***
В субботу у немецких врачей был выходной, они, конечно, тоже могли работать, но за очень специальные деньги, ибо выходные в Германии священны. Но в эти выходные Виктор заехал за Мариной, ровно в полдень, а женщина не могла решить, что надеть — платье или джинсы. Очень худенькая с детства, в джинсах она иногда производила впечатление голодного скелетика, хотя ела немного — пережиток детства, ну и юности, конечно. Виктор поднялся за ней, шокировав женщину, которой никто и никогда не дарил цветов. Марина смотрела на скромный букет цветов так, как в том сне, наверное, смотрел бы на торт Гарри Поттер, по ее лицу побежали слезы, которые женщина просто не успела удержать, слезы, смывшие час трудов, все бежали и бежали по лицу, а все понявший Виктор как-то очень мягко обнял Марину. — Давай остатки краски смоем и поедем, — спокойно проговорил он, и вот тут державшая себя в ежовых рукавицах с самого детства женщина почему-то разрыдалась. Она сама не могла понять, что произошло: то ли это случилось из-за мягких, никогда ранее не испытанных объятий, то ли из-за теплого тона мужчины, но она теперь пыталась успокоиться и не думать о том, что он сейчас уйдет от такой плаксы. — Ох, солнышко, — произнес Виктор с теми же интонациями, с которыми говорил с маленькими пациентами. — Ничего, моя хорошая, мы успокоимся, умоемся и поедем, да? — Да… Прости… — прошептала Марина мужчине, объятия которого покидать совсем не хотелось, но она сделала над собой усилие. — Не за что просить прощения, — Виктор неожиданно погладил женщину по волосам, заставив ее замереть. — Просто очень плохо, когда совсем одна. — Я сейчас, — пискнула женщина, скрываясь в очень маленькой ванной комнате. Марина сама не ожидала от себя такого проявления эмоций, такого всплеска, прорвавшего все барьеры, поэтому умывалась сейчас, давясь слезами, стараясь подавить рыдания, а ведь ей просто хотелось ласки и тепла, просто Марина этого не понимала. Выросшая среди сирот женщина видела семейное тепло лишь в том сне про Гермиону Грейнджер… Как она могла только подумать стереть память родителям! Сирота понимала ценность родителей, а вот та Грейнджер — нет… Приведя себя в порядок, Марина вышла к терпеливо ожидавшему ее Виктору, чтобы отправиться с ним в неизвестность. Сейчас она была готова отправиться и на край света, главное, чтобы с ним. «Да ты влюбилась, мать!» — пораженно подумала Марина. — «Прекрати немедленно, ты ему не нужна!» Они ехали что-то около полутора часов, семья Бок жила почти на швейцарской границе, среди живописного Чернолесья, так назывался заповедник. Встающие на горизонте Альпы, добрый лес и едва видимый дымок швейцарской атомной электростанции — все это дарило ощущение чего-то необыкновенного. Но самым необыкновенным оказалась семья Виктора. Его пожилая мама, встретившая Марину, как родную, как будто они были близкими и долгое время не виделись. Женщину обнимали, представляли домочадцам, жутко засмущали, но… Ей было так тепло, как никогда в жизни. Марина едва сдерживала слезы, когда старая бабушка Виктора увела ее в дальнюю комнату. — Ты поплачь, внученька, я же вижу, как тебе тяжело, — сказала бабушка необыкновенного мужчины. — Что у вас будет с Виктором и будет ли что, я не знаю, не ведаю, но вот ты больше одна не будешь. Добро пожаловать домой, — и тут Марина разрыдалась. Она рассказывала старушке о своем детстве, о юности, о том, какой необыкновенный человек Виктор, о том, как тепло становится от ее рук, а восьмидесятилетняя, много повидавшая женщина лишь прижимала Марину к себе и гладила по голове. Проплакавшись и умывшись, женщина поклонилась бабушке Марье, как отныне ее следовало называть. И только после этого Марину вернули обратно. Сначала она встретила встревоженный взгляд Виктора, а потом к ней обратилась и его мама: — Дочка, салат подай, пожалуйста…Часть 3
21 мая 2022 г. в 20:33
Виктор припарковал свой Фольксваген на служебной парковке клиники, когда увидел медленно идущую Марину. Женщина была задумчивой, шла не быстро, но что-то было в ней, что притягивало молодого врача, что-то необыкновенное. Доктор Бок, конечно же, читал личное дело коллеги — сирота, прогрызшая себе путь в медицинский, а там работавшая в экстренной медицине, вызывала уважение доктора.
Женщина была совершенно одна на всем свете, ни мужа, ни семьи, как тот мальчишка из его сна. Умудрилась спасти жизнь сыну консула, так здесь и оказалась. Благодарный немец попался, что было совсем необычным. Работалось с ней легко, жесткая женщина со своим мнением не лезла, училась быстро, но настоять на своем могла. С немецким у нее было не очень, зато очень хорошо с русским матом, который начал понимать даже диспетчер, особенно после обещания устроить ему Сталинград.
— Марина! — крикнул Виктор, задумавшаяся женщина сначала нахмурилась, а потом улыбнулась ему, и было в этой улыбке что-то, снова тронувшее какие-то струны в глубине души доктора. — Пойдем вместе? — спросил он, улыбнувшись. Настроение вдруг стало каким-то радостно-солнечным, под стать весенней погоде.
— Пойдем, — согласилась женщина, всю ночь думавшая о жизни той Гермионы, что давно ей уже не снилась. Что-то ее задевало во всем, что происходило с девушкой, а потом и женщиной, что-то было ненормально, по мнению Марины. Но вот она увидела Виктора, и все мысли убежали из ее головы, мужчина был сегодня каким-то необыкновенным. Впрочем, пора было переодеваться к смене.
Что Марину очень удивляло — это шестичасовые смены экстренных медиков. Каждый день, но ведь всего шесть часов, а не сутки! Вот это очень радовало и огорчало женщину. Радовало — отсутствие необходимости не спать ночами, а огорчало… Возвращаться в пустую квартиру, в которой был только телевизор, койка, кухня, и никого живого. С годами тоска только росла. Понимание того, что у нее нет ни мамы, ни папы, никого на всем белом свете, иногда било наотмашь, как воспитатели в далеком детстве, но Марина жила дальше. Женщина многого достигла, и ей было куда расти.
Впрочем, сейчас впереди была смена, диспетчер Рик, ее уже откровенно побаивавшийся, их вертолет, номер сорок семь шестнадцать, и шесть часов ощущения собственной нужности. Шедший рядом с ней Виктор, русский немец, видимо, решил поставить женщину в еще более неудобное положение, сначала разговаривая на ничего не значившие темы, а потом поинтересовавшись:
— Марина, а что ты делаешь в субботу?
— Дома сижу и грустно смотрю в телевизор, — от неожиданности Марина ответила чистую правду.
— Я хотел пригласить тебя к нам, — улыбнулся ей этот невозможный доктор, от слов которого на душе почему-то становилось чуточку теплее.
— Я… а мотив? — сразу же с подозрением сощурилась женщина.
— Шашлыков поедим, с семьей познакомлю, — произнес Виктор, а потом неожиданно добавил: — Это очень плохо, когда совсем одна, — Марина хотела отказаться, но…
— Я приду, — улыбнулась она ему, отчего получила ответную улыбку.
— Значит, договорились, — он достал блокнот, что-то там записав. — В полдень я за тобой заеду, хорошо?
— Хорошо, — кивнула она. — А что с собой принести?
— Ты главное, сама не потеряйся, — хмыкнул он. — Не надо ничего приносить, а то мама обидится, она там на полк наготовит, не меньше. Ну, чего ты?
— Ничего, это я так, — смахнула Марина непрошенную слезу. — Так, я направо, ты налево и встречаемся в ординаторской?
— Давай, — кивнул отправившийся переодеваться Виктор.
Переодеваясь в специальный костюм, у немцев бывший намного более удобным, чем в привычной ей скорой, Марина не могла понять, что на нее нашло — почему она согласилась? Неужели действительно так устала, что хотела почувствовать тепло семьи, пусть даже чужой? Но долго размышлять ей не дали.
— Бок! Девочка, семь лет, поражение мозга, — и вот они уже бегут к раскручивающей лопасти машине. Вертолёт буквально подпрыгивает, устремляясь в небо, надо успеть, просто очень надо.
— Не волнуйся, — кладет свою руку на предплечье напряженной Марины Виктор. — Все будет хорошо, обещаю.
— Тебе легко говорить, — улыбнулась женщина. — Но я тебе верю.
Четверть часа — и стремительная посадка. Оставив Марину разворачивать технику, Виктор устремился к коллегам, пытавшимся стабилизировать девочку, что у них получалось не слишком хорошо. Мгновенно включившийся в работу Виктор заметил характерные признаки и, подхватив ребенка на руки, побежал к вертолету. Как обычно на таких вызовах, дорога была каждая минута, ибо вертолет зовут не всегда.
— Марина, инсульт! Герхард, взлет! — слова, которыми женщина охарактеризовала ситуацию, Виктор слышал нечасто, но по интонационной окраске догадался, что Марина сильно беспокоится. — Работаем!
Уносился в небо вертолет, работали в его чреве врачи, спасая детскую жизнь, вставали на уши нейрохирургия и реанимация одной из старейших университетских клиник западной Германии.