Чон Чонгук, игра началась

08:15 Сеульская городская больница. Вся наша жизнь состоит из череды белых и чёрных полос, удач и неудач, взлётов и падений. Всю нашу жизнь мы вынуждены бороться за счастье, которое, порой, так зыбко и может рассыпаться на мелкие кусочки в любой момент. Четыре года отношений — одна тысяча четыреста шестьдесят дней страсти, любви, заботы, нежности и один день отвратительной боли, которая заставляла сознание Чонгука балансировать на грани жизни и смерти. Он знал, когда начинал отношения с парнем с геном омеги, что может быть тяжело, если на его пути встанет альфа, но абсолютно не придавал этому значения. Каковы были шансы встретить мужчину с этим геном, учитывая то, что они считались практически вымершим подвидом людей? И вот теория вероятности сыграла с ними злую шутку, подсунув их сладкой парочке такое испытание. Чон сидит в больничной палате возле Чимина и ждёт, пока он проснётся. Он думает, как ему поступить, какое решение принять. В любом случае, пока он не поговорит о случившемся с Паком, ничего решить будет невозможно. Чонгук смотрит на несколько засосов, что всё еще распущены кровавыми бутонами по молочной шее его мальчика и на него снова накатывает ощущение отвращения. Нужно стараться не позволять этому ядовитому чувству распространяться всё глубже. Это необратимый процесс — когда ты начинаешь закапывать себя в свои же негативные эмоции. Говорят, что омеги могут почувствовать момент, когда беременеют. Значит, когда блондин угрожал ему своей смертью и смертью их ребёнка, он это и имел в виду. «Хватит, Чонгук!» — говорит сам себе брюнет. В конце концов, в животе у Чимина уже развивается жизнь, которая является его частичкой. Это ведь то, о чём они мечтали, правда? А что, если Чимин хотел ребёнка только потому, чтобы избавиться от влечения к этому мужчине? Не потому, что он любит Чона и хочет с ним настоящую семью, а просто потому что его мучила совесть. «Мозг твой — враг твой» — сказали, однажды, Чонгуку. И сейчас он целиком и полностью оправдывает эту фразу, когда сидит в больничной палате и накручивает себя. Мыслительно-разрушительный процесс обрывается слабым стоном, который вырывается изо рта Чимина. Парень медленно открывает глаза, на пробу шевелит пальчиками, фокусирует взгляд на Чоне, который сидит недалеко от койки — в кресле, и пытается протянуть ему руку. Чонгук тут же вскакивает с нагретого места и подходит к Паку, берёт его маленькую холодную ладошку и наклоняется для поцелуя в лоб. — Минни… — шепчет он, прижимаясь губами. — Как ты себя чувствуешь? Чимин смотрит на него пару секунд и с глаз начинают бежать слёзы. — Чонгук, п-почему ты здесь? — начинает он, всхлипывая. А в ответ получает нежные поцелуи на щеках, которые вбирают в себя солёную жидкость. — Чонгук-и… — пытается его оттолкнуть. Потому что невыносимо больно получать хотя бы частичку любви от человека, которого ты предал. Чимин сжирал себя изнутри с того дня, как ощутил чужие губы на своих. А что уже говорить о противном ощущении после измены? Для Пака весь последний день был как в тумане, он не понимал, что было сном, а что реальностью. Были ли те жадные руки и губы на самом деле? Почему лицо Чонгука всё побитое? Казалось, что этот сон длился вечность и хотелось скорее проснуться. Чимин начинает плакать ещё сильнее. — Кук-и, скажи, что я тебе не изменял… — никак не хочется признавать реальность. А в ответ — тишина. — Скажи, что я не спал с ним… — у Пака начинают всплывать флешбеками моменты, которые нельзя было назвать никак иначе, кроме как предательством. — Детка, успокойся… тебе нельзя плакать… — пауза. — У нас… у нас будет ребёнок. — Чон решает добить и без того расшатанную психику блондина, пристально наблюдая за его реакцией. Но выражение лица Чимина нечитаемое, сложно разобрать эмоцию, которую оно транслирует. — Слышишь, детка? — берет в обе ладони его заплаканное лицо. — У нас будет маленький! Чимин всё никак не успокаивается, продолжая захлебываться в своих рыданиях. — Чонгук-и, п-прости меня! — всхлипывая просит, а затем вскакивает с кровати, падая на колени перед ошеломлённым парнем. Чон пытается поднять его, тянет наверх, но тот не поддается, обхватывает руками ноги Чонгука, утыкается в колени лицом и сидит на полу, продолжая громко плакать. — Минни, успокойся, прошу… — мягкая ладонь опускается на вздрагивающую макушку и принимается гладить её. Спустя несколько минут Пак немного утихает и Чонгуку удаётся поднять его, наконец, с пола и уместить обмякшее тело на своих коленях. Чимин обвивает его руками, утыкается носом в шею, вдыхая родной аромат, который ассоциируется с домом. Он не знает, как вообще после произошедшего Чон может на него смотреть, не говоря уже о прикосновениях, объятиях и поцелуях. Мысль о том, что у него получилось забеременеть не может не радовать. Но как теперь они будут жить вместе…и будут ли вообще? Как Чимину искупить свою вину? — Кук-и, — тихий всхлип. — Если хочешь, можешь... — шёпот прямо в ухо. — В общем, ты не обязан быть со мной после этого… Пак и сам не верит в то, что говорит, но он не хочет доставлять Чонгуку страдания, он не хочет быть обузой, не хочет заставлять его растить чужого ребёнка. Да, прямо перед операцией, когда Чимину проводили последний осмотр, прямо перед тем, как опустить на него маску, врач коротко изложил пациенту все, что произошло и, что они собираются делать. Генетический код альфы и омеги запрограммирован таким образом, что, как ни крути, — они должны размножаться. В случае с двумя существующими эмбрионами — выживает сильнейший, а именно — эмбрион, созданный от семени альфы. Как бы грустно это ни звучало, но некоторые вещи времени изменить не удалось. Врачам пришлось делать выбор и он был не в пользу Чонгука. Операция состояла не в том, чтобы удалить агрессивный эмбрион альфы, а в том, чтобы убрать тот, что был от Чона, так как он, скорее всего, при нынешних условиях просто не развился бы в матке. Услышав эту новость, Пак попросил врача, который оперировал, не говорить его парню правду, так как это разрушило бы его полностью. Поэтому к Чонгуку дошла вся информация про эмбрионы в точности до наоборот. И вот сейчас Чимин понимает, что больше не может скрывать. Он увидел эти нежные оленьи глаза сразу же, как проснулся после наркоза. Он увидел Чонгука, который сидел с ним всю ночь, который переживал за него, который был всё ещё здесь, несмотря на омерзительный поступок Пака. От этого было очень больно. Его любимый мальчик не заслуживал всего того, через, что ему пришлось пройти за эти пару дней, но он заслуживал знать правду. Чимин набирается смелости, делает вдох и… — Чонгук-и, эмбрион, который оставили — не твой. …и вонзает Чону нож прямо в сердце. А затем оленьи глаза превращаются в стеклянные. Последнее, за что держался Чонгук, безжалостно оборвалось. Плод, за который он так отчаянно цеплялся, чтобы спасти их отношения, просто не существовал. Вот и всё. Пак будет носить под сердцем ребёнка от другого мужчины. Теперь уже у Чонгука начал складываться этот изначально нелогичный пазл. Вот почему доктор ни с того ни с сего сказал не оставлять Чимина и вот почему рассказал ему про взаимодействие двух генов. Теперь стало понятно, почему организм омеги «успокоится после оплодотворения и не будет тянуться к альфе». Потому что он получит то, что ему было так необходимо. Врач знал правду и хотел предотвратить еще бОльшую трагедию в стенах этой больницы. К тому же беременным нельзя переживать, а Паку и так нужно на сохранение ложиться. После долгой и мучительной паузы, во время которой Чон чувствовал, как намокает его футболка в районе плеча, после череды содрогающихся: «Прости… Прости меня! Я ненавижу его и ненавижу то, что я омега…» А затем: «Кук-и, ну же, ответь хотя бы что-то! Я люблю тебя, Чонгук-и…» Чимин говорил, что поймёт, если тот уйдет от него, но в то же время он крепко сжимал в руках футболку возле лопаток, не отпуская его ни на миллиметр дальше от себя. Потому что он не знал, как жить, если останется один. После всего этого Чонгук всё-таки заговорил, отстраняя его от себя, чтобы заглянуть в глаза: — Чимин, послушай. Мне очень больно. Больно так, будто бы у меня сейчас переломаны все кости. И я, правда, не знаю, что сейчас делать с этой информацией. — вздыхает. — Но перед тем, как ты проснулся, я долго думал над тем, как же мне стоит поступить. — делает паузу. — И я решил, что хочу поступить, как мужчина, оставшись с тобой. Да, только что часть моего мира рухнула, но я думаю, что все ещё хочу поступить как мужчина. Я не знаю, смогу ли я принять чужого ребенка, но ведь я — это ты, а ты — это я, правда, Минни? Что твоё — то моё. И твоя боль — это моя боль тоже. — прижимается губами к виску. — Я просто надеюсь, что мы сможем это пережить. Знаете, Чонгук может быть тысячу раз прав, но кто он такой, когда его мальчик плачет? Уйти можно всегда, можно развернуться и выйти из палаты прямо сейчас или сделать это позже, когда он уснёт. Можно проснуться в одной кровати от плача чужого ребёнка и понять, что пошло оно всё к чёрту и просто уйти. Но сложнее всего — сохранить то, что осталось. После озвученного решения Чимин не выдерживает и впивается жадным поцелуем прямо в губы Чонгука. Это тот самый отчаянный поцелуй, который несёт в себе больше эмоций, чем слова. Пак хочет передать через него всё, что уже не удаётся сказать. В этом поцелуе все его «Спасибо», «Люблю» и «Прости». У него всегда лучше получалось показывать действиями. И Чонгук верит. Он верит, когда Чимин хватается маленькими пальчиками в ткань возле горловины на футболке, верит, когда Чимин прижимается нему так сильно, что слышно биение сердца, которое, словно, выпрыгнет сейчас из груди и целует, целует, целует… Они делят один воздух на двоих, передавая эстафету сплетающихся языков друг другу. И можно быть уверенными, что всё у них закончилось бы как обычно — страстным и жёстким сексом. Но никто из них прямо сейчас не хочет опошлять этот момент. Сейчас эти поцелуи про любовь, а не про животное желание. Да и к тому же давайте не забывать, что Чимин только после операции и ему нужен, как минимум, семидневный перерыв. Благо, за прошедшую неделю он успел натрахаться, да ещё и с последствиями. Через несколько минут в палату заходит тот самый лечащий врач и не может скрыть улыбку, когда видит Пака не в койке, а сидящего верхом на Чонгуке и жадно целующим его. Их прерывает громкое: — Кхм…кхм… молодые люди, господин Пак, вы ещё первого не родили, а сейчас тут второго уже заделаете. — мягко смеётся доктор. — Мне нужно забрать вас на послеоперационное обследование. Чимин послушно встаёт с колен Чонгука, одергивая свою длинную больничную рубашку, и семенит за доктором. Чонгук провожает взглядом его утопающее в свободном медицинском одеянии тело и надеется, что принял правильное решение. *** Ким Сокджин — мужчина тридцати шести лет, в прошлом владелец титула «Мистер Южная Корея 2010», владелец синей Ламборджини, после десяти лет брака подаёт документы на развод. Ким Намджун — мужчина тридцати пяти лет с редчайшим геном альфы и десятью годами брака с «Мистер Южная Корея 2010» за плечами подписывает документы на развод. По закону он должен отдать своему уже бывшему мужу половину их нажитого имущества, что включает в себя чек на выплату двухсот миллионов вон. Джун с абсолютно равнодушным выражением лица, не снимая тёмные очки, под которыми красуется синяк, который Джин ему поставил вчера, ознакамливается с документом и ставит подпись. Сокджин лопает большую надутую жвачку, когда судья принимает подписи от обоих супругов и поздравляет их с, как ни странно, разводом. Вот и всё. Десять лет совместной жизни успешно завершены. Бывшая супружеская пара кланяется и выходит из зала суда. Двое идут по длинному коридору молча, думая о своём. Когда они полностью выходят из белого здания и за ними захлопывается тяжёлая дверь, что только что сделала их чужими людьми, Намджун решается заговорить: — Сигаретка не найдётся? — Ты же не куришь. — резко отвечает ему Джин. — А ещё я не изменяю своему мужу. Времена меняются. — мужчина принимает тонкую Мальборо и подкуривает, морщась от едкого дыма. Одна затяжка. Намжун заходится сильным кашлем, легкие начинает неприятно печь. Вторая затяжка — и уже становится легче. Он отравляет свой организм медленно, но уверенно. — Джинни, видит бог, я не хотел, чтобы все так получилось. — говорит, выдыхая очередную порцию сигаретного дыма. — Оставь свои дешёвые извинения при себе, Джун-и. — ехидно отвечает ему бывший супруг. — Нужно было догадаться раньше, когда ты меня начал переодевать в женские наряды, что тебе просто захотелось тёлочку. Намджун не отвечает, он не собирается оправдываться за свою связь с ангелом. Пусть думает, что он спал с девушкой, пусть… Намджун был грешен, ведь он нарушал законы Божьи: VII. Прелюбодействовал с ангелом. VIII. Обманывал супруга, когда писал слова любви сразу после поцелуя с ангелом. X. Завидовал брюнету из офиса напротив, который обладал его ангелом. Но в некоторых из заветов он был особенно хорош. I. «Я Господь, Бог твой. Да не будет у тебя других богов перед лицом Моим» Нежный и хрупкий мальчик, который перевернул его мир, который подарил ему жалкие несколько минут счастья, превратился для него из ангела в Господа. И ему не нужны иконы, чтобы молиться перед сном, ему не нужен крест, в качестве напоминания о существовании божества, ведь у него на сердце уже есть тот, который он будет нести до конца жизни. IV. «Помни день субботний, чтобы святить его» Джун никогда не забудет соединение их душ и тел, в результате чего у него получилось зачать маленького ангелочка. Ангелочка, который вознёс его к небесам. Намджун знал, что сделал и теперь ему нужно было время, пока сердце Господа не будет принадлежать ему.