***
Поздней весной закаты в Иназуме проходят рано и быстро. Часы до прибытия шестого Предвестника тянутся медленно и через боль, как время перед свиданием с дамой сердца. О том, что сокращённая трижды жизнь выходит прочь стремительным потоком, Яхико старается не думать. Скарамучча приходит к полуночи, стучится и неуверенно замирает перед приоткрытой створкой сёдзи. Яхико любезно предлагает ему: — Проходи и садись, раз пришёл. Шестой Предвестник вместо ответа слабо кланяется ему. Со стороны может показаться, что у него просто защемило меж позвонков; а может — защемило и в самом деле. Трость Скарамуччи по-прежнему с ним, равно как и бинты, покрывающие все видимые из-под одежды участки кожи. Садиться ему, по-видимому, даже сложнее, чем вставать. — Я заварил тебе чай, — говорит Каэдехара. — Он поможет немного унять боль. Скарамучча долго и как-то растерянно разглядывает маленький заварочный чайничек и коробку с разноцветными конфетами из рисового теста и бобовой пасты. — Спасибо, — сварливо отвечает он наконец, — мне бы хватило простого хлеба и соли. От трапезы пока воздержусь. — Думаешь, отравлено? — Яхико подмигивает ему. — Захотел бы — отравил воду в твой первый визит. — Ничего личного. Мне сейчас не очень приятно есть или пить. Спасибо ещё раз огромное. — Если бы у меня была возможность вернуться в прошлое и выкинуть тебя из окна ещё пару раз, я бы выкинул все три. Но сегодня я выбрал доверять тебе, так что говори. — Мне очень нравится твоя прямолинейность, паучок. Мне нужен твой Анемо Глаз порчи. Если точнее — то, что закрыто внутри него. — И что мне за это будет? — Яхико склоняет голову набок. — Исполню твоё желание, — хитро сощурившись, предлагает шестой Предвестник. — Любое. Почти. Яхико наливает себе чай — тот самый, обезболивающий. Делает скромный глоточек. — Можешь хорошенько подумать. Я никуда не тороплюсь. — Знаешь, что? Возьми Синьору под ручку, Арлекино — под другую, всю вашу шоблу в охапку и уёбывайте с Иназумы. — О, ты говоришь на снежнийском лучше меня. И даже без акцента. Где учил? — искренне удивляется шестой Предвестник. — Нет языковых школ лучше, чем любовь и война, — отвечает Яхико. И нет больше Каэдехар, в чьих жилах не текло бы снежнийской крови. Но об этом Предвестнику необязательно знать. — Не буду спрашивать, какая ближе тебе, — Скарамучча удручённо приобнимает трость. — Убрать Фатуи из Иназумы я не смогу, потому что меня связывают обязательства перед Царицей. Но если самому надо будет исполнять, то я могу всё и даже чуть больше. Яхико допивает чашечку с чаем до конца. — Я много думал о том, что видел несколько дней назад. Ты демон — или, по меньшей мере, ханъё, так ведь? — М… — Скарамучча озадаченно ворошит бинты у себя на затылке. — Чисто технически, я бог-демон. Это даже покруче будет. Немного. — Бог-демон? Архонт, что ли? — недоверчиво тянет Яхико. — Бог-демон это есть бог-демон. Не передёргивай, — резко возмущается Скарамучча и опасно наклоняется вперёд, щуря единственный тёмно-синий глаз. Как будто Предвестника это и правда задело. Несмотря на злость и обиду, Каэдехаре почти жаль, что он невольно испортил его красивое лицо — почти единственное, что в нём оставалось от красивой доброй девочки Рёко. Неожиданная идея вдруг щёлкает у него в голове: — Я обменяю Глаз порчи на контракт с тобой, — предлагает Яхико. — Ты вправе служить мне, как демоны служат смертным? — Да хоть до конца твоих дней могу в макушку клевать, — тревожно повышает голос Скарамучча. — Зачем я тебе? Я не какой-то там рядовой чертила. У меня даже опыта нет никому прислуживать. — После раскола в Иссин Сансоку мой клан оказался в незавидном положении. Жить мне осталось, по всей видимости, всего-ничего, но это неважно. Важно, что даже внуки моего сына просто так не снимут с себя клеймо госизменников. Божественная — или демоническая — помощь со стороны не помешала бы. — Попроси, чтобы я перевёз вас в Снежную, — как-то уж чересчур быстро предлагает Скарамучча. — И тем самым подтвердить, что сёгун всё это время была права? Чтобы мой отец и мой сын до конца жизни чувствовали себя чужаками? Нет, мне это не подходит. — Ладно, тут ты прав, — просто соглашается Скарамучча. — Всё ещё не понимаю, какой от меня прок. — От тебя было много проку, когда ты коррумпированных чиновников в том году на суповые наборы пускал. — Ты варил из них суп? Почему? — растерянно хлопает ресницами Предвестник. Яхико не знает, что возмущает его больше: то, что тот как будто между прочим расписался в череде бесчеловечных убийств, или же полное непонимание семантики в простом, казалось бы, предложении. — Неважно, — потирая переносицу, переводит тему Яхико. — Просто хочу иметь тебя под рукой. Всегда мечтал стать колдуном, жить в глуши и иметь полудюжину полудемонов в услужении. — Может, проще трёх обычных? — Когда я видел, как ты обращаешься с мечом, мне показалось, что имеешь отношение к Иссин Сансоку. Возможно, я был неправ. — А. Скарамучча как-то чересчур воодушевлённо, почти нервно, выпрямляет спину. — Что именно из Глаза Порчи тебе нужно? — спрашивает Каэдехара. — Это плохой образец. Слишком порченный. Когда я достану из него время и заберу себе, он перестанет существовать, — пространно отвечает Скарамучча. — Что? — Потом увидишь! — заверяет он. — Послушай, если ты… ”достанешь время”, то сможешь понять, сколько осталось жить мне? — Смогу. Яхико наливает себе ещё чай. — Тогда честно будет дать твоему контракту столько же лет, на сколько я, в общей сложности, сократил себе жизнь. — И перед кем я должен буду потом отчитываться, если ты раньше откиснешь? — недовольно интересуется Предвестник. — Пока думаю, что Казухе. Это мой сын. — Я знаю, кто такой Казуха! Может, есть другие варианты? — Другой вариант — Глаз Порчи остаётся у меня, а ты уходишь несолоно хлебавши. — Больной извращенец, — вздыхает Предвестник. — Ладно. В этот раз придётся, ради приличия, почитать этот дебильный типовой контракт. Ай! Он едва успевает положить на пол трость, прежде чем из воздуха ему на колени падает три плотно свёрнутых свитка. Один, отклонившись от общей траектории, по пути успевает стукнуть по лбу. От свитков пахнет тёплыми камнями и заморскими специями. А ещё — фонит Гео элементом. — Моракс, Гео Архонт, — поясняет Скарамучча, — это гарант исполнения всех договорных обязательств между людьми и богами. У тебя там, кстати, тоже должны быть какие-то обязательства. И да поразит нас Гнев Камня и всё такое, если будем плохими женатиками. — А первая брачная ночь мне по контракту полагается? — подначивает Яхико. Предвестник издаёт неопределённый каркающий звук, скорее недовольный, чем обратное, и протягивает ему один из свитков, прежде чем сам погружается в чтение. Потом вынимает ручку откуда-то из рукава и принимается дописывать на свободное место в конце уточняющие абзацы, касающиеся предмета договора. По мере того, как он пишет, меняется текст и в договоре Яхико. Его поражает, насколько мало написанное напоминает бюрократические телеги, с которыми приходится работать по делам Трикомиссии — просто потому что написано простым, ёмким и понятным языком. Больше того: прочитав несколько первых строк, Каэдехара уже знает, о чём весь остальной текст, как будто уже раньше вызубрил его наизусть, а потом открыл, чтобы себе напомнить. Правда, от острого и строгого рукописного почерка быстро начинает кружиться голова. Яхико прикрывает глаза и чувствует, как будто его шеи и края уха касается тёплое дыхание. “Не забывайся, — сообщает голос, безэмоциональный и бесполый, — если ты, смертный, возьмёшь в услужение бога, это не возвысит тебя до Селестии. Подвига в этом нет, но это — часть от подвига. Времени осталось очень мало, но ещё можно что-нибудь успеть. Перед тобой — дитя разума Вельзевул, воли Баал и плоти Астарот. Пожалуйста, прими его с уважением, как члена своего клана, и давай работу, когда попросит.” Яхико украдкой втягивает носом воздух. Пахнет духами, причём женскими — с нотками карамельной шелковицы, почти смывшихся цитрусов в верхнем аккорде, с дорогим деревом в базе. Этот запах — оживляющий глоток прохладного чая с бергамотом после долгой ходьбы по припыленным горячим сопкам на границе Сумеру и Ли Юэ. Если дракон Моракс, бог контрактов, пахнет точно так же, Яхико определённо хотелось бы уткнуться носом в его гриву и немного так полежать. Наваждение спадает, когда что-то острое и чуть тёплое тычется Каэдехаре в ладонь. — Я понимаю, ты уже прочёл, — говорит Скарамучча, дитя Электро Архонта, если верить Мораксу. — Подписывай здесь, здесь и здесь. Подпись Гео Архонта, сделанная тем же каллиграфическим почерком, что и основная часть контракта, заставляет Каэдехару невольно устыдиться своего почерка — и это при том, что он начал заниматься каллиграфией раньше, чем научился считать. Другая подпись — или, точнее сказать, рисунок — вызывает у него только вопросы, самый важный из которых: — Это курица? Яхико показывает обратной стороной пера на маленькую круглую птичку слева от подписи Моракса. — Сам ты курица, — рявкает на него Скарамучча. Яхико смотрит на него. Потом на птичку. Потом на него опять. — Можно подумать, ты никогда не рисовал ничего в поле “подпись” в документах, и тебя потом не заставляли использовать эту картинку везде, где надо… поставить подпись! — Нет. Не рисовал, — смешливо фыркает Яхико. Ловит над столом обиженно сжатую в кулак ладонь и вкладывает туда, достав из-за пазухи, злополучный Глаз Порчи. Шестой Предвестник сжимает кулак ещё плотнее, чем до этого — пока сквозь пальцы не начинает сыпаться мелкая серебряная пыль. Яхико ставит подпись один раз, другой, третий, пока тот, отчаянно шмыгая носом, снимает с лица бинты. Когда Яхико поднимает голову, перед ним сидит прекрасная до безобразия девочка Рёко и ревёт, размазывая слёзы по красивому лицу. — Ладно, хорошие птицы получилась. Не расстраивайся только. Как это читается? — Продолжительность нашего контракта, начиная с этого момента: десять лет, семь месяцев, двадцать восемь дней, две недели, два дня, восемь часов, четырнадцать минут. А жить тебе осталось года полтора. Мне не очень хочется считать. — Можешь сказать мне на ухо, если стесняешься, — Яхико хлопает себя по бедру: иди сюда, ближе ко мне. — У тебя со слухом плохо, хозяин? Яхико думает: а какого дьявола это я вот-вот начну тебя утешать, если умираю — тоже я? какого дьявола тебе не плевать? Тёплые губы касаются раковины его уха, прежде чем разверзнуться и прошептать…***
— Казуха? Это ты?! Казуха с вящим неудовольствием открывает сначала один глаз, потом второй. Ноги и спину неприятно холодит сухой снег. Шиканоин Хейзо держит Каэдехару за грудки и трясёт, как прохудившийся мешок с картошкой. — Что со мной было? Казуха кладёт ладони поверх его рук. Чтобы успокоить, но, в первую очередь, остановить. Говорить трудно; языку как-то чересчур тесно в ротовой полости. — Тебе коротко или… — Коротко, — обрывает Казуха. Шиканоин наконец отпускает его, предоставив бесценную возможность набрать в опухший рот снега. — Куникузуши сказал, что твои загоны ему вот где уже сидят, и если ты не можешь взяться за голову, то он разберётся с ними сам. — Мх-мм, это я помню. — Я остановился снаружи и стал наблюдать. Он наполнил чашку водой из озера, ты выпил где-то половину и почти сразу же, параллельно с этим, принялся его отчитывать. Куникузуши начал вопить, что ты, но на самом деле нихрена не ты, нихрена не понимаешь. Мне было плохо слышно и ничего не понятно, поэтому я пришёл ближе послушать. Не-тебя это, по всей видимости, страшно разозлило, но драться он начал с Куникузуши. Я позвал Юки. Юки врезал тебе. — Сколько пальцев я показываю? Казуха, не без труда поднявшись на ноги, оглядывается. На соседнем, по диагонали, берегу проклятого озера старых костей Нагиса Юки нависает над лежащим в сугробе Рё. — Да, — вяло отвечает тот. — Что это за ответ такой?! — Да отстань от меня, — рычит Рё. — Штуки две-три, и все мутные. Казуха подходит ближе — Нагиса поглядывает на него с подозрением. Казуха крепко обнимает Шиканоина, который волочится за ним грустным хвостом. Нагиса заметно расслабляется.