⤟ HOLLR ⤠
[Верный]
Нет попыток притвориться, Что мы знаем, где заканчивается эта история. Не задерживай дыхание.Последуешь ли ты за мной во тьму?
Если ты всё потеряешь, всё развалится?
***
Каждый дарованный богами рассвет приносит с собой всё больше того, чего смертным сложно принять, и всё меньше того, чего они ожидают. Проснуться одним днём детства из-за криков людей, бежать среди горящих домов, в юношестве оказаться у провидца и услышать о том, что желанное однажды окажется перед ним, но он не сможет дотянуться до него. Лгать собственному товарищу, в ответ распробовав горечь его вранья, ощутить боль его удара и ещё более болезненно пережить его коллапс, вызванный тем, что и он всего-то очередной смертный, старающийся дотянуться до желанного. Арен понимает: Кацуки тоже всего лишь пытается найти свою судьбу. — Каждый дарованный богами рассвет приносит всё больше того, чего смертным сложно принять… — черноволосый воин проговаривает слова задумчиво, со слабой улыбкой на губах, параллельно протягивает руку, чтобы помочь наследнику перебраться на причал. — Вот только… Это переходит все границы. Думаю, ты удивил даже своего бога, Тойя. — Ты так рад меня видеть, что забыл о всякой формальности? — Эндевар принимает помощь, взявшись за чужую руку, и бесшумным шагом ступает на территорию ярла. — Все в восторге, ты не заметил? — Торград обводит руками пространство вокруг, указывая на других воинов, которые стоят всё ещё готовые к атаке. — Вижу… — наследник хмыкает тихо на враждебное настроение викингов и взглядом скользит по местности, возвращая внимание к воину напротив. — Мне нужно поговорить с ярлом. — Предоставьте Эндевару лошадь, — Арен жестом руки призывает воинов опустить оружие, что те беспрекословно выполняют. Норманн седлает свою лошадь, ожидая, когда англичанин последует его примеру, но не смотрит на него, стараясь справиться с непонятным волнением. Видеть Эндевара он хотел давно, но его присутствие в Норвегии не сулит ничего хорошего: ситуация окончательно вышла из-под контроля, если наследник вражеского королевства находится на их территории. Из мыслей о положении на материке его вырывает ржание коня, которого направляют к наследнику. Никто так и не замечает слабую ухмылку на губах воина. Жизнь среди хищников сделала из него первоклассного охотника. Он поднимает руку, останавливая викингов, чтобы спокойно озвучить: — Не эту лошадь. Один из воинов смеряет его долгим взглядом, пытаясь прочecть мысли по одному лишь выражению лица, но после кивает товарищам. Те заменяют лошадь на другую, с виду отличающуюся только цветом шерсти. Эндевар следит за этим расслабленно, зрачки провожают движение из-под слегка прикрытых век, которые не выдают удивление или потерянность ситуацией, хоть ему не сложно заметить, что лошадь подозрительным образом похожа на ту, что у Торграда — чёрная. Арен снимает накидку и кладёт перед собой, словно ожидая чего-то, пока Тойя забирается на лошадь. — После Вас, Эндевар. — Воин с удивительной уважительностью отступает, давая наследнику двинуться вперёд, дабы последовать за ним. Они молча проходят сквозь ряд домов, Тойя не спешит нарушить тишину вплоть до момента, когда викинг резко сворачивает за углом, останавливаясь между двумя домами. — Нас преследуют, не так ли? — будничным тоном интересуется будущий монарх, будто происходящее было обыденностью. — Хорошо соображаешь, англичанин. Воин нервно смеётся при этих словах, спрыгивая с седла, и подходит к лошади наследника спешным шагом. Забираясь на неё, язычник накрывает плечи Тойи своей накидкой. Одной рукой обхватив того поперёк тела, чуть выше талии, норманн громким шёпотом проговаривает: — Что бы ни случилось — не оборачивайся. — Даже если тебя не станет за спиной? — чуть насмешливо интересуется будущий монарх. В ответ викинг лишь сжимает под пальцами чёрный кафтан на чужом торсе. Эндевар издаёт тихий смешок на это, без особого восторга признаваясь себе, что действительно собирается довериться викингу. Он умелым движением дёргает за поводья, хватая те надёжно, параллельно тому, как Арен берётся за небольшой топор в креплении. Воин выпускает глубокий выход, смотря на другого животного с неким сожалением. Топор летит к ногам лошади, задевает одну, вызывая болезненное, громкое ржание: она в панике топчется на месте первые несколько секунд, после обходит всадников стороной, хромающим бегом двигаясь вперёд. Язычник стременем сапога несильно бьёт в бок лошади Эндевара, бросив тихое «пошёл», и сзади прижимаясь к телу наследника. Стоит даже морде раненой лошади оказаться в поле видимости, как миг спустя, стрела пронзает её голову: она с душераздирающим хрипом падает, принимая ещё несколько, пока воины не обнаружат, что всадника на ней нет, а животное перестанет биться в агонии боли. Торград прикрывает глаза, наблюдая за этим уже с расстояния, и выдыхает, опуская голову на плечо англичанина: чувствует, как напряжена его спина. — И часто ты так развлекаешься? — спрашивает Тойя, уступая поводья чужим рукам. — Часто ли я спасаю будущего короля, за убийство которого попаду в историю как герой народа? Нет, не каждый день. Арен прижимается ближе, дабы потянуть на себя поводья и сменить траекторию шага лошади. Слышит тихий смех, лишённый всякого веселья: он поднимает руку, натягивает верхнюю часть накидки на тёмные волосы, отдающие алым, и закрывая обзор на лицо наследника от чересчур любопытных глаз крестьян, взором провожающих лошадь. Вплоть до дома ярла, в центре города, они сохраняют молчание. Остановив лошадь, Арен спускается первый и подставляет предплечье Эндевару, который лишь хмыкает на этот жест. — Ты за кого меня принимаешь? В противовес своим словам, пытаясь спуститься с седла, наследник резко хватается за шею лошади, как только ступает на землю, и хмурится в лице. Воин учтиво убирает руку за спину, видит, что больше чем прежде, тот нуждается в помощи, но он её не предложит: он и правда забылся — перед ним Эндевар, прошедший не один ад. Несмотря на послушание, Торград всё равно продолжает следить, чтобы понять причину такой реакции, и может движение ускользнуло бы от любого другого взгляда, но не от его: будущий монарх тянет на себя чужую накидку, прикрывая ею бок, на тёмной ткани которого и не заметить никаких следов ранений. Тойя возвращает привычный холод глазам, ожидая, когда викинг поведёт его внутрь. Арен изучает его лицо с минуту, замечает, что наследник силой давит переживания и нетерпение. Викинг наконец-то наклоняется к его уху, тихо проговаривая: — Забыл ответить на твой вопрос. Да, я рад тебя видеть. Англичанин позволяет себе слабо улыбнуться только после того, как Торград поворачивается к нему спиной и толкает двери внутрь. В дом ярла они заходят бесшумными шагами, Эндевару даже непривычно делать это вот так, без сопровождающего объявления: «Его высочество — принц Восточной Англии». Догадок у ярла было много, среди них не было исключением и то, что гость может оказаться тем, кого они, в любом другом случае, ожидали бы в последнюю очередь. Несмотря на это, Кацуки всё равно нервно выдыхает при виде Эндевара на пороге своего жилья. Их глаза встречаются в невидимой для остальных тревоге. Взгляд у Тойи не выражает ничего, а ярл не может решить для себя, радует ли его это или нет. Чужое молчание ощущается чумой, что медленно распространяется по помещению, добираясь до каждого присутствующего: есть в ауре Эндевара нечто восхищающее и ужасающее одновременно, что заставляет голосам затихнуть, стоит ему ступить в комнату. Тишина, которую он собой несёт, может быть радостью — момент, который монарх пытается растянуть, может быть и печалью, что не даёт тому подать голос. Ярлу не хочется думать о втором варианте, ведь Эндевар не является тем, кто позволит эмоциям взять над собой верх. С каждым шагом к будущему монарху, Кацуки всё сильнее ощущает мрачную атмосферу вокруг него. Его молчание несёт в себе скорбь. Викинг отказывается думать по кому. — Тойя Эндевар, собственной персоной, — слабо улыбаясь произносит светловолосый воин, остановившись в метре от гостя. — Встретимся за одним столом, либо на поле битвы, да? Так ты сказал тогда? И какой же вариант этот, из твоих двух? — Шото. Это вариант «Шото». Англичанин улыбается тому, как на глазах меняется настроение ярла, стоило упомянуть имя Мерфи́. Тойя всё ещё помнит разговор с братом, горько осознавать, что они были правы насчёт многих вещей, что уже успели произойти. На этой доске, называемой материком, викинги действительно не играют по правилам. И они так же не знают правил. Использовать их против них же, выйти из ситуации с наименьшими потерями для Англии, в этом состоит сущность плана Эндевара. — Выйдите, — требует ярл у своих воинов, понимая, что не сможет продолжить этот разговор, если будут присутствовать посторонние. — Подожди, Кацуки, — Арен поднимает руку, останавливает викингов, — прежде чем вы уйдёте, хотел бы сказать кое-что. Я прекрасно знаю, что моя провальная смерть расстроила многих. Также знаю, что мои слова не всегда воспринимаются наравне со словами ярла, хоть вы и знаете, что мы практически всегда сходимся во мнениях, — черноволосый воин медленными шагами смеряет помещение, убеждается, что все его слышат и всем понятен смысл сказанного. — Кто-то оказался настолько самовольным, что организовал нападение на Эндевара, стоило тому ступить на эту землю. Хоть мы и добрались сюда позже вас, но у меня нет причин думать, что этот человек… Или эти люди… Сейчас не находятся в этом доме. Ничего необычного для викинга, я понимаю. Вы в праве предполагать, что раз я не ярл, а такой же рядовой викинг, как любой из вас, товарищи, то можно и действовать по-своему, игнорировав мои слова. Тем не менее… Торград делает недолгую паузу, ловит взгляд рубиновых глаз: Кацуки наблюдает за ним с лёгкой, понимающей ухмылкой, словно они вновь просто обычные воины — без обязанностей и бремени, собрались вокруг огня, и Арен привычно рассказывает саги о предначертанной судьбе. — Когда я говорю, что ни одна стрела не должна быть выпущена, — викинг продолжает, — она… что? Давай, Бейнир, скажи. — Не должна быть выпущена, — тихо, но твёрдо отвечает юноша, смотря воину прямо в глаза, а в собственных ни намёка на вину, показывая насколько честен и беспричастен он был к инциденту. — Отлично. Торград лёгким движением хлопает по щеке юного викинга, и молча возвращается обратно за спину Эндевара, давая тишине впитать его слова. Англичанин следит за всем происходящим снисходительным взором, будто вовсе не понимает язык. Его глаза возвращаются к ярлу, на которого обращены все остальные взгляды, выжидающие его слова. — Вы всё слышали, — легко выдаёт Кацуки, показывая абсолютное соглашение, устно передавая товарищу, рaвные своим, полномочия, и направляется обратно к своему месту. — На Эндеваре не должно быть и царапинки, пока он находится на моей территории: те, кто ослушаются, наградят «царапинками» себя, — короткое молчание, ярл даёт всем понять, что упомянутые «царапинки» могут включить в себя всё: от отрубленной головы, до разбросанных на снегу кишков. Воин выдыхает устало. — Свободны. Дом сразу же начинает пустеть. Спустя минуту, голосам на замену приходит тихий треск в очаге. Кацуки осматривает англичанина с ног до головы, подмечает для себя, что они отныне не на англо-саксонской земле, но Эндевар всё равно смотрит так, словно хозяин территории. Даже отнимая факт вражды, как бы ярл ни думал об этом, Тойя не импонирует ему как человек. Однако он не может не признать, что будущий монарх вызывает уважение, и хотя бы ради этого Кацуки готов выслушать его. Он садится за стол, что чуть дальше очага, тем самым приглашая и наследника к столу. Арен отходит от них, возвращаясь в момент, когда оба уже заняли места: ярл во главе, а англичанин по левую сторону от него. Поставив деревянные кружки на стол в углу, он встаёт к ним спиной, чтобы налить эля, решив не отвлекать от разговора. Слабый ветер касается волос наследника раньше, чем над головой раздаётся карканье. Ворон опускается на стол и всепоглощающей чернотой заглядывает в человеческие глаза — словно дианиты. Кацуки стучит указательным пальцем по дереву, пока наблюдает за Вороном, который приближается к руке англичанина и водит клювом по тыльной стороне. Тойя разжимает пальцы, поворачивая руку ладонью вверх и давая птице забраться в неё. Перья приятно щекочут кожу, но ощущение сменяется слабой, неожиданной болью. Из угла сомкнутого, вокруг пальца, клюва катится алая капля. Эндевар не дёргает руку и не меняется в лице, а Вернер вновь поднимает глаза на лицо чужака, будто ожидая реакции на своё действие. Будущий монарх подносит другую руку к крылу Ворона и слабо поглаживает: птица перебирается на предплечье раненой им же руки, как помеченной территории. Ярл хмурится слабо, пытаясь понять что-то недоступное для человеческой интуиции. Вернер всегда чует угрозу, а от Эндевара разит недобром даже на расстоянии в целое Северное море: но Ворон признал его. Оба молча провожают Вернера, когда тот отлетает. Торград прислушивается к тишине за спиной. — Так и будете молчать? Арен подходит к ним, ставит перед Тоей сосуд, после, и перед Кацуки, в конце взяв свою порцию, садится напротив Эндевара, оказываясь справа от ярла. Тот делает глоток сладко-горького напитка и выдыхает, сложив руки на столе. — И так, Эндевар. — Что это? — Тойя кивает на кружку и касается, на пробу раскачивая в ней жидкость, всматриваясь в её цвет. Арен вздыхает, зная заранее, насколько подобный тон и вопросы раздражают товарища, но не вмешивается, вместо этого подносит кружку к губам и отпивает две трети содержимого. Пальцы Кацуки медленно сжимаются в кулак, ведь англичанин действительно проплыл через всё Северное море, прибыл во вражеское королевство, через испытания на смерть добрался до дома ярла, и начинает разговор настолько простолюдинским вопросом, словно странник, изучающий новое место. Хотя говорить им явно есть о чём-то более серьёзном. — Эль, — резко и коротко отвечает ярл.— Мне не сдались твои манеры, можешь не пить, если не доверяешь или не хочешь. — Отчего же, — Эндевар улыбается слабо, взяв свою кружку и останавливается, поднимая глаза на воина напротив. — Какая жалость… У тебя почти ничего не осталось, — Арен не возражает, когда наследник подносит свой сосуд к его, выливает из своего, заполняя другой. — Ты весьма щедр, — воин ухмыляется горько, затем берётся за кружку и пьёт большими глотками, намереваясь закончить всё разом. Эндевар копирует его ухмылку, пока следит за реакцией ярла: тот остановил бы Арена, будь содержимое кружки наследника отравленным. Тойя водит бровью, словно взяв что-то к сведению, и отпивает напитка. После, с такой же плавностью, с которой начал разговор об алкоголе, он сменяет его на другую тему: — С наших переговоров в Уэссексе прошёл примерно месяц. Я бы хотел узнать твой ответ, ярл. — Он предназначен не тебе. Переговоры велись с будущей Короной Уэссекса. С чего бы мне давать эту информацию тебе — наследнику вражеского королевства? — С того, что я — доверенное лицо наследника Мерфи́. Ярл тихо смеётся куда-то в сосуд, ставит его обратно и выдыхает с чувством, на контрасте лёгкого смеха, слишком мрачно добавляя: — Кто в здравом уме стал бы доверять тебе, Эндевар? — Ты? — Англичанин уточняет, с едва скрытым издевательством в тоне. — Иначе зачем тебе было принимать меня у себя? Не позволять твоим викингам убить меня? Сесть со мной за один стол? — От этого ты не перестаёшь быть моим врагом. — Вот только верный враг лучше фальшивых друзей. Мы можем ими быть, что скажешь, ярл? — наследник скрещивает пальцы в замок. — О Мерфи́ ты так же думаешь? Верный враг? — Мы не враги. — Тогда ты занял позицию фальшивого друга? — Кацуки встаёт из-за стола, чтобы взять кувшин с элем. Эндевар молчит, на что ярл лишь усмехается. — Ты ведь всё знал. — Абстрактное заявление, — Эндевар, кажется, тоже проникается вкусом напитка, начав всё чаще тянуться к кружке. — Судя по тому, что ты присутствовал на переговорах, ты знал о планах Мерфи́ заведомо раньше, — Кацуки наливает новую порцию как англичанину, так и товарищу, в последнюю очередь себе, после ставит кувшин на стол, но не возвращается на место: он берёт свою кружку и беззвучными шагами обходит стол. — И не остановил его. Англия находится в братских отношениях с Уэссексом. И в открытой войне с Норвегией. Решение Уэссекса — установить союз с Норвегией, является косвенным предательством по отношению к Восточной Англии. — Упомянутое тобой решение не было открыто объявлено. Ваши переговоры могли бы остаться скрыты от третьих сторон, — легко отвечает наследник. — Могли бы? — норманн чуть выгибает бровь. — Как минимум одно королевство уже знает об этом. Ты не захотел озвучить ответ мне, но полагаю, что твои решения говорят о том, что ты принял условия договора. Раз вы заявились в Уэссекс, открыто встав на его сторону, против Мерсии, — Тойя скрывает ухмылку за ободком кружки. Рука Торграда замирает, как и останавливаются шаги ярла. Внезапно, снова тишина: Эндевар определённо умеет её наводить. — Откуда ты знаешь об этом..? — Арен озвучивает вопрос, повисший в воздухе. — Пугает, не правда ли? — Тойя поддаётся ближе, скрестив руки на столе, и всматривается в чужое лицо, освещённое тёплым светом огня. — По глазам вижу, Торград. — Твои игры на материке меня не интересуют, Эндевар, — ярл произносит это как можно твёрже, не выдаёт настороженность в голосе: доступ и влияние Тойи кажутся страшными в своих масштабах, — и не тебе упрекать нашу якобы «недальновидность». Предлагаешь, чтобы мы стояли в стороне и наблюдали? Нам-то разницы нет, хоть истребите друг друга, вы — однобожники. — Разве я сказал, что вы поступили неправильно? — англичанин откидывается обратно на спинку стула, расслабленно добавляя: — Однако, это повлекло за собой последствия. — О которых ты знал! Ты знал всё с самого начала, сидел рядом с Шото и играл в преданность и саму мудрость, когда должен был остановить его и выпроводить нас из дворца! — Кацуки швыряет кружку куда-то в очаг, несколько кусков горящего дерева оказываются на полу и потухают, пока ярл пытается успокоиться. — Твой проклятый отец поставил Уэссекс в настолько уязвимое положение. И вы — Корона чёртовой Восточной Англии, должны были защитить его, — акцент ярла на последнее слово оставляет лишь догадки — имеeт ли он ввиду королевство или самого Шото, — но ты позволил Мерфи́ пойти на переговоры с нами, зная, что если это всплывёт наружу, то Корона Англии в праве отказаться помочь Уэссексу: ведь те буквально заключили союз с её врагами. Эндевар не перебивает его и не смотрит в его сторону. Взгляд прикован к серым глазам, которые без капли сожаления смотрят в ответ: Тойя знает, что до таких умозаключений Кацуки дошёл не без помощи товарища. Восхищается и презирает как ум, так и преданность Арена. Ярл уже тише добавляет: — Просто заточили его там, а ты так же просто позволил ему сделать это. Зная, что сейчас лучший момент для взятия Уэссекса. Не будь это Мерсия, была бы Нортумбрия или даже Норве… — голос Кацуки внезапно становится тише, присутствующим не удаётся расслышать, как он заканчивает мысль. Усмешка трогает губы Эндевара, когда ярл поворачивается к нему, стеклянными алыми глазами, на дне которых застывает осознание, смотрит в кристально-голубые. Арен резко отодвигает свой стул, едва не роняя, поднимается и нервным движением зачёсывает волосы назад, сжимая их под пальцами. Он встаёт к Тойе спиной, словно не может смотреть тому в лицо: понимание положения накрыло не только ярла. Эндевар открывает рот, и хриплым голосом, что лишён прежней лёгкости, подтверждает чудовищную для викингов догадку: — И именно поэтому я позволил ему заключить с вами союз. Этот союз отрицает ваши планы напасть на Уэссекс. Более того, по условиям переговоров, вы должны оказать Уэссексу военную помощь в случае внешней угрозы. Что вы уже сделали. Тем самым открыто объявив о том, что между вами состоялись переговоры и что ты — ярл Кацуки и твои викинги, приняли их условия. Разглашение данного события даёт Короне Восточной Англии полное право не вмешиваться в происходящее, ведь Уэссекс заключил союз с нашими врагами — с вами, — Тойя также покидает место за столом и, подходя к ярлу, встаёт в шаге от него, наводящим ужас спокойствием добавляя: — А раз в условиях также был пункт о том, что Уэссекс предоставит викингам земли для поселения, то в ваших же интересах, чтобы ни один дюйм Уэссекса не был захвачен кем-то снаружи. Так что сражайся до последнего викинга, ярл. Грудь Кацуки вздымается от переполняющей ярости, что не остаётся незамеченным. Арен сразу же подходит к нему и встаёт за спиной, собираясь остановить, если товарищ вдруг решит, что наследник прожил свои дни достойно — пора ему отдохнуть. Тихий смешок и чувственный выдох отрезвляют голову, ведь Кацуки знает, что пока он не сделал ничего такого, от чего нельзя было бы отступить. — Зря ты сказал всё это мне именно сейчас, англичанин. Дождался бы хоть окончания этой войны, — ярл шагает навстречу, оказываясь настолько близко к Эндевару, как ни один из них до этих пор не позволял другому, ведь убить на таком расстоянии — движение секунды. Англичанин незначительно выше него, но Кацуки решает, что не откажет себе в удовольствии поставить того на колени, дабы посмотреть сверху вниз на королевское лицо. — Я ведь могу взять и смыть руки. Отозвать своих воинов. Либо же… — И что ты ответишь семьям всех тех, кого уже убили? Кто пошёл за тобой, уверенный, что получит что-то взамен, — чуть язвительно перебивает будущий монарх. — Либо же… — язычник продолжает, словно не услышал чужие слова, — раз ты настолько информирован, то должен знать, что со стороны Мерсии тоже выступили викинги, не так ли? Моим ребятам всё равно от кого получать выгоду. Вдруг я решу встать на сторону Мерсии? Строишь весь из себя провидца, который предвидел всё на несколько шагов вперёд, но что насчёт этого хода? Что ты сделаешь тогда, Эндевар? — Кацуки улыбается насмешливо, ведь после подобного заявления, маска наследника ожидаемо должна треснуть. — Мы ведь оба знаем, что ты не сделаешь этого, — Тойя обходит его стороной и возвращается к столу. Уголки его губ слабо поднимаются, когда он встречается с Ареном взглядами, и тянется к кувшину: окончательно привыкает к «гостеприимству». — Неужели. И что меня должно оста… — Шото. Он вновь озвучивает имя брата, показывая, что речь идёт уже не просто о наследнике, к которому они отсылались как «Мерфи́», а именно о личности — Шото. Эндевар допивает одну порцию, наливает другую и поворачивается спиной, будто избегая изучающего взгляда серых глаз, но Торград видит всё. Англичанин подносит кружку к лицу, и черноволосому воину несложно заметить, как тот зажимает бок свободной рукой, пытаясь скрыть искаженное болью лицо. У викинга даже возникает мысль, что Эндевару — наверняка всегда пьющего вино самых высокосортных плодов — вовсе не нравится вкус эля, но он отчаянно пытается приглушить боль эффектом алкоголя, который, кажется, совсем не действует на него. — Не смей ставить его имя против меня, Эндевар… — слова ярла звучат с угрозой, хоть наследнику не сложно заметить изменение в его настроении. — Послушай, — англичанин выдыхает, опустив сосуд на стол и повернувшись к ярлу, мягче продолжает: — У нас у обоих цель одна — защитить территориальную целость Уэссекса и жизнь его будущего монарха. Всё, о чём мы успели поговорить, всё, чем мы успели угрожать, всё, что мы поставили друг против друга — не будет иметь значения, если мы согласимся действовать для одной цели. В придачу, общий враг объединяет. Вы не прочь убить несколько дюжин сотен христиан, а я, в этом случае, лишь одобрю это. — Лишь одобрю? — Кацуки издаёт тихий смешок, не отводит взгляда от огня. — Говоришь после того, как вытянул Англию из ситуации совершенно беспричастной? — он поворачивается к наследнику и улыбка его становится более ядовитой и горькой. Ярл раскрывает руки, обращаясь к воображаемой публике и парирует чужими словами: — «Я одобряю!». Кто — «ты»?! Тот, который заявился с единственным кораблём?! Пришёл просто, чтобы держать в курсе какие мы жалкие «исполнители» под руководством твоей Короны, и как всё идёт по твоему плану?! — Кацуки двигается к нему угрожающим шагом, но крепкая хватка сзади останавливает. — Кто ты и что у тебя есть, чтобы одобрять что-либо?! Дьявол! — ярл дёргается в руках товарища, пока Арен холодным тоном говорит ему успокоиться. Почему-то это всегда срабатывает, если озвучивает именно Торград. Кацуки заметно расслабляется, хоть дыхание и сбито из-за ярости, что он пытается подавить. Тойя лишь отрицательно качает головой, и Арен, привычно проницательный, отступает, давая наследнику подойти к ярлу. — Ты прав. С собой я не принёс никакой показательной силы и мощи. Ибо истинно то, что побеждает — нельзя видеть, — англичанин демонстрировано указывает на чужой висок, не настолько доверившись, чтобы дотронуться. — Тебе лучше постараться быть полезным, англичанин, от этого зависит твоя безопасность на моей территории, — Кацуки хмурит взгляд, но не отталкивает его руки. — Конечно. Ведь я знаю ради чего сражаюсь, — Эндевар делает недолгую паузу, после тише спрашивает: — А ты, Кацуки? — Ради лучшего будущего для своего народа и своих людей. — Я не спросил это у ярла. Я спросил это у тебя — Кацуки. Викинг молчит и поджимает губы, будто пытается не дать ответу вырваться наружу, но Тойя его уже знает: как много того, что он знает заранее. — Если ты хочешь что-то изменить, то либо сейчас, либо никогда. Он нуждается в тебе. Эндевар добавляет это, переходя практически на шёпот, словно секрет между ними двумя, хоть Арен, следящий за всем происходящим с непривычной молчаливостью, точно услышал эти слова. Наследник разворачивается, направляя шаги к дверям, ведь добавлять ему больше нечего, а закончить разговор именно на этой ноте, позволит оставить в сознании ярла осадок и дальнейшие мысли. Голос за спиной останавливает: — Что насчёт тебя? — Кто бы стал доверять мне? — с ухмылкой бросает Тойя, прежде чем покинуть ярла.***
Дверь дома закрывают за спиной наследника, давая его ауре вновь поглотить всё тишиной, ведь Арен уверен, что тот не снизойдёт до кого-либо, чтобы нарушить своё гордое молчание. — О чём ты думал, когда решил заявиться в королевство, с которым твоё собственное находится в состоянии открытой войны? — воин проводит руками по лицу, стирая с него удивление, хоть осознание чужого поступка заставляет глазам вновь застыть на одной точке. — Я подумал о всех вариантах развития событий. И выбрал тот, что противоречил здравому смыслу, — Эндевар некрупными шагами исследует жилище. — В чём была суть? — В том, что никто не ожидал этого. Ни враг, ни друг, — легко улыбается Тойя, представив реакцию отца на весть о его отплытии. — Ты сумасшедший, — без всякого веселья констатирует викинг. — Может быть. И я в гармонии со своим сумасшествием, если ты не заметил, — англичанин тянется к накидке и с завораживающей плавностью скидывает с плеч. Каждое его движение пропитано властной грацией. — Я заметил. Я много чего заметил, Эндевар, — Торград делает несколько шагов к нему. — Что заставило тебя подумать, что я встану на твою сторону? Вопрос останавливает Эндевара с застывшими руками, которые не спеша опускают накидку на кресло. Губы наследника расплываются в слабой ухмылке. — Почему ты спрашиваешь после того, как сделал это? — вопросом на вопрос отвечает он. — Я этого не… — Неужели, — Тойя стирает с лица намёки на улыбку, словно сбрасывая маску, оборачивается к воину, — тогда почему ты не остановил меня тогда — в доме ярла? Ты ведь очевидно понял, что он как под чарами вслушивался во всё, что я говорил, до тех пор, пока там фигурировало имя Шото. Как чёртов послушный пёс. Эндевар не удивляется чужой ярости, не вздрагивает и тогда, когда его спиной впечатывают в стену, схватив за грудки, лишь выдыхает рвано, сдержав болезненный стон: где-то под слоями одежды всё ещё заживает рана. — Ты не посмеешь оскорбить Кацуки в моём присутствии, Эндевар, — Арен шипит слова сквозь сжатые зубы, уподобившись излюбленным Тоей змеям. — Или? Что ты сделаешь? Не реагировал даже тогда, когда был перед ярлом, а сейчас внезапно стал храбрым? — рука англичанина сжимает чужой кулак. — Какой же ты подонок… — голос Арена внезапно низкий, звучит ломано, как после разочарования. — Ничья жизнь не имеет для тебя значения. За сколько сторон ты выступаешь одновременно в этой грёбаной игре? Чью жизнь ты поставил на стол, прежде чем прийти сюда, Эндевар? Братишка для тебя слишком ценный, ты бы не сделал этого. Так кто? Это я, может, Кацуки? Будущий монарх молчит многозначительно, обычно яркий цвет его глаз внезапно стал слишком насыщенным, напоминающим глубину Северного моря, в которую смотрит темнеющее серое небо глаз напротив. Арен не выдерживает молчание первым и, замахнувшись, бьёт кулаком в стену рядом с головой англичанина, как если бы рука не поднималась ударить его самого. — Будь ты проклят, отвечай! — Тише, — Тойя пользуется тем, что эмоции взяли верх над викингом, и тот не совсем контролирует свои движения. Он отцепляет и вторую руку, обходя его стороной. — Ты выбрал худший момент для разъяснения отношений. Сейчас есть проблемы посерьёзнее. Тем более мы друг другу ничего не должны, не так ли? Не успев отойти, Тойя чувствует крепкую хватку на руке, не позволяющую сделать ещё один шаг. Воин перемещает руку на его грудь и комкает под пальцами чёрный кафтан, пока свободной рукой достаёт небольшой кинжал из-под пояса. Норманн тянет наследника ближе и, приставив острие сбоку к его шее, затравлено смотрит в глаза. — Ты ведь понимаешь, что мы больше не в Уэссексе, где никто бы не посмел и пальцем тебя тронуть, — заставить того заговорить именно таким методом не входило в планы Торграда, но наследник не оставляет выбора. — Я могу довести тебя до полумёртвого состояния, и мне за это даже спасибо скажут. Тойя слабо ухмыляется, делает шаг навстречу и Арен, не ожидавший подобного, потерянно отступает, но не оказывается дальше, ведь наследник наоборот, сам встаёт вплотную. Любой другой смертный пошёл бы на попятную, подними на него оружие, но не он. — Все убийцы короля, пока король не предстанет перед ними. — Эндевар давит чужой протест одним лишь взглядом. — Ты не сделаешь этого, — его улыбка смягчается, — Ты показал это ещё тогда, в Уэссексе. А знаешь почему? Потому что тебя привлекает сила… Величие. Эндевар снизу хватает викинга за подбородок, удерживая подобно какому-то дикому зверю, только чтобы клыки не прорезали ладонь. — Ты нашёл это во мне и упиваешься этим. Тебя из-за этого влечёт ко мне, так ведь? — Ошибаешься… — воин накрывает чужие пальцы своими, но не пытается убрать их. Арен вглядывается в красивое лицо Эндевара: он убеждён, что его красоту дано понять не каждому, оттого и возникает чувство чего-то особенного каждый раз, когда удаётся коснуться его. Он глотает ком в горле, смотрит с минуту на отточенные черты, что тут и там покрыты шрамами. Торград опускает оружие, по мере того, как накрывает осознание — он совсем не знает его. Его же эмоции — раскрыты перед Тоей, словно открытая книга. И только чувства, ведь в чём-то они похожи — их мысли нельзя прочитать. — Тогда почему ты здесь? Почему не остался рядом с ярлом? Воин издаёт тихий, усталый смешок, словно одним лишь этим говоря, что «ты не поймёшь». Пальцы невесомо поглаживают чужие, пока он опускает руку, наконец-то отстраняясь от наследника. Торград покидает дом молча, оставив вопросы Тойи без ответов.***
Утро очередного дня заставляет саксов усомниться в том, что Уэссекс — южное королевство на материке. Привычно чистое даже зимой небо покрыто чёрными тучами, нависшими над дворцом. Королевская купальня окутана светом от факелов на колоннах, что отражаются в воде чёткой картиной: наследник проводит по поверхности рукой, отражение искажается. Мерфи́ выдыхает коротко, спиной прислонившись к дорогим плиткам, и позволяя воде дойти до груди. С волос стекают несколько капель благоухающих масел, капают в тёплую воду. О его позиции в дворце знают только члены Совета и назначенные Дэвисом стражники: слуги продолжают служить наследнику, обращаясь и заботясь о нём так же, как и раньше. Шото слабо морщится от слишком сладкого аромата, ныряя в воду с головой, чтобы хотя бы частично смыть с волос запах. Он всю жизнь провёл в лагерях, спал под открытым небом, мылся чистейшей водой прудов и озёр, его ничуть не впечатляют все эти королевские издержки. Вынырнув, он запускает пальцы в волосы, зачёсывает назад мокрые пряди, после проводит по лицу, стирая влагу на веках и ресницах. Стирая все мысли, что сводят его с ума. Дверь с тихим скрипом открывается, пропуская гостя, который медленными шагами проходит внутрь, вставая у колонны. — Помнится, я попросил не тревожить меня, — тихо озвучивает наследник. — Прошу прощения, Ваше Высочество. Вы находитесь тут уже довольно долго, я решил убедиться, что всё в порядке. — В порядке… — глухо шепчет наследник, скорее копируя слова, чем отвечая на чужое беспокойство. Стражник равными шагами подходит ближе и встаёт слева от принца, обращаясь тише прежнего: — О чём думаете, милорд? Шото смеётся тихо, повернув голову к стражнику, чтобы посмотреть в лицо человеку, который стал первым в этом дворце, кроме Дэвиса, кто вот так просто заговорил с ним. Он недолго изучает мужчину, с виду не старше его брата: карие глаза, острый нос, выразительные скулы и густые брови, чёрные волосы, доходящие до плеч, в которых виднеются белые пряди. Мерфи́ не собирается гадать, наследственно ли — как у него самого, или результат долгих лет борьбы между жизнью и смертью. Наследник поворачивается к нему лицом и, руками опершись о борт, усмехается слабо, когда ему в глаза смотрят сверху вниз. Мужчина с неподдельной покорностью опускается на корточки, оказываясь на уровне лица Мерфи́, и вглядывается в разноцветные глаза, одним коленом касаясь пола: жест, подразумевающий поклон, остаётся незавершённым, так как стражник не склоняет голову. — О чём думаю? — до этого момента, Шото не задумывался о том, как сильно ему не хватало простого человеческого общения: разговор со стражником кажется не самым безрассудным решением. — Что некоторые люди не предназначены для того, чтобы получить то, что желают. — Вы так считаете? — стражник наклоняет голову к плечу, почти незаметно улыбается при вопросе. — Я так знаю. Вот ты. Хотел бы быть на моём месте? — Шото выжидает, по очереди смотря в тёмные глаза, но мужчина не отвечает. — Ты ждёшь разрешения, чтобы ответить? — Я жду, когда закончите свою мысль. Ведь Вы, милорд, ожидаете, что я отвечу положительно, а Вы сможете убедить меня в обратном. — Говоришь так, будто не все этого желают, — горькая усмешка трогает губы Мерфи́. — Чего именно, милорд? — Богатства, влияния, самой дорогой одежды, самых лучших блюд на столе, самых красивых женщин в своих покоях. Есть ли что-то ещё, что кто-то может захотеть? — Это ведь неоднозначный вопрос, не так ли? — мужчина улыбается слабо, заметив, как после вопроса наследник тоже улыбнулся. — Твоё имя. — Аелл, Ваше Высочество. — Ты весьма наблюдательный, Аелл, — Мерфи́ отталкивается от борта, вновь ныряя, дабы окончательно смыть приторный запах с волос. Секунды спустя, он выдыхает полной грудью и вновь опирается о плитки, возвращая взгляд к стражнику, который так и не сдвинулся с места, словно выжидая, когда принц дополнит свой ответ. — Что если кто-то получил то, что желают все, а сам он желает то, что есть у других? Что если желаемое настолько дорого стоит, что ему нечем платить за это? Даже если у него есть все деньги мира. — Вы уверены, что за это нужна плата, милорд? — У всего есть цена, Аелл. — Но не у всего золотом и серебром, — мягко отвечает стражник. Мерфи́ усмехается слабо, ведь давно никто с ним так непринуждённо не разговаривал. Он обдумывает его слова в молчании, пока поддаётся в сторону, чтобы дотянуться до вина. Заметив это, стражник опускает пальцы на ножку серебряного бокала и лёгким движением передвигает к себе. Шото чуть растерянно следит за мужчиной, который берёт бокал в руки, затем выливает немного напитка в сложенную лодочкой ладонь и подносит к лицу, отпивая: пара красных капель падают на пол. Стражник выдыхает, выжидая полминуты, после ставит бокал перед принцем. — Можете пить. Наследник трогает бокал, не сводя взгляда от лица стражника, ведь тот был готов с такой лёгкостью принять теоретическую смерть, предназначенную Мерфи́. Аелл выпрямляется: шаги уносят гостя, который направляется к каменным скамьям у стен. Шото так и не пьёт вино, слишком впечатлённый увиденным, чтобы вспомнить зачем вообще изначально тянулся к бокалу. Защитить монарха — задача стражников, которые оказываются на службе осознанно, но ни один смертный не рискнёт жизнью лишний раз без надобности. В службу Аелла точно не входила проверка напитков и еды монарха на отравленность. И если уж он молча ходил за ним последнюю неделю, то наверняка входит в ряды тех стражников, которые сопровождают наследника по приказу Дэвиса и которые знают, что тому не суждено стать монархом. У Аелла нет ни одной рациональной причины рисковать своей жизнью ради того, под чьим крылом ему не придётся служить. Шото вздыхает сдавленно, сбрасывая оцепенение, и опирается руками о борт, собираясь выйти из воды. Шаги возвращаются: чужая рука оказывается перед глазами галантным, лёгким жестом, словно спрашивая разрешение — позволят ли ему помочь. Наследник берётся за грубую руку, выходит из воды и так же естественно принимает предложенное полотенце. Стражник не отводит глаза от лица принца, выдерживает ответный взгляд, пока Мерфи́ вытирает влагу с груди и плеч, вчитываясь в чужие намерения: будь тут сейчас служанка, она бы учтиво отвернулась, но тут был всего лишь Аелл — такой же мужчина, перед которым нет причин стесняться наготы. Шото обходит его стороной, чтобы надеть принесённый слугами белый кафтан. — Что это, что Вы так сильно хотите получить, Ваше Высочество? Голос за спиной вынуждает наследника обернуться к нему; улыбнувшись горько, Мерфи́ подходит ближе и встаёт напротив, поправляя свою одежду. — Тебе есть что предложить мне? — Я могу предложить Вам то, что не купить за все богатства мира, милорд, — Аелл останавливается, всматриваясь в смятение на дне разноцветных глаз, после добавляет твёрдым шёпотом: — Верность. С лица Мерфи́ спадает улыбка по мере того, как в голове проносятся все, кто когда-либо предавал его, все, кто от него отвернулись, все, кто запер его в золотой клетке. Все, кто надел на его голову корону из шипов. — Вы не одни, милорд, — успокаивающе добавляет Аелл. Он опускает руку на меч и, вынув из ножен наполовину, поворачивает в руке, дав наследнику увидеть на обратной стороне эфеса символичный герб: «Королевство Восточной Англии». Ожидающие снаружи стражники и слуги вздрагивают, когда дверь купальни шумно открывается с непривычной движениям Мерфи́ резкостью. Он проходит мимо них быстрым шагом, не среагировав даже на поклоны и попытки предложить накидку. Аелл хватает предмет одежды из рук слуги и тихо сообщает о том, чтобы другие стражники оставались на своих местах. Он двигается за наследником. Шото не возражает, когда сзади на плечи опускают накидку, не оборачивается к мужчине вплоть до момента, когда они оказываются в коридоре, где расположены королевские покои, но Мерфи́ не останавливается, а продолжает идти дальше. — Ваше Высочество? — Будет нелепо, если я потащу одного единственного стражника к себе в покои, — Мерфи́ говорит негромко, отчего Аеллу приходится чуть наклониться к нему. — Это вызовет подозрения о сговоре или о чём-то ещё. Но ситуация покажется естественной, если я решу просто провести время в библиотеке, а ты будешь охранять мою безопасность, так? Мужчина кивает на чужие рассуждения, молча соглашаясь и не отставая от наследника. Массивная дверь в конце коридора отзывается тихим скрипом, когда стражник толкает её, проходит внутрь и придерживает для Мерфи́, в другой руке у него факел. Шото ступает в помещение беззвучными шагами и идёт к столу у окна, дожидаясь Аелла. Тот, закрыв дверь, подходит к наследнику и подносит факел к свечам на столе, чтобы зажечь. Раскрытая карта материка лежит на гладкой поверхности, Мерфи́ проводит по ней рукой, останавливая пальцы на территории Уэссекса. Мысль, что при удачном исполнении паршивого плана Совета, название королевства может быть заменено на другое, бросает в ужас. Шото поднимает взгляд на своего молчаливого спутника и задаёт волнующий вопрос: — Как давно? — Мы внедрились во дворец неделю назад, милорд. Тогда Вы сами заметили, что одного из стражников заменили на меня. — Мы? — c непониманием спрашивает будущий монарх, отодвигая стул, дабы сесть. — Вы же не думаете, что отправленная Вам поддержка состоит только из одного человека? — с лёгкой улыбкой отзывается стражник. — В дворце нас двадцать. В городе — в десятки больше. — Это часть плана Тойи, я так понимаю, — сдержанно комментирует будущий монарх. — Мы находимся тут по приказу короля Эндевара, милорд. Рука Мерфи́, вновь поднесённая к карте, замирает, когда он слышит про отца. Он откидывается на спинку стула и выдыхает с чувством: Энджи умеет находить пути даже там, где их нет. Открытое присутствие людей Тойи во дворце стало причиной того, что их так же легко убрали из дворца. Старший Эндевар же решил поступить хитрее, сохраняя скрытность своих людей, раз даже у самого Шото не возникло подозрений, почему стражники начали меняться. — И ваша задача? — наследник закрывает рукой Уэссекс на карте. Стражник садится напротив, скрестив пальцы в замок, ставит руки перед собой и устремляет взгляд к разномастным глазам. — Вам возможно не понравится моя осведомлённость, но я знаю, что Его Высочество принц Эндевар покинул Англию. Не могу сказать, к каким общим решениям пришли Ваш отец и брат до его отплытия, но когда собрали наш отряд и дали распоряжения, стало понятно, что Его Величество король Эндевар не хотел рисковать ситуацией, — Аелл выдерживает недолгую паузу. — Нашей задачей изначально являлась лишь забота о Вашем благополучии. Даже если Вы сами не узнали бы об этом. — И почему ты решил рассказать мне это сейчас? Раскрыть, что вы во дворце. — Потому что Вы что-то задумали. И собирались действовать, не так ли? — мужчина пристально смотрит в мрак чужих глаз, как если бы ожидал от наследника честности. — Я хочу покинуть дворец, — холодно оповещает Мерфи́, подавшись ближе и положив руки на стол. — И Вы не волнуетесь, что Совет использует это против Вас? — спрашивает англичанин и, сглотнув коротко, продолжает: — Сообщив народу, что «Монарх бросил собственный трон — своё законное место». А бросать трон в Вашем положении, при нынешних событиях, то же самое, что бросать народ. — Есть лишь одно место, где нахождение монарха ценнее, чем у трона — в своём удобном и тёплом дворце, — Шото твёрже добавляет: — На поле битвы. — Исключено, — стражник качает головой. — Я не могу позволить, чтобы… — Ты забываешься. Аелл внутренне вздрагивает от тона, которым это было озвучено, разумно решив не заканчивать свою мысль. Мерфи́ поддерживает тишину ещё несколько секунд, чтобы убедиться, что его поняли. Стражник откашливается и озвучивает свой вопрос: — И почему Вы не сделали этого раньше? — Один раз у меня была мысль: либо сбежать, либо передать послание. Ситуация этому способствовала. В тот день роли поменялись и послание получил уже я. От Тойи, — имя брата горечью растекается по горлу. — Я решил не действовать, чтобы дождаться его хода. Но сейчас это уже неважно. — Потому что он покинул королевство? — осторожно интересуется Аелл. — Да, — сдержанно отвечает будущий монарх, не вдаваясь в подробности своих переживаний. — Возвращаясь к тому, что ты сказал немногим ранее. — Я всё ещё предлагаю Вам свою верность. — Ты осознаёшь, что именно означает «предложить верность»? — Шото чуть хмурит брови, словно не может понять мотива такого действия. — Безусловно, — стражник замечает недоверчивость в чужих глазах: всё правильно, монарху незачем доверять всяким сладким речам, а потому, Аелл вдыхает глубже, собираясь объяснить свою перспективу. — Раз Вы пока не в той позиции, чтобы приказать отрубить мне голову за то, что собираюсь сказать, то я буду с Вами предельно честен. Видите ли, ситуация для нас проигрышна с любой стороны. Когда идёт вражда между королевствами — открытая или нет — больше всего страдает именно простой люд. Мы получили приказ приехать сюда и защитить Вас, даже ценой собственной жизни. Отказались бы выполнить — казнь. Сбежали бы — казнь. Сдались бы Совету Уэссекса, после прибытия сюда — казнь нашим семьям в Восточной Англии. А раз защитить Вас — единственный вариант, что при Вашем здравии обеспечивает жизнь нам и нашим близким, то в наших интересах стоять на страже Вашей безопасности. Пока Вы живы, в безопасности и мы. Шото выдыхает неслышно, слабо кивая, и молчит минуту, анализируя услышанное, после подаёт голос: — Это всё ещё не отвечает на мой вопрос. Аелл улыбается слабо и подаётся ближе, давая свету осветить лицо полностью. — Видите ли, в народе о Вас ходят слухи как о честном и справедливом лидере. Правда, слухи эти ограничиваются только тем, каким Вы были, будучи на службе в развед-отряде. И хоть у меня нет оснований быть уверенным, что Вы будете таковым и в роли монарха, но я хотел бы служить под крылом человека, который знает цену каждому солдату, стражнику, офицеру и полководцу. — Проще говоря, вам не понравилась служба у моего отца, — Шото одним предложением передаёт суть всего, к чему стражник так осторожно шёл. — Вам не понравилось, что вас отправили сюда, на верную смерть, разбрасываясь вашей жизнью. Вам не понравилось отсутствие выбора. Вам не понравилось то, что под угрозу попали ваши семьи. Я правильно всё понял? — Я предлагаю Вам свою абсолютную преданность, ибо в Восточной Англии у меня никого, за чью жизнь я бы волновался. Меня отдали на службу ещё с ранних лет. Полагаю, как и Вас. И если в Вашем случае это было в целях Вашей безопасности, то для моей семьи… — стражник останавливается на секунду, словно пытаясь вспомнить с чего его история началась. — Это было способом «избавиться» от заботы о нежеланном ребёнке. Семьи практически продают своих детей Короне. Несмотря на это, я могу понять своих товарищей, у которых в Англии родители, жёны, дети. И их заставили покинуть их. Они проживают каждый день — в этом дворце и в пределах города — неуверенные, увидят ли их хотя бы в последний раз. Вы сможете их понять? — длительная тишина и задумчивый взгляд Мерфи́, дают Аеллу понять, что его слова действительно воспринимаются всерьёз, хоть ответа на свой вопрос он не получает. Он выдыхает, тише добавляя: — Разве у Вас нет никого, кого бы Вы хотели увидеть сейчас, милорд? Шото поднимает глаза на него, смотрит отстранённо, пытаясь подавить неприязнь к самому себе: он отчаянно хочет представить лицо брата, но отчего-то перед глазами появляется образ ярла. Может, потому что встреча с норманном является чем-то неправильно-невозможным. В голове эхом звучит собственное требование — «Вернись за ответом». Наследник моргает часто, сбрасывая наваждение, и пальцами потирает веки, будто в попытке стереть оттуда лицо Кацуки, после обращается к стражнику: — Есть, — ответ такой же лаконичный, как и предыдущие. — Постоянно повторяешь «мы», хотя службу предложил только ты. Ты — которому нечего терять, даже если не вернёшься в Англию. — Я готов служить именно Вам, Мерфи́, — Аелл озвучивает королевскую фамилию, показывая, что причина кроется в самом Шото. — Я верю, что Вы будете тем монархом, под чьим крылом всякий служащий будет чувствовать, что его ценят и уважают. — Откуда такая уверенность? — наследник слегка наклоняет голову к плечу, улыбаясь горько. — Мне хватило наблюдений за Вами, — стражник кивает своим же словам. — Что касается моих товарищей, то, думаю, они также согласятся служить Вам, если Вы сможете дать им что-то взамен. Сразу же подхватив ожидание в чужих словах, наследник предлагает: — Что насчёт того, чтобы к концу этой войны, если они смогут доказать, что полезны и верны мне, будут служить для Короны Уэссекса. Их семьи тоже смогут переехать сюда. — Щедро, — мужчина улыбается добродушно и встаёт из-за стола, возвращая стул на своё место. — Вы доверяете нам? — У меня нет выбора. Как нет его и у вас, — Шото взглядом провожает стражника, который обходит стол, подходя к его стулу. — Вернётесь в Англию — казнь, сдадитесь Совету Уэссекса — казнь вашим семьям. Аелл встаёт за спиной у Мерфи́: он слышит, как стражник шуршит одеждой, но повернуться не спешит и, сохраняя спокойствие, завершает свою мысль: — А умру я — умрёте и вы. Наследник с усилием подавляет удивлённый выдох, когда перед ним кладут небольшой кинжал. — Держите при себе, милорд. — Видимо, мне не придётся объяснять, скольким выгодна моя смерть. Ты должен понять, что, предлагая мне верность, ты подвергаешь свою жизнь не меньшей угрозе, чем если бы решил вернуться в Англию, — Шото поднимается, кладя руку на острие и пальцами водит по длине, после оборачивается, обращаясь к Аеллу. — Спрошу в последний раз. Действительно ли ты… Мерфи́ не договаривает, застывшим взглядом смотря на стражника, который опустился на одно колено, склонив голову перед наследником.