***
Полная бесконечная тьма. Ничего вокруг. Ни спереди, ни сзади, ни сверху, ни снизу. Гнетущая тишина, как будто он оказался в абсолютном ничто, хотя Шепард помнил недавние ощущения и знал – он находился внутри Королевы. Погрузившись с головой в слизь, он испытал омерзение. Воздух быстро заканчивался, и это несмотря на его натренированные легкие. Организм вскоре затребовал кислорода, руки сами потянулись вверх, чтобы грести и вытащить тело из этой затягивающей густой жидкости. Но слизь была слишком плотной, отвратительной, она облепила со всех сторон. Потом сильнейший поток куда-то понес его, и к этому моменту разум Шепарда совершенно потерялся: он не понимал, что происходит. Его куда-то уносило, веки не могли открыться из-за слоя слизи, прилепившейся к глазам, воздух стремительно заканчивался, телом стала овладевать паника. Ему вдруг привиделось, что он снова на Алкере. Снова летит в невесомости, теряя остатки кислорода, слыша, как они с шипением вытягиваются в никуда, датчики шлема взбешенно предупреждают об опасности, как будто он мог бы что-нибудь изменить! Почему он снова на Алкере?! «Вдохни», — услышал он чей-то призыв, которому очень хотелось довериться. Но тело и напуганный разум отказывались это сделать. Это же верная смерть! «Вдохни. Доверься мне». Вдохнуть очень хотелось. Кислорода практически уже не осталось, в груди сдавило от нехватки воздуха, голова начала кружиться – и тело сдалось. Шепард открыл рот, чтобы сделать глубокий вдох, понимая, что это верная смерть. Но все же противостоять этому рефлексу он не смог, и так, и так его ожидала пустота. Вдох. Тут же отвратительная слизь проникла ему в рот и горло, вызывая рвоту, тело забрыкалось, испытывая нестерпимые муки и теряя последние остатки жизни. Это было ошибкой! Как было ошибкой и попробовать открыть глаза, поскольку слизь сразу же стала проникать и под веки, окутывая всего его, обездвиживая и убивая. Это было ошибкой!.. Внезапно все исчезло. Шепард уже не испытывал ни отвращения, ни нехватки кислорода – ничего. Он просто оказался в пустоте, где не было ни гравитации, ни боли, ни единого отголоска недавнего ужаса. Лишь полное умиротворение. Он огляделся, но вокруг ничего не было. Ступни его, облаченные в привычные ботинки бронекостюма, на чем-то твердо стояли, но ничего не было. Посмотрев на тело, Джон убедился, что одет в собственную броню, но он точно помнил, что перед погружением в слизь разделся донага. Рука машинально потянулась за шейный воротник, нащупала жетоны. Они были при нем. Один тот, что он оставил себе, испещренный сотнями царапин и несколькими сколами, отчего номер было плохо видно. Другой куда более целый, блестящий, как если бы его постоянно протирали и чистили, берегли как зеницу ока – на нем имя было хорошо различимо. Если жетоны при нем, значит, он – это он. Но где он оказался? Неподалеку появился слабый свет, почти тусклый, что при дневном освещении затерялся бы и был незаметен. Но здесь стояла тьма, поэтому этот тусклый отголосок её противоположности казался настоящим спасительным благом. Шепард сразу же направился к нему, на ходу с удивлением замечая, что идет он совершенно нормально. Под ногами была твердая поверхность, но, когда он наклонился, чтобы ощупать её руками, его пальцы прошли сквозь пустоту. Это окончательно убедило его в том, что все вокруг нереально, вымышлено, и такое объяснение его даже успокоило. Левиафаны тоже говорили с ним ментально, создав в его разуме серо-голубоватую дымку. Королева использовала тот же метод, но в отличие от них создала нечто другое: обычную пустоту и наполнила её чувством умиротворения и безопасности, не забрав у него ни воспоминаний, ни чувств, ни способности мыслить. Забрала только боль. Теперь же свет манил его к чему-то, и Джон ускорил шаг. По мере приближения свет становился ярче, приобретал какую-то глубинную силу, но совсем не слепил. Свет освещал какой-то объект, что-то большое, вроде комнаты, и Шепард, увидев там какое-то движение, сбавил скорость. Стал подбираться с осторожностью, разглядывая то, что там происходило. Какой-то образ. Немного размазанный, но все же четко улавливаемый. Двое детей-подростков. Один чуть выше, кажется, мальчик. Второй – девочка. Где-то на улице, и приглядевшись внимательнее, Шепард уловил невдалеке знакомые очертания. Это был Лондон, каким он его запомнил еще до войны. В котором провел значительную часть детства. Нахмурившись от этой странной находки, Джон стал подходить еще ближе и внимательно оглядел две фигуры. Девочка показалась ему странно знакомой, в то время как в подростке он узнал самого себя. Тут ему было лет двенадцать-тринадцать, совсем еще юнец, только что попавший в банду уличных шкетов к Курту. Тогда он считал с особой гордостью, что быть щипачем и воришкой – это его призвание. Но при этом он мечтал стать солдатом и, конечно, стать героем. Глупые детские мечты. Две размазанные фигуры совершали одно и то же действие, о чем-то говорили, потом появлялась чья-то рука, хватала мальчишку – и образ повторялся заново, словно полустертая запись. Замерев на мгновение, Джон сглотнул. Он сразу же догадался, что это не просто образ, а его собственное воспоминание. Или воспоминание того, первого Шепарда, если все же смириться с тем фактом, что он – клон. Но если это воспоминание, почему он забыл его на долгие годы, вспомнив лишь сейчас? Воспоминание озарило разум, как если бы всегда в нем хранилось, но ушло под такие глубинные слои памяти и заросло тоннами паутины, что в привычной жизни Джон и не добрался бы до него. Теперь же память озарило. Он помнил, как адмирал Райс нашел его на улице, дал ему свою карточку – этого он никогда не забывал. Но то, что было раньше на пару минут, Джон никогда не помнил. И лишь сейчас понял, что тогда встреча с маленькой девочкой была настолько незначительна для него тогда, стремительна и мимолетна, что он слишком быстро забыл о произошедшем. «Бу-у!! – весело пугает мальчишка случайно встреченную девочку. – Это ты привязала ленту?» Девочка кивает. «Молодец, — снисходительно говорит мальчишка. – А то я собирался стащить оттуда что-нибудь. Меня зовут Джон. Мне уже тринадцать. А тебе?» «Десять», — говорит девочка. Но на этом диалог прерывается, так как мальчишку хватает мужская рука за шкирку. Потом диалог начинается заново. — Хестром, — вдруг понял Шепард, пораженно выдохнув. – Это была она. Тогда мы с ней впервые встретились. Как же я мог забыть… Свет внезапно потух, унося с собой и воспоминание. Джон поддался вперед, чтобы задержать его, но руки ухватились лишь за пустоту. Он задумался, глядя на них. Что ему хотела сказать Королева? Зачем нашла в его памяти это воспоминание, настоящее оно или имплантированное? Для чего оно? Если он и вправду помнит эту странную и короткую встречу в Лондоне в далеком детстве, значит ли это, что он и вправду тот самый Шепард, самый первый? Или проект «Лазарь» мог восстанавливать даже такие мелочи, о которых он и сам не помнил уже? Вот откуда Хестром знала про белую ленточку. Их пути ненадолго пересеклись еще тогда, на переломном моменте для жизни Джона без фамилии, когда он встретил Райса, наобещал ему стать героем и убить при этом, опрометчиво и не думая согласился взять себе фамилию Шепард. Потом пути с Хейс пересеклись через много лет, уже на Марсе, но тогда никто из них не знал настоящего имени другого. И только на «Нормандии» они наконец по-настоящему встретились лицом к лицу. Что это было? Случайные совпадения? Но с такими совпадениями Джон еще не сталкивался. Однако поверить, что их кто-то вел с самого начала, переплетая их пути, означало поверить во что-то, а он никогда не хотел во что-то верить. — Зачем ты мне это показала? – спросил он в пустоту, но Королева сразу же его услышала. Наверняка потому, что их разумы были соединены. Откуда-то сбоку снова появился свет, и к нему стала приближаться маленькая фигура. Мальчик лет тринадцати, с худым лицом, взлохмаченными волосами и шмыгающим носом – таким, каким Шепард только что увидел самого себя. Мальчишка вытер нос рукавом старой рваной куртки, как Шепард в детстве и делал постоянно, пока Райс не отбил ему два пальца тростью, заметив, что солдаты не шмыгают носами и не вытирают сопли рукавом, так как это мешает им стрелять. Нужно всегда быть в форме, готовым к бою, начеку. — Потому что это был переломный момент, как ты и подумал, — проговорил мальчишка. – Твоя жизнь резко свернула в этот момент. Это твой остров безопасности. — От чего? — От того, что тебе предстоит еще раз увидеть, — пожал плечами пацан тонким, срывающимся из-за переходного возраста голосом. – Тебе это не понравится. Но ты должен это испытать, снова и снова. Ты хочешь избавиться от контроля, но пока ты полон чувства вины и страха – того, за что и хватаются левиафаны, чтобы управлять тобой – ты беззащитен перед ними. — Я должен избавиться от страха? Как? – не понял Джон, глядя на мальчишку. — Не избавиться. От страха невозможно избавиться, его можно лишь принять. Как и чувство вины. Только приняв их, твой разум станет неподконтролен влиянию. Я закалю твое тело. Но я не могу закалить твой разум, пока ты сам не сделаешь это. — Это воспоминание… — Джон повернул слегка голову, но сам не знал уже, где был очаг света до этого. Вокруг по-прежнему была черная пустота. – Оно мое собственное или… вживленное в мой мозг? — У меня нет для тебя четкого ответа, — почти повторив его слова, которые Джон вчера говорил Хестром, произнес мальчишка. – Я не знаю его. Оно просто есть в твоем разуме, как и миллионы других. Ты сам должен ответить себе на этот вопрос. — Хорошо. Что дальше? — Дальше ты пойдешь туда, — мальчишка указал на внезапно появившуюся неподалеку дверь. – Там путь. Если дойдешь до конца, ты вернешься с закаленным разумом. Но если ты не сможешь выдержать этот путь – только скажи. Я верну тебя в реальность сразу же. — Но тогда все будет зря? — Ничего не бывает зря. Попытка – это тоже шаг вперед. Все зависит лишь от стойкости и количества шагов. Так что это решение за тобой, Джон без фамилии. — Что за дверью? — То, что ты должен заново пережить. Принять. Увидишь сам. — Я понял, — кивнул Джон, сжав решительно кулаки. Очередное испытание. К ним он уже привык. — Удачи, — проговорил мальчишка, шмыгнув носом, и подбадривающе улыбнулся. Потом медленно растворился в пустоте, и Шепард, лишь слегка поколебавшись, глядя на одну-единственную дверь, зависшую в пустоте, твердо зашагал к ней. Что бы за ней ни скрывалось, он был готов с этим встретиться.***
— Прошло уже три часа, — снова констатировала Криз. – Что, если он уже мертв? — Спасибо, ла бруха, ты точная, как часы моего дядюшки, — хмыкнул Вега, удобно расположившись неподалеку полулежа. В руках он держал несколько голопроекционных карт, делая вид, что играет настоящими, на небольшом столике-проекции лежали фишки. Рядом с Вегой сидел Боц, который проигрывал в покер. — Черт, — прошептал лысый. – Ты что, мухлюешь, лейтенант? — Эй, эй, амиго, что за обвинения, — недовольно протянул тот. – Я никогда не мухлюю! — У него туз в запасной колоде, это специальный чит-код для программы ВИ «Покер», — проговорила Хейс, думая о другом. — Ла бруха! – возмутился Вега, а Боц, вытянув лицо, тут же «бросил» карты, смахнув их проекцию из рук. — Так я и знал! — Нет, ну зачем ты это сделала? – покачал головой Вега. – Я за этот код триста кредитов отдал! — Я вообще не понимаю, как вы можете играть в карты и заниматься ерундой, когда Шепард там, возможно, умирает в муках! – вспыхнула она рассерженно. Грант, который и занимался ерундой, выковыривая из земли какой-то камень, ухмыльнулся. — Успокойся, Хестром, — попросил Аленко, сидя неподалеку и что-то читая на инструментроне. – Мы все равно ничего не можем сделать. Только ждать, как и попросила доктор Брайсон. Хейс и сама понимала, что ничего не остается. Но она так волновалась, что искусала себе все губы. Она ненавидела неведение, помноженное на ожидание! Сбоку донесся тихий смех. Криз повернула голову и пронзила Райз и Вакариана острым взглядом. Они, особо и не колеблясь, решили принять предложение Брайсон и искупаться в слизи. Это было вполне разумным и логичным, учитывая врага, с которым они скоро столкнутся, но Хестром и остальные не спешили последовать их примеру. Первым был Вакариан. Сняв бронекостюм и оставшись в каком-то обтягивающем его кривое и необычное для людского взгляда тело тонком комбинезоне, он подошел к озерку слизи, нашел ячейку и погрузился в нее с головой. Потом вылез, облепленный кусками отвратительного желе, и объявил, что ничего не почувствовал, кроме мерзости, но очень хочет верить, что все получилось. Теперь пришла очередь Райз. То ли она так прям опасалась потерять свой птичий мозг, то ли… Ладно, глубоко выдохнула Хейс, успокаивая ядовитые мысли. Мозг птичьим у Райз, конечно, не был. Вполне нормальным, слегка наивным. Но все равно довольно образованным и умным. Так вот, то ли Райз опасалась потерять его, то ли влияние Вакариана на неё стало слишком заметным. Как бы то ни было, она тоже погрузилась в слизь, и теперь, улыбаясь, счищала с одежды эту гадость, принимая помощь от Гарруса, который помогал ей убирать слизь с волос. Прямо милые влюбленные. От любви и вправду тупеют, а некоторые – даже слишком! Хестром сжала кулаки, снова успокаивая язвительность. Она просто очень волновалась, и ожидание выматывало её похлеще пешей прогулки при полной экипировке в жаркой пустыне Камалы. Варрен, сидящий у Королевы возле брюха, все еще жалобно скулил, надеясь на скорейшее возвращение хозяина. Ну хотя бы варрен разделял её чувства! Однако этот вой лишь сильнее нагнетал тоску и напряжение. Видимо, не только у неё одной, так как Аленко, вдруг свернув книгу или что он там читал, обратился к Сантьянолле, спокойно наблюдающему неподалеку за новой раздачей в покер, уже, как поклялся Вега, без каких-либо чит-кодов: — Что насчет того, чтобы спеть нам, сержант Коплер? Слышал, у вас отличный голос. — Спасибо, сэр. Но петь? Здесь? – удивился тот. — А почему бы и нет? – поднял брови Кайден. — У нас впереди еще много часов ожидания, и это если повезет. «Нормандия» сообщает, что все спокойно, рахни в трансе, а Хестром сейчас испепелит всех взглядом. Самое время для песни. Как насчет той, о которой я уже много слышал? Ну про Ла Бруху, Локо и Простофилио. Мне вот крайне любопытно, что там напридумывал этот загадочный писака из Экстранета. Вега, услышав это, слегка откашлялся. Попытался остановить: — Да это всего лишь дурацкая песенка, сэр. Просто мелодия крайне заразная. Может, лучше в картишки с нами? — Спасибо, лейтенант, но я хочу услышать песню, — чуть добавив строгости в голос, настоял Аленко. – И сам оценить, попадаю ли я в образ. — В какой образ, сэр? – не понял Сантьянолла, почесав затылок. – Ну если так хотите… — Только с самого начала и все куплеты. — Их там уже десять штук, сэр! — Я жду. Хестром против воли все же улыбнулась. Если Аленко пытался скрасить ожидание и ослабить это изматывающее напряжение, то ему это удалось. Ей уже стало чуть легче. — Тебе не понравится, — усмехнулась она. — Лучше один раз услышать, чем сто раз не понять, про какого Простофилио в песне говорится, — скривил он губы в усмешке, в то время как Сантьянолла, как раз и получивший прозвище потому, что обладал крайне сильным голосом, откашлялся, прочистил горло и начал:Жили мирно все мучачос,
Локо главным был у них,
Вечеринку снова закатил,
И вот родился стих.
Тут Ла Бруха появилась,
Всё не так ей, всё не тут,
Локо сразу спрятал пистолет,
Не выпрыгнул чтоб вдруг.
Крутит бедрами Ла Бруха,
Локо злится все сильней,
Превращаясь из Железного
В Арни из соплей.
Пока бедрами крутила,
Лишь на миг Локо вздремнул,
Тут же добрый Простофилио
На пати заглянул.
Закрутилось не на шутку,
Локо молнии метал:
«Хитрожопый Простофилио,
Никто тебя не звал!»
А Ла Бруха, как лисица,
Парит каждому мозги,
И мучасос в нетерпенье ждут
И мутят ставочки.
За милашку Простофильо
Ставка пусть невысока.
В пять раз выше, если Локо злой
Помнет ему бока!
Вечеринка всё в разгаре,
Треугольники везде,
Уголки если не сгладим мы,
Пойдет все по п****!
Тут и люди, и не очень,
Даже роботы пришли,
Ссоры, кексы и сплошной трендец,
Мега тайны заросли.
Купидоны разлетались,
На вечеринке недотёп,
Берегись, не вляпайся и ты,
В дерьмо их милых жоп!
Голос певца был воистину великолепен, и Хейс даже удивилась, что этот туповатый солдат делает здесь, а не на сцене в Президиуме? Песня лилась, заражая мелодией всех, и, несмотря на простецкие слова Веги, отражая суть происходящего очень точно. Так точно, что Криз даже стало не по себе. Аленко же, выслушав все с серьезной миной и не проронив ни слова, отреагировал куда спокойнее, чем можно было подумать. Даже похлопал. — Поразительно, сержант Коплер, — сказал он. – Вы действительно «Сантьянолла». Какого черта вы делаете здесь, а не выступаете в Президиуме? — Спасибо, сэр, — с признательностью ответил тот, глуповато улыбнувшись. – Но как-то не сложилось. Я, честно говоря, проспал свое прослушивание. А потом, когда бежал на него, уже изрядно опаздывая… м-м-м… споткнулся. Весь костюм был в грязи. На прослушивание уже было нельзя, я поплелся домой. Но по пути мне попался призывной пункт Альянса, и один офицер, увидев меня, сразу же призвал всех юнцов к молчанию. Указал на меня и говорит: «Даже таких возьмем!» Ну я и пошел. — Еще и удивительно, — покачал головой Кайден. – При всем таланте вы удивительно неразборчивы и слегка не сообразительны. — Спасибо, сэр, — отозвался довольно тот, проявив как раз эту туповатость, которую Аленко тактично назвал «несообразительностью», и не сообразив-таки, что это был не совсем комплимент. Увидев, что песня не произвела на Аленко должного впечатления, Вега вдруг, осмелившись, спросил: — Что скажете про слова, сэр? — Они ужасны, — сразу же резюмировал тот. — Образы слишком уж гипертрофированы. — Гипер… что? – не понял Вега. — Гипертрофированы. То есть слишком выбиваются за грани допустимого и реального. Например, Локо слишком грозен. Ла Бруха слишком хитра. А Простофилио слишком простофиля. Мне он кажется слегка умнее, но вряд ли его можно назвать «хитрожопым». Хотя для обычной песенки такое вполне возможно. — Ха, я знал, что всем понравится, — проговорился Вега, потом быстро исправился. – Точнее, знал, что слова Виго Ла Веги всем придутся по вкусу. — Ну да, лейтенант, я все же не дурак, — скривил лицо Аленко, — чтобы верить в существование какого-то Виго Ла Веги. — А чо, это ВИ какой-то что ли? – не понял Грант, до этого прислушиваясь к разговору. – Я ж ему свой вариант отправил, а он так и не ответил! Но если ВИ, то понятно – они все тупые! Кайден еле сдержал смех, состряпав на лице улыбку и переглянувшись с Хестром. Она пожала плечами, как бы говоря, что крогану, как и некоторым людям, можно простить эту наивность. В этот момент к ним подошли Вакариан и Райз, по-прежнему без бронекостюмов, в нижней одежде. Куски слизи еще оставались на них в некоторых местах, но от неё явно было не так просто избавиться. — Все-таки редкая гадость, — поделился Гаррус со смешком. – Но, если это поможет нам скрыться от взора левиафанов, оно того стоит. — Думаешь? – с сомнением спросил Аленко. — Определенно, — кивнул Вакариан. – Я был на станции «Триест», на нижнем уровне. То, что я там видел… Духи, такого никогда не забыть. Вы здесь сидите и поете песни только потому, что не видели того, что видел я. Тогда бы вы не удивлялись, считая Шепарда безумным. Видели, насколько был ошарашен Орловский, когда вернулся на «Нормандию» ?.. Проговорив это, Вакариан вытащил из походного рюкзака полотенце и попробовал вытереться. Вскоре сообразил, что это бесполезно – тут оставалось только сохнуть. Райз почистила короткие волосы. Аленко какое-то время наблюдал за ними, нахмурив брови. Потом с обреченностью вздохнул. — Идешь? – спросил он у Хестром, и она фыркнула, отрицательно покачав головой. – Уверена? Не дождавшись согласия, он направился к озерку и принялся повторять ту же самую процедуру, что и Гаррус с Райз до него: снимать бронекостюм и, оставшись в подложке, погружаться в эту отвратительную слизь. Хестром стиснула зубы, уже зная, что ей придется проделать то же самое, хотя она и не горела никаким желанием. Но Вакариан был прав. Если им придется столкнуться с врагом, который может контролировать разум, то обезопасить себя от этого, даже таким способом, она была обязана. Тяжело выдохнув, Криз поднялась и тоже зашагала к озерку. Аленко уже вынырнул и теперь откашливался. На его лице был написан весь спектр эмоций брезгливости и мерзости. — Не самая… приятная штука, — сказал он, вытирая слизь с лица. – Как будто в растаявшее желе попал. Но хотя бы будет, что сыну рассказать. Пока он избавлялся от кусков желе, прилипших к одежде, Хестром методично расстегнула и избавилась от всех элементов брони, аккуратно сложив их неподалеку и оставшись в тонком обтягивающем спецкомбинезоне. Потом вошла в слизь и нашла одну из продольных ячеек. Слизь была действительно похожа на растаявшее желе. Пахло все тем же сладковато-приторным запахом, и Хейс подавила рвотный рефлекс. Потом, встав перед ячейкой, закрыла глаза и задержала дыхание. Резко погрузилась вниз, ощутив, как поверхность ускользнула из-под ног. Что-то вязкое и мерзкое окутало её с головы до ног. Настолько ужасное, что Хейс сразу же испытала желание тут же открыть глаза и оглядеться, но, помня о том, в чем она, подавила это. Руки потянулись вверх, чтобы вытащить собственное тело из этой мерзости, кто-то подхватил её и помог вынырнуть. Она быстро протерла лицо и глаза, сделала очень глубокий вдох. Тут же закашлялась, в горле и груди от запаха заскребло. Наконец поймала дыхание и пришла в себя. Аленко, стоявший рядом, спросил: — Ну как ты? — Это омерзительно, — призналась она, скривив лицо. – Я много омерзительного в жизни повидала, но это… это крайне омерзительно! Она услышала тихий смех. — Не такое омерзительное для меня, как песня Веги, — проговорил Аленко и, прищурив глаза, посмотрел на играющих в карты. Те с любопытством на них поглядывали, но повторить не горели желанием. – Кажется, я знаю, какой будет моя маленькая месть за эту песню, — он, убедившись, что Криз уже не требовалась помощь, отошел и крикнул: — Эй, Вега. Боц, Сантьянолла и Грант! У меня для вас есть новый приказ… Хейс быстро очистила комбинезон от сгустков слизи. Одежда высохнет довольно скоро, а вот волосы, ничем не прикрытые, будут представлять собой печальное зрелище, но это её мало сейчас волновало. Она выжала их и затянула назад. Проделывая все это, она не отрывала взгляда от впавшей в транс Королевы и её огромного брюха. Хотя бы частично, но она все же поняла, что сейчас испытывал Шепард. И это было ужасно.***
Дверь выглядела скверно. Старая краска, когда-то белого цвета, на ней уже почти вся облупилась, потрескалась, приобрела грязно-серый оттенок. Местами, там, где краски уже не было, просвечивала болезненного вида древесина с желтыми разводами. Снизу дверь была черной, словно подгоревшей. Без ручки. Даже без скважины, чтобы можно было с любопытством заглянуть в неё. Но Шепард не собирался делать ничего подобного: он просто толкнул её вперед решительно, как если бы за ней не могло находиться ничего, кроме такой же черной пустоты. Он частично оказался прав: впереди, за дверью, сгустилась пустота, но все же он сразу ощутил, что тьма скрывает что-то. Оттуда послышался какой-то шепот, очень слабый, но пронизывающий до самого нутра. Что-то подобное он уже слышал. В своих кошмарах во время войны со Жнецами. Сглотнув, так как идти вперед совсем не хотелось, он все же заставил себя пройти через дверь, а потом слегка вздрогнул, когда она с шумом, поддаваясь неведомой воле, захлопнулась и исчезла. Обернувшись на этот звук, Джон даже попытался усмехнуться, чтобы развеять охватывающий его липкий страх. Помогло, но ненадолго. Впереди что-то находилось, множество. Какие-то объекты, испускавшие очень тусклый свет, их было около десяти. Джон, совершенно не ориентируясь в пространстве, поскольку все вокруг утопало в непроглядном мраке, медленно, но твердо зашагал в сторону тусклого света. Однако вскоре замер, так как сообразил, чтоˊ находится впереди. По спине пробежали мурашки, потребовалось какое-то время, чтобы совладать с первым страхом, сдавившим сердце. Мало что могло напугать Шепарда в реальной жизни, и он это знал, но здесь не существовало никаких правил. Он мог увидеть все, что его больное или уставшее воображение захочет ему подкинуть. Откуда-то донесся шепот, чей-то голос. Шёпот вообще не смолкал, превратившись в форму непрекращающегося тихого гула, словно белого шума. Но этот голос был чуть громче остальных, однако Джон все еще не мог уловить слов. Стоять на месте было бессмысленно. Королева предупреждала, что это будет не самое приятное, но он должен это выдержать, он не хотел просто пытаться, сделав пару шагов в никуда. Он хотел дойти до конца, как всегда и поступал. Сжав кулаки и переборов страх, Шепард стал приближаться к объектам, испускающим слабый свет. С каждым его шагом их становилось все больше, настолько, что вскоре стало почти светло вокруг – они заполоняли все пространство впереди. Это были совершенно одинаковые стальные гробы. Белого цвета, без каких-либо украшений или декорирования. Просто гробы, расположенные очень стройными рядами, без отличий. Хотя одно отличие все же было: размер. Некоторые были чуть меньше остальных, другие совсем крошечные. От каждого исходило слабое мерцание. Заглядевшись вперед, Шепард вдруг обнаружил, как по бокам, позади – абсолютно везде возникли эти стройные, безмолвные ряды безымянных гробов. Там, где еще секунду назад была тьма, появились они. Они окружали его со всех сторон, рассеивая тьму на много метров вокруг и чем дальше он бросал свой взор, тем больше понимал, что их бесчисленное множество. Он оказался в центре огромного пространства, усеянного молчаливыми гробами. Страх сковал сердце еще сильнее, просто зажал его в кулак и сдавливал с такой силой, что Шепарду пришлось пару раз сглотнуть, вздохнуть и до боли сжать кулаки. Он закрыл глаза и представил недавнее воспоминание из детства. Страх слегка отступил. Джон открыл глаза. Он совершенно точно знал, что это значит. Шепот в ушах белым шумом давил на мысли, и, чтобы совсем не поддаться страху, Джон принялся двигаться вперед. Или назад. В никуда. Он вообще не представлял, в каком направлении ему идти. Это было и не важно, так как стройные ряды расстилались во все стороны. Он просто медленно шел, чтобы не стоять и не поддаться страху. Голос, шепчущий что-то чуть громче, вдруг стал более отчетливым, и Шепард остановился ненадолго, на секунду или целые минуты, поскольку время тут тоже не играло никакой роли и было неосязаемо, чтобы прислушаться. — тива… такое… надцатая… — шептал голос откуда-то, и Джон снова возобновил путь в никуда. Гробы не заканчивались, и на мгновение ему показалось, что они вообще никогда не закончатся. Возможно, это его персональный ад: вот так идти в никуда в окружении безмолвных жертв. — Девятнадцатая… — шепот совершенно четко раздавался в одной стороне, и Шепард туда направился. Когда же различил все слова, снова замер. — …тива?.. Что так… девятнадц… директива?.. – шептал голос снова и снова. — Все ясно, — сглотнув, произнес Джон, но не услышал собственного голоса, как будто его вообще не существовало. Голос словно принадлежал другому человеку. – Думаешь напугать меня тем, сколько на моей совести жертв?.. Откуда-то, в ответ на этот бессмысленный вопрос, заданный совершенно чужим голосом, раздался стук. Очень сильный, и шепот, спрашивающий про девятнадцатую директиву, сразу же притих. Стук усилился, стал почти гневным. Шепард сразу же сообразил, на что стук был похож. Словно кто-то очень сильно хотел выбраться наружу. Это совсем не обнадеживало, Джон не хотел встречаться ни с кем, кто находился под крышками гробов. Но тот, кто был спрятан под одной из них, очевидно, очень хотел встретиться с ним, так как стук нарастал, превращаясь почти в яростные, дикие удары. «…нант!» — донеслось до слуха проглоченное толстым слоем стали слово. – «…могите!» Шепард глубоко втянул в себя воздух. На плечах откуда-то появилось ощущение тяжести, внутри все похолодело, конечности окаменели. Джон буквально заставил себя идти на этот звук, и вскоре взгляд уловил, откуда он исходил. Из какого гроба. Кто-то очень яростно хотел выбраться наружу, так сильно, что крышка даже вздрагивала от ударов изнутри. Мерцание вокруг гроба даже слегка усилилось. «Помогите!» — раздавалось изнутри куда отчетливее, стоило Джону делать медленные шаги в том направлении. Ему придется открыть крышку – это было необходимо. Но ему совсем не хотелось узнавать, кто так яростно пытался выбраться. Однако он ошибся. Когда до гроба оставалась пара шагов, крышка резко открылась сама. Буквально подлетела под диким невидимым напором, с лязгающим звуком, вверх и вбок и упала неподалеку. В противовес яростным попыткам выбраться сейчас изнутри не раздавалось ни звука, тот, кто там находился, просто лежал какое-то бесконечное время. Шепард не мог понять, кто это, однако его ноги настолько налились свинцом, что он даже не мог заставить себя сделать еще шаг вперед и заглянуть внутрь. Этот кто-то, не дождавшись, вдруг стал медленно подниматься. Сначала сел, потом наконец развернул к Шепарду свое лицо, почти приветливо улыбнулся, при этом глаза оставались совершенно остекленевшими, и как-то наивно спросил: — Лейтенант?.. Я что, сегодня сдох?..