***
Когда-то предки клана Акечи, приближенных сёгуна, были горными отшельниками, но потом присягнули сёгуну. Теперь их потомки — одни из тех, на ком зиждется Иназума и её нынешняя столица. Их старое поместье на горе, а ныне — городская тюрьма, практически соседствует с замком сёгуна, Тэнсюкаку; по дороге же открывается живописный вид на пестрящий разноцветными крышами верхний город — очень дорогой, но вместе с тем и самый густонаселённый район города. Прошедшая, казалось, только вчера война как будто не оставила следов на столице. За семь лет она стала только краше. — О чём вы с дедом говорили так долго? — как бы между делом, дружелюбно качая хвостом, интересуется Снежок. — Это из-за… — Нет, я задержался по иному поводу, — перебивает Казуто. — Дядя Акечи желал обсудить с комиссией Ясиро проект реновации старого города. Видите ли, его гостям не нравится вид из окна… В ресторане — вероятно, из-за отсутствия продувающего ветра — очень жарко; господин Камисато снял с себя тёплое хаори, и только так Нагамицу заметил висящий напротив его сердца крохотный детский амулет, состоящий из чёрных перьев и сине-золотых ниток. — Нелепица, — встряхивает головой Акамэ Юки. Казуто не отвечает ему; в их комнаты заходят мраморноликие девушки с высокими причёсками и в сложных кимоно; одна в синем, другая — в красном. К Юки и Казуто приносят узкий поднос с крошечными, но очень красивыми конфетами из бобовой пасты, Нагамицу — большой и круглый, с плеядой крохотных тарелочек со всевозможными соленьями и, конечно же, миской чистого жемчужного риса. — Оставьте нас, — говорит гейшам Казуто. Сперва Нагамицу думает, что ему кажется; но одна из женщин — та, что приносила закуски, в малиново-красном кимоно, немного медлит. Но то же самое замечает и Снежок. — Чего застыла? Брысь отсюда! — брякает он. — Не до вас сегодня… — Если могу чем-то помочь… — блеет девушка. — Ты на слух туговата? — прерывает её Юки, не скрывая отвращения. — Исчезни уже с глаз моих. Второй и третий курс пусть донесёт твоя подружка. Казуто молча разливает чай, будто бы совсем не возмущённый такой грубостью. — Извините, — коротко качает головой Нагамицу, — у нас очень сложный разговор, поэтому он немного на взводе. Не принимайте на свой счёт. Гейша кидает на него взгляд, полный одновременно сдержанной радости и недоумения. Говорит: — Н-ничего. Я пойду… Её волосы сильно пахнут поздней осенью, лилиями и засахаренными сухофруктами — ещё чуть-чуть, и даже для человеческого обоняния с духами был бы явный перебор. А ещё ей наверняка было нелегко выходить сегодня на работу, потому что через весь плотный пудровый шлейф незаметно просачивается чуть затхлый запах крови. Как только створка сёдзи закрывается за девушками, Акамэ Юки кидает на дядю смурной взгляд: — Нечего оправдывать меня перед слугами. Тем более, это место принадлежит клану Камисато. Молодой лорд Казуто прячет за чашкой издевательскую улыбку: — В общении груб, в постели неуклюж, и почему женщины способны покуситься на такое, и тем более хотеть за тебя замуж? Скажи, дело ведь только в пушистом хвосте и ушах? — В долгой совместной жизни это скорее минус, — фыркает Нагамицу. — Особенно если возлюбленная любит носить чёрное… — Не говорите ерунды, — Юки нервно дёргает плечом. — Тем более, я не женат. Пока ещё. — Да? — не очень искренне удивляется Казуто. — А я думал, что уж рождение внучки должно растопить сердце госпожи Ямакавы. — Растопить сердце? Да она скорее выпустила бы себе кишки от такого позора, если бы не плотный график и планы на ближайшую пятилетку. О, когда я наконец женюсь, вся Иназума узнает об этом! И ты в первую очередь… — Денег не дам, — смеясь, предупреждает Камисато. — Жаль. Не знал бы тебя — подумал бы, что ревнуешь, — хмыкает Юки. — При всех своих достоинствах я всё ещё не Гео Архонт, чтобы сыпать деньгами в таких количествах. И даже Дендро Архонтом стать не успел — а ведь она, то есть предыдущий Дендро Архонт Рукхадевата, устраивала великий пир в честь своего дня рождения каждый год. — Лорд Кусанали — или, во всяком случае, приближенные к ней мудрецы — считают, что скорбь земли пока слишком сильна, чтобы праздновать Сабзеруз с прежним размахом. Ещё надо помочь слишком многим, кто пострадал от Катаклизма. Но я надеюсь, что вы доживёте до времён, когда традиция праздновать день рождения Денро Архонта вернётся в мир. На Сабзеруз стоит посмотреть хотя бы раз в жизни, а лучше — семь, по одному разу в десять лет. Во всяком случае… раньше было так. Нагамицу подцепляет палочками кусочек маринованного овоща, перекладывает в другую миску и задумчиво складывает на нём башенку из риса. — Дядя, ты же был там, прямо на пиру Архонтов? — Думаю, сейчас не время это вспоминать, — Нагамицу прижимает уши к голове. — Но Казуто ведь ещё не слышал! — А у меня еда остынет, — безапелляционно возражает Нива. — Если что — переделают, — обещает лорд Камисато. Кажется, в его серо-голубых, как небо в грозу, глазах мелькает искра искреннего интереса. — Ладно, — вздыхает Нагамицу.***
Около 550 лет назад В древние времена, ещё во время Войны богов-демонов, у земель Сумеру было трое хранителей — лучших друзей. Богиня-демон — хозяйка цветов Пушпаватика была порочной и красивой, как обсидиановое ночное небо, скрывающее все грехи; Великая властительница Рукхадевата — нежным и добрым солнцем выходного дня, царь аль-Ахмар был рассветами и закатами, сплавлявшими их, полностью противоположных друг другу, в единое целое. Для своей возлюбленной подруги Пушпаватика придумала праздник Сабзеруз, который велела праздновать в день рождения Рукхадеваты. Когда Богиня цветов ушла из жизни, Рукхадевата продолжила традицию для того, чтобы сохранить память о былом. Большую часть года властительница Рукхадевата проводила в затворничестве. Кто-то полагал, что это в основном оттого что у неё много дел, кто-то — что она стесняется и испытывает неудобства из-за своего несовершенного облика; одна нога богини была чуть короче второй, от рождения ли, от старых ран — об этом история умалчивает. Незадолго до Сабзеруза владыка объезжала свои владения, и каждый из её свежих безупречных нарядов дополнялся элегантной тростью. Никто ни разу не видел Рукхадевату на публике в одинаковых нарядах несколько раз подряд — равно как с одинаковыми тростями. — …Поэтому это будет хороший подарок, — заверила Макото. — Осталось больше трёх дюжин дней. Этого времени хватит, чтобы сделать вещь какой угодно сложности. — Месяц — это очень мало, — вздохнул Нагамицу. — И потом, у меня были другие планы. — Ты хочешь поставить Эи в неловкое положение? Глаза сёгуна стали влажными и как будто очень-очень большими. — Я тут ни при чём. Яэ — фамильяр Эи, не я. И потом, почему вы не можете просто поехать вдвоём, как делали это всякое десятилетие? — В эту декаду праздник Сабзеруз устраивала Надюша, — заявила Макото. Так, будто это могло хоть что-то объяснить. — Устраивала… кто? — Крио Архонт, — исправилась Макото. — Когда Надюша проводит праздник, по правилам всегда надо взять с собой ещё одного. Обычно мы с Эи и так были вместе, но на этот раз… у дорогой Сайгу не было отпуска уже тринадцать лет, но и как я могу бросить сестру? — Я не Архонт, — тяжко, как гвозди заколачивая, сказал Нагамицу. — Более того, я наполовину человек. Моё присутствие будет неуместно среди богов, и своим присутствием я подведу Эи больше, чем отсутствием. — Брось это! — Макото взяла руки Нивы в свои. — На самом деле Буер любит людей больше, чем все мы. Даже если люди отвернутся от богов и забудут её, она никогда не отвернётся от людей. — А что другие? Руки у Макото были мягкие и тёплые, с ухоженными ногтями. Пахло от неё, как обычно, сиренью и карамелью. Запах этот — запах тоски и нежности, потом ещё надолго врезался в память клеймом печали. — А что дело нам до других! — улыбнулась Макото. — Не про них ведь праздник. — …Если это — приказ всемогущего сёгуна, то я не могу ослушаться. — Если тебе так нужен приказ, проси его не у меня. Сёгун подмигнула ему. Нагамицу почувствовал, что щёки у него стремительно алеют.