Танцы на песке

      Дурак и молния       — Ой! Как больно. Давно меня никто так на танцы не приглашал.       Юки — нет, всё-таки Куникузуши — трёт шею, тревожно осматриваясь по сторонам. Пока Казухи не было, солнце укатилось совсем, но темнее от этого не стало. Света от холодно-красной луны и неестественно близких, ярких звёзд — достаточно, чтобы светить макабрически алым светом.       Заметив, что Казуха переместился следом, Куникузуши заметно воспаряет духом и принимается нарезать вокруг него круги по краю полянки, как любопытная белая акула. На таком расстоянии сложно рассмотреть лицо, но целеустремлённую пластику движений старого друга Каэдехара узнаёт безошибочно.       Великий актёр! Как много ещё он знает? И откуда?       Тяжесть веера в руке приятно дополняется тяжестью катаны. Клинок, оказавшийся у Казухи в руках, сделан как будто из цельного куска какого-то полупрозрачного красного минерала; не выкован, но выстроблен и заточен до остроты; его гранёную алость дополняет только чёрная обмотка на рукояти. Казуха сжимает её крепче, готовый и защищаться, и атаковать.       — На всякий случай спрошу. Кто нанёс тебе оскорбление, побудившее взяться за клинок? Куникузуши или я?       — Да, — коротко отвечает Казуха.       — Что — да?       — Я понятия не имею, как разговаривать с Куникузуши, — горько признаёт Казуха. — Но мне приятно видеть лицо старого друга. Если он и обидел чем-то, то это не твоего ума дело.       — Я — и есть твой друг, Казуха, — “Юки” останавливается, раскрывает ему навстречу руки. — Проси что угодно. Всё постараюсь сделать.       — Не надо мне лгать, — Каэдехара вскидывает в его сторону руку с мечом. — Куникузуши, это лицо — маска. Я ещё недостаточно лишился рассудка, чтобы не помнить, что происходило минуту назад. И подыгрывать тебе не собираюсь. Доставай оружие!       — Тогда я тоже не буду подыгрывать тебе, — “Юки” обиженно щурит орехово-карие глаза. — Не хочу драться. Я видел своими глазами величайшие из боевых искусств, начиная с сёден, искусства первой ступени Райден-рю, закачивая Мусо но хитотати, самой тайной. О других рюха молчу. Извини, но тебе нечем меня удивить… Эй! Ты чего?! Ну… если это и правда настолько для тебя важно, то можем немного. Только не плачь, пожалуйста.       Казуха глубоко вдыхает и выдыхает, выравнивая дыхание, но глаза всё равно предательски щиплет.       Очень похоже на Юки. Говоря откровенно, Юки бы наверняка сказал бы то же самое — и это ранит сильнее всего.       — Нагиса Юки мёртв. Хватит.       “Юки” делает несколько робких шагов ему навстречу.       — Тише, тише, дружочек. То, что меня убили, ещё не значит, что я умер. Будь я мёртв до конца, меня бы здесь не стояло, так? Буси не страшатся смерти и принимают её как старого друга. Я не самурай по крови, но даже я понимаю. Ай!       Когда он совсем неприлично сокращает расстояние, Казуха немилосердно отгоняет его мечом.       — Слушай, — “Юки” хмурится. — Ты сам попросил меня показать, несмотря на кой-какие травмирующие воспоминания. Даже на дуэль вызвал. А теперь гонишь и зовёшь самозванцем? В чём твоя логика?       — Я попросил? — хмурится Казуха.       — “Подожди”. Вот так сказал. Понимаю, это звучит сейчас дико, но… я — это я. Честно!       Конечно же, Казуха ему ни капельки не верит.       — Не веришь мне? Понимаю. Я и сам, на твоём месте, не поверил бы.       — Ты знаешь о Куникузуши.       — Кое-что, — “Юки” рассеянно чешет щёку. — В последнее сколько-то времени у меня не очень хорошо с памятью. Не могу восстановить последовательность событий. Зато я знаю обо всех трёх Райден! Если хочешь — спрашивай свои вопросы.       — Тогда скажи, для чего Куникузуши пытался уничтожить Райден Гокаден, если всё равно собирался их восстанавливать.       — Если победишь меня в дуэли — сдам этот его секретик.       — Интересные дела, — замечает Каэдехара. — Я думал, ты на моей стороне.       — Я не говорил, что отвечу просто так. И потом — ты вроде сам хотел драться. Правила те же самые, что в наш последний раз. И не надо… вот этого вот.       “Юки” издевательски рисует пальцами в воздухе кавычки. Из уважения к облику старого друга Казуха решает впредь обходиться без них; в конце концов, расстановка знаков препинания в мыслительном потоке и так тяжело даётся ему, особенно точки.       Юки срывает сухой кровоцвет на краю полянки и вертит его длинный стебель между средним и безымянным пальцами.       — Вырвешь эту висюльку у меня изо рта — ты выиграл. Не поднимешься с земли пять секунд по местному времени — проиграл.       Казуха думает: интересные дела. Куникузуши не мог ухватить это воспоминание просто так, с поверхности; Казуха и сам об условиях своей дуэли с настоящим и живым Юки успел позабыть!       — Непросто. Тогда я хочу знать, как Куникузуши читает мысли.       — Из мозга, естественно, — Юки скучающе рассматривает цветочек, так и не решаясь взять его стебель в рот. — Это я тебе и безо всякой дуэли могу сказать.       — Как он берёт их из мозга?       — Слушай, я не особо в этом разбираюсь. Простыми словами: каркас тела состоит из клеток, которые в небольшом количестве содержат Электро. Тот, кто контролирует Электро в твоём организме, управляет и тем, что ты видишь, что помнишь и как чувствуешь.       — Дерево может упасть, даже пока никто не слышит удара о землю, — мрачно заключает Казуха.       — Точно, точно! Тебе не нужно вспоминать о чём-то здесь, чтобы он мог сам про это узнать. Но этот мир был бы скучным, если бы состоял только из того, что знаешь ты. Поэтому не стоит без разбору клеймить всех лжецами и клонами. Станет проще жить. Это я тебе как старый друг советую.       — Лучше помолчи и доставай меч, — просит Казуха.       Юки смеётся, закусывает стебелёк и гладит воздух подушечками пальцев — нежно, как домашнее животное. Меч, который появляется у него в руке, похож на меч Каэдехары, только сделан из другого камня, фиолетового, как аметист.       — Ну, берегись. Хе-хе.       Казуха с лёгкостью отбивает первый удар и напирает вперёд, позволяя себе потеряться в давно забытом танце мечей.       Старый друг всегда слишком сильно любил выделываться. В первый год их знакомства Каэдехару это здорово впечатляло, но и пугало тоже — в равной степени. Его учили, что буси должен быть скромен; что говорить о воине должны его поступки и мастерство, а не он сам. Потом Казуха узнал, что его друг родился в простой семье, а навыки боя получил на службе у сёгуна — и это многое о нём объяснило. В мирное время рядовых комиссии Тэнрё обучали как сторожевых собак. Они больше умели лаять, чем кусать, а если и кусали — так только тех, кто и так не мог ничего противопоставить в ответ. Для решения большинства конфликтов хватало и этого.       Юки ушёл со службы, потому что не считал её достойной себя. Юки пришёл на службу, потому что не видел иного способа освоить основы.       Кудзё-рю как школа боевых искусств появилась поздно — всего пять сотен лет назад — вследствие необходимости быстро обучить большое количество людей сражаться с чудовищами из-за океана, чтобы по мере сил защищать свои земли. Чудовищ в Наруками с тех пор поубавилось; нынешняя Кудзё-рю учит сражаться против людей. Она включает в себя три пути: меча, нагинаты и каната. Все они направлены на то, чтобы быстро, эффективно и нелетально одолеть противника, после чего захватить его в плен.       Когда Казуха впервые встретил Нагису Юки, тот был в самом начале своего паломничества воина. Мечом он на тот момент владел сносно, нагинатой — кое-как, неподготовленного человека мог повязать секунд за десять, а уговорить на безрассудство — за минуту. Ещё он был старше, выше и выносливее. В дуэли, навязанной семнадцатилетнему наследнику клана Каэдехара, Юки это никак не помогло. Он проиграл всего за тридцать две секунды.       Когда они встретились через несколько месяцев, у Юки был Глаз бога, и ветер удачи подул в его сторону. У Казухи Глаза тогда ещё не было, и он поразился, как символ признания богов может заменить годы, а может — десятки лет упорного труда.       Пока они путешествовали вместе, Казуха получил свой Глаз. Их навыки как будто бы сравнялись, как уровень воды в сообщающихся сосудах. Точнее — слабость одного неизменно нивелировалась силой другого.       Но они никогда раньше не сражались без ограничения бренностью собственных тел — голодом, жаждой, усталостью. Смертностью.       — О чём мечтаешь? — не разжимая зубов, спрашивает Юки.       Казуха легко выпрыгивает из невидимой Электро петли, которую старый друг предсказуемо раскинул у него под ногами, пока нарезал круги. Семьдесят седьмой удар, нанесённый сразу после, он отражает так же легко, как первый.       — Болтать бы тебе поменьше, — рекомендует Казуха. — Если выронишь кровоцвет, то победа за мной.       Юки сосредоточенно скрипит зубами. Проигрывать он терпеть не мог.       Видно, проигрывать не любит и Куникузуши тоже: в какой-то момент меч в руках у Нагисы удлинняется рукоятью и сгибает полупрозрачное лезвие, обращаясь в нагинату.       — Что-то новенькое, — удивляется Казуха. Его друг лишь зубами скрипит.       Подсечка! Теперь настало время Каэдехары назойливым комаром виться вокруг. Нагината позволяет Юки удерживать его на большей дистанции — а ведь он учился использовать её с вящей неохотой, да так и не освоил в совершенстве.       Удар!       Тот Юки, которого знал Казуха, не отбил бы его. Но в его нынешней защите, кажется, нет слабых мест.       — Ты стал лучше с нашей прошлой встречи, — бросает Казуха. Ему не надо даже переводить дыхание, чтобы сказать это чётко.       — Правда? Правда?! — заливаясь весёлым смехом, кричит в ответ Юки. Чудно, как травинка у него во рту ещё держится. — Показать, что ещё я теперь умею?       И вспарывает лезвием чёрный песок. Электрические цепи, как змеи, бросаются к ногам Казухи. Он разрубает их, как головы гидры. Но, как в энканомийских легендах, на место одной всегда приходит две.       Несколько дождевых капель падает на кожу самурая. Приходит гроза.       — Это кайдэн, третья форма Райден-рю, — бормочет себе под нос Казуха, разрубая очередную цепь. — И не стыдно столько лгать?       — Я лгу? — Юки в гневе пинает ногой песок. — Я — лгу?! Когда это я тебе лгал?       — Даже обладая Электро Глазом бога, ты не мог достичь такого мастерства при жизни. Я бы заметил.       — Думаешь, это сложно? Так смотри!       Грохочет гром.       Юки в сердцах разламывает нагинату напополам ударом о колено и вскидывает руку с лезвием в небо. Казуха чувствует, как волосы по всему телу становятся дыбом.       Так бывает перед тем, как ударит молния. Или перед тем, как готовишься парировать коронный удар сёгуна — Мусо но хитотати. Смерть от руки старого друга была бы достойной смертью. Но буся не может позволить себе прогнуться под ветерком после того, как пережил шторм.       Отразить удар выходит проще, чем в первый раз. Источник силы госпожи Наруками Огосё находится в середине её груди, на месте сердца. Юки несколько секунд ждёт удара с неба. Этого более чем достаточно, чтобы подготовиться.       Скрипит и искрит камень о камень. Каэдехара стискивает рукоять меча и зубы; они, кажется, вот-вот раскрошатся. Электро стекает по его телу прямиком в землю, где цепи змей только и ждут приказа вцепиться в щиколотки и уронить Казуху на землю.       Сейчас или никогда.       — Куда — руки?! — шипит Юки. Он не был готов к тому, что Каэдехара удержит меч одной рукой, а другой попытается вытащить у него изо рта ценный трофей.       Реагирует мгновенно: Казуха чувствует, как его дёргает вниз, к земле, падает на колени и смеётся.       Он сжимал кулак так сильно, что не заметил, как остался без левой руки и предплечья. Боли нет. Крови — тоже. Под локтем, на месте раны, немного жжёт, как слизистые — от красного перца. Но это даже приятно.       — Ты проиграл, — выждав пять секунд, говорит Юки.       — Подумай ещё.       Ладонь упавшей на землю руки Казухи раскрывается, показывая рассыпавшийся на лепестки кровоцвет. Потом своевольно показывает средний палец и рассыпается на карминовые фракции, смешиваясь с песком.       Нагиса Юки озадаченно смеётся. Потом — тоже падает на песок и обнимает до хруста в костях. Казуха не противится. Хотя он не устал, сил на недоверие всё равно никаких не осталось. Юки пахнет дорогой дорог, электричеством и родным каменистым пляжем на юго-востоке Наруками.       — Прости. Меня, — Нагиса сопит, утыкаясь носом Казухе в шею. Он кладёт меч на песок и обнимает в ответ, насколько это возможно в полторы руки.       Тучи расходятся. Брезжит рассвет.       — Ничего, — улыбается Казуха. Непрошенные слёзы опять текут у него по щекам.       Он малодушно готов осваивать ремесло даже калекой, запереться хоть на тысячу замков, только бы Юки был рядом. По-хорошему, Куникузуши не стоит допускать до этой мысли — но какая разница. Он всё равно нашёл бы, чем Казуху задеть, в его распоряжении — всё время мира.       — Мне не надо было вестись на её провокации, — невпопад заявляет Юки.       Казуха гладит его по голове.       Ничего страшного.       — Хочу заметить, Каэдехара Казуха, что твой друг даже глупее моего, — вздыхает Куникузуши.       Он стоит на самой границе песка и воды, укрывшись от мороси белым бумажным зонтом. Его новое кимоно — насколько об этом можно судить по спине — окрашено во все цвета молодого утра, от персикового и кораллового до синевато-серого.       Юки испуганно отстраняется от Казухи и кланяется в землю. Не то чтобы Куникузуши обращает на это внимание.       — “Мусо” можно записать как “забвение” и как “мечта”. Из нас троих мечты людей всегда волновали только меня одного. Но вот что забавно: один за исполнение сокровенной мечты обзывает меня лжецом. Второй решил, что тайные знания ничем не отличаются от конфет, и сломя голову побежал делиться с ближним живительным пенделем. Я не осуждаю. Просто не понимаю, как с вами общаться.       — Хочу назад свою руку, — говорит Казуха.       Куникузуши почти раздражённо отмахивается зонтом. Каэдехара с удовольствием поводит новыми-старыми пальцами левой руки, после чего за шиворот достаёт Юки из песка.       — Откуда он?       — Артерии земли хранят память обо всех, кто живёт или умер недавно, — тихо говорит Куникузуши. — Ещё немного помню я и сёгун Райден. Гораздо больше — ты сам.       Юки садится, скрестив ноги. Говорит:       — Я проиграл. Это ничего?       — Ничего. Сам расскажу, — Куникузуши задумчиво катает рукоять зонта меж ладоней. — А то, чего доброго, передёрнешь всё. Каэдехара Казуха, подойди сюда.       Казуха встаёт с земли и подходит ближе. Мельком оглянувшись, с горечью замечает, что Юки уже куда-то исчез.       Куникузуши засовывает Каэдехаре в руку квадратный фотоснимок. На снимке — они вдвоём. У Казухи лицо спокойное и уверенное; Куникузуши, у которого на фотографии непривычно короткие волосы, стоит у него за плечом и растерянно, испуганно даже, держит за рукав хаори. Как будто даже дёргает в тщетной попытке увести. По одному снимку можно только гадать.       Не без труда по замыленному фону Каэдехара узнаёт пейзаж.       — Это на горе Ёго?       Куникузуши невесомо кивает.       — Я не помню, — признаёт Казуха. — Какое отношение эта фотография имеет к моему вопросу?       — Да практически никакого. Мне просто интересно, получится восстановить этот участок памяти или нет. Что до вопроса: ещё сто лет назад я считал, что смогу отомстить Эи за давнее предательство, сломав её любимую игрушку. Но ей было плевать на это. Нет, не так: с точки зрения Эи по-настоящему важные вещи не могут кануть в забытье, а если канули — то и не были важны.       — Мне кажется, я это уже слышал где-то. Эи — это имя сёгуна Райден?       — Нет. У сёгуна нет имени, только функция. Как только ты даёшь созданию имя, то начинаешь нести за него ответственность. Эи — безответственная сука, но даже с ней можно иметь дело. Последние полгода, может. Или около того. Эи — имя настоящего Электро Архонта. Не заставляй меня углубляться в подробности.       Казуха кивает. Куникузуши пинает мыском сандалии какой-то камешек, подталкивая в воду:       — В знаниях о Райден Гокадэн нет больше ни тайного, ни сакрального, но мало кто может передать их дальше. Эи, как я уже сказал, плевать, старик Амэнома слишком стар, а его ученик — дуболом, который, положа руку на сердце, никогда не будет и вполовину так же хорош. Его ученик унаследует, в лучшем случае, треть. Через два поколения искусство Амэномы истлеет совсем. Мне нужен кузнец кузнецов, чтобы воплотить мою идею, и я никуда не тороплюсь. Я ответил на твой вопрос?       — Почему я? — одними губами шепчет Казуха.       Куникузуши молчит и немного нервно крутит зонт.       — Неважно, — говорит, наконец. — Пошли работать.