащие концы стрел. Ворон появляется будто из ниоткуда, когтями хватая оружие солдата, который первый успел вставить новую стрелу и, отлетев небольшое расстояние, с высоты бросает арбалет: деревянная конструкция разбивается вдребезги. Птица летит к всаднику, чтобы с громким карканьем опуститься на его плечо. Командир одиннадцатого отряда глотает ком в горле и поднимает руку, которая с трудом слушается. — Остановитесь! Не стреляйте… — Эванс, с ума сошли? Это же викинг! — мужчина с недовольством смотрит на товарища, который, будучи самым молодым командиром сред всех пятнадцати отрядов, позволяет себе такую вольность. — Он один. — Даже один северянин может убить десятки солдат! — Вот только не видно чтобы он собирался нападать. Хоть и не получив ответа, Сэмюэл видит, как напряжение сковывает каждого из них, по мере того, как воин оказывается всё ближе, останавливаясь в нескольких метрах от их лагеря и давая рассмотреть себя. Эванс первым делом подмечает ауру величия и силы, что исходит от викинга, который так расслаблено спрыгивает с седла, будто не находится в одиночку перед чужой армией. Все держат руки на своих оружиях, готовые напасть при любом враждебном жесте северянина. Светловолосый воин лишь хмыкает на это с пренебрежением, после подаёт голос, хрипло, но достаточно громко, чтобы его услышали как можно больше солдат: — Кто-нибудь из вас говорит на норвежском? Саксы переглядываются, задавая друг другу молчаливый вопрос, в замешательстве ослабив пальцы, которые держат у оружия. Снег тихо хрустит под чёрными сапогами, пока их владелец делает шаги навстречу викингу, вставая напротив и спокойно проговаривая на родном языке воина, неуверенно протянув руку: — Командир Эванс. Я слушаю Вас. — Ярл Кацуки, — коротко представляется викинг, слабо ухмыляется на жест командира, но всё же зубами цепляет перчатку, что соединяется с наручем, чтобы снять и пожать ему руку. — Скажи им, что мы пришли не сражаться. — Мы? — в недоумении спрашивает военный, рассматривая ярла внимательнее. — Мои воины находятся в миле отсюда. Подумал, что их количество вас спугнёт и, видимо, не прогадал, раз только у тебя оказались яйца не поднять оружие против безоружного врага, — насмешка и презрение в голосе ярла невозможно не заметить, но Эванс считает, что тот не говорил бы так, знай через что они прошли за прошедшие пару дней. — Зачем вы приехали? — Какие вы не гостеприимные, — Кацуки цокает с недовольством, снимая и вторую перчатку. — И что, даже не пригласишь присесть, прежде чем задавать все эти вопросы? — Извиняюсь, я… Сейчас… — Эванс кивает коротко, отходя от ярла и подходит к собравшимся командирам, чтобы вкратце просветить в ситуацию. Язычник находит его секундное смущение по-своему забавным, ведь тот выглядел так, будто не ожидал, что манерам его учить будет северянин. Спустя пару минут, молодой мужчина, который ранее представился командиром Эвансом, подходит обратно к нему. — Они согласились выслушать Вас, но предупредили, что в случае любого Вашего неправильного решения… — Как страшно, — ярл ухмыляется слабо, беспардонно перебив командира и, приняв его слова как положительный ответ, проходит дальше уверенным шагом. — Вернер! Один из солдат, который, как и все остальные, не понял смысл громко произнесённого викингом слова, и которого, по всей видимости, больше чем остальных пугает всё непонятное, быстро поднимает арбалет, дрожащими руками целясь в язычника. Кацуки плавно замедляет шаг и останавливается перед ним, дабы наклониться ближе, не обращая внимание на то, как конец оружия прижимается к груди, а сам солдат дышит загнанно, не смеет отвести взгляд, не смеет отпустить оружие и уж тем более не смеет стрелять. Ярл улыбается одобрительно такой выдержке, хоть дрожь чужих пальцев становится до смешного очевидным. Приблизившись ещё на пару сантиметров, Кацуки вдыхает глубже, бесцветно бросив: — Не боись. Он заходится тихим смехом, когда руки сакса вздрагивают так, что тот вынужден наклониться вперёд, в попытке не уронить оружие из ослабевших пальцев. Параллельно этому, Кацуки подаётся назад, избегая излишнего контакта с, и так напуганным, солдатом, у которого явно немного пошатнулась психика за эти пару дней. Ворон бесшумно опускается на плечо. В палатку одного из командиров он заходит не стесняясь, как если бы был почётным гостем, и с такой же лёгкостью садится на предложенный стул, напротив Эванса, пока остальные шесть остаются стоять. — Сколько отрядов прибыло? — Кацуки возвращает взгляд военному, задавая вопрос слишком внезапно для начала разговора. — Я не могу разглашать такую информацию. — Боишься, что я пришёл разведать врага, чтобы знать с какой армией вернуться? — ярл хмыкает тихо, быстро поняв причину чужой осторожности и, локтями опершись о колени, вглядывается в карие глаза командира, под которыми образовались неглубокие впадины от прошедших пары бессонных ночей. — Я рискую жизнью каждую секунду, пока веду с тобой этот чёртов разговор. У меня тоже нет причин вам доверять, но я сделал первый шаг. Теперь ваша очередь. Мои воины приедут сюда, если я вернусь к ним. Доберутся и в случае, если я не вернусь. Вам решать с какой целью они окажутся здесь: чтобы помочь вам или чтобы отомстить за мою смерть. Не глупи, Эванс. — Пятнадцать, — тихо отвечает командир и глотает ком в горле, громче повторяя: — Пятнадцать отрядов. — Судя по количеству выживших управляющих, и солдат осталось меньше половины, так? — Прежде чем дать информацию военного характера, я должен убедиться, что Вы… — Эванс, чёрт тебя дери, я прямым текстом сказал — мы пришли спасать ваши шкуры, — заметив, что непонимание на чужом лице так и не сменилось ничем другим, ярл вздыхает, обводя присутствующих быстрым взором. — То что я скажу, ты должен передать им в точности: ни слова больше или меньше, — получив кивок, язычник продолжает. — В начале месяца у нас была встреча с вашим принцем — Мерфи́. По ходу переговоров нам предложили некоторые условия, на которые мы не сразу могли согласиться. Пойми всё правильно — у вас народ подчиняется решению монарха, у нас же — конунг или ярл подчиняется решению народа. Мы не успели дать ответ вашему наследнику до того, как всё пришло к подобному исходу, но приняли решение в этот критический для вас момент. Если вы, конечно, не хотите подохнуть тут — убитые солдатами Мерсии, либо же холодами. — Откуда Вы знаете всё это и почему принц не может получить от Вас ответа? — в голосе Сэмюэля слышна некая дипломатическая упрямость. — Сколько формальностей… — викинг цокает раздражённо, выпрямляясь и относительно спокойно объясняя. — Видишь ли, я не могу сказать точно — замешан ли ваш Совет в этом дерьме или нет, но собираюсь сказать очевидную вещь — Мерсия ни черта не в опасности, им вообще не упала ваша помощь, думаю, вы уже заметили. Вас заманили в ловушку. Они избавились сначала от «ног» — Эндевара Тойи, который мог бы привести помощь, дальше убрали «руки» — военную инфраструктуру, чтобы вы не смогли защитить голову, в случае удара. А теперь собираются избавиться и от «головы» — будущего монарха, которого хотят свергнуть. Теперь понимаешь? И если даже после всего этого ты не веришь мне, то просто посмотри вокруг. Подумай: нет ни одного возможного варианта, при котором ярл заявился бы к вам, просто чтобы поболтать, а потом напасть. Эванс молчит, опустив голову, долго смотрит на свои руки, всё ещё испачканные в крови товарищей, после медленно поднимается, молча кивая ярлу, и отходит к другим командирам. Их разговор длится около десяти минут, которые ярлу кажутся целым часом, ведь каждая секунда на счету. Военные покидают палатку, а Эванс возвращается тяжёлыми шагами, будто на плечи навалился необъяснимый груз после разговора. — Мы согласны принять Ваше… Твоё предложение, — командир исправляется, после замечания о формальностях, которые очевидно не нравятся ярлу. — Твои воины могут приехать. — Как прекрасно, они как раз должны уже доехать, — Кацуки улыбается шире, поднимаясь, совершенно игнорируя изумление на чужом лице, и тоже покидая палатку. Он подносит руку к плечу, давая Вернеру перебраться на пальцы, и тихо проговаривает, пока гладит крыло птицы. — Лети к ним. Так им будет спокойней. — Что значит должны уже доехать, мы же только что дали согласие… — Брось, Эванс, как будто у вас был выбор, — Кацуки издаёт тихий смешок, и проходит дальше, напоследок похлопав командира по плечу. — Ярл. Чужой голос за спиной останавливает воина, но не оборачивается к нему, выжидая, чтобы услышать продолжение мысли. — Надеюсь, ты знаешь насколько для нас дико всё это. Почти никто из командиров не хотел соглашаться, потому что в предложении они боялись рассмотреть вероятность помощи. Знаешь, не каждый день язычники заявляются к нам, со словами о поддержке военного характера, — сакс молчит секунду, чтобы прочистить горло и тише добавить: — Я жизнью поклялся, что понесу ответственность в случае провала. — У тебя хорошая голова на плечах. Я не дам её срубить, не волнуйся, — ярл улыбается слабо, шагая в сторону, куда минутой ранее улетел Вернер. Солдаты всё ещё настороженно поглядывают в сторону викинга, который невозмутимо проходит меж рядов палаток, направляясь навстречу своим воинам. Он внимательно всматривается в туман, выжидая, параллельно берётся за топор, что привязан к седлу. Вскоре мгла чернеет, рассеиваясь, пропуская детей севера: бег лошадей заставляет землю под ногами заходить дрожью, а вибрацию можно почувствовать даже находясь на дистанции десятков метров. Кацуки слышит сбитый выдох где-то за спиной и бросает быстрый взгляд назад, чтобы увидеть солдата — совсем юного, который смотрит на горизонт с выражением ужаса и восхищения одновременно. Ярл ухмыляется на такую реакцию, прокручивая в руке оружие, поднимает над головой, давая знак, дабы викинги не атаковали. Ворон несётся впереди войска, возвращаясь к Кацуки. Арен первым спрыгивает с седла и быстрым шагом подходит к ярлу, слегка раскрыв руки, бросив почти неразборчивое: — Живой. Знал бы ты как напугал всех, чёрт возьми, — он лёгким движением приобнимaет ярла, позволив себе такую сентиментальность, после мыслей о его смерти. — Вот только давай без этого… — Кацуки хмыкает как-то довольно, слегка отталкивая друга. — Слишком суровый для объятий, что ли? Иди сюда, — Арен, приняв сопротивление как вызов, решает задействовать и вторую руку, в этот раз обняв друга крепче и не давая шанса вырваться, хоть и знает, что Кацуки сможет это сделать с лёгкостью, если действительно захочет. Ярл лишь смеётся тихо, расслабляя руки, после поднимая правую, чтобы слабо похлопать по спине воина. — Твоя взяла, отодвинься уже. Викинг улыбается победно, отстраняясь от Кацуки, и спешно осматривает саксов, заметив, как замерли солдаты, которые находятся недалеко, и которые в упор смотрят на них. Арен цокает незаинтересованно, ровным тоном задавая вопрос: — Они ожидали, что мы общаемся рычанием или гавканьем, либо же что? — Не обращай внимания, они перепуганы. Неудивительно, что на всё реагируют остро. — Вроде как солдаты, с чего бы? — Арен прослеживает за взглядом Кацуки, видит, как к ним приближается кто-то из военных. — Ты забываешь, что смерть не пугает таких как мы, но это не значит, что все такие, — ярл заключает мысль, дожидаясь, пока к ним подойдёт командир, чтобы представить их друг другу. — Арен мой товарищ и замена на посту. Арен, это командир Эванс. Выделяется тем, что адекватно оценивает шансы выжить без нашей помощи. Усмешка в голосе ярла горечью оседает в сознании командира, но Сэмюэл понимает, что тoт совершенно прав, хоть и выбирает грубые и саркастичные выражения. — Рад знакомству, господин Арен, — командир кивает слабо, обращая внимание на войска северян. — Ваши воины могут располагаться в пустующих палатках. Думаю, их достаточно. Кацуки лишь кивает, отходя к викингам, чтобы отдать распоряжения, оставляя товарища одного с командиром, который приглашает пройти в палатку, согреться и обсудить ситуацию. Ярл присоединяется к ним спустя некоторое время, до последнего оставаясь снаружи, дабы убедиться, что все воины в безопасности добрались до палаток. Арен без стеснения подходит к небольшому столу, на котором раскрытой лежит карта. Он поднимает взгляд к Кацуки, буднично спрашивая: — На всех хватило мест? — Как видишь, — ярл прислоняет топор к ножке стола, тоже направляя внимание к карте. — Откуда у вас столько свободных палаток, командир? — черноволосый викинг переводит взгляд к военному. — Мы… Потеряли много солдат, — ломанным голосом отвечает Эванс, после откашливается, пытаясь отогнать секундное наваждение. — Опоздали немного… — выдыхает Арен, останавливая взор на одной точке за спиной командира, в попытке сконцентрироваться на ускользающей мысли, после резко спрашивает: — Когда это было? — Бóльшая часть — позавчера. Ещё пара отрядов вчера, когда те пытались пробиться через окружение, чтобы донести весть. — Вы успели вывести их всех с поля боя и похоронить за день? — Об этом… — командир подходит ближе, прежде чем добавить: — Мы не смогли их убрать с поля боя, так как ушли в отступление. Мы видели как тела сжигают. Арен не привык отказывать себе в вопросах, зная насколько важной может оказаться любая деталь, поэтому, удачно проигнорировав реакцию командира на тему разговора, он продолжает. — Кто их сжигал? — Солдаты Мерсии… — с непониманием отвечает Эванс, всматриваясь в серые глаза воина. — Ты лично видел, что это делали именно они? — Мы увидели пламя и дым издалека, ведь, как я и сказал, мы отступали. Но ведь никто кроме них… — Правда что ли? — Арен улыбается как-то слишком по-издевательски, насмешкой пытаясь скрыть нервозность в голосе. — Народ Мерсии же христиане, они не стали бы сжигать тела, не думаешь, Эванс? Хотя, чёрт вас — однобожников, знает. Сакс ничего не отвечает, ведь вопрос очевидно не требует этого. Арен вновь вздыхает, обращаясь к ярлу, который всё это время внимательно изучал карту, но не упускал ни единого слова из разговора: — Всё это дурно пахнет. — Мы должны быть готовы к худшему. — Например? Вместо ответа ярл переводит внимание на командира, смиряя его долгим взглядом, после подзывает ближе, чтобы положить руку ему на плечо и слабо сжимает плотную ткань формы. — Послушай, Эванс. Я не смогу узнать точно — убеждал ли ты их согласиться, либо же убеждали тебя. Удивляет ли тебя всё происходящее или нет, знаешь ли ты чего-то, что нам пока неизвестно, но одно я могу сказать точно: если этот разговор всплывёт в каком-либо контексте, я сам лично отрежу тебе язык, хорошо? — Я ведь не предатель, о чём вы говорите…? — командир поднимает глаза к ярлу, по эмоциям очевидно, что его больше задели слова о предательстве, чем угроза. — Я лишь предупреждаю. Сражаться за вас — решение каждого из моих воинов. И за каждого из них я в ответственности, — Кацуки опускает руку, только сейчас решив ответить на вопрос друга. — У нас есть достаточно оснований думать, что поведение Мерсии и нападение викингов конунга Уайткроу являются отдельными реализациями одного и того же плана. Исходя из выводов к которым мы пришли — что нападение на запад Англии просто приманка, то там наверняка находится лишь одна-треть воинов конунга. Задаётся вопрос: где другая часть? Арен сжимает края стола, шепчет какие-то ругательства, ведь и сам боялся своих догадок, которые ярл подтвердил. — Я надеюсь, что это не так, но повторяюсь — мы должны быть готовы к худшему, — он возвращает внимание к карте, указывая на конкретный участок. — Что тут, Эванс? — По эту сторону невысокие горы, напротив лес и небольшое поселение чуть дальше от него. — Как замечательно… — Кацуки улыбается довольно, отходя от стола, чтобы подумать. Его молчаливые размышления длятся несколько минут, пока он резко не останавливает взгляд на колчане со стрелами. — Мы проведём битву там. У тебя есть возражения, Эванс? — Нет, но я нуждаюсь в обоснованной причине такого решения. — Конечно. Но будь другом, предупреди своих, что мы выдвигаемся послезавтра, на рассвете. У вас день на все подготовки — не больше. — Но многие солдаты ещё не поправились, как они… — Значит, возьмём только боеспособных. Если мы не поспешим, то на ноги не встанут уже не только солдаты, но весь Уэссекс. Каждый день на счету для вашего будущего монарха, командир, — ярл выжидающе смотрит на Эванса, который лишь кивает коротко и направляется на выход. — Ну и что пришло в твою светлую голову? — Арен хрустит шеей, выдыхая с облегчением, и тоже отходит от стола. — Когда Мерфи́ был у меня, то рассказывал о том, как они проиграли битву в долине, — Кацуки берёт одну из стрел и проверяет прочность дерева. — Если бы их не предали, то, в сущности, его план состоял в том, что они спрятались бы в лесу, используя деревья и преимущество местности для атаки. Он говорил, что это разумно — использовать лес с подобным снаряжением. Но лес может стать как хорошим прикрытием, так и ловушкой из деревьев и ветвей, из которой не так легко выбраться. — Ты собираешься отправить саксов туда? — викинг с непониманием смотрит на Кацуки, слова которого звучат тaк противоречиво. — Почему же? — ярл улыбается слабо, краем сознания вспоминая наследника, который поджёг конюшню при нападении англичан на деревню. — Мы предоставим лес мерсийцам. Они будут рады такому подарку, считая, что победа у них в кармане. Мы будем близко настолько, насколько это возможно, чтобы всё равно оставаться вне территории леса. — Да ты бес… — воин смеётся тихо и обходит стол, подходя к светловолосому викингу. — Что насчёт нас? — Мы будем выжидать другого. Молись, чтобы это оказалось лишь догадкой.***
Весь последующий день уходит на сборки и подготовку к предстоящей битве. Расхаживая по территории, где саксы разбили лагерь, Арен осматривает количество оружия и снаряжения, оценивает степень готовности, порой натыкаясь на картину, как из очередной палатки выносят тело. Он останавливается около одной из них, дабы посмотреть на происходящее. Один из солдат, который с трудом стоит на ногах, опираясь о самодельную трость, другой рукой взявшись за раненый бок, что-то кричит другим двум товарищам, которые за руки и ноги держат чей-то труп: викинг уверен в этом, ибо живой человек не может быть настолько бледным, с посиневшими губами. Норманн подходит медленно, но ускоряет шаг, заметив, как сакс отпускает единственную опору, чтобы потянуться к солдату, труп которого пытаются унести. Арен ловко перехватывает чужое предплечье, чувствует, как христианин вздрагивает всем телом, но лучше так, чем если отпустить его падать лицом в грязный снег. Он пропускает мимо взора шокированный взгляд солдата, кивает другим, ведь несмотря на то, что с коммуникацией совсем туго, жесты и мимику не сложно понять. Те переглядываются, наконец-то удаляясь и забирая тело человека, кто при жизни наверняка был важен для солдата, который вновь дёргается вперёд, но железная хватка воина не даёт ему двинуться с места. Сакс смотрит на язычника с такой обречённостью и злостью, что Арен с трудом сдерживает порыв — предложить тому отправиться за другом. Викинг давит нa его волю тяжёлым взглядом, и солдат в конце концов опускает глaзa, выдыхая или же всхлипывая — сложно понять. Воин носком сапога нажимает на кривой угол трости, из-за чего противоположный конец поднимается в воздухе, и он хватается за него, чтобы всунуть обратно в руку христианина. Торград отпускает его, наблюдает как дрожащие пальцы хватаются за трость, и он бы похвалил его за послушность, жаль тот всё равно не поймёт смысл сказанного. Идея кажется глупой, но он лишь надеется, что тот поймёт, что он представляется, а не проклинает его. Викинг направляет взгляд холодных глаз прямо на христианина, похлопывает себя по груди, медленно и чётко произнося: — Арен. Солдат смотрит на него растерянно, неуверенно повторяя за ним: — Арен… — Какой способный, — воин смеётся тихо, зная, что его не понимают, но сакс всё равно слышит одобрение в его интонации. Северянин хлопает себя по груди ещё раз, вновь говорит своё имя, после точно так же касается формы на груди солдата, с ожиданием смотря тому в глаза. — Эсмонд, — осторожно проговаривает христианин, будто не доверяя собственному голосу. — Эсмонд… — Арен озвучивает имя на пробу, и хмыкает тихо, сжимая пальцы в кулак, чтобы не сильно ударить сакса в плечо. — Будем знакомы.***
Войска покидают лагерь утром следующего дня, вечером они останавливаются на месте назначения, а ночь проходит напряжённо для ярла, Арена и Эванса, которые составляют схему и поочередность ходов в процессе битвы: Кацуки пытается не упустить ни одно возможное развитие, Торград помогает советами и уточнениями деталей плана, пока Эванс передаёт информацию другим командирам, а те переговариваются шёпотом, приходя к каким-то общим выводам. Черноволосый викинг покидает палатку во время очередного перерыва Кацуки, который периодически требует тишины, дабы обдумать всё. Арен двигается в сторону костра, вокруг которого сидят дозорные, которым доверено охранять оружие и лошадей. Воин замечает знакомую фигуру и садится рядом, не упустив из внимания то, как все вдруг стихли. Эсмонд коротко смотрит на язычника, затем подаёт голос. Хоть Торграду неизвестно что тот сказал, но после его слов все возвращаются к разговору, словно не было той неловкой тишины. Северянин хмыкает тихо, направляя взгляд на огонь и уходя в свои мысли: о битве, ярле, наследнике и Тойe, с которым, возможно, никогда уже не обменяется колкостями. Он замечал все те недоверчивые и опасливые взгляды, которые были направлены в сторону ярла, но так или иначе — они признали Кацуки. Ярл, по сути, уверенно становится именно тем лидером, нехватку которого заметили даже норманны, по прибытии в лагерь саксов. Завидного мало в положении ярла, ведь, несмотря на то, что прошло чуть больше пары недель, Кацуки уже с трудном напоминает того воина, который не носил бремя и ответственность за принятые решения, за почти тысячного войска и за судьбу целого королевства, которое даже не его. А теперь и Арен сидит среди саксов, слушает непонятную речь и подмечает, что впервые за столько времени битв они не скрывают своё присутствие. Мерсия подумает, что они глупы. Кацуки на то и надеется. Из тяжких дум его вырывает чужая рука, что протягивает кружку, с непонятным содержимым. Солдат кивает на сосуд, и лицо его выражает столько сурового смущения, что Торград не отказывает себе в тихом смехе, прежде чем принять кружку и сделать медленный глоток. Ему трудно подобрать точное описание для напитка, в котором выделяется только вкус слабой горечи, чем-то напоминающий эль, но викинг не удерживается от насмешливого комментария, когда возвращает сосуд. — Эль для слабаков… — он слабо хлопает солдата по спине, поднимаясь и покидая круг у костра.***
Сложно сказать – есть ли солнце по ту сторону чёрных туч, и наступил ли рассвет, который имеет все шансы стать последним для каждого из них. Они лишь знают, что пора. Ярл отдаёт последние распоряжения и отряды выдвигаются к лесу. Торград в последний раз бросает взгляд в сторону гор, куда ещё ночью направился небольшой отряд, в котором состоит и его новый знакомый: Эсмонд ещё вчера начал ходить без трости, хоть и с трудом, однако, по словам командира, настоял на том, что способен сражаться. — Я правильно понимаю, что мы просто ждём атаки? — Арен справа подходит к ярлу, который стоит, воткнув острие топора в землю и внимательно смотрит в сторону лeca, будто вовсе не моргая. — Правильно, — Кацуки не сразу отвечает, словно любой посторонний звук смог бы ослабить его бдительность. Он всё же переводит внимание на товарища, хрипло добавляя: — И мы ждём Вернера. Как только он вернётся — значит отряд готoв. Нам придётся разобраться лишь с теми, кто успеет выбраться из… Мысль Кацуки обрывает стрела, которая свистом проходит мимо его головы и врезается в плечо стоящего позади воина. Ярл моментально хватает своё оружие, громко отдавая приказ: — Стена щитов! Викинги незамедлительно меняют строение, вставая плотнее: воины передних рядов опускаются на одно колено, воткнув щиты в землю, тем самым блокируя стрелы, что летят контратакой, задние же ряды поднимают щиты над головами, обеспечивая остальную часть защиты. Ярл не прогадал, нападение действительно совершили с леса. — У вас несколько секунд, пока они успеют вставить новые стрелы, Эванс! — громко напоминает Кацуки, повернувшись к командиру, стоящего по левую сторону от него. Командир лишь кивает, поворачиваясь к солдатам и жестом отдавая приказ, пока голос ярла вновь сотрясает тишину. — Убрать щиты! Викинги синхронно убирают завес защиты, опускаясь на корточки, чтобы открыть лучникам взор к деревьям, в сторону которых направляются стрелы. Следом слышно, как тела одни за другими падают на землю. Ответной атаки не следует, ярл внимательно всматривается в темноту леса, которая даже зимой кажется настолько неприступно-мрачной, что отчего-то вписывается в жестокость происходящего. — Они выбираются… — довольно выдаёт ярл, громче добавив: — Приготовиться! Кацуки быстрым движением снимает один из флагов и поднимает руку. Ворон в полёте хватает его когтями, направляясь в сторону гор. Эсмонд взглядом прослеживает за птицей, которая пролетает над их головами, бросая флаг в небольшой костёр, что они возвели не так давно. Он поворачивается к товарищам, громко произнося: — Это сигнал! Солдаты спецотряда, которые ещё ночью забрались на гору и выжидали этого момента, сразу же хватают стрелы, наконечники которых обмотаны тканью, и опускают в огонь. Лучники ровной линией выстраиваются по периметру небольшой горы и натягивают тетивы, целясь в относительно тонкие ветви, которые должны быть самой сухой частью деревьев, но и усложняют задачу точного попадания. Эсмонд выпускает напряжённый выдох, твёрдым голосом отдавая команду: — Стрелять! Внизу никто не двигается, выжидая, то и дело бросая взгляды в сторону ярла, каждый пытаясь оценить ситуацию по его настроению. Арен переводит внимание нa Кацуки: у того взгляд совершенно дикий, глаза горят чем-то нечеловеческим, а на губах появляется ухмылка, когда, спустя минуты, из леса выбегает первый солдат, с горящей формой и с таким же горящим деревянным арбалетом. Нельзя сказать сколько их было изначально, но по количеству мерсийцев, которые выбрались из леса, становится ясно, что битва будет не тяжкой. — Подозрительно… — Кацуки делает несколько шагов навстречу к лесу, жестом отдавая команду, после чего воины идут в нападение, чтобы добить оставшихся солдат. Ярл резко останавливается, когда слуха касается незнакомый женский голос, который на родном языке громко и властно бросает: — Копья! — Кацуки! Ярл уклоняется от летящего в его сторону острия раньше, чем до него доносится голос товарища. Обернувшись, он понимает, что не все успели сделать то же самое: на глазах падают пара десятков викингов, каждый поражённый копьём, которые появились настолько молниеносно и неожиданно, что Кацуки понадобилось несколько секунд, чтобы понять — на них наступают с обеих сторон леса, а не контратакой, чего они ожидали больше всего. — Может, стоило прислушаться к тебе и действительно молиться, потому что вот она — твоя худшая догадка! — Арен спиной прижимается к его, говорит сбивчиво, поднимая щит над их с Кацуки головами, когда очередное копьё летит в их сторону, врезается в щит и проламывает дерево надвое: он откидывает его в сторону, в связи с его бесполезностью. Торград устремляет взгляд в сторону солдата мерсийской армии: тот поднимает арбалет и целится прямо в одного из лучников спецотряда, который несётся впереди. Саксы, больше не вынужденные передвигаться скрытно, спустились по низкой горе самым коротким — прямым путём, и забравшись на лошадей, которых оставили у склона ещё ночью, уже несутся на поле битвы. — Чёрт, Эсмонд! Солдат моментально реагирует на голос, поворачивая голову к викингу, который, за неимением возможности прокричать хотя бы слово «справа», тихо бросает какое-то проклятие, переходя на бег, и параллельно хватая копьё, что торчит из груди одного из воинов, чтобы на ходу метнуть в сторону вражеского лучника. Копьё пронзает солдата с такой силой, что со спины видна остальная половина: звук грохота тела теряется в общем шуме. Эсмонд резко останавливает лошадь, поражённый скоростью движений северянина, но поняв, что выбрал не лучшее время и место для восхищения чужим мастерством, лишь кивает с благодарностью, вынимая меч и сливаясь с потоком. Кацуки рубит голову очередного мерсийского солдата, вытирает брызнувшее на лицо кровь, и осматривается, дабы увидеть, как его воины нападают на других викингов, которые выступают с противоположной стороны битвы. Он хочет остановить это безумие. Почему они убивают своих же, почему викинги сражаются друг против друга, защищая интересы христианских королевств? У ярла оцепенение от неправильности происходящего, из которого его выводит пролетевший за спиной лабрис, вонзившийся в голову одного из викингов, который не успевает опустить свой меч на шею ярла. Кацуки переводит взгляд в сторону, откуда прилетел лабрис, что секундой ранее спас его жизнь, ведь он не уверен, что смог бы увернуться от клинка без единой царапины. Женщина перед ним вызывает смешанные чувства и мысли, вынуждая застыть на секунду, словно видение из далёкого прошлого вдруг предстало перед ним. Та расправляет плечи, властно осматривая ярла с головы до ног, и подходит медленными шагами, чтобы вынуть из головы воина свой лабрис. Она светловолосая, как большинство из представителей их народов, волосы заплетены по обеим сторонам головы, опускаясь на плечи длинными косами, на переносице и глазах нарисованы узоры. Кацуки точно знает, что среди его войска нет воительниц: эта женщина принадлежит вражеской стороне. И только что она убила своего же товарища, который собирался напасть на ярла. Воительница вытирает оружие о его же накидку, шагая дальше, напоследок бросив укоризненное: — Соберись. Ярл готов ядом ответить на её замечание, а лучше убить, ведь этa женщина — враг, но он не делает ни того, ни другого. Вместо этого сжимает своё оружие сильнее, и с особым остервенением рубит каждого следующего солдата. Он периодически останавливается, чтобы перевести дыхание и оценить потери: тут и там валяются трупы, что носят военную форму Уэссекса и Мерсии. Где-то позади пламя частично пожирает лес, а на его фоне викинги убивают друг друга так, будто сражаются за место в Вальхалле. Глаза цепляются за двух, один из которых, лишившись меча, ловко достаёт кинжал из ножен на поясе, и с звериной яростью вонзает лезвие в сердце другого воина, повторяя это несколько раз, словно пытаясь насытиться кровью. Закончив, он толкает тело в огонь, отступая и с истерическим хохотом наблюдая как пламя вспыхивает, принимая жертву.Перед глазами горит Вальхалла.