— Потому что я одурманен, Хестром.
Хестром показалось, что она ослышалась. Так дико и почти абсурдно это звучало, как если бы она услышала несуразную и неожиданную фразу, и это могло даже позабавить, если бы так не обескуражило.
В каюте какое-то время стояла гнетущая тишина, разбавляемая лишь тихим гудением палубы, редкими всплесками воды в аквариуме и облизыванием варрена, который, промчавшись мимо Хестром, снова припал к ногам хозяина.
Шепард глядел на неё исподлобья, ожидая её реакции, а у неё вдруг расплылось перед глазами, как если бы она попала в какой-то дурной сон.
Быть может, это и есть сон? Ведь в реальности он только кричал и злился, требовал, чтобы она как можно быстрее уехала, а сегодня он признался, что она ему нужна. А потом сказал что-то другое, что никак не укладывалось у неё в голове.
Она шумно выдохнула, чувствуя себя совершенно растерянной.
— Я… — слова застряли в горле, не желая выходить наружу. – Я не понимаю…
— Присядь, — он указал напротив себя, на кресло, и Хестром в замешательстве, но послушалась. Ей вдруг почудилось, что стены куда-то поплыли, нависли над ней, и лишь когда она опустилась на мягкое сиденье, поняла, что это слегка подкосились ноги. Варрен насторожился, но, получив строгий приказ, решил позабыть о гостье или делал такой вид.
Джон сидел напротив в очень напряженной позе: опирался локтями на широко расставленные ноги, сцепив ладони в домике и положив на них подбородок. Глаза его теперь не были злыми – лишь хмурыми, таящими в себе чувство стыда, вины и едва ли не отчаяния. При этом он очень старался придать себе спокойное и уравновешенное выражение, но бегающие по щекам желваки выдавали его с головой.
Он очутился слишком близко, чтобы она могла проанализировать услышанное, но в то же время их разделял низкий журнальный столик, помогающий дистанцироваться и хотя бы попытаться критически отнестись к тому, в чем он ей так неохотно и трудно признался.
«Потому что я одурманен».
Она ожидала чего угодно, но только не этого. Он мог бы сказать ей, что влюблен в Картер и разлюбил её, Хейс, – и она бы охотно поверила. Или сказать, что болен крайней степенью забывчивости или безразличия – и она бы поверила. Даже выдумать, что галактику скоро поглотит огромный червь – она бы даже в это поверила с куда большей охотой, нежели в те слова, что вырвались из глубин его мыслей. У неё же они никак не хотели укладываться в голове, отчего брови нахмурились, дыхание участилось, глаза широко раскрылись – так она была обескуражена.
— Понимаю, что ты удивлена… — начал сдержанно Шепард, откашлявшись и прочистив горло. Говорить ему было не легче, чем ей слышать.
Удивлена? Это совсем не отражало степень её удивления. Она была шокирована.
— Но если ты послушаешь то, что я расскажу… Вопросов станет чуть меньше. Но готова ли ты к этому, Хестром?
Готова ли она? Конечно, нет! К такому она не была готова! Ей казалось еще пару минут назад, что она была готова услышать любые объяснения, требовать любых ответов, но теперь время как будто остановилось, замерло, затаилось, тяжело и взволнованно дыша за углом, выглядывая, чтобы проверить, как она восприняла это признание и не сошла ли с ума. Каюта же и вовсе сузилась, подчиняясь наглым стенам, внезапно решившим исправить четкий перпендикуляр коварной наклонной. Потолок навис, полумрак облепил со всех сторон жадными мазками, а мерцание от аквариума, отражавшееся вокруг, издевательски плясало.
И лишь Шепард был неподвижен, терпеливо всматриваясь в неё и ожидая ответа. В его темных в полумраке глазах светилась решимость, смешанная со страхом. Он боялся. Боялся, что она не захочет услышать ответов теперь, когда услышала то, что могло её всерьез напугать.
Но Хестром не была бы собой, если бы не кивнула утвердительно. Что-то сказать она пока не решалась.
Получив это разрешение, он тоже кивнул, а грудь его, обтянутая формой, высоко поднялась, втягивая побольше воздуха.
— Я расскажу. Только прошу, не перебивай меня. Мне… нелегко это дается, — попросил он и принялся рассказывать.
Его история началась с того, что произошло в Лондоне. Как он пробирался к Лучу, едва не погибнув, а потом оказался на Цитадели. Как встретил проекцию маленького мальчика.
— Это был ИИ, Катализатор. Он принял форму этого пацана, считав его из моей памяти, и все потому, что я испытывал жгучее чувство вины и стыда за то, что покинул Землю, а пацана так и не смог спасти… Он рассказал мне о том, кем были Жнецы, каковы их цели. А потом предложил мне выбор, — Шепард, предаваясь горьким воспоминаниям, так же горько усмехнулся, часто поднимая на Хестром взгляд, как будто проверяя, слышит ли она вообще, понимает ли его слова.
Сама же Хейс впитывала услышанное, затаив дыхание, как будто если она шевельнется, скажет хоть слово или даже выдохнет слишком шумно – и эта иллюзия или сон рассеется, и Шепард, снова зло усмехнувшись, прогонит её вон. Но сегодня он был другим, разрушив разделявшую их до этого стену.
— Был ли это мой выбор? Я не знаю до сих пор. Помню, что хотел пойти вперед и выбрать абсолютный мир, как к тому меня и склонял Катализатор… Но в последний момент что-то внутри воспротивилось. Вспомнил Андерсона, который погиб рядом со мной несколько минут назад. Подумал о тебе. О Лине. О своей команде. И понял, что ни Андерсон, ни ты, никто из тех, кто шел бок о бок рядом, не одобрили бы этого решения. Нельзя воссоединиться с теми, кто едва не стер с лица Земли весь твой род. Нельзя подружиться с теми, кто убивал твою семью, не испытывая ни единого отголоска совести. Нельзя хотеть изменить свою суть – и я выбрал то, что должен был, к чему стремился и ради чего все и было затеяно. Красный Луч, который должен был уничтожить всех Жнецов, включая и их технологии. Их создания, хасков, каннибалов и других – но при этом еще и всех синтетиков с их технологией, таких как СУЗИ и геты. Джефф был прав, обвиняя меня в смерти СУЗИ, это я виноват. Он это чувствует, а я не могу это опровергнуть, чтобы не соврать… В итоге с галактикой случилось то, что случилось. А я умер…
Видя, что Хейс уже открыла рот, чтобы что-то сказать, хотя она и сама еще не понимала, какие слова готова произнести, он сразу же вскинул одну ладонь, призывая к молчанию. Хейс поборола этот порыв.
— Я так думал. Взрыв был слишком сильным. Я должен был умереть. Но, как видишь, этого не случилось. Я просто отключился, на целых три года. Очнулся я уже на одной станции с названием «Челленджер-7»…
Тут рассказ Шепарда стал звучать совершенно невероятно, и, поглощая его слова, Хестром мысленно спросила себя, а не приснилось ли ему это. Или все же это снится ей, а он свято верит в произошедшее?
Он описал свое пробуждение. Потерю памяти. Восстановление памяти. Растерянность. Вишнёва. Желание узнать ответы. Небольшую сделку насчет подтягиваний. Свои усилия восстановить тело и прийти в форму. Потом перешел к краткому описанию действий, когда он планировал сбежать с космической станции, где его держали… Жестокую правду о том, где он находился на самом деле, всю беспомощность, какую ощущал. И странного человека, вышедшего поговорить с ним.
— Я сразу понял, кто это. Говоря об одурманивании, я не имею в виду Жнецов, как ты, наверное, подумала. Со Жнецами покончено. Но во время войны я наткнулся на расследование одного доктора, некоего Брайсона, который изучал происхождение Жнецов. Это было как раз в то время, когда ты… когда ты была раскрыта на «Нормандии» и сидела на гауптвахте, а командовал Аленко. Я помогал найти доктора и в итоге оказался на одной планете. Я пытался найти Левиафанов, не знаю, слышала ли ты что-нибудь об этом…
Хейс, сглотнув, отрицательно покачала головой.
Он снова кивнул, подтвердив для себя какую-то мысль.
— Информация была засекречена. Лишь немногие из моей команды знали об этом. А я был слишком зол тогда, да и потом, когда мы… у нас перед Кроносом было мало времени, и я, признаюсь, не мог довериться тебе полностью. Точнее, все произошедшее тогда с Левиафанами было в принципе бесполезным, поэтому я предпочел отбросить это и сосредоточиться на главном – войне. Я все-таки нашел трех Левиафанов тогда, которые скрывались от Жнецов. Но они отказались помогать и, помнится, после разговора я послал их на хер. Был зол. Ты знаешь почему.
Хестром глубоко вздохнула. Да, она все еще винила себя в том, что обманывала и его, и команду в то уже далекое, но трудное время. Но сейчас все, кажется, изменилось… менялось, прямо в эту минуту. Он действительно просил её остаться? Или он уже забыл об этом? Она даже ощутила легкую досаду на саму себя: её волновало сейчас только это, только то, что с ним случилось, а не какие-то загадочные существа, и это было неправильным, ведь это тесно касалось его истории и должно было объяснить ей, почему он сказал то, что сказал. Должно же?
— Так вот… эти существа, создатели Жнецов, выжили. Но меня спасло не одно из них, а другое. Четвертое, о котором я не знал. И вот когда я пытался в первый раз сбежать, оно и говорило со мной. Его древнее имя Айин, так оно представилось тогда. Люди в легендах издревле называют его Прометеем. Тангароа. Чуть позже – Ктулху.
— Хаски… — все же не смогла сдержать Хейс потрясенного выдоха. – Это что, шутка какая-то?
Шепард вдруг усмехнулся с прежним злым оттенком.
— Хотел бы я, чтоб так и было. Но нет. Это Левиафан. Один из той расы, которая создала ИИ, а тот в свою очередь создал Жнецов, которые уничтожили и Левиафанов… Ересь, да? И я бы сам в это не поверил, если б не знал про Властелина, Жнецов, не видел ИИ в образе этого пацана из моих мыслей… Постарайся пока не анализировать, Хестром. Просто слушай. Левиафаны – это, увы, не миф. Они до сих пор существуют. Трое на Деспойне, так называемые Старшие Братья, хотя там есть и одна Сестра. Они мощнее и сильнее того, что спас меня. Когда-то Айин пытался остановить создание ИИ, подняв что-то вроде бунта, поскольку предчувствовал грядущую катастрофу, но ничего не вышло. За это его пытались уничтожить, он бежал. Добрался до небольшой планеты. Это была Земля. С тех пор он на ней скрывается…
— Скрывается? Но как это возможно? Прости, Джон, но я не понимаю…
— На Земле есть только одно место, наполненное водой, необходимой для их жизни, но достаточно неизученное, чтобы он мог там скрываться. Марианский желоб. Идеальное место, чтобы о твоем существовании не узнали, а если кто-то подбирался достаточно близко – подвергался одурманиванию или был напуган так, что разум его потом помешался. Например, в двадцатом веке немецкие ученые на батискафе подобрались слишком близко к Айину, и это ему не понравилось. Он напугал их так, что они потом рассказывали истории про чудовище, но, разумеется, им никто не верил. А потом люди нашли протеанский маяк, и никому уже не было дела до того, что скрывает сама Земля.
— Откуда ты обо всем этом знаешь? – снова нарушила Хестром обет запрашиваемого молчания. Но Шепард, кажется, не думал возмущаться тем, что она снова не послушалась, даже скривил губы в усмешке. Наверняка и не ожидал полного послушания.
— Он мне это показал, — указательным пальцем он постучал по виску. – Ментально. Так они и общаются. Они выглядят, как и Жнецы, существуют в водной среде, поэтому просто открыть рот и поговорить не могут. Для этого вторгаются в твой разум либо одурманивают какого-нибудь бедолагу, чтобы открывал за них рот. Суть в другом, Хестром. Айин показал мне тогда, что затеяли его Старшие Братья. Теперь, когда Жнецы были повержены, ничто не могло остановить их возрождение в галактике как властелинов всех низших народов. Низших – в смысле нас всех. Так они существовали веками еще до Жнецов, время для них несущественно, живут они колоссально долго. Они одурманивали целые народы в разных галактиках, и те народы служили им: к примеру, строили корабли, чтобы они могли перемещаться и находить новые галактики и новые народы. То есть рабов. Это их принцип существования, по-другому они не могут, да и не хотят. Они привыкли быть богами и даже свою ошибку со Жнецами не считают ошибкой. Всего лишь неудавшийся эксперимент. И теперь, когда он завершен, ничто не мешает им снова возродиться для господства… Ты следишь за моей мыслью, Хестром? – уточнил он, прищурив глаза.
Очевидно, вид у неё был слишком потрясенным и отстраненным. Еще с утра она полагала, что большая часть из имеющихся проблем – это как бы попрощаться с Шепардом, а теперь Шепард мало того, что попросил её остаться, и это постоянно вертелось в мыслях, едва ли не мигая в мишуре и радужных фейерверках, так еще и рассказывает ей просто невероятные вещи!
— Я слушаю, — тихо прошептала она, пока её взгляд блуждал по полу, столу, дивану, но все равно всегда возвращался к мужчине напротив, как если бы проверяя, не растворился ли тот во сне и не принял ли другую форму. Сначала всегда останавливался на туго сцепленных в замке руках, потом – на чуть обеспокоенных её отстраненностью глазах, иногда цеплялся за его плечи, чтобы потом, украдкой проскользнув, снова вернуться к проверке.
— Айин раскрыл мне их цели и… дал увидеть, каким будет мир, если они добьются результата. А они добьются, это очевидно. Если только он и я не помешаем им. Такова была первая версия.
— Зачем ему хотеть помешать? Он же один из них, — спросила, не понимая, Хестром.
— Затем, что они хотели его убить, например, — ответил слегка удивленный её несообразительностью Шепард. – Изгнали. Если обнаружат место, где он скрывается, то уничтожат. По крайней мере, так «пояснил» мне он сам. Он «пояснил» и другое: он не хочет, чтобы люди подчинялись им. По его словам, мысленным, он наблюдал за развитием нашей расы, лишь иногда подталкивая нас. Давая нам огонь. Как в легенде. Возможно, найти протеанский маяк без его помощи нам бы не удалось, как и сделать другие поразительные открытия. Он вел нас, не всех сразу, конечно, но многих представителей.
— Что значит «вел»?
— Я задал, помнится, такой же вопрос, — оторвав подбородок от рук, Шепард как будто чуть расслабился, почувствовав, что она вовлечена в эту историю чуть больше, чем ему показалось сначала. Он с видимым облегчением откинулся на спинку дивана. – На что он мне ответил, что не одурманивает нас. А именно ведет. Помогает. Наблюдает. Играет роль Бога, но, получается, он и есть тот самый Бог для людей, просто люди выдумали ему тысячи форм, пока не нашелся один из них, который был одурманен настолько, что придумал людям новую религию.
— Только не говори, что ты имеешь в виду Иисуса, — нахмурилась недоверчиво Хестром. Уши все еще играли с ней злые шутки, будто намеренно переводили обычные слова Шепарда в какую-то ерунду, как сломанный имплантат. Что, если это все-таки сон, и Шепард в принципе говорит о другом? Например, о погоде? Хотя если это все же сон, это объясняло, почему он рассказывает о таких невероятных вещах!
— Не могу знать наверняка, но сама подумай: внезапно появляется кто-то, кто твердит о существовании какого-то своего, нового Бога, достает из шляп кроликов, умирает, а потом неожиданно воскресает, заставляя людей поверить в то, что он сын Божий… Очень знакомо, не находишь? А потом все его последователи внезапно творят чудеса, придумывают правила религии, проповедуют всеобщую любовь и всепрощение. На самом деле, Айин, возможно, просто не хотел, чтобы люди перебили друг друга, не оставив ему ни единой обезьяны, за которой можно было бы с интересом наблюдать, коротая скучные века… — Шепард улыбнулся, уже без злости, а почти с цинизмом. – Чем тебе не теория? С учетом того, что я точно знаю, что должен был быть мертв, но за каким-то хером местный Бог меня решил воскресить.
— Черт побери, — выдохнула Хейс. – Иисус был… одурманен? Это даже звучит невероятно. Но твоя и его истории очень схожи.
— Именно, — кивнул Джон, окончательно растеряв прежнюю невидимую броню, перестав злиться и отталкивать от себя. Это было так странно: просто говорить с ним, пусть и на тему, в которую Хейс и до конца поверить-то не могла, но все же говорить! Не кричать, не ехидничать, не язвить и не грубить друг другу – просто говорить.
— У Иисуса была своя цель – принести в этот мир новую религию, объединить людей. Но люди, как обычно, ни хрена не поняли. А потом снова пересобачились друг с другом, уже на почве новой религии. Возможно, Иисус был Протектором.
— Кем?
— Когда Айин показывал мне свои картины… Он показал мне и представителя одной древней расы. Его звали Госавара. Он был Протектором – это своего рода очень почетная должность некогда среди низших народов. Занимал её кто-то очень достойный, и главная его задача – сделать все возможное, чтобы защитить своего Бога, то есть Левиафана. Однако, когда Айин показывал мне это… я полагаю, что он рассказал мне слегка видоизмененную историю, отличающуюся от истины. В его картинах Госавара не был одурманен. Но это не было истиной. Айин просто хотел убедить меня в этом, чтобы я согласился.
— Согласился? На что?
Шепард снова оторвал спину от дивана и оперся о колени руками. Какое-то время молчал, о чем-то раздумывая, и Хестром даже показалось, что он взвешивал в голове, что стоит или не стоит рассказывать. Или как рассказать о том, о чем особенно тяжело говорить. Ей снова почудилось, что полумрак каюты, развеиваемый голубоватым успокаивающим мерцанием аквариума, приобрел немного угрожающую атмосферу, наэлектризовался, хотя и без этого ощущалось напряжение, здесь воцарившееся. Кажется, Шепард тоже это ощущал, поэтому, похлопав мирно сопящего у его ног варрена, вдруг спросил:
— Хочешь выпить?
Этот вопрос совсем выбивался из общей картины зловещего напряжения от разговоров про одурманенного Иисуса. Но все же мысль о выпивке показалась почти спасительной.
Хестром одобрительно кивнула головой, и Шепард сразу же поднялся. На какое-то время он отошел в рабочую зону и, нарыскав в шкафу бутылку чего-то – да чего угодно! – наливал выпивку в бокал. Хейс исподтишка наблюдала за ним пару мгновений, спрашивая себя, как он вообще мог верить в то, что одурманен? Он же совершенно нормальный!
Тихое рычание напротив заставило её оторваться от подглядывания за Шепардом и смотреть только на варрена. Зверь поднял голову и, угрожающе сверкая влажными глазами, тихо, очень тихо прорычал. Наверняка опасался нарушить приказ хозяина, но явно недовольный присутствием постороннего в каюте.
Посторонний. Хестром не хотела им быть, но для варрена, похоже, все были посторонними.
— Держи, — закончив, Джон приблизился и протянул ей бокал с темной жидкостью. Хестром приняла бокал, и пальцы их случайно соприкоснулись. Мимолетно, почти незначительно, но её обдало жаром. Она вдруг снова с удивлением обнаружила, что сидит в его каюте, очень близко к нему, и плевать что между ними столик, и при этом вместо того, чтобы оттолкнуть её, он рассказывает ей какие-то небылицы!
Шепард, сев на диван, дал ей время выпить. Это был крепкий бренди.
— А как же ты? – спросила она, не увидев бокала в его руке.
— Я капитан, Хестром, — усмехнулся он. – Я не могу пить на посту.
— Тогда зачем у тебя бренди в шкафчике?
— Просто чтоб был. К тому же, это ты выглядишь белее снега и напуганной. Я тебя напугал?
Хестром, выпив еще, поставила бокал и сжала кулаки, чтобы привести себя в равновесие.
— Я не боюсь тебя сейчас, если ты об этом, — ответила она. – Но я все еще ни черта не понимаю.
— Тогда я могу продолжить. Но сразу предупреждаю: самое ужасное еще впереди. Мне продолжать?
Она кивнула.
Джон снова похлопал варрена по голове, умело научившись избегать острых участков, и, добившись тишины, наконец сказал сухим, но довольно мрачным голосом:
— Я был разбит. Тогда, когда очнулся. Узнал, что прошло три года. Во что превратилась галактика. Многие меня ненавидели. Я не мог сбежать, станция была на огромной глубине, а я ничего не смыслил в таких погружениях. Несмотря на подготовку N7 и то, что я уже когда-то погружался на глубину, мои знания в этом ограничены. Айин рассказал мне свою историю и дал мне новую цель. Уже тогда я понял, что Коммандер Шепард навсегда мертв – и я был этому даже рад. Над галактикой нависла новая угроза в виде Левиафанов и я, словно по инерции, позволил Айину заглянуть в мой разум тем, что согласился помочь ему. Он хотел, чтобы я стал его новым Протектором, я должен был защищать его. Но кроме этого у него есть и другая цель, к которой он меня и вел. Да, он тоже меня вел, по его признанию, с тех пор, как я контактировал с маяком на Иден Прайм. Тогда я и заинтересовал его. Маяк меня не убил. Это уже что-то значило, и с тех пор Айин вел меня по пути, но, как он уверял, все решения принимал я сам.
Однако сейчас я в этом так не уверен. С одной стороны, я слишком быстро поверил в Жнецов, пусть это послание и содержалось в маяке. Слишком рьяно был уверен, что могу остановить эти машины. Тут дело либо в моей глупости и упёртости, либо в том, что мне это внушили… С другой стороны, будь я одурманен тогда, я бы не пропустил диверсанта на собственном корабле, не принял бы ряд других попросту тупых решений. Не убивался бы так от чувства вины. Так что я все же склонен даже не думать, а просто верить, что я был самим собой. И в этом меня убеждает как раз то, как по-идиотски я себя вел, уже зная, кто ты на самом деле. Будь я одурманен, это меня бы так не злило. Я бы попросту убил тебя или отдал Картер.
Хестром поежилась вдруг. Снова взяв бокал, она осушила его и с шумом поставила. Шепард внимательно наблюдал за её действиями, выдававшими её тревогу и волнение, а еще растерянность, но не мешал ей пережить все это.
— Ты поэтому думаешь, что одурманен? – наконец спросила она. – Но разве одурманенный осознает, что он одурманен?
— Все не так просто, Хейс, — выдохнул он. – Я видел Сарена. Он был вполне разумен. Но уже тогда он был одурманен, но совсем не понимал этого. Не замечал изменений в своих мыслях и словах, чувствах. Жнецы работали с ним очень осторожно, чтобы изменения в нем не затронули его мотивов и характера, не вызвали ни у кого, и у него в первую очередь подозрений. Я видел Призрака… Хестром, он тоже был одурманен, ты это знаешь. С ним уже работали быстрее, поэтому многие догадывались, что с ним что-то не так. У одурманивания много сторон. Если Левиафан одурманивает быстро, то может управлять даже телом. Сознание владельца тогда отключается, но, когда эффект проходит, разум может сойти с ума. Чем быстрее левиафан подчиняет себе разум, тем короче срок жизни этого разума, тем очевиднее изменения, тем сильнее разум приходит в полное безразличие к происходящему. Те разумные, что служили на станции «Челленджер-7», были одурманены не так быстро, но внутри них было «отключено» все личное, мешающее достижению цели. Время как будто останавливается, мысли сводятся только в одну плоскость, чувства, делающие нас людьми, вроде обиды, вины, любви, ярости – все уходит. Остается только чувство покоя, мира и желания сделать все возможное, чтобы добиться цели… К этому состоянию левиафан привел меня не сразу, — добавил Джон, взглянув на Хестром и явно пытаясь прочитать, как она на отреагирует на эти слова.
Криз молчала, сцепив челюсти.
— После Луча, когда я очнулся, все изменилось, — продолжал Джон с тяжелым вздохом. — Айин дал мне Цель, и согласившись на эту Цель, в расчете на то, что я могу сбежать, я подписался под согласием на то, чтобы служить ему, открыл свой разум. Сначала я все же планировал побег. Потом мысли о побеге стали появляться все реже. Я пытался. Я смутно помню это время – все как будто в тумане, и, похоже, именно с этим туманом я и боролся. Задавал неудобные вопросы, требовал свободы, хотел связаться с кем-то. Но в какой-то момент, когда я мог бы сбежать или по крайней мере связаться с кем-то, я уже не хотел этого делать. У меня была новая цель, я слепо верил, что сейчас она важнее всего, что именно так, полностью отрешившись ото всех и всего, я смогу защитить их. Левиафаны всегда знают, на чем сыграть, как и Жнецы.
Уже тогда я, если бы попытался, мог бы насторожиться, прощупать внутри себя, понять, что что-то не так. Но я не хотел – или Айин делал так, что я не хотел. В итоге он настолько очистил мой разум, что кроме Цели я уже ничего не видел. Я делал только то, что велел мне он. Остальное же время я просто проводил в каюте, ожидая очередного задания. Как если бы превратился в машину, которая умеет дышать, которой нужна еда, но которая совсем не понимает, кто она… Я сделал много того, о чем сейчас помню, но что не в силах исправить. Я убивал, путешествуя по галактике. И вскоре моя память стала пустой, я ничего не помнил из прошлого. Чтобы замести следы, я пользовался чужим именем, оставляя его как визитную карточку. Да, Хейс, — горько подхватил Джон, увидев, очевидно, как изменилось от мелькнувшей тут же мысли её лицо. – Я писал имя Мас’Ани – так велел мне Айин или моя собственная осторожность, оставленная мне на уровне рефлекса. Писал, чтобы пустить расследование по ложному следу. Уже тогда его имя было на слуху, как самого опасного киллера в новом мире. Киборг раскусил меня недавно или он знал об этом раньше – точно не берусь судить. Но он четко дал понять, что знает. Половина из тех ужасов, что приписывают ему, на моей совести. Не все, но половина.
Хестром тут же вспомнила о тех ужасных сведениях, которые она читала про Мас’Ани, полагая, что это все его рук дело. Мысль же о том, что такое мог сотворить Шепард, была неприятна. Но считается ли это его поступками, если, как он говорит, он был одурманен?
— То видео из колонии Лаан, — прошептала она потрясенно. – Это действительно был ты.
— Да, это был я, — с сожалением выдохнул он. – Небольшая ошибка с камерой, пираты зачистили не все. Но это был я, не Мас’Ани. Точнее, не совсем я… Налить тебе еще?
Она коротко кивнула, и какое-то время Шепарду потребовалось, чтобы осуществить предложенное. Вернувшись, он поставил бокал сразу на стол. Может, просто так получилось. А может, чтобы не передавать лично в руки, как недавно.
— У всего, что я делал, была причина, — рассказывал дальше Джон, усевшись снова и чуть скривившись от боли в ноге, на которую слегка прихрамывал. – Причина, приближавшая меня и Айина к главной цели. Он воскресил меня не просто так. Он планировал это еще раньше, чем даже Жнецы вторглись в нашу галактику. Вел меня. Иначе после взрыва на Цитадели я действительно бы погиб. Но он сумел защитить мое тело, а спустя несколько часов там появились одурманенные «болванчики», как называл их Вишнёв, чтобы найти меня и увезти на «Челленджер-7». Вишнёва он тоже вел. Чтобы в нужный момент доктор смог работать на проектом «Лазарь», чьи данные доктор скопировал и похитил еще при работе «Цербера». И кстати, хоть Вишнёв и отказывается признавать это, но без одурманивания Айином он вряд ли смог бы открыть свойство эффекта массы, названное темной жидкостью, эффект, заложенный в технологии Жнецов… Так что все его открытия были сделаны под этим «кайфом», а не после принятия наркоты, как он сам хочет верить.
— Теперь я могу хотя бы отчасти объяснить, почему ни с кем не связался, — перешел Джон к другой части, грустно улыбнувшись. – Я не хотел. Я не помнил, почему это важно. Не помнил ничего, что помешало бы мне достигать Цели. Левиафан крепко в меня вцепился, куда быстрее, чем в Сарена или даже Призрака. Наверняка опасался, что его Старшие Братья сделают первый шаг быстрее, чем он сам.
— Но, Шепард… — нахмурилась Хестром. – Сейчас ты же другой… Ты все помнишь.
— Потому что мне помогли, — продолжил он свое признание. – Один друг открыл мне глаза на то, кем я стал. И указал место, где я мог бы очистить свой разум от одурманивания. Что и произошло. Но я расскажу тебе об этом как-нибудь в другой раз. Все, что ты должна сейчас знать – сегодня я не одурманен. Вот, — он извлек из кармана какой-то предмет. – Возьми.
Он перебросил ей загадочный предмет, и она быстро поймала. Внимательно оглядела со всех сторон.
— Это редкоземельный элемент-112, в просторечье рабочих называется «эль», — пояснил он. — Всего лишь кусок минерала, добываемый на одном астероиде. Носи его с собой всегда. Он защитит тебя.
— Каким образом? – спросила она непонимающе.
— Я объясню тебе, но позже, Хестром, — устало выдохнул он. – Не все сразу. У тебя и так вид стал болезненным.
— Это потому, что я не ожидала ничего подобного, — призналась она. – Я даже предположить не могла, Шепард… И до сих пор мало что понимаю, хотя ты уже много мне рассказал.
— Остальное я оставлю напоследок, — улыбнулся он. – Если ты останешься на «Нормандии». Я расскажу обо всем. Кто мне помог, что это за минерал, почему я… не связался с тобой. Но часть ответа ты должна уже и сама понять: я был не в себе, я не мог. Ты принимаешь хотя бы сегодня такой ответ? Хотя бы эту часть?
Хестром на несколько мгновений задумалась. То, что она услышала, действительно много объясняло. Но в то же время не все, у неё осталось еще слишком много вопросов! Как она могла теперь уйти и покинуть «Нормандию»? Как могла оставить его одного наедине со всем этим?!
Похоже, Джон в своей попытке прогнать её прочь добился полного провала ранее, но сейчас, когда она была готова уйти, он предпринял другую попытку – задержать её, дав ей хотя бы часть своей истории и ответив на часть вопросов. Остальное же он оставил на следующий раз, как если бы хитрая Шахерезада оставила продолжение сказки на другую ночь, чтобы продлить свою жизнь. Что, если он тоже аллегорически пытался продлить свою жизнь?
В этот момент её почти захлестнула такая мощная волна сожаления за то, что он испытал, и вина за собственную нетерпеливость, сведенную к простой ревности, что она даже ощутила, как на глазах появляются слезы. Быстро смахнув их, чтоб они уж слишком красноречиво не поведали о её чувствах, она поднялась и ответила, несмотря на ком в горле:
— Да. Я останусь. Пока ты снова не прогонишь меня.
— Уже не стану, — улыбнулся он, тоже поднявшись и чуть прихрамывая. – Кто-то должен следить, чтобы я оставался самим собой и не сошел с ума. Ты приглядишь за мной, Хейс?
В этот момент Хестром ясно ощутила, что атмосфера между ними поменялась. Напряжение ушло, злость и обида исчезли, как если бы с души упал огромный камень преткновения, о который каждый из них безрезультатно бился с разных сторон. А всего-то надо было ей уступить и решить уйти, чтобы он, наконец, преодолев свой страх и стыд, решился ей все рассказать!
Полумрак уже не пугал и стал почти уютным, окутал с головы до ног уже другим ожиданием, почему-то сейчас кажущимся и нелепым, и логичным одновременно. Теперь, когда Хестром узнала, почему он её отталкивал, внутри затеплилась другая надежда, глупая и, возможно, бессмысленная, неуместная, учитывая то, с каким боем ей далось это первое сражение за ответы. Но тем не менее надежда была живучей, даже слишком.
Молчание затягивалось, и ей, по-хорошему, надо было уходить. Она бы хотела, чтобы он её задержал, но Джон не демонстрировал такого порыва. Может, он доверился ей как другу и не хотел возрождать то, что ушло.
Но даже такая откровенность почти ослепляла от счастья. Хестром решила не настаивать, давая ему возможность самому разобраться в своих чувствах, если они еще у него остались. Но, как друг, она была обязана его поддержать, поэтому, поборов смущение, чтобы не передумать, она приблизилась и, протянув руки, крепко обняла его, ловя ноздрями знакомый запах.
На объятие он ответил слабо, лишь слегка прижав её к себе, снова напрягшись и почти отстранившись. Она не стала настаивать.
— Я пригляжу за тобой, Джон, — сказала она. – Можешь быть уверен: я еще не раз заставлю тебя побеситься.
Он издал короткий смешок.
— Но ты должен все рассказать и им, — серьезно проговорила она. – Они имеют право знать.
— Я знаю, — выдохнул он, и его дыхание опалило ей шею и ухо, заставив снова ощутить внутри неуместный случаю жар. – Я расскажу. Скоро.
Так как объятие не могло длиться вечность, как бы ей этого не хотелось, пришлось оторваться от него. Шепард не стал удерживать, давая тем самым понять, что, похоже, между ними не изменилось ничего, пусть теперь она и получила часть ответов, пусть он и попросил её остаться и приглядывать за ним.
В этот момент свет в каюте внезапно погас. А уже в следующее загорелся аварийный, и загремела общая боевая тревога.
Шепард мгновенно превратился из себя нового в себя прежнего: собранного, готового к действиям. Он схватил её за руку.
— Идем, быстро.
В этот момент она почти обрадовалась, не испытав ни капли страха. Если сейчас их кто-нибудь разнесет в клочья, то она по крайней мере погибнет, зная, что нужна ему.
***
В БИЦе кипела работа. Каждый был занят своим делом, пристально уткнувшись в показания подотчетных приборов, доклады поочередно сыпались на старпома, которая, заняв мостик в отсутствие капитана, раздавала четкие короткие приказы.
Когда появился Шепард, Картер уже была готова доложить ему о ситуации:
— Ложная тревога, сэр! Система оповещения «Нормандии» снова дала сбой, на мониторах все чисто! – взгляд Картер быстро прошелся по затихшей у лифта Хестром, но ненадолго.
Шепард нахмурился, а потом занял место на мостике.
— Киррахе, какого хаска происходит с кораблем? – потребовал ответа он у саларианца, отчаянно работающего за боковыми мониторами слева. – Ты же говорил, что с системами все в порядке!
— Говорил, капитан! – заволновался тот. – Но что-то все равно не так!
— Гениальный вывод, — пробормотал Шепард. – Немедленно отруби тревогу, раз все чисто, и займись диагностикой! Система оповещения дает сбой уже в третий раз, и мне это осточертело! Немедленно все исправь, иначе за борт выброшу!
— А-а-а, — простонал перепуганно саларианец, и Шепард скривил в усмешке губы. Пожалуй, до некоторых членов команды еще не дошло, что это были лишь пустые угрозы. Максимум, что мог бы сделать капитан – это отстранить от службы, сделать выговор или написать плохую рекомендацию, хуже всего – арестовать и отдать под суд. Но не выбрасывать же в вакуум! Хотя, чего таить, Шепард мог и такое.
Однако для Киррахе эти пустые угрозы были сильной мотивацией.
Джон мимолетом взглянул назад, на Хейс, застывшую возле лифта. Она явно чувствовала себя не в своей тарелке и выглядела крайне бледной и растерянной, что для неё было непривычно. Винить её в этом он не мог – он и так обрушил на её голову слишком много странной и оглушительной информации, но, кажется, это все-таки сработало. Теперь по крайней мере она не собиралась тут же уезжать.
— Капитан! – раздался по коммуникатору слегка обеспокоенный голос Риордан из рубки. – На ладаре появилось неопознанное судно!
— Немедленно просканируй его, — приказал Шепард, озадачившись еще больше, но чего-то подобного он уже ждал. В третий раз.
— Есть, сэр!
Пока ВИ сканировал сигнатуры неизвестного судна, Джон негромко проговорил Картер, стоявшей рядом у терминала:
— Странные совпадения, да?
— О чем ты? – так же негромко спросила она, подходя ближе с датападом.
— О боевой тревоге. Она врубается уже в третий раз, сначала кажется, что без причины. Но спустя какое-то время появляется чье-то судно. В первый раз это фрегат Орловского. Потом истребители кроганов. И вот снова. Это не могут быть случайности. Джокер, что там со сканированием?
— Риордан работает, капитан.
— Еще пару секунд, сэр! – затараторила та по коммуникатору. – Вот… Отчет ВИ готов, сэр!
— Докладывай.
— Это судно кварианского производства. Называется «Гранде».
— Сэр! – отозвалась навигатор Хевро, выполняющая обязанности Маккэнуэй, все еще запертой на гауптвахте. – Получен входящий сигнал! От капитана Кепо’Лимы вас «Гранде».
— Принимай, — Шепард вывел сигнал вперед, заменив им голопроекцию галактической карты. Над столом развернулось голографическое изображение какого-то незнакомого кварианца.
— Говорит капитан Кепо’Лима вас «Гранде». У нас дипломатическая миссия и мирные цели. Вы слышите меня?
Шепард кивнул, и Хевро включила ответный сигнал.
— Это коммандер Шепард, фрегат «Нормандия SR-3», ВКС Нового Альянса. Что вам нужно, капитан?
— Коммандер Шепард, — слегка склонил голову кварианский капитан. – Для меня большая честь говорить с вами. Мы пытались настичь «Нормандию» еще близ Тучанки, но прибыли туда слишком поздно. Я рад, что нам удалось найти вас и связаться с вами до того, как вы снова отбыли через ретранслятор.
— Рад, что вы рады, капитан, — немного скривился Шепард от этой неопределенности. – С какой целью вы ищете нас?
— Позвольте передать слово нашему дипломату, которая и объяснит вам причину, — проговорил капитан, и через мгновение его голопроекция сменилась на другую, которую Шепард тут же узнал. Он слегка удивленно выдохнул, позабыв про формальности.
— Тали! Вот уж кого не ожидал увидеть.
— Коммандер Шепард, — голос кварианки звучал теперь по-другому, стал окрепшим и зрелым. – Прошу разрешения подняться на борт «Нормандии SR-3» в качестве кварианского дипломата и переговорить с вами.
— Разумеется, разрешаю, дипломат Тали’Зора вас… — он слегка запнулся. – Прости, я не знаю, какое имя ты сейчас носишь.
— Это оплошность капитана Лимы, он должен был представить меня, — мягко ответила она и, кажется, улыбнулась. Фиолетовое стекло её шлема было таким же, как прежде, и как прежде не всегда было легко считывать её эмоции. – Теперь я ношу имя Тали’Тим вас Раннох. И если вы не против, коммандер, я хотела бы без промедлений подняться на ваш борт и переговорить с вами.
— Конечно, Тали. Здесь тебе всегда рады. Мы ждем тебя, — прервав связь, Шепард приказал:
— Джефф, займись стыковкой кварианского челнока.
— Ай-ай, коммандер. Сделаю, — внезапно раздался такой почти забытый отклик из прошлого, Джон, услышав его, вдруг почувствовал, что внутри потеплело. Возможно, это означало, что Джокер больше на него не злился, хотя до полного прощения было еще далеко.
Закончив с официальной частью, Джон спустился с мостика и посмотрел на то место, где стояла Хестром. Сейчас её уже там не было, и в какой-то момент ему вдруг захотелось тут же отправиться на её поиски, чтобы схватить за плечи, убедиться, не телепортировалась ли она на Интай’Сей, и спросить, что она все-таки думает о том, что недавно услышала?
Но он подавил в себе это глупое желание. То, что между ними установилось какое-то отдаленное понимание, еще не означало, что прошлая связь будет тоже воскрешена из пепла. Совсем не означало, а Хейс наверняка испытывала и эту надежду. Увы, тщетную. Ради её же блага. Сейчас Хестром просто требовалось время, чтобы переварить услышанное и свыкнуться с тем, что она услышала.
Но пора было заняться делами.
— Киррахе! — окликнул он саларианца, который едва ли не подпрыгнул от неожиданности, погруженный в свою лихорадочную работу, о смысле которой Шепард мог только догадываться. – Сделай кое-что. Не диагностируй системы, как ранее. Расширь характеристики диагностики, но не ищи сбои. Ищи неточности или странности. А еще сделай запрос ВИ, чтобы проверил все системы на отклик на это слово… — Шепард быстро написал слово на датападе саларианца. И так вытаращенные глаза того округлились еще сильнее.
— Вы… шутите?
— А что, похоже? – буркнул Джон недовольно. – Делай, как говорю. И с отчетом сразу ко мне. Помнишь же про словосочетание «за борт»?
— Есть, капитан. Да проклюнутся все ваши яйца! — сглотнул тот и принялся с удвоенной энергией бить по сенсорным кнопкам.
— Картер, собери остальных в командном пункте, — приказал он. – Всех, кто с прежней «Нормандии». Думаю, они хотели бы повидать Тали. И как только я узнаю, зачем она появилась, мы сразу же присоединимся к вам.
***
«Потому что я одурманен».
Хестром никак не могла выкинуть из головы эти слова. Она пыталась снова и снова, но не удавалось – они, насмехаясь, крутились в мыслях, танцуя, кувыркаясь, злобно шепча.
Она сидела на своей койке в каюте, которую некогда разделяла с Маккэнуэй. Та сейчас была на гауптвахте, «до особого распоряжения капитана», как пояснила ей Лиара. Честно говоря, сейчас мысли о том, что Хейс, возможно, обвинила невиновного, занимали её меньше всего. С Блэр на гауптвахте ничего не случится, а иногда пребывание там даже полезно для ума – помогает разложить все по полочкам.
Хейс же было необходимо проделать то же самое, но уже в каюте одной. Она открыла смотровой иллюминатор и какое-то время вглядывалась в замерзшие звезды, напоминающие сверкающие капли дождя, оставленные на черном полотне. Они подмигивали ей и дружелюбно звали к себе, обещая безопасность, но давая взамен лишь холод и смерть. Как бы ни были они прекрасны, они воплощали собой безграничную пелену забвения, и на мгновение Хейс даже показалось, что они готовы были засосать её в вакуум, отчего она снова закрыла иллюминатор. Потом легла на постель и на какое-то время забылась беспокойным сном. Проснулась спустя несколько минут.
Рана на виске слегка пульсировала и ныла. Кости побаливали, тело просило отдыха и сна, в конечностях ощущалась слабость, а в горле – сухость. Хейс очень хотелось выпить, но идти за выпивкой в смотровую она не горела желанием.
Сейчас ей хотелось побыть одной. Переварить все услышанное. Осмыслить. Попытаться понять.
Почему он считает себя одурманенным? Как он может быть уверен в этом или обратном? Что вообще произошло? Почему она не спросила еще? Про тест Вишнёва-Красильникова? Про Расу? Почему от шока и растерянности она позабыла обо всем этом спросить?!..
Он взвалил на её плечи небывалую ношу, и она согласилась её нести. Но как она сможет понять, он ли это на самом деле, если они не виделись почти десять лет? У него могли поменяться привычки, желания, он вообще мало с ней общался, а теперь просил, чтобы она проследила, в своем ли он еще разуме или нет?.. Как она справится с этим?
В противовес её желанию подумать, в каюту поступил вызов. Хестром нехотя отправила разрешающий сигнал на электрический замок, и створки тут же открылись.
Разумеется, Аленко.
Он быстро оглядел её на койке.
— Разбудил? С тобой все в порядке?
— С чего ты взял, что не все в порядке? – буркнула она, поднимаясь и немного скривившись от боли.
— Ты едва не погибла при взрыве, — услужливо напомнил он. – Лиара о тебе тоже беспокоилась, сказала, что ты настояла на уколе стимулятора. Ты выглядишь бледной и измотанной, Хестром. Быть может, тебе лучше вернуться в медотсек до прибытия в колонию?
— Я не схожу на берег в колонии, — просто сказала она, поправив смявшуюся одежду Трейнор. Надо будет при возможности прикупить себе что-нибудь свое, но, когда такой шанс представится, Хейс не могла и гадать. – Я остаюсь.
— Серьезно? – нахмурил он свои кустистые брови. – Я думал, ты решила сойти.
— Ну так теперь передумала, — пожала она плечами.
— И как на это смотрит Шепард?
— Он сам меня попросил остаться, — все еще не веря в собственные же слова, произнесла она, постаравшись, чтоб голос предательски не дрогнул и прозвучал отстраненно.
— Странно, но о чем-то подобном он попросил и меня, — хмыкнул Кайден, проходя внутрь и усаживаясь на стул. – Но я тут все равно ненадолго. Сойду, как только помогу Шепарду разгрести весь этот бардак и разберусь с Маккэнуэй.
— Кстати, насчет нее, — сглотнула Хестром. – Возможно, я ошиблась. Выдавала желаемое за действительность и напортачила.
Он сложил руки на груди, а на губах проскользнула усмешка.
— Я тебя сегодня даже не узнаю. Слишком спокойная и без привычного яда, да еще и ошибки решила вдруг признать.
— Ха-ха, — фыркнула она недовольно, и он засмеялся. Потом провел ладонью по волосам, как если бы испытал какое-то смущение.
— Знаешь, Хейс… может, ты все-таки не ошиблась. Твоя, как говорят наемники, «чуйка» тебя не подвела.
— То есть?
— Не нравится мне кое-что в деле Маккэнуэй. Быть может, я тоже ошибаюсь. Но я рекомендовал Шепарду подержать её еще несколько дней в камере, пока не разберусь с допросом. Я уже провел первичный допрос, и к ней не подкопаться, но отвечает слишком гладко. Я вот хотел просить тебя сыграть роль плохого полицейского, похитрить, как ты умеешь… но видя твое состояние, решил, что это плохая идея.
— Это идеальная роль для Шепарда.
— Он сейчас несколько занят, но я спрошу у него.
— Или возьми Вакариана, — пожала она плечами.
— Я ему уже отказал, запретив вмешиваться.
Хестром откинулась спиной на стену, подобрав ноги и обняв колени.
— И что он?
— Разозлился и, проклиная кламутусами, назвал меня… хм… «Простофилио»? Знаешь кто это?
Хейс усмехнулась. Но решила не посвящать Аленко в солдатские баллады лейтенанта Веги, пускающего новые куплеты «в народ» под видом народного творчества Экстранета.
— Возьми Вакариана, — повторила она.
— Думаешь? Он лично вовлечен в это дело…
— Так в этом-то и соль, — улыбнулась она. – Он будет злиться, раздражаться, не сможет скрывать свои чувства. Это пошатнет хладнокровность Маккэнуэй – она не слишком в этом сильна, они же переспали, и Вакариан ей не безразличен.
— Хм, — нахмурился Аленко, получив эту информацию. Лицо его скорчилось в каком-то мыслительном процессе, и Хейс готова была поклясться, что он наверняка думает, как эти двое могли спеться, где и как именно… Но Аленко был слишком вежлив, чтобы задумываться над этим дольше, чем пара секунд. Откашлявшись, он кивнул.
— Попробую. Что насчет тебя? Ты идешь?
Теперь настала очередь Хестром нахмуриться. Она что-то пропустила?
— Куда?
— В командный центр. Шепард велел всем из старой команды присутствовать там, чтобы поприветствовать Тали.
— Пф, — снова фыркнула Хейс, закатив глаза. – Не думаю, что она будет рада меня видеть. Мы расстались на плохой ноте, она меня терпеть не могла.
— Ты знаешь, почему так было, — ответил он вкрадчиво. – Но прошло десять лет, Хейс. Многое меняется.
«Но кое-что остается», — хотелось добавить ей, но она проглотила эти слова. Они прозвучали бы жестоко и неуместно, но наверняка что-то подобное было и у него на уме, так как глаза его стали грустными.
Хейс вновь ощутила угрызения совести.
— Не думаю, что мне есть там место. Я не из старой команды. Я вообще не из команды.
— Да брось, Хейс, — отмахнулся он, сделав жест рукой. – Вега в тебе души не чает с Тучанки, почему-то вообразив себя старшим братом; Джефф постоянно про тебя вспоминает и даже принес цветы тебе в медотсек; Лиара попросила тебя о помощи в похоронах, что означает её доверие; Саманта регулярно справлялась о твоем здоровье… Они не делали бы этого, если б не считали тебя «своей». Я считаю тебя своей командой. И уверен, если Шепард попросил тебя остаться, то это не просто так. Так что хватит принижать свою значимость. Вставай и пошли.
Услышав эти слова, Хейс ощутила, как в груди разлилось приятное тепло. Она улыбнулась с благодарностью.
— Спасибо, Кайден.
— Ну тогда вперед, — встал он и протянул ей руку, чтобы помочь подняться. Хейс с легкой неловкостью приняла этот жест, но быстро убрала ладонь.
— Дай мне пять минут, чтобы окончательно проснуться, и я приду.
— Хорошо, — он, кажется, раскусил её маленькую ложь, но не разозлился. Лишь кивнул. После того случая в лифте Хестром не хотела, чтобы Шепард видел, как они приходят вдвоем. – Но не опаздывай. Семеро одного не ждут. Но тебя… так и быть, немного подождем.
Улыбнувшись, он быстро ушел. А Хейс глубоко вздохнула с облегчением.
***
Тали повзрослела.
Это была первая мысль, посетившая голову Шепарда, едва он увидел, как кварианка аккуратно и грациозно ступая, спускается с трапа челнока.
Несмотря на то, что её скафандр практически не изменился за прошедшие десять лет и выглядел так же, как и запомнил Джон, внутренне Тали здорово изменилась. Это ощущалось как в движениях кварианки, ставших более осмысленными и уверенными, без лишних неловких дерганий, так и в её походке, когда она, сойдя с трапа и увидев его, направилась навстречу.
— Коммандер Шепард, — официально обратилась она, оглядывая обновленный док и, как ему почудилось, слегка избегая смотреть прямо на Шепарда.
— Тали, — мягко поприветствовал он, испытывая лишь самые теплые чувства при её виде. Она хотела протянуть руку для приветствия, но он сделал небольшой шаг вперед и слегка её обнял, чему она была одновременно удивлена и растрогана. – Нам всем тебя не хватало.
Блэквотерс никогда бы так не сделал. Не стал бы проявлять хоть какой-то отголосок чувств на глазах команды. Но чем дольше Джон находился в личине прежнего себя, тем сильнее понимал, что личина того, в кого он превратился за годы отшельничества на астероиде, постепенно уходила на второй план. А уж после того, как он раскрыл свою историю, хоть и не всю, Хестром, какая-то часть его ноши, довольно весомая, ушла с плеч. Стало даже легче дышать. И теперь понимая, что его отстраненность и равнодушие к бывшим членам экипажа уже послужили причиной многих бед, взять хотя бы Джокера или Лиару, Джон решил частично компенсировать это таким приветствием к Тали.
Тем более… да, он это прекрасно помнил. Пусть он всегда относился к Тали как к младшей сестре, сама она некогда испытывала куда более глубокие чувства к нему. Но сейчас это наверняка прошло, должно было пройти, судя по тому, как взрослая Тали вела себя.
Пусть объятия были коротки, но кварианку они успокоили и осчастливили.
— Шепард, — выдохнула она негромко, когда они закончились. – Как же я рада, что ты жив!
— Рад приветствовать тебя на «Нормандии», — криво улыбнулся он. – Пойдем в переговорную. Знаю, ты хотела бы посмотреть корабль и поприветствовать команду, но твое дело, уверен, важнее.
— Это так, — кивнула она, следуя за ним в лифт, но не переставая оглядываться и осматривать окружение.
— О, какая современная панель, — заметила она, искренне восхитившись новой панелью управления лифта. Голова Тали постоянно крутилась, пока они поднимались на вторую палубу, а потом шли в переговорную, и кварианка отмечала многие коснувшиеся устройства корабля детали.
В БИЦе их встретила Картер. Отдав честь, она поприветствовала кварианского дипломата по уставу. Остальные члены команды, находящиеся там, так же выказали официальное уважение. Незнакомые лица немного встревожили Тали.
— А где же остальные? – спросила она, имея в виду явно тех, с кем была хорошо знакома.
Шепард, пригласив её в переговорную, плотно закрыл дверь и, воспользовавшись интерфейсом допуска, перевел стеклянные стены в непроницаемый для визуального и слухового доступа режим.
— Я приказал всем собраться в комцентре, — ответил он, указав ей на стул подле своего. Она последовала его примеру и села, и только тут проявился отблеск её прежней неуверенности в себе и легкого смущения. Может, она и повзрослела, но привычка теребить пальцами элементы собственного скафандра осталась. Ей все же было слегка не по себе.
Лампа в этот момент пару раз мигнула, и Шепард, посмотрев наверх, кисло усмехнулся.
Тали проследила за его взглядом.
— Сбои? – спросила она.
— С недавнего времени – да, у нас произошли кое-какие события, — ответил он.
— На «Нормандии» всегда что-то происходит.
Шепард кивнул.
— Это уж точно. Как поживают твои близкие, Тали? Твой сын, муж, тетя?
Шлем повернулся к нему, белые щелочки глаз слегка расширились.
— Откуда ты знаешь?
— Экстранет, — просто ответил он, слегка пожав плечами. Справиться о самочувствии её близких было лишь частью гостеприимства, которым Шепард слишком часто брезговал, но по отношению к Тали этот вопрос показался ему уместным, хотя, чего скрывать, о том, что у неё есть сын и муж, он узнал буквально четверть часа назад, когда ожидал её прибытия.
Что и говорить: капитан из него был не очень. Он и раньше-то не особо проявлял интереса к личным делам своей команды, поскольку справляться о душевных ранах, самочувствии и настроении – это было последнее, что интересовало и занимало его в период войны, да и времени особо на это не оставалось. Он считал, что от каждого члена экипажа требовались лишь неукоснительное выполнение приказов и прилежная служба. Это было понятно, и это ему прощалось – вот такая излишняя чёрствость. Однако она когда-то привела к тому, что даже Трейнор, самая общительная из всех, побоялась побеспокоить его угрозами, которые сыпал на неё кто-то из Альянса, требуя шпионить за ним.
Сейчас же, когда войны нет, по крайней мере, такой опустошительной и оглушительной, он тоже напортачил. Картер была права: он использовал её экипаж для достижения своей цели, а теперь использовал свой, и это характеризовало его как последнего говнюка. Вместе с тем это были его друзья и соратники, и, если бы он хотя бы поинтересовался раньше у Джокера, как его дела, тот, теоретически, может и не стал бы проворачивать свою авантюру с Ядром, просто придя к своему капитану в момент острой безысходности.
Но говоря просто, Шепард никогда не умел быть своим в доску.
— Спасибо, с ними все хорошо, — ответила Тали после небольшого молчания. – Пузырь моего сына стабилен, Ра’Тим растет хорошо, и мы с мужем уже обсуждали, в каком возрасте следует подарить ему скафандр. А Дарма… — она тяжело вздохнула. – Он медленно, но умирает. Снятие скафандра оказалось роковым, и Программа по восстановлению иммунитета не помогла, к сожалению. Мы еще только медленно продвигаемся в этом направлении, хотя проживание на Раннохе и поспособствовало ускорению разработки лекарств. Но пока говорить о том, чтобы мы смогли бы снять скафандры, слишком рано. И боюсь, мой сын сам проживет в нем всю свою жизнь.
— Мне жаль это слышать.
— Не надо, — голос её стал крепче, она явно улыбнулась. – Ты и так сделал для нас слишком много. Но теперь я вынуждена просить тебя еще кое о чем…
Лампочки снова замигали. Шепард нахмурился сильнее. Что-то в этом мигании ему не нравилось, но так как Тали затронула главное, пришлось сосредоточиться на этом.
Он кивнул.
— Я знаю, зачем ты здесь, Тали.
— Правда? – удивилась она. Её руки, лежащие на поверхности стола, опустились под стол. Она явно забеспокоилась.
— Нетрудно догадаться. Ты насчет гетов.
— Так значит, это правда, Шепард? – выдохнула пораженно она. – Их правда нашли? Они функционируют? Они у тебя?
— Постой, дай я объясню, — сделал он останавливающий жест руками. То, что она не удержалась с вопросами, явно свидетельствовало о муках, испытываемых ею на протяжении нескольких дней и касающихся того, как задать эти вопросы. Сейчас они просто вырвались.
— Это правда, — начал он рассудительно. – Крипты нашли гетов, несколько тысяч их моделей, на заброшенных кораблях-носителях. Во время войны эти модели были гетами спрятаны и не подключены к общей сети Консенсуса. Возможно потому, что геты опасались собственного уничтожения, хотели обезопасить себя. И правильно делали, однако это все равно не спасло их. Предвидя твой вопрос: да, я приложил к этому руку. Но эти платформы пусты, как обычные роботы. У них нет разума. Крипты пытались их запустить, но потерпели неудачу. Мне удалось убедить Совет Основателей в том, что разумнее будет их уничтожить. И я это сделаю, как только гетов перевезут по тем координатам, что были мной указаны. Так что все твои опасения, хоть и не беспочвенны, но напрасны…
Лампы мигнули пару раз. Тали с облегчением выдохнула.
— Шепард, Коллегия очень обеспокоена. Как и некоторые члены НГА. Именно они попросили меня поговорить с тобой об этом и попробовать выяснить твои намерения и намерения криптов. Ты не представляешь, как много значит это для моего народа: геты отравляли нам жизнь много поколений, и несмотря на то понимание, которое мы смогли найти с ними во время войны со Жнецами… Я даже непростительно, но немного была рада, что они перестали существовать. Наверное, это звучит ужасно, ведь Легион… он был другим, доказав, что все наши представления о гетах были неправильными, — она замолчала и покачала головой. – С одной стороны, мой народ все же испытал облегчение, избавившись от страха перед ними. С другой стороны, кто знает… Может, геты помогли бы нам восстановить все быстрее, придумать лекарство быстрее, и мой муж сейчас не умирал бы…
— Этого уже никогда не узнать, Тали, — возразил сухо Джон, так как не хотел тратить время на гадания на гуще. Он и так посвятил этому много дней, еще там, на станции «Челленджер-7», когда изучал последствия того выбора, который совершил. Много сокрушался, выдвигая миллионы «а что, если бы…», и в конце концов настолько увяз в этом, по самые уши, что спасительно осознал одно: это могло бы его и вовсе убить, если бы он вовремя не остановился.
— Теперь прежние геты уже в прошлом, — заключил он, снова подняв голову наверх и нахмурившись. Лампы будто совсем взбесились.
— Шепард, спасибо за твою честность, — сказала Тали. – Но, если ты будешь не против, я бы хотела остаться на «Нормандии» до того момента, как геты будут перевезены. И лично убедиться в их уничтожении.
Шепард ненадолго замолчал. Взвешивал, имеет ли он право согласиться. Он не хотел еще и Тали вмешивать во все происходящее, но отказать ей было бы жестоко. Поэтому он коротко кивнул.
— Конечно, Тали. Можешь оставаться столько, сколько захочешь.
— Благодарю тебя, Шепард. Для меня было важным услышать эти слова. Так сильно хочу побывать на «Нормандии», все посмотреть, особенно её новое Ядро…
— Секунду, Тали, — внезапно прервал он её, взглянув наверх. Она проследила за его взглядом, но ничего не увидела, кроме ламп, дающих перебои. – Извини.
Он вдруг активировал голопроекционный стол, вывел над ним сенсорное полотно для отметок, взял проекционный карандаш и замер в позе начинающего художника, ожидающего толчка под бок. Тали явно ничего не понимала, но Шепард точно знал, что делает.
Смутная догадка, почти безумная, заставила его прервать важный разговор и, подняв палец в жесте, призывающем к молчанию, замереть. Как только лампы снова начали мигать, он сделал пару отметок на полотне, снова подождал и снова записал.
Тали глядела на него с удивлением и непониманием.
Закончив, он отошел на шаг назад, а потом, увидев что-то, прошептал:
— Чтоб меня… — и активировал инструментрон. – Киррахе, срочно ко мне. Нужно кое-что обсудить.
