***
Крейг даже не осознал, что заснул, но проснулся весь в поту, тяжело дыша. Во рту пересохло, разболелась голова. Он не был до конца уверен, что его разбудило. В открытое окно подул холодный ветерок, и он услышал сирены. Они звучали где-то далеко-далеко, а посему не могли разбудить его. Именно тогда он понял, что его телефон вибрирует, что было ещё одной загадкой. Он не мог вспомнить, когда поставил его на вибрацию. Он взял сотовый и посмотрел на имя. Это был Кайл Брофловски. Он быстро принял вызов и прислонил аппарат к уху. — Алло? — начал Крейг, он услышал настойчивость в своём голосе. Почему Брофловски звонит ему, ведь уже довольно поздно, да и завтра в школу. — Крейг… — ответил Кайл. Крейг услышал какие-то голоса на фоне и понял, что что-то не так, — Тебе нужно добраться до пруда Старка… Твик- Крейг повесил трубку. Твик. Он нужен Твику. Он не потрудился надеть шапку, лишь накинул куртку поверх пижамы и надел пару старых ботинок. Он взял телефон и только сейчас вдруг заметил, что у него десятки пропущенных звонков от Кенни и других, а также куча непрочитанных сообщений. Они пытались дозвониться до него, рассказать про его парня, пока он дрых. Он не позволял себе сейчас загоняться по этому поводу. Этим он может заняться и позже, когда всё разузнает. Он выбежал из комнаты и, должно быть, наделал много шума, потому что родители выглянули из комнаты, когда он помчался по лестнице. — Крейг? — позвала мама. Ему было всё равно. Он не хотел слышать их нотации о том, что нужно быть добрее к себе, или их жалкие попытки утешить его. Он не хотел слышать о том, как они все скучают по Твику, и что он не один. Он не хотел слышать ни единого слова. Выбравшись на улицу, он ринулся к пруду Старка. Он жил практически в двух шагах от него, и, к его большому удивлению (и ужасу), он уже увидел полицейские огни, даже с такого расстояния. И это только заставило его поднажать. Ему было ясно, что ботинки, которые он обычно носил, больше не предназначены для зимней погоды, поскольку он почувствовал, как холод просачивается сквозь изношенную подошву. К тому времени, как он добрался до пруда Старка, казалось, уже весь Южный Парк собрался там. Что, скорее всего, так и было. Он запыхался и пытался пробиться сквозь толпу, состоявшую в основном из взрослых, которые шептались между собой и не обращали на него совершенного никакого внимания. Путь преграждала полиция, он уже увидел жёлтую ограждающую от места преступления ленту. Его никто не пропускал. Он был слишком мал. И ничего не мог разглядеть. И ведь никто бы ему ничего не сказал, если бы он спросил. Просто потому что он, блять, ребёнок. Ему хотелось кричать. Всё это хуйня. Разве они не знали, как много Твик значил для него? Разве они не были так увлечены их отношениями, когда они ещё были фальшивыми? Почему у них не хватает порядочности хотя бы сказать ему, всё ли сейчас в порядке? — Они уже взяли этого ублюдка под стражу, — бормотал мужчина рядом с ним своей жене, — Но это был сын тех владельцев кафе, ему было около одиннадцати лет… Крейг почувствовал, что его сейчас стошнит. «Было». Он стоял достаточно близко, чтобы услышать слова копов: — Я только что пропустил его родителей, коронер уже в пути… Господи, я ненавижу, когда такое происходит с детьми. «Коронер». Крейгу показалось, что сейчас мир рухнет. Он попятился, налетел на кого-то и упал. Он с трудом поднялся на ноги… Ему нужно идти. Ему нужно куда-то идти… Он просто не знал, куда именно. Ему мысли продолжали твердить ему, что нужно пойти к Твику домой, потому что ну не может это всё происходить на самом деле, ведь они виделись в прошлую пятницу. Он продолжал продираться сквозь толпу, а потом внезапно перед ним оказался Кайл. Он был со Стэном, они ему что-то говорили, но Крейг не мог их слышать, просто потому что они звучали так, словно находились под водой. Крейгу казалось, что его сейчас вообще здесь не было- как будто он наблюдал за происходящим со стороны. Все они были под водой, он слышал только сирены, и это было странно, потому что все сирены давно выключены, но они были слишком громкими в его ушах. Они перекрывали все остальные звуки, за исключением одной фразы, которую он не мог до конца разобрать, но от неё ему стало плохо. Кайл схватил его за плечи и что-то сказал, Такер наклонил голову. Что ему только что сказал Кайл? В любом случае, это не имело значения… Ему нужно добраться до Твика… Он же видел его в пятницу. Внезапно Крейг услышал всё. — Крейг! — позвала его мама. Он обернулся и увидел, что она бежит к нему. Внезапно раздался вопль: — Мой малыш! О Боже, мой мальчик! Хелен Твик. Твика больше нет. Он… Всё погрузилось во тьму.***
Когда Крейг открыл глаза, он обнаружил, что лежит в постели. На секунду он подумал, что, возможно, всё это было просто дурным сном, но он всё ещё чувствовал боль в ногах и синяк, который начал проявляться на том месте, где его голова коснулась земли. Но он всё равно ущипнул себя, просто чтобы узнать, будет ли больно. И это было больно. Он не мог понять, что всё это значило, поэтому он просто лежал в постели, пока не зашла мама и не зачесала его волосы назад; следом вошёл отец. Она шмыгала носом, у неё были красные глаза. По её лицу текло так много слёз. Почему он не мог плакать так, как и она? Не то чтобы ему было всё равно. — Крейг, милый… — прошептала мама, — Дорогой, мне очень жаль. Крейг открыл рот, а потом закрыл, потому что, в сущности, не знал что и сказать. Поэтому он сказал то, что постоянно вертелось у него в голове: — Но я же видел его в пятницу, мам. Она всхлипнула. — Я знаю, дорогой… Я знаю.***
Все негласно условились на том, что Крейг несколько дней не будет ходить в школу. Но ему всё ещё требовалось делать домашку, которую периодически подкидывали; однажды, это была Венди, а на другой день — Кайл, дальше Толкиен. Они всегда решали за него тренировочные задания, так что он не был совсем беспомощен. Он действительно ценил то, что они старались так ради него, правда не знал, как выразить свою признательность. Бо́льшую часть дней он просто просидел в своей комнате, залипая в телефон или окно и играя со Страйпи. За это время Крейг многому научился и многое понял. Например, что многие не знают, что тебе сказать, когда один из самых любимых тобою людей теперь мёртв… Мальчик до сих пор не мог заставить себя думать об этом слове, потому что часть его была ещё не совсем уверена, что Твик просто так не вернётся домой. Ведь мир не будет так жесток к Твику, верно? Он видел беспокойство в глазах мамы и папы, потому что «не справляется» со всем этим, как следовало бы, или типа того. Иногда он пытался спуститься вниз, и в один из этих редких случаев он подслушал разговор мамы с мамой Толкиена. — Я просто не знаю, что и думать, он как будто не осознаёт, что он мёртв, — призналась его мать, — Я не могу просто так взять, усадить его и рассказать всё, потому что это просто снова раздавит его… И как он сможет двигаться дальше, когда- «Двигаться дальше». Крейг поспешил обратно наверх и вернулся в свою комнату. Он услышал достаточно. Конечно, ему всего лишь одиннадцать, Твик был всего лишь детским этапом, из которого он однажды вырастет; однажды всё это станет далёким воспоминанием. Он бы снова и снова вспоминал Твика и думал о том, как это было неудачно, а затем просто продолжал бы рассказывать о своём дне. После этого Крейг не рискнул спуститься вниз, но это привело к тому, что он отправил Твику сообщение, хотя в глубине души знал, что оно канет в небытие:Ты можешь вернуться, когда захош.
Он уставился на свои сообщения, глупо ожидая ответа, который неизбежно не придёт.***
В день похорон Твика лил дождь. Крейг подумал, что это самое банальное, что могло случиться, а Твик не был поклонником клише, так что всё это теперь казалось неправильным. Просто проснуться в то утро казалось неправильным, казалось неправильным надевать чёрный костюм, не иметь возможности надеть шапку тоже казалось неправильным. (Необходимость сталкиваться со всем этим лицом к лицу и то казалось неправильным). Он умолял своих родителей не заставлять его разговаривать с Ричардом Твиком. С этим он мириться не собирался. Он уже чувствовал себя неправым и не хотел всё испортить, ударив мистера Твика по яйцам на глазах у всех на похоронах. А на похоронах было много людей; казалось, собрался весь город. Крейг огляделся, когда его семья заняла место в середине прохода. Было много детей из школы… Тех, кто Твику даже не нравился. Присутствовал даже Эрик Картман, выглядевший так, словно хотел сейчас оказаться где-нибудь в другом месте, но только не здесь. Крейг посмотрел прямо перед собой и глубоко вдохнул. Твик всегда был меньше остальных детей, вероятно, из-за того, что пил много кофе. Гроб был таким маленьким, рядом стояли его фотографии… и это не те фото, где он счастлив. Это были фотографии, которые для него выбрали отец с матерью. Фотографии, на которых он, похоже, выпил чересчур много кофе, фотографии, на которых он был напряжён. Это казалось неправильным. Вообще всё это казалось неправильным. Мистер Твик тоже выглядел слишком спокойным, хотя Хелен была в слезах. Он вообще плакал? Его это вообще хоть чуточку волновало? Его вообще волновало, что Твика не было целый день? Заботился ли вообще когда-нибудь о Твике. Крейгу казалось, что он не может дышать, и он знал, что внутри всё закручивается, словно по спирали, когда его руки добрались до чёрного пиджака и расстегнули его, просто чтобы он мог сделать грёбанный вдох, но всё это было всё ещё неправильно- и теперь он не мог даже и вдохнуть. И… Неужели Твик чувствовал себя так каждый день? Твик всё равно уже не был даже католиком, он был буддистом. От этого даже сами похороны в своём ключе казались неправильными. Эрик Картман, ужасные фотографии, отец Твика и остальные; на самом деле, им было всё равно, они просто хотели увидеть грустную картину маленького мёртвого мальчика. Крейг встал и побежал, не обращая внимания на родителей, которые кричали ему вслед. Он больше не мог там находиться. Он не мог находиться рядом с теми людьми, которым на самом деле было всё равно. Он добрался до пикапа своего отца и соскользнул вниз на землю по пассажирской двери, уткнувшись головой в колени. Как только он сделал глоток воздуха, так сразу и заплакал. Как будто прорвало плотину, когда, наконец-то, он позволил себе это позволил. Твик не вернётся. Он мёртв. Он больше никогда не появится в школе. Он не придёт посмотреть на Полосатика и не придёт на фестиваль в честь Хэллоуина. Они больше никогда не устроят посиделки с ночёвкой. Крейг не пролезет в его, и они больше не будут смеяться до тех пор, пока не заболит в рёбрах. У Крейга больше нет человека, рядом с которым он бы выглядел милее, или того человека, который сдерживал бы и не подпускал бы его в кабинет директора. У него больше не было его. Его больше нет. Умер. Тот голос вернулся, тот, от которого его воротило… Только на этот раз он мог разобрать, что ему говорили. Эти фразы заставили его рыдать ещё сильнее. Всё это время он винил мистера Твика. Но это всё была только его вина.***
Когда он вернулся в школу, родители заставили его пройти сеансы психотерапии с мистером Маки. Он был полон решимости хранить молчание, потому что ему и нечего было сказать. Мистер Маки всё равно не поймёт. Однако школьный психолог упорствовал и целый час разглагольствовал о каких-то вещах, на которые Крейгу было насрать. Тот не терял терпения, несмотря на настойчивость мальчика. Тот был уверен, что Такер рано или поздно расколется. Когда в конце дня он вернулся домой, то узнал, что Ричарда Твика арестовали. Видимо, они обнаружили в крови Твика следы наркотиков, которые не могли взяться у Нормана Фаррелла, и это привело к продолжающемуся расследованию и некоторым доказательствам, чтобы показать, что́ Ричард подсыпа́л в кофе, в тот самый кофе, который Твика всегда заставляли пить. На лице его отца была улыбка. Как будто он был рад услышать, что того арестовали, но это произвело обратный эффект. Судороги, дрожь, паранойя… То, как он иногда терял терпение из-за Твика. Они узнали о наркотиках и о метамфетамине. Крейг, блять, догадывался. Всё это время Крейг мечтал о том дней, когда, наконец, сможет забрать Твика у Ричарда, но его отец пристрастил его к наркотикам так сильно, что не имело значения, как далеко они уйдут… Твик бы всё равно вернулся. Каким-то образом Ричард Твик получил по заслугам, но это оказалось не так здорово, как предполагалось.