⤟ KNUD ⤠
[Свободный]
Империи поднимаются, империи падают. Мы живем или умираем, чтобы занять трон.Только один будет стоять в конце всего.
***
На рассвете второго дня, после отъезда ярла, конунг, в oкружении небольшого отряда своих викингов, возвращается в лагерь к саксам и воинам ярла. Она осматривается, чтобы убедиться, что доложили ей всё верно — ярл действительно уже покинул лагерь. Дозорный воин, который остался, чтобы дождаться другой группы викингов, поднимается, завидев приближающихся, и идёт им навстречу. Уайткроу спускается с седла, сразу же ступает на чужую территорию, не ждёт, когда викинг подойдёт. — Конунг, я должен доложить о цели Вашего прибытия, прежде чем… Воин замолкает, растерянный тем, как чужой лабрис за секунду оказывается у шеи. Несколько викингов окружают дозорного, взяв его в кольцо. Женщина выдыхает глубоко, бесцветным тоном спрашивая: — В какой палатке тот сакс? — Разве Вы не должны встретиться с доверенным человеком ярла? — викинг задаёт вопрос спокойно, пока рука медленно перебирается к мечу на поясе: настроение конунга не внушает ничего хорошего. — Я бы не делала этого на твоём месте. Ручонку тебе не отрастить обратно, — Уайткроу не отводит от него взгляда, и воину остаётся лишь гадать, как она смогла уловить его движения, если всё это время смотрела ему в глаза. — Спрошу ещё раз: где тот сакс? — Который именно? — Шевели мозгами, — воительница с раздражением цедит слова, и давит лезвием сильнее: алая капля катится под тунику воина. Она знает, что тот выигрывает время подобными вопросами, выжидает, когда другие викинги придут и избавят его от ответственности столь опасной ситуации. — Он… В десятой палатке с левого края, — тихо озвучивает воин, пытаясь подавить страх в голосе: слишком унизительно попасть в Вальхаллу без шанса на сражение. — Разумное решение. Уайткроу улыбается мягко, миролюбиво опуская лабрис, только чтобы подать знак другому мужчине за спиной дозорного, который кончиком рукояти своего оружия бьёт по затылку викинга: бессознательное тело падает на землю. Звучит твёрдая команда: — Окружить палатку сакса. Воины быстро выполняют приказ, пока сама Уайткроу идёт к ней медленными шагами, смотря по сторонам и оценивая положение дел. Собственное имя, прозвучавшее за спиной, останавливает её у самой палатки, когда она уже была готова войти. — Конунг Уайткроу, какая честь. Выбранный Ареном воин, оставленный на командование, появляется в поле зрения внезапно, за его спиной несколько норманнов. Он приближается, чтобы встать перед конунгом, и продолжает с деланной улыбкой: — Вы перепутали палатки? Полагаю, Вы хотели поговорить со мной. — Вовсе нет, — легко отвечает белокурая женщина, возвращая ему улыбку. — Я хочу поговорить с саксом. — И зачем же Вам — конунгу, удостаивать такой чести обычного военного? — воин всматривается в карие глаза, с оттенком алого на поле битвы, до дрожи напоминающие ярла, и всё же находит в себе смелости озвучить: — Боюсь, это невозможно. — Мне убить его? — воительница наблюдает, как напряжение застывает на чужом лице. — Ярл Кацуки ведь сказал вам что-то насчёт него, не так ли? Как он отреагирует, если узнает, что вы не сумели защитить единственного стоящего сакса в этом лагере? Норманн пристально смотрит в её глаза, готовясь что-то сказать, хоть и на подсознательном уровне чужие слова давят грузом влияния: и как подтвердила бы старая пословица, — викинг знает, что перед сильным всегда виноват слабый. — Что тут происходит? — голос за спиной вынуждает конунга обернуться. — Командир… — c улыбкой тянет женщина, встретившись с глазами христианина. — А я как раз хотела поговорить с тобой. — Эванс, не вмешивайтесь. Вернитесь к себе, — воин делает пару шагов к саксу, но кончик чужого лабриса, в крови неизвестного, упирается в кадык, останавливая. — Ай-яй-яй, Хэн… Разве тебя не учили отступать, когда понимаешь, что противник сильнее? — Уайткроу опускает оружие, встаёт вплотную и, положив руку на затылок воина, наклоняет его голову, чтобы шёпотом проговорить тому на ухо. — Уходите. Тогда, может, я сохраню ему жизнь. Викинг напряжённо кивает после недолгой тишины. Женщина отступает и поворачивается к воину спиной, которую сразу же прикрывают её люди, полностью окружив палатку. Уайткроу кладёт руку на плечо растерянного командира и, бросив тихое «поболтаем», уводит его обратно внутрь. — Конунг, сомневаюсь, что я тот, с кем Вы… — Помолчи, командир, — она передвигает один из двух стульев, ставит напротив другого и занимает его, кивая перед собой. — Садись. Эванс смотрит на стул ещё несколько секунд, обдумывая своё положение, после всё же садится и поднимает на неё глаза. — Вы хотите избавиться от меня? — командир задаёт вопрос спокойно, словно уже успел побывать в таких обстоятельствах. — Я бы уже успела это сделать, если бы это было целью моего приезда. — Тогда я не вижу никакой другой причины, по которой Вы бы предпочли разговор со мной, а не с Хэн. Вы ведь знаете, что ярл Кацуки оставил его во главе командования викингами. Я ответственен лишь за свой отряд. — Он выдыхает устало, под грузом мыслей, хоть гадать о следующем шаге этих людей или пытаться найти смысл в их действиях никогда не было возможным. — А ещё я знаю, что Кацуки относится к тебе по-особенному, — наклонив голову к плечу, воительница всматривается в его глаза. — Полагаю, не только потому, что ты говоришь на нашем языке. Эванс мастерски прячет своё удивление: слова конунга вызывают неопределённое волнение, ведь сам он впервые слышит об «особенном отношении» воина. Подобное заявление нельзя охарактеризовать ни как хорошее или плохое. Однако для командира одно становится ясным — его не смеют трогать, и причиной тому фактор ярла. Губы сакса расплываются в едва заметной горькой улыбке. — И что же прикажете мне делать с этой информацией? — Это так, к твоему сведению. Чтобы ты вдруг не разочаровал его, — манипуляция достигает своей цели, конунг видит это по глазам, а после резко добавляет: — Вам нужно пробить окружение. — И Вы решили обсудить это со мной? — командир слегка выгибает бровь. — Обстоятельства тебе ни о чём не говорят? — воительница быстрым взором обводит палатку, возвращает взгляд к глазам командира, словно говоря, что тут они одни. — Доступ обратно в ваши земли необходим именно вам — саксам. Мы можем отступить обратно в Мерсию, викинги ярла могут вернуться в Норвегию, но, а вам некуда. Нужно принести необходимую помощь для раненых, и у вас также заканчивается пища. — Кто вам доносит эту информацию? — командир хмурит взгляд, подавшись чуть ближе. — Сколько у нас чего. — Это тебя не должно волновать. — И каким же образом я должен не… — Командир, — Конунг с холодом смотрит на него. Сакс обжигается об этот взгляд. Эванс мысленно хмыкает тому, что ярл тоже не часто даёт ему договаривать. — Ярла тут нет. — Вы клоните к тому, что другие попробуют воспользоваться этим фактом? — догадывается Сэмюель. — Именно. Многие воины ярла не рассчитывали, что будут сражаться против других викингов. Хоть наше перемирие с Кацуки и не было оглашено, но как думаешь, сколько из них ещё хотят продолжить сражение за христианский Уэссекс? Одно лишь присутствие ярла меняло всю ситуацию. — Конунг делает паузу, дав ему достаточно времени, чтобы понять смысл сказанного. Она встаёт, поправляет на плечах меховую накидку и, обходя стул, опускает руки на его спинку. — Вам же выгодно, чтобы об этом не узнали викинги ярла. Неизвестно, скольким из них захочется помешать исполнению этого плана. Ты ведь не забыл? — она понижает голос, тише добавляя: — Мы язычники. Вы — христиане. — Помню, — коротко отвечает командир, стараясь больше слушать, ведь женщина перед ним навеивает даже большую власть, чем ярл: одна её аура уже говорит о том, что конунгом она является по причине. — Поэтому мне нужен был разговор именно с тобой — с саксом. Ты ведь не предатель, чтобы сделать что-то против своих же, не правда ли? И ярл доверяет тебе. Так что и мне выбирать не приходится. — Я понимаю, — Эванс кивает, взглядом провожая ещё одну каплю крови, что катится по чужому лабрису. — Чудно, — конунг улыбается слабо, после выдыхает, чтобы продолжить: — Мои воины помогут найти самое уязвимое место в окружении. Там вы сможете его пробить. В приоритете раненные и пища. Моих викингов вы встретите там же, где проходила битва. Выдвигаетесь не позднее завтрашнего утра, — она берёт свой лабрис, оставленный у ножки стула ещё в начале разговора, и двигается к выходу. — И что, если это лишь попытка разделить нас и перебить по группам? О нашей гибели не узнают ещё несколько дней. Сколько всего вы успеете осуществить за это время? — командир озвучивает догадку спокойным, но уверенным голосом, показывая, что и саксы не так наивны, как норманны хотят думать от них. — Я понимаю твою настороженность, командир. Но всё не так, — она останавливается, понимая, что у сакса действительно нет причин поверить. — Это слово конунга. Тишина длится несколько секунд, прежде чем военный озвучивает свой следующий вопрос: — В таком случае, какая у Вас выгода в том, чтобы помочь нам? — Личные интересы, — легко выдаёт воительница, не обернувшись к командиру. — Вы ведь понимаете под какой риск ставите меня, ведя со мной такие разговоры? — командир отстранённо смотрит куда-то перед собой, на пустой стул. — Абсолютно, — легко кивает та, будто жизнь командира и не стоила ничего. — Но ты под крылом ярла. С тобой ничего не случится. — Меня волнует кое-что ещё. Говоря о том, в чём мы сейчас нуждаемся, почему Вам не сообщили о самом главном? — Эванс встаёт, держа руки за спиной. — Об оружии я позабочусь сама. Уайткроу покидает палатку, жестом отдавая приказ своим воинам, после чего те следуют за ней. Отходя чуть, она слышит шаги, и оборачивается, дабы увидеть, как Хэн в окружении ещё пары викингов идёт к палатке. Голос конунга и ледяной тон в нём, заставляют тех вздрогнуть, остановившись. — Если на нём появится хоть одна рана, я отрублю вам головы раньше, чем это успеет сделать ярл. Она не добавляет более ничего, уверенная, что никто не посмеет усомниться в правдивости этих слов: они все наслышаны о ней. Уже покидая лагерь, конунг обращается к одному из своих воинов, коротко требует: — Отправь весть в запад Англии. Отзови наших. Их битва там окончена.***
Вечер медленно опускается на дворец. Сумеречный свет окутывает крепость, словно пытаясь скрыть от глаз божьих всё, что происходит внутри этих каменных стен. Факелы освещают коридоры, наполненные тишиной, где-то над дворцом несколько крупных птиц облетают облака. Мерфи́ выходит из покоев, сразу же у входа видит трёх других стражников, помимо Аэлла, и долгим взглядом смотрит на того, дожидаясь пояснения: — Они со мной, Ваше Высочество, — он жестом указывает на своих товарищей, один из которых моментально отступает на шаг, чтобы опуститься на одно колено. Двое других следуют его примеру, но рука наследника, опустившейся на плечо первого, останавливает общее движение. — У нас нет на это времени, приберегите манеры на попозже, — Мерфи́ направляет шаги дальше по коридору, и поправляет тёмно-красный кафтан, ощущая холод лезвия под поясом одежды. Аелл подмечает, что на плечах Шото нет плаща, как если бы он вдруг предпочёл комфорт королевскому протоколу. Будущий монарх пытается унять напряжение, когда они выходят из дворца, чтобы пересечь королевский двор и пройти к западному крылу, где находятся залы переговоров, и также потайные: по крайней мере, насколько приближенным к Короне людям дозволено узнать об их чётком расположении во дворце и иметь к ним доступ. Ему так и не объяснили то, почему глава Совета вдруг решил провести собрание в одном из них. Наследник останавливается на полпути, поднимает взгляд к небу и со странным спокойствием засматривается на птиц. Одна из них опускается достаточно, чтобы пролететь над головой Мерфи́, и снова взлететь над крепостью. Шото ещё минуту не двигается, наблюдая за птицей, которая возвращается к двоим таким же. — Милорд? — Это чёрный гриф… — тихо произносит будущий монарх, и губы его расплываются в слабой улыбке. Стражники переглядываются, оставляя его замечание без ответа, ведь ответить на подобное нечем, а наследник вовсе не выглядит так, словно ожидает реакции с их стороны. Мерфи́ знает, что чёрные грифы не сеют смерть. Они ждут её прихода. Он возвращается сюда впервые со дня переговоров с норманнами. Что-то неприятно-твёрдое застревает в горле по мере того, как они подходят к дверям именно того зала, где они с ярлом встретились впервые в Уэссексе. Шаги останавливаются, стражники у дверей открывают их перед принцем, пока Аелл и его товарищи отступают, намереваясь подождать наследника снаружи. Помощник главы Совета оборачивается к ним, мелодичным голосом оповещая: — Его Высочество — принц Мерфи́. Сидящие за столом члены Совета обращают свои взгляды к Шото, поднимаются, отдавая дань уважения, настолько циничную при подобных обстоятельствах. Дэвис смотрит на наследника укоризненно, подмечает пустые плечи, без плаща, и отсутствие короны на голове. Один из стражников отодвигает стул для Мерфи́, после идёт к дверям и прикрывает те после себя. В помещении остаются только наследник, Совет и помощник Дэвиса. Последний выжидает, когда Шото займёт своё место, чтобы озвучить: — Можем начать. Обсуждение новых торговых связей, дискуссия на тему укрепления отношений с Нортумбрией и заявление насчёт отсутствия вестей из Мерсии сопровождаются чересчур самонадеянными ожиданиями от соседей. По наблюдениям Мерфи́, Совет полностью игнорирует фактор настолько влиятельной Англии, а на вопрос касательно Мерсии, Дэвис реагирует весьма глупой, для данной ситуации, пословицей: — Отсутствие новостей — хорошая новость. Не считаете, господа? В ответ следуют несколько уверенных кивков, что заставляют Шото усмехнуться над очевидной лестью. Он сердечно выдыхает, стоит помощнику объявить об окончании собрания, но не двигается с места, когда все остальные начинают покидать зал. Дэвис смотрит на него с непониманием, но не начинает разговор, дожидаясь, когда все уйдут. Двери остаются открытыми достаточно долго, чтобы наследник заметил — в коридоре стоят только его стражники. Шото даже не волнует, что случилось с другими двумя, которые уже были там, когда он пришёл в сопровождении Аелла. Принц решает, что так даже лучше: ведь Дэвис и Аеелла считает «своим» человеком, соответственно, у главы Совета не возникнут вопросы. Двери вновь закрываются. Мужчина подходит к столу медленными шагами, пока держит руки за спиной, словно на будничной прогулке по дворцовым коридорам. Он останавливается недалеко от Шото и лениво произносит: — Ваша коронация была отложена на месяц. — Неужели, — с нескрытным ядом бросает наследник. — Вы наверняка ищете виновника среди нас, хотя в Уэссекс не приехал даже Ваш брат — тот, кто должен был короновать Вас. А знаете, куда он отправился вместо этого? Шото молчит, пока обводит взором стены зала, затем переводит взгляд на стул, где тогда сидел ярл. Он не верил, что отцу удастся воплотить свои амбиции в жизнь, как не верил и в то, что однажды станет монархом. Мерфи́ вдруг понимает, что никогда по-настоящему не готовил себя к этому: вдруг осознаёт, что ему стоит научиться у тех, кто уже взял на себя эту ношу. Он задаётся вопросом: что бы Кацуки сделал в такой ситуации? Ярл бы точно не стерпел подобного отношения. Ярл бы не стал подстраивать свои действия под чужие планы, какие бы риски ситуация не требовала. Наследник окончательно уходит в свои мысли, пытается не думать о брате и о том, что кто-то действительно скажет вслух то, о чём он не позволяет себе даже думать: Тойя не мог предать его. — Он отправился в Мерсию. Наверняка чтобы заключить союз для объединённой битвы против норманнов. А возможно, что не только поэтому. Мои люди сообщают, что он оставил битву на западе Англии и направился на юг королевства, в столицу. Вероятно, дабы сообщить королю о своих планах, ведь Ваш брат хоть и весьма умён, но монарх не он. А так как на запад он так и не вернулся, а через юг ему путь только в Мерсию, то не остаётся других вариантов, да, Ваше Высочество? Шото мог бы протестовать, сказав что-то о том, что на юге также Нортумбрия, но всем известна не конфликтность и нейтралитет этого королевства. Викингам до них не добраться, на пути к ним целый Уэссекс. А мирные отношения с соседями обеспечивают Нортумбрии размеренный рост во всех инфраструктурах. Сопоставив в голове всё и придя к выводу, что он не станет гадать насчёт двойного смысла слов Дэвиса, Шото задаёт вопрос прямо: — К чему Вы клоните? Минутная тишина сопровождается совершенно другим ответом, глава Совета вдыхает полной грудью, с лёгкостью проронив: — Это один из самых красивых залов дворца, милорд. — Также известный, как потайной. Весьма интересный выбор для сегодняшнего собрания, Дэвис, — наследник устремляет взгляд на поверхность стола, стучит кольцом, с гербом Уэссекса, по дереву. — По крайней мере кто-то из нас использует этот зал по назначению, да, Мерфи́? Рука Шото замирает, а пальцы медленно опускаются, слабо царапая дерево под ногтями. Конечно. Глупо было предположить, что Дэвис, всю жизнь держащий замок под своим контролем, пропустил бы нечто такое, как прибытие и уход норманнов. Тошнотворное, липкое чувство тревоги сжимает грудную клетку, когтями задерживая выдох на несколько секунд. Наследник прикрывает глаза, отпускает воздух из лёгких и отвечает привычным спокойствием: — Так Вы знали всё это время. И молчали, — Шото улыбается с горечью, повернув голову в сторону. — Почему же? — Потому что это было гиблой затеей. На что Вы надеялись, когда предприняли попытку строить дружбу с северянами? Даже не с самим народом — земледельцами или торговцами. С викингами. Вдумайтесь. — Глава Совета потирает переносицу, вздыхая. — У меня не было причин останавливать то, у чего даже не было шанса произойти. Мы думали о том, как убедить народ в том, что Вы не подходите трону Уэссекса, но нам даже стараться не приходится: Вы сами роете себе могилу. Захочет ли народ такого правителя, после того как узнает о всех Ваших самовольных решениях? Как они отреагируют на это, зная, что Ваш союз с викингами настроит против Уэссекса всех соседей? И как отреагируют наши соседи — христианские королевства, когда Вы заключите союз с теми, кто нападает на них с не завидной периодичностью? — Народ привыкнет к изменениям, когда поймёт, насколько важен для нас этот союз. А соседям придётся смириться с этим, — с холодом сообщает Шото, скрещивая пальцы в замок, — Через Уэссекс проходят практически все торговые пути на территории. Им не выгодно портить с нами отношения. — Но захотят ли они помочь Уэссексу, в случае нападения? — настойчиво говорит Дэвис, пытаясь убедить наследника в своей правоте. — От кого вы ожидаете нападение? — Шото слабо ухмыляется, поднимая взгляд к дверям. — От викингов? Этот союз также застраховал бы королевство от подобного развития событий. И разве… — его голос становится тише, — не от своих же братьев во Христе мы должны опасаться? Стоило трону Уэссекса оказаться пустым всего на месяц, как у соседей уже заострились клыки. Так кого же мы должны считать истинным врагом? — Не понимаю Вас, — произносит Дэвис с искренним негодованием, и ловит взгляд Мерфи́, когда тот поднимается, расправляя плечи. — Конечно же не понимаете, — наследник смотрит на него затравленно, поворачивается спиной и делает шаги по периметру стола. Дэвис подходит к нему, вдыхает, собираясь что-то сказать, но будущий монарх резко оборачивается, оказываясь с ним лицом к лицу, и продолжает твёрдым голосом: — Вы ведь всю жизнь прожили в дворце, верным псом у ног моего деда, в тепле и достатке. Откуда Вам, чёрт возьми, знать, что творится на границе и что на самом деле означает отсутствие вестей, когда ты солдат. Скажите это им. Скажите это тысячам людей, которых Вы отправили на верную смерть. Скажите им, что отсутствие новостей — уже хорошо, — Шото повышает голос при следующих словах. — Почему молчите, глава Совета? Скажите! Дэвис едва заметно вздрагивает от тона наследника, пытается собрать самообладание воедино и, прочистив горло, произносит: — Ваши слова о том, что мы отправили наших солдат на верную смерть, являются лишь плодом Вашего воображения. Вы не хотите признать, что Ваш брат предпочёл союз с более перспективной Мерсией, нежели с Вами, и поэтому обвиняете Корону Мерсии в каких-то выдуманных содеяниях. — Тогда почему бы Вам не отправиться к границе? Посмотрите на всё своими глазами, вернитесь и скажите, что я был не прав, и я покину трон сам. Или мне заставить Вас посмотреть на то, что Вы же натворили? — Шото подходит ещё на шаг, на дне зрачков застыли крупицы безумия. От глаз Мерфи́ не ускользает промелькнувший на чужом лице страх. Он колеблется всего на секунду, ведь он узнаёт этот взгляд: так смотрят на его отца. Мысль крыльями чёрного грифа накрывает наследника, кладёт страховидную голову на плечо, поворачивает её и клювом болезненно тычется в яремную ямку. Он всегда говорил, что не станет как отец, но теперь, стоя перед человеком, чьи решения губят жизни других, он задаётся вопросом: как часто перед отцом стоит такой выбор? Может, Энджи никогда не был злом, как о нём хотел думать Шото, а недолюбливал он его лишь из-за того, что тот сделал сыновей оружием в своих руках. И разве не такой же и сам Тойя? Сколько раз брату приходилось справляться с подобным? До Мерфи́ скребясь доходит осознание того, что власть не бывает мирной. A справедливость требует крови. Шото не знает сколько секунд у него ушло на все эти мысли, как не вслушивается в то, что ему говорит глава Совета, напряжённо следящий за реакцией наследника. Сознание улавливает только последние слова: — …Вы просто должны принять то, что Ваш брат предал Вас, милорд. Принц лишь шире улыбается на это заявление, после резко хватает Дэвиса за синий кафтан и спиной больно впечатывает в поверхность стола. Параллельно достав кинжал из-под пояса, он приставляет его к шее мужчины. Шото смотрит в глаза Дэвиса с жестокостью — отсутствием какой-либо пощады. Наклонившись к его лицу, он бросает слова медленно, убеждаясь, что мужчина успеет услышать их все, прежде чем лезвие перережет ему горло: — Не раньше, чем меня предали Вы. Алая кровь размеренным потоком катится по чужой коже, пачкая дорогую ткань кафтана, стол и золотой крест, что покоится в луже крови. Шото смотрит на тело неморгающим взглядом, впитывает в сознание то, насколько уродливо может выглядеть справедливость. Он наконец приходит в себя, вытирает кинжал о чужой кафтан, отступает, судорожно выдыхая и двигаясь к дверям. Завидев наследника, Аелл делает к нему несколько шагов, но замирает, когда взгляд улавливает силуэт тела на столе, освещённый светом факелов на колоннах. Стражник переводит внимание к товарищам и движением руки указывает на зал, после чего двое заходят внутрь. — Ваше Высочество? — сдержанно озвучивает Аелл, пытаясь не выдать улыбку в голосе: отданный им же кинжал нашёл своё предназначение. — У нас ещё много дел, — тихо и твёрдо произносит Мерфи́, быстрыми шагами ступая на каменные плитки коридора. — Что насчёт людей Дэвиса? — Стражники и слуги, которые служат… — Аелл задумывается на секунду, затем исправляется: — …служили непосредственно ему, находятся в темницах. Другие же, которые не знали о положении дел и не были причастны, занимаются своей службой. Принц коротко кивает на отчёт подданного, пока они выходят в королевский двор. Над дворцом всё ещё кружатся грифы. Тронный зал встречает своего будущего монарха тишиной и умиротворением. Стражники, сопровождающие принца, не проходят дальше дверей. Те бесшумно прикрываются за его спиной. Шото идёт к пустующему трону неторопливо, словно давая себе время осознать — дороги назад уже нет. Он останавливается и опускает взгляд на меч, покоящийся на окрашенных золотом подлокотниках трона, будто перекрывая к нему путь. Меч покойного короля Мерфи́ окутан холодным светом разномастных глаз, что на нём отражаются. Шото водит по мечу с некой нежностью, после берёт в руки — отнимает у трона. Он ещё несколько секунд смотрит на престол, затем поворачивается к нему спиной и возвращается к дверям. По ту сторону, его ожидает группа стражников, во главе с Эрнальдом, который встаёт перед наследником, учтиво склонив голову. Принц быстрым взглядом обводит присутствующих и обращает взор к мечу в руке, чтобы перехватить поудобнее. Мягкий, но вместе с тем леденящий кровь голос заполняет тишину: — Осветить все коридоры крепости. Закрыть главные ворота дворца.***
На рассвете следующего дня, в королевском дворе лежит несколько больше двух дюжин тел, что в недавнем прошлом представляли собой Совет королевства Уэссекс. Мерфи́ слегка поворачивает голову в сторону, когда Аелл встаёт рядом, негромко спрашивая: — Похоронить? — Не достойны. Каким-то необъяснимым образом, чёрные грифы, словно получившие одобрение, минуту спустя оказываются над трупами. Один из них опускается на грудь главы Совета, всматривается в стеклянные глаза трупа, затем резко вонзает клюв в левую глазницу и выдёргивает глаз. Мерфи́ отчего-то вспоминает слова Кацуки, но это совсем не то: гриф не ворон, и эта душа не будет спасена. Наследник обращает всё своё внимание к Аеллу, вставая к нему лицом, чтобы проронить: — Я покидаю дворец. — Ваше Высочество, мой ответ неизменен. Я не могу позволить… — Ты забываешься, — уже без прежней строгости говорит Шото, вытирая руки о кафтан. — Ворота дворца должны остаться закрытыми до моего возвращения. Без монарха это всего лишь очередная крепость. Народу пока не обязательно знать о распаде Совета. Главы всех инфраструктур должны продолжать выполнять свои обязанности, отсутствие Совета на это никак не влияет. Стражник кивает на распоряжения, пока всматривается в лицо наследника. Он тянется к своей форме и достаёт из-под неё белый платок, нерешительно протягивает принцу, словно собираясь что-то сделать, но передумав, опускает руку. Мерфи́ ухмыляется снисходительно на такой жест и, приподняв голову, поворачивает в сторону, демонстрировано подставляя грязную часть лица. После короткого смятения, Аелл всё же решается дотронуться до наследника, вытирая кровь с бледной скулы и подбородка. Шото прерывает недолгое молчание, задавая последний вопрос: — Ты поедешь со мной? — Куда бы Вы не направились, милорд.