***
Король умер весенним тёплым днём. Пиршество проходило в столовой. На сей раз собралось множество близких королю людей, придворных дам и прочей свиты. Половину лиц Кэйа узнавал лишь смутно, ибо мог видеть их изредка в коридорах или в саду. Для столь праздничного обеда была причина, которая вылетела у Кэйи из головы. Это всё равно не для него. По такому случаю король надевал ту самую корону, садясь во главе стола. Один. Место рядом, которая занимала бы королева, всегда пустовало. По залу расхаживало множество слуг, накладывая каждому присутствующему еды и подливая напитков. Бурные обсуждения, шумные смехи и разговоры. Кэйа никогда не был близок со своим отцом. Король, как ему и полагалось, выдерживал дистанцию в отношениях с детьми. Однако юный принц всё же удостаивался изредка частицы любви со стороны отца, которая обществу показалась бы непозволительной. Кэйю баловали новыми одеждами, книгами на его выбор и даже личным временем, проведённым без уроков и учёбы. Отец мог взять его с собой на охоту или на прогулку в сад, побаловать обществом приглашённых гостей. Это стоило многого, ведь Дилюку, как приёмному сыну короля, даже за превосходные успехи в учёбе не доставалось ничего. Однако никогда, совершенно никогда, король не выпускал своего сына из дворца. Ни на какие празднества Кэйа не отлучался от дворца, ни на какие прогулки по городу не выходил. Вот весь его мир - огромный дворец, сад да угодья короля. Нужно ли было ему что-то ещё? Нет, пусть не выдумывает. Это всё сказки, будто человек нуждается в чём-то большем, чем золотая клетка с рубиновыми прутьями. Свою мать Кэйа так же не помнил. Видел её лик на портретах семьи, висящих скромно в одной из зал, но не более. Это была худая девушка, невысокая, с такой же тёмной как у него кожей. Волосы были чёрными, длинными, но редкими и совершенно негустыми. От матери он взял так же и улыбку - мягкую, нежную, словно бутон синей розы цвёл у неё на губах. Увы, она никогда не славилась здоровьем, а потому скончалась в муках, терзаемая лихорадочным бредом. Кэйа её не знал, смерть матери не вызывала у него никаких эмоций. Как и полагалось, он навещал её на каждую годовщину, чинно выдерживая траур, но в душе его царила пустота. Ни скорби, ни жалости к этой бедной женщине. Только пустота. Зато Кэйа прекрасно помнил вторую супругу короля - сестру своей матери. Это была девушка небывалой красоты, куда прекрасней своих сестёр, чем она гордилась и бахвалилась. Она отнюдь не была злой мачехой, что терроризировала детей и угнетала их, но непослушного весёлого Кэйю девушка невзлюбила, хотя признавала своим племянником. Куда больше по нраву ей был Дилюк. Пусть и не родной, мальчик был уже взрослым и послушным. Королева возлагала на него большие надежды, которым не суждено было оправдаться. По обе стороны от Кэйи рядом находились Дилюк и Дайнслейф. Как всегда, оба держали себя сдержанно, как подобает правилам. Старший брат изредка отвечал на заданные ему вопросы, любезно беседовал с дамами, но никогда не давал полных ответов, оставляя место недосказанности. Дайн стоял позади Кэйи, ибо не смел сесть за один стол с господами. Как и всегда, облачённый во всё тёмное, он держал одну руку за спиной. Взгляд его устремлён в пол, уста хранили молчание. Ему положено было глядеть только себе под ноги, ибо взгляд его, по неизвестной причине, наводил ужаса на придворных дам. Ещё и эта маска... Король поднялся с места, объявив, что сейчас они начнут прогулку по саду, а через два часа будет подан полдник. Слуги поспешили убрать всё со стола, и Кэйа даже не успел заметить, как из-под его носа пропал кубок с вином и тарелка с недоеденной птицей. Дилюк же, как полагается, съел всю свою порцию, оставив тарелки чистыми. Он осторожно вытирал салфеткой губы, приводя себя в порядок, прежде чем покинуть стол. Кэйа же голоден не был, даже не притронулся к еде. Лишь лёгкое сладостное опьянение пленило его разум. - Будь добр, - тихо шепнул ему Дилюк, - в следующий раз доедать всё. Это неприлично - оставлять еду на тарелке. - и, не дождавшись ответа, встал, следуя спешно за остальными. Кэйа вздохнул. Так было всегда, брат слишком душит его своими нравоучениями и правилами, которыми сам был скован. Их дрессировали не хуже охотничьих псов короля, и если Дилюк, как послушный пёс, поддавался дрессировке, то Кэйа лишь отчасти. Нередко он позволял себе нарушать правила, чётко осознавая, за что последует наказание, а за что - нет. Король, в редкие минуты своего откровения, часто повторял, что Кэйа - весь в него. Хотя по молодости отец был куда менее послушным и куда более строптивым юнцом. Спокойствием и добрым сердцем, что не позволяло издеваться над слугами, Кэйа пошёл в мать. Дайнслейф помог отодвинуть стул, на котором сидел Кэйа, и любезно подал ему руку, помогая подняться. И впрямь, зачем было издеваться над другими слугами, когда у Кэйи был его верный рыцарь? Свита прогуливалась по саду в сопровождении вооружённых телохранителей и покорных слуг. Но ни один из этих защитников не стоит даже мизинца Дайнслейфа. Король провожал своих гостей в прекраснейший сад-лабиринт, каким необычайно гордился и хвастался, ибо лично занялся его планировкой. Кэйа знал каждый закоулок лабиринта, и хотя масштабы его впечатляли, путь к другому выходу был весьма прост. Однажды король едва не потерялся в лабиринте, а потому слуги вывесили специальные знаки, по которым нетрудно было добраться к выходу в случае, если незадачливый путник потеряется. Кэйа же самостоятельно успел исследовать каждый уголок и знал, где можно было спрятаться от чужого внимания, а куда лучше идти не стоило. По ту сторону лабиринта их ждала уютная тенистая поляна у озера с лавочками и качелями, где так же можно было прокатиться на лодке при желании и полюбоваться редкой диковинной рыбой да лебедями, обитавшими здесь. Море развлечений, какие могли только предоставить гостям. Но ничего из этого пока не интересовало Кэйю. Он жаждал уединения. Хотелось выкроить возможность хотя бы ненадолго остаться наедине с возлюбленным, ведь нечасто им перепадали такие минуты. Его сердце неумолимо тянулось к холодному рыцарю в тёмных одеяниях. Никакие невесты не могли заставить сердце биться чаще, ощущать трепет в груди и возбуждающее тепло внизу живота. Только он. Только его верный слуга, тенью следующий за ним повсюду. - Дайн, - тихонько окликнул Кэйа своего слугу, - за мной. - приказал он и, стоило процессии несколько рассредоточится на очередной развилке лабиринта, как Кэйа скользнул в едва заметный тупик, ловко улизнув от пристального внимания слуг. Рыцарь ничего не ответил, ибо выбора у него не было. Что бы ни пожелал его принц, он должен выполнить приказ, даже если это незаконно и противоречит всякому здравому смыслу. Таковы правила. Оглянувшись вокруг, Дайн тенью исчез средь дремучего лабиринта, следуя за принцем. Едва процессия тронулась далее, обсуждая последние новости, как Кэйа взял парня за руку и настойчиво повёл за собой. Рыцарь не смел противиться. На лице юноши возникла светлая улыбка, озарённая тёплыми лучами солнца. Только Дайн не отвечал взаимностью, лишь следовал за Кэйей. Над головой мягко расплывались облака, на кронах древ распевали свои трели весенние пташки. Сладостный запах роз и ирисов распространялся по всей округе, пропитываясь в каждую ниточку их одежд, в каждый сантиметр кожи. Глаза Кэйи радостно искрились, улыбка сияла ярче солнца. Мягкий шелест листвы и журчание фонтана ласкал слух, успокаивал сознание. - Ничего скучнее этого приёма я припомнить не могу. - Кэйа, оказавшись у маленького фонтана, остановился, подав рыцарю свою вторую руку. Дайнслейф нежно взял её в свою, и юноша заглянул ему в глаза, светло улыбаясь. Эта нежная улыбка всегда откликалась в душе рыцаря, ибо только он удостаивался чести видеть её, ибо только ему одному она предназначалась. - А что ты думаешь? - Кэйа взял его руку и положил себе на щёку, нежась о его сильные большие ладони. Дайн отвечал не сразу и всегда, прежде чем что-либо произнести, тщательно обдумывал слова. - Я и впрямь не вижу смысла в таких приёмах. - сознался рыцарь. - У нас ещё есть немного времени, прежде чем заметят нашу пропажу. Ставлю на кон всё, что первым это заметит Дилюк. - подметил Кэйа. - Он слишком душит меня своими нравоучениями. Может, ему и вправду было бы лучше стать королём вместо меня? Кэйа, отпустив руки Дайна, плавно прошёл к лавочке и сел на неё, склонившись поближе к фонтану. От каждого дуновения ветра брызги касались его кожи, бисером скапливаясь на волосах. Дайнслейф сел рядом, вплотную придвигаясь к принцу. Вновь зашла речь о короне. Тема сия не отпускала никого во дворце вот уже почти год. Год по Королевству вспыхивали огни недовольства, неконтролируемые пожары заставляли народ усомниться в правящей династии Альберихов, в особенности в нынешнем короле. Очаги были локальными, незначительными, но очень беспокоили отца Кэйи, а значит и самого Кэйю. Ибо теперь ещё пуще прежнего все стали трезвонить о короне и её наследнике. Претендентов было не так уж и много: родной сын и кровный наследник семьи Кэйа, приёмный сын Дилюк, двоюродный брат короля и его племянник. Выбор невелик, к тому же кандидатура Кэйи едва ли была оспорима. В вопросах наследства предпочтение отдавалось прямым кровным родственникам. Принц осознавал, что король из него - паршивая овца, которую загрызут недруги во мгновение ока. Он слишком слаб, не заинтересован в дальнейшем правлении, а во дворце были куда более опытные люди, которых перспектива взойти на трон интересовала. Первым на ум всегда приходил брат. При мысли о Дилюке Кэйа откинулся на спинку скамьи, положив руки на спинку и закинув ногу на ногу. Непозволительная роскошь для принца, но в эту минуту можно было позволить себе всё. Кэйа запрокинул голову назад, глядя в небо. Синие волосы, собранные в хвост, водопадом свисали вниз. - Дилюк слишком зависим от правил этой игры. - подметил Дайн. - Это может погубить его. - он коснулся рукой прядки волос, которая выбилась из причёски Кэйи, и заправил её осторожно за ухо. Руки парня были одеты в чёрные перчатки, редко обнажая шершавые грубые ладони с мозолями от старых тренировочных мечей и их рукоятей. - Может, ты и прав. - сознался Кэйа. - Ваш брат годится лишь как помощник, - продолжал говорить Дайнслейф низким грубоватым голосом, - поскольку не способен решительно действовать в ситуациях, для которых не существует инструкций и правил. Кэйа усмехнулся, услышав эти слова, и положил голову на плечо Дайну. С наслаждением прикрыв глаза, Кэйа ощущал, как парень осторожно приобнял его за плечи, пальцами нежно поглаживая смуглую кожу шеи. Кончиками он едва касался самой нежной, чувствительной и уязвимой части, от каждого движения по телу Кэйи проходила приятная дрожь. Тёплое плечо возлюбленного, на которое можно было всегда опереться, его ровное дыхание и запах, сводящий с ума. Рядом с Дайнслейфом ему было спокойно, ибо всегда было надёжное могучее плечо, которое не предаст, не бросит его и останется на веки вечные вместе с ним. Их разлучит только смерть, таковы правила. - Дайн. - обратился Кэйа к нему, выдержав паузу. - Да, господин? - спросил рыцарь. - Я люблю тебя. - произнёс юноша. Но ответом ему служила тишина. Он был готов тысячи раз повторить эти слова, преклониться на колени пред Дайном и целовать его руки, что было непозволительно при их неравном статусе. Кэйа сделал бы всё, чтобы добиться руки и сердца своего любовника, однако это было не позволительно ни законами Королевства, ни статусом юноши, будущего короля. Однако, сколько бы раз Кэйа ни повторял эти слова, такие значимые для него самого, Дайнслейф всегда хранил молчание. Почему? Почему Дайн ни разу не сказал ему, как сильно любит? Как готов пойти за ним на край Света, встать на его защиту против целого мира, если потребуется? И хотя парень проявлял свои чувства, он никогда не говорил о них, словно не до конца был уверен в них. - Ох, Дайн... - Кэйа чувственно взялся за руку любовника и поднёс к своей щеке, ластясь о неё, словно ласковый котёнок. В сердце его раскрывались бутоны роз, хотелось навеки запечатлеть этот момент в своей памяти и остаться существовать в нём. В их мире, где нет никого и ничего, кроме них двоих и всеобъемлющей любви. Не существует в этом мгновении ни правил, ни законов, не жестоких нравов Храма, ни предрассудков миллионов людей. Только они двое. Для других в этом мире слишком мало места. Сердце юноши застыло, когда раздался крик. Весь мир застыл на мгновенье в ужасе. Птицы, мирно сидящие на ветках деревьев, испуганно разлетелись прочь, затрепетав маленькими крылышками. От испуга грудь пронзила странная боль. Кэйа замер, глядя на Дайнслейфа, будто ожидал ответа. Но тот ничего не говорил. Он убрал руки от лица Кэйи и вскочил, осмотрелся вокруг. Рука его легла на рукоять меча, что покоился в ножнах. Крики, топот множества людей раздались хором. Кэйа испуганно глядел на Дайна, совершенно не понимая, что происходит. - Господин... - не успел договорить рыцарь, как Кэйа решительно встал на ноги, позабыв обо всём. - Идём! Живо! - громко и решительно приказал юноша. Рыцарь кивнул, схватившись за меч и вынув его из ножен, готовый защищать во что бы то ни стало жизнь будущего короля. Они ринулись прочь из лабиринта, оббегая все знакомые тропки. Навстречу им бежали испуганные слуги, направляясь в дворец. Кэйа схватил одну из служек за руку, грубо остановив её. - Что произошло? - спросил он, ощущая, как громкий голос его неуверенно дрожал, каждое движение сделалось нервным и дёрганым. Девушка, испуганно поджимая губы, лишь невнятно пролепетала: - Король! С ним... Я не знаю. - забилась она в истерике. Отпустив её, юноша переглянулся со своим рыцарем. Его охватила паника, руки затряслись от испуга. Что могло пойти не так? Почему именно сейчас, ведь день так прекрасно начался? Они ринулись на поляну, где обнаружили кучкующуюся в одном месте толпу. Мужчины удерживали дам, что пали в обморок, а слуги поспешили на помощь королю. Среди них был и напуганный Дилюк. Он, с выражением нескрываемого ужаса на лице, бросился к королю, схватив за его за руку. Кэйа побежал за ним, пока его рыцарь, убедившись в отсутствии опасности, спрятал меч в ножны и последовал за своим господином. - Что с отцом?! - принц протискивался сквозь толпу, пытаясь хотя бы одним глазком увидать отца. - Разойдись! - рявкнул грозно Дайнслейф, стараясь разогнать испуганных слуг прочь и дать пойти юному Кэйе к отцу. Резкий злостный тон рыцаря заставил многих попятиться назад и прекратить с любопытством и ужасом наблюдать за чужими мучениями. Тело короля, лежавшее на земле, билось в ужасающих конвульсиях. Кэйе никогда не вычеркнуть из воспоминаний тот день, когда он увидел своего отца в предсмертной агонии. Глаза безжизненно закатились, изо рта шла пена, окрашенная в синеватый цвет. Шея распухла, пальцы царапали лихорадочно кожу и оставляли глубокие царапины, лишь бы избавиться от давящей одежды. Лицо стало фиолетовым, королю было нечем дышать. Ноги скрючивало в неестественной позе, из горла доносились мерзкие бульканья и хрипы. Это нечто не было похоже на его отца, это тело не принадлежало ему. Нечто бесформенное раскинулось на траве, разодетое в дорогие одежды. Кэйа растерянно смотрел на муки отца, не имея малейшего понятия, чем помочь ему? Но он должен был что-то сделать. Медики прибегут нескоро. Он взглянул на брата, который точно так же не имел понятия, что ему делать. В глазах Дилюка стояли слёзы страха и отчаяния, из раскрытого рта шёл немой крик. Кэйа хотел броситься к королю, помочь ему хоть чем-то, но Дайнслейф остановил его, грубо и крепко ухватив за кисть руки. В горле комом застрял отчаянный крик, юноша выдавил из себя лишь странный хрип. Он отчаянно пытался вырваться из крепкой хватки Дайна, но безрезультатно. Верный рыцарь крепко удерживал его, оттягивая назад, подальше от вида мёртвого отца. Кэйа упал на колени, и единственное, что он успел схватить, в попытке зацепиться за отца - это звонко спавшую с чела отца корону. Дайн обхватил его за талию, второй рукой закрывая глаза. Так он лишал юношу возможности узреть печальный конец короля. По ладони его текли чужие слёзы, тело брыкалось в объятиях рыцаря, но он верно исполнял свой долг - во что бы то ни стало защитить своего принца от угрозы. Вскоре на место прибыли дворцовые медики, разогнав толпу бесполезных суетливых слуг. Дилюк утирал слёзы, закусывая губы до крови. Как и всегда, он прикрыл глаза, мысленно отсчитывая про себя в надежде, что, раскрыв их, всё это окажется дурным видением. Кэйа прижимал скорбно корону к груди, даже не подозревая, что вскоре ему придётся надеть её на свою голову. Празднество окончилось страшной трагедией, все забыли про лабиринты, сады, оранжерею, пруд с прекрасными чёрными лебедями. Смех сменился горьким плачем, смешки - на тихие перешептывания, дамы охали от ужаса, а не комплиментов. Убийство здесь, во дворце, средь белого дня, в окружении множества слуг, личной охраны и самых приближённых к королю особ. Весть о случившемся мгновенно разнеслась по Королевству. Гости, приглашённые на приём, поспешили разъехаться, как только слух о смерти был подтверждён. Угроза проникла в стены дворца, все были настороже. Над дворцом нависла мрачная тень страха, скорби и ужаса. Король умер.***
- Значит, к обеду я должен оказаться на приёме у жриц? Интересно... - Кэйа, восседая на своём высоком кресле, глядел на лист бумаги в руках. Вычурным почерком было подробнейшим образом описано расписание нового короля. Следить за его строгим выполнением должен был не только Дилюк, но и другие подданные. Кэйа поднял взгляд на брата, прервавшись от чтения. Ещё недавно Дилюк говорил с ним на "ты", позволял себе колкие комментарии или чрезмерную заботу о младшем брате, а теперь, выровняв спину и сложив руки за спиной, покорно ожидал дальнейших указаний короля, обращаясь исключительно на "Вы". Кэйа рассматривал его, и этот внимательный взор не укрылся от внимания Дилюка, но теперь Дилюк ничего не скажет ему на это. Издевательская усмешка появилась на лице юноши. Такой расклад дела забавлял его, хотя едва ли радовал. Вся его жизнь с этого дня пройдёт именно так. - Это стандартная церемония знакомства со жрицами, Ваше Высочество. - произнёс строго Дилюк. В нотках его голоса слышалось былое замечание, сделанное младшему брату за незнание. Кэйа рассмеялся, откидываясь на спинку кресла. - Я знаю, - ответил юноша, - однако не думалось мне, что церемония проходит так скоро. - сознался он. Дилюк на это оправдание ничего не ответил, держа себя сдержанно и отстранённо, как подобает подданному, а не старшему брату. - К обеду Вам предложат переодеться в выходной наряд и подготовят экипаж с эскортом. - сообщил Дилюк, нарочно проигнорировав слова Кэйи. - Я повторно напомню Вам в назначенный час. - Дилюк поклонился, приложив руку к сердцу. Кэйа одобрительно кивнул, локтем упираясь в стол и подпирая рукой подбородок. - Ты будешь сопровождать меня? - спросил юноша напоследок, когда брат собирался покидать кабинет и уже взялся за ручку дверей. Он обернулся, услышав обращение к своей персоне. - Прошу прощения, однако я вынужден буду отсутствовать. - вновь поклонился он на прощание и, дождавшись позволения покинуть кабинет короля, отворил двери и ушёл. Только стук каблуков доносился до ушей юноши. Кэйа поднял взгляд на своего верного рыцаря. Как ни в чём не бывало, он продолжал стоять на одном месте, нависая над Кэйей своей мрачной фигурой, будто тень. Одна рука, по старой привычке, за спиной, прямая осанка и холодный взгляд, лишённый всяких эмоций. Дайну не была присуща болтливость, однако за целый день он не проронил ни слова. Привыкнуть к столь гнетущей от излишнего официоза тишине никак не удавалось. Всё, что ещё каких-то пару дней назад казалось данностью, изменилось до неузнаваемости. Отношения с Дайнслейфом казались натянутыми, да и брат вёл себя странно. Он в одночасье лишился двух самых близких для себя людей, и всему виной стал его новый злосчастный статус. Кэйа, издав тяжёлый вздох, взялся за дальнейшую работу. Времени до обеда оставалось немного, и только это радовало его. Дайнслейф торопился спешиться с коня, дабы отворить дверцу кареты и подать руку королю. Кэйа любезно подал руку в ответ, не спеша, впрочем, отпускать её, как только носок его обуви коснулся земли. Знойный жаркий день предвещал быть долгим. Прошла лишь половина дня, а Кэйа ощущал, будто пережил целую вечность. Предстояло пережить ничуть не меньше времени. Вереница сопровождающих его людей была небольшой, лишь ближайшие подданные и его верный рыцарь. Церемония предназначалась совсем не для публичных глаз. Кэйа поднял голову вверх. Пред его глазами - длинная узкая лестница, окружённая арками и диковинными растениями по сторонам. Место, куда ему требовалось прибыть - особенное, ибо здесь цвели растения, каких нигде на целом Свете более не сыскать. Их чудной аромат, не похожий ни на что больше, ударил ему в нос. От них исходила приятная для жаркого дня прохлада, могучие древа отбрасывали тень. Путь предстоял долгий, однако его конечный пункт был виден отсюда - Сиреневое древо. Древнее по своей природе, оно глубоко уходило корнями в землю, а ветвями - к небесам. Сиреневое древо было вечноцветущим удивительным растением, не дающее никаких плодов, а значит не имеющего потомства. Священная роща, где покоилось древо, считалось священным местом, куда путь был заказан всем, кто не состоял в Храме Богини и не прислуживал жрицам. Исключением служила церемония благословения нового короля и один-единственный день в году, когда паломники могли посетить рощу под строгим надзором жриц и стражи. Молодой король шествовал за сопровождающими его жрицами. Девам Храма непозволительно было разговаривать с посторонними, какой бы статус те не имели. Разодетые в жреческие зелёные одеяния, девушки шли неторопливо вперёд, направляя процессию короля к самому Сиреневому древу. Наверху, у самых корней дерева, его ожидала Верховная Жрица. Кэйа осмотрелся вокруг, затаив дыхание. Глаза его жадно улавливали каждую деталь этого места, дабы навеки отпечатать в своей памяти. Здесь он был в первый и последний раз в своей жизни, а значит это была единственная возможность узреть великолепие священного места. Вершины древа было не видать отсюда, даже задрав головы. Земля усеяна ковром из сотен лепестков диковинных растений и цветов. Не слышно ни единого звука, лишь шелест ветра и чужие шаги. Трепет в груди усиливался с каждым шагом. Обернувшись, Кэйа взглянул на своего верного рыцаря, надеясь разделить с ним восторг этого мгновения. Но вместо этого обнаружил лишь, что тёмная фигура Дайнслейфа будто отравляла это место. Все жрицы, вся свита и сам король были одеты в светлые наряды, только тень его верного рыцаря оставалась всё такой же тёмной и загадочной, окутанная мраком и аурой враждебности. Дайн столь же внимательно осматривал место, однако куда более сдержано и равнодушно, не позволяя себе проявлять эмоций. Верховная Жрица, ещё вчера короновавшая Кэйю, подошла к нему и вежливо заговорила. Только она имела право беседовать с чужаками, будучи голосом всего Храма. Началась церемония. Кэйа преклонился на одно колено, и все подданные последовали его примеру. Жрица, держа в руках священный кинжал, зачитывала молитву. Он прикрыл глаза, вслушиваясь в её нежный неземной голос, звучащий одновременно со всех сторон. Словно сама роща говорила с ним, словно голос Сиреневого древа обращался к нему, проникая в само сознание. Вновь вчерашнее волнение окутало его. Так долго он готовился ко всем возможным церемониям, что теперь боялся оплошать и выставить себя в неприглядном свете не только перед слугами, но и перед жрицами. Только Дайнслейф мог понять его, быть ему опорой в столь трудную минуту. Достаточно было одного его присутствия рядом, чтобы душу юноши переполняла уверенность в своих силах и возможностях. Ничего Кэйе больше не нужно было для счастья, только возлюбленный рядом. Видеть знакомые до боли голубые глаза, касаться желанного тела и слышать грубоватый низкий голос. И никогда больше не скрываться ни от кого. За это Кэйа отдаст всё, что имел когда-либо и имеет сейчас. Жрица приказала юноше подняться, и Кэйа повиновался, открыв глаза. Вложенный ему в руки кинжал был холодным и хрупким на вид. Острие удивительно тонкое, но острое, на рукояти вылиты причудливые плавные узоры с инкрустированными драгоценными камнями. Ювелирная утончённая работа, клинок за долгие годы пользования ничуть не затупился, не проржавел и не утратил цвета. Как и полагается, Кэйа, взяв кинжал, направился к древу. Оттуда, вверх по ступеням, что огибали могучий ствол древа, ему предстояло подняться на самый верх и срезать несколько ветвей для букета. Неторопливыми шагами юноша подымался наверх, в полном одиночестве. Букет Сиреневого Древа, как и оно само, никогда не погибал и цвёл вечность. Ровно столько, сколько проживёт король. Когда же король погибал, цветы из букета срезались близкими людьми короля, чтобы на церемонии прощания усеять ими тело покойника. Вечное напоминание о смерти, никогда не вянущие маленькие цветочки Древа. Теперь и ему предстояло подняться за своим собственным букетом и своим собственным напоминанием. Умиротворение переплеталось с волнением. Теперь, когда Дайна не было рядом, Кэйа чувствовал себя плохо. Сердце неумолимо стучало, вырываясь из грудной клетки, в глазах - тёмные пятна. Но надо было идти. Шаг за шагом, отмеряя дыхание, юный король был вынужден взять себя в руки, прежде чем совершить то самое, зачем поднялся на самую вершину. Он осторожно взялся за ветви древа, притянул их поближе к себе и резким движением отрезал ровно столько, сколько требовалось для короля. Но мысль о том, что некогда его отец совершал точно такой же ритуал, заставил Кэйю внезапно сбиться. Резкая боль пронзила его ладонь. Букет посыпался из рук на пол, а следом звонко упал окроплённый кровью кинжал. Кэйа шикнул от резкой боли и ухватился за раненную ладонь. Из широкого пореза, нечаянно нанесённом тонким лезвием, сочилась кровь. Глядя на свою руку, юноше казалось, что некогда он уже переживал этот момент, но это была лишь ещё одна абсурдная мысль из его помутневшего сознания. Снизу уже заметили, что что-то неладное творилось в церемониальной комнате, а потому поспешили на помощь королю. Всего-навсего какая-то царапина, но в тот момент Кэйе стало по-настоящему страшно. Неужели так теперь пролетит вся его жизнь? От мысли, что когда-нибудь его постигнет такая же участь, Кэйе становилось страшно. Нет, этого никогда не случится. Пока рядом с ним был его верный рыцарь, с ним всё будет хорошо. Дайнслейф защитит его от всех невзгод и останется навеки рядом. Их любовь способна преодолеть любую преграду, помочь пережить все горестные утраты. Потому что верный рыцарь любит своего короля. Дайн же не бросит его снова, так ведь?***
Тучи сгустились над дворцом, в небе искрились силуэты молний. Воздух пропах сыростью и влажной листвой. Этот запах, вместе с прохладным колким ветром, проникал сквозь огромные распахнутые окна. Кружевные тонкие занавеси развевались от каждого дуновения ветерка. Солнце больше не освещало светлых стен дворца, погружая его во мрак дождливого дня. Птицы замолкли, фонтаны прекратили журчать. Скорбь и страх царили в Королевстве. Покои короля отныне пустовали. Вместо шёлковых дорогих простыней, расшитых цветочными узорами, было лишь огромное белое покрывало, значащее одно - короля больше нет. На этих постелях никто не спит. Вскоре их займёт Кэйа, что было уже решено Высшим советом, куда входила в том числе и Верховная Жрица. Принц опасался, что, после смерти отца, может начаться борьба за корону, однако ужас пред смертью покойного короля избавил Кэйю от интриг. Убийца так и не был найден. Отец погиб от яда, в этом сомнения едва ли у кого могли возникнуть после увиденного. Однако как? Никто более из гостей или слуг, кроме самого короля, не пострадал. Первым делом были казнены все, причастные к приготовлению кушаний для обеда, поставщики продовольствий и те, кто был ответственен за пробу блюд, ибо всех их подозревали в общем сговоре. Всю эту охоту на лис Кэйа считал не более, чем запугиванием настоящих виновников смерти его отца, ибо было ясно, что, будь пища и впрямь отправлена, смерть забрала бы с собой всех присутствующих гостей, включая наследников короля. Но погиб только король. В чём же был истинный смысл, коль после него всё ещё оставался в живых наследник Кэйа Альберих, а так же его приёмный старший брат Дилюк? Увы, сколько бы не бились в догадках, сколько бы расследований не велось, все они вели в тупик. Очаги сопротивлений всегда были далеко от дворца, чересчур неразборчивыми и локальными, а потому не несли прямой угрозы дворцу. Всегда, кто бы ни правил Королевством, найдутся недовольные. Но это движение было...особенным. Не опасным, но особенным. Все находили бунтарский настрой простого люда странным, высказывая свои догадки. Но все эти догадки были неверны, что каждый мыслящий ясно осознавал. Вспышки сопротивления были частыми, непредсказуемыми, однако скоротечными и легко подавляемыми. Неужели всё это было жалким отвлекающим манёвром? Пока шло расследование каждого отдельного случая, удар был нанесён ровно в цель. - Ай. - тихо шикнул Кэйа, рефлекторно приложив палец к губам. Лезвие ножа, каким он должен был срезать цветы с букета Сиреневого Древа, был чересчур острым. До сих пор юноша осторожно выполнял свою работу, срезая бережно каждый цветочек с прочных ветвей. Цветы он укладывал в глубокую чашу, которую специально подготовили по случаю похорон короля. - Что такое? - возмутился Дилюк, услышав тихий возглас младшего брата. - Отойди, я сам закончу. Ещё перепачкаешь цветы. - парень отложил в сторону свою половину букета, направившись в сторону Кэйи и взявшись за его часть работы уже лично. - Прости, я задумался. - произнёс Кэйа, подняв взгляд на тёмное небо. К вечеру они должны завершить нарезку цветов, коих было чересчур много. Несколько капель крови осталось на его сухих губах, и юноша поспешил их осторожно слизать. Дилюк обернулся на брата как только услышал извинения. Он нахмурился, вид его был опечаленный и скорбный. Где-то внутри, как казалось Кэйе, теплилась злоба, подавая первые ростки прямиком в сердце Дилюка. Ведь именно он более всего был недоволен фактом отсутствия Кэйи в момент смерти короля. Но хуже того был факт, что Кэйа не мог поведать правду, которая тотчас оправдала бы его. Скажи он правду, то был бы вынужден расстаться с Дайнслейфом навеки, ибо их отношения были под запретом. Парня изгнали бы, разлучив возлюбленных навеки. Для Кэйи это было подобно смерти. - Ничего, дай сюда, посмотрю. - сжалился Дилюк над братом. Отложил в сторону нож и протянул свою руку, озабоченно глядя на рану. Дилюк не переносил вида крови на теле Кэйи, отчего-то это вызывало у него странное ощущение, вздымающееся от живота вверх, до груди. Кругом шла голова, дыхание становилось неровным и тяжёлым. - Ничего серьёзного. Не болит? - спросил Дилюк, взяв осторожно пальцы Кэйи в свои руки. Кэйа склонил слегка голову на бок. Руки Дилюка всегда были тёплыми, а прикосновения нежными и ласковыми, будто кожа Кэйи и его тело - самое хрупкое и дороге, что было у него. Никого ближе, чем брат, у него не осталось. Но для Кэйи всё было совсем не так. У него был его верный слуга Дайнслейф. И пока он был рядом, юноша мог справится с любыми невзгодами и потерями. - Ты злишься на меня? - спросил Кэйа, рассматривая Дилюка вблизи. Тот поднял взгляд своих огненных красных глаз на брата, но после неловко отвёл в сторону. Дилюк никогда не смотрел на Кэйю в упор с тех пор, как они стали взрослыми. - Отнюдь. - произнёс он. - Я боюсь, что покушение может произойти ещё раз. - его задумчивый взгляд был устремлён на горку соцветий Сиреневого Древа, от которых исходил мягкий ненавязчивый аромат со сладким привкусом. - Тебе незачем волноваться. - произнёс Кэйа, положив свою руку на руку брата. - Пока со мной Дайнслейф, я в безопасности. Услышав это имя, Дилюк нахмурился и недовольно взглянул на брата. Теперь всякая жалость в его взгляде уступила место злобе, искорками пылающей в его глазах. За окном ударил гром, первые капли дождя упали наземь. - Дайнслейф не внушает мне большого доверия. - сознался Дилюк. Кэйа удивлённо взглянул на брата. В его взгляде читался лишь один вопрос: почему? Был ли хоть какой-то повод не доверять Дайну? Ведь все эти годы рыцарь верно нёс свою службу Кэйе, защищая его жизнь и его интересы с самого своего детства. Всю жизнь Дайнслейф возложил на алтарь верности будущему королю и нынешнему принцу не ради того, чтобы Дилюк из ревности к брату усомнился в намереньях рыцаря. Как грубо. Дилюк ничего не понимает, он не знает, до какой степени Дайн предан своему господину. - Почему? - вопрошал Кэйа, а в голосе его проскользнула отчаянная нотка, нечаянно вырвавшаяся из уст. - К тому же, он постоянно рядом со мной. - Потому что я совершенно не понимаю его. - Дилюк замер, будто проглатывал обратно слова, которые исходили прямиком от его сердца. Ему хотелось сказать что-то, доказать свою правоту, ибо был в ней уверен, однако промолчал, оборвав свои слова. Принц остался в недоумении. - Ладно, забудь. - поспешил Дилюк замять разговор. - Просто будь осторожен, ладно? Не доверяй никому, понял? - спросил он, взяв брата крепко за руки. Дилюк улыбнулся. - Даже тебе? - спросил он. Но брат не улыбался. - Даже мне. - ответил он и прижал крепко Кэйю к себе, резким движением обхватив его одной рукой за талию, другой - обвив шею. Юноша едва не потерял равновесие от резкого жеста брата, но противиться объятиям не мог и не хотел. Дилюк боялся, переживал, случившееся с отцом более всех во дворце ранило именно его. И Кэйа это понимал. Он обнял брата в ответ, рукой поглаживая густые рыжие волосы. Мгла, что нависла над ними всеми, не собиралась рассеиваться, а мирные дни, казалось, более никогда не настанут. Длинная процессия двигалась вперёд, к Храму. Целая вереница слуг и подданных короля несли открытый гроб, помещённый в стеклянный прозрачный контейнер с позолоченными гранями и замком. Каждый должен был проститься с королём, увидеть его предсмертный лик и помолиться за него Богине. Кэйа шёл ровно за гробом, держа в узде своего любимого белого коня Лютера. Конь недовольно фыркал, неумолимый дождь проливался на них с небес, словно слёзы. Капли дождя застилали взор коню, отчего он нервничал и громко цокал копытами. Брат ехал отдельно, в королевской карете, ибо его задачей было довезти до храма чашу с цветами Сиреневого Древа. Промокший плащ неприятно льнул к голове, локоны синих волос липли к коже лба, сапоги давно промокли насквозь. Кэйа шествовал неторопливо вперёд, опустив голову вниз. Видеть мёртвое тело отца не хотелось. Ещё недавно он был жив, смеялся на приёмах и флиртовал с фрейлинами, как теперь лежал здесь, в этом гробу. Тело его омыли, привели в лучший из возможных видов, одели в пышные наряды и несли в последний путь. Гроб усеян всевозможными цветами, дабы перебить несносный запах мёртвого тела. Сложены руки на грудь, изуродованное муками агонии лицо скрыто под громоздкой короной, которую Кэйа должен будет передать жрицам до момента своей коронации. Юный принц бросил взгляд на идущего рядом. Дайнслейф следовал за господином на своём вороном жеребце. По светлым прядям волос стекали капли дождя, половина лица всё так же загадочно скрывалась под маской. Взгляд направлен вниз, на брусчатку. Он невероятно красив, но красота его холодна и печальна, как холодный дождь, сопровождавший их всю эту церемонию. Заметив на себе чужой взгляд, Дайн обернулся к юноше. Эта минутная встреча глазами подарила Кэйе чуточку больше уверенности, ибо церемония была волнительна и печальна. У Храма Дайн спешился, помогая следом слезть с коня своему господину. Прикосновение холодных мокрых рук к обнажённым ладоням Кэйи ранили его. Ни в какое сравнение они не шли с мягкими ладонями брата, всегда тёплыми и нежными, но именно эти грубые холодные руки были ему дороже всего. Каждое их робкое касание Кэйа волнительно жаждал получать снова и снова, ибо не видел ни в чём более смысла своего существования. Он с неохотой отпустил руки Дайна, печально глядя на них. Из кареты вышел Дилюк, держа в руках церемониальную чашу, которую тут же вручил принцу. Кэйа снял капюшон и вошёл в храм. Слуги вынули гроб из контейнера, положив его пред Верховной Жрицей, дабы она попрощалась с королём и отпустила его в лучший мир, передав статус будущему наследнику. Кэйа стоял в первому ряду. Жрица зачитывала громко молитву, пока прислужницы её воспевали прощальную песню. Оглянувшись, юный принц заметил рядом Дилюка, который всё так же прикрывал глаза, будто не желая видеть пред собой картину этих похорон. В такт её молитвам Кэйа должен был посыпать тело отца цветами Сиреневого Древа, тщательно сорванными с веток букета. Наконец, дочитав молитву, Жрица громко приказала Кэйе снять корону с лица короля по праву своего наследства. Руки юноши дрожали, он нервничал, делая это. Ведь снять корону значило снова увидеть изуродованный лик отца. Дрожащими руками юноша, прикрыв глаза, взялся за корону, но она выскользнула из его влажных рук вновь на лицо короля. Присутствующие слегка занервничали из-за странного конфуза. Дилюк даже приоткрыл слегка рот, будто намеревался что-то сказать, но промолчал. Пусть все сделают вид, словно ничего не случилось. Кэйа набрал воздуха в лёгкие и попробовал вновь взять корону отца, но в этот раз ему удалось завершить начатое. Он поднял корону, передав её в руки Жрицы, как тотчас узрел навеки застывший лик отца. Сердце болезненно остановилось на миг, в глаза читался ужас от увиденного. Задрожали губы, руки, к горлу подкатывал ком, а сердце лишь болью отдавало каждым ударом. В глазах всё потемнело, он больше не мог отвести глаз от покойника, наконец осознав, что лишился не только короля, но и своего отца. Папы, который игрался с ним, когда Кэйа был мальчишкой, который баловал его сладостями и устраивал пышные празднества в честь Дня Рождения, который катал его на своей лошади, сам идя пешком, и который успокаивал, когда за окном гремела гроза. Прямо как сейчас. В глазах помутнело. Стоило лишь короне очутиться в руках жрицы, как сознание Кэйи стало туманиться и ускользать от него самого. Ноги ослабли, тело прекратило сопротивляться тьме, что окутывала его со всех сторон даже в этом священном месте. На лице Жрицы изумлённо распахнулись глаза, гости зашептались меж собой, заметив странное поведение Кэйи. Наконец, дышать стало невозможно, и юноша закрыл глаза. - Кэйа! - панически закричал Дилюк, бросившись к брату. По залу прокатилась волна охов и тревожных голосов. В памяти многих присутствующих всё ещё стояла картина смерти короля, а теперь всё вновь повторялось. Но вместо холодного кафельного пола его встретили чьи-то руки. Кэйа в последний раз сумел приоткрыть глаза, пробиваясь сквозь пелену надвигающейся тьмы. Перед ним было лицо Дайнслейфа.***
Кэйа очнулся не сразу, сознание никак не могло проясниться вновь. Он лежал в своих покоях, переодетый в наряд для сна. Глаза слипались, полуденный свет за окном бил в глаза, проникая сквозь полупрозрачные шторы. Его руку кто-то нежно поглаживал, тёплое прикосновение успокаивало раздражённый после тревожного сна ум. Король лениво приподнялся с постели, чтобы сесть и осмотреть присутствующих. Несколько врачей стерегло его покой, измеряя дыхание и пульс, а так же самые близкие люди рядом: брат и Дайнслейф. Дилюк сидел у постели короля, нежно поглаживая его раненую руку, на которую заботливо наложили повязку. Неглубокий порез оставит едва заметный на смуглой коже шрам. Букет Сиреневого Древа уже стоял на его прикроватном столике в той же вазе, в какую некогда ставил их его отец. Сладковатый аромат всё ещё исходил от цветков, ничуть не пострадавших при небрежном падении Кэйи. - Хвала Богине, с Вами всё в порядке. - Дилюк, приложив руку к сердцу, облегчённо выдохнул. Увы, в столь трудную минуту ему едва удалось сохранить своё лицо перед немногочисленными слугами, но он отчаянно пытался говорить и звучать официозно. - Что случилось? - хватаясь за голову свободной рукой, Кэйа не спешил убирать вторую ладонь из рук Дилюка. - Ничего серьёзного. - уверял его брат. - Ваше Высочество потеряло сознание, когда порезалось. Кэйа осмотрелся вокруг. Дело близилось к вечеру, мягкие лучи закатного солнца окрашивали комнаты в оранжевые оттенки. Тёплый воздух заполнял собой помещение. Доктора что-то говорили юному королю, выдавали ряд рекомендаций и советов, на который его брат кивал, внимательно прислушиваясь к ним. Однако же сам Кэйа не придавал им значения. Одна небольшая царапина ничего не изменит в его жизни, но все так переполошились, словно на этих постелях Кэйа погибал мучительной смертью. Всё точно так же, как в день похорон отца, когда короля вернул в покои его верный рыцарь Дайнслейф. Дайн стоял рядом с постелью, как и всегда, охраняя жизнь своего господина от угрозы. Даже если эта угроза зрела изнутри. Его мрачная тень волновала присутствующих докторов, они изредка посматривали на рыцаря, отвлекаясь от своих обязанностей. Наконец, доктора покинули покои короля. Дилюк велел подданным покинуть покои следом, оставив их троих в одиночестве. Только тогда настала долгожданная тишина. Брат заговорил первым: - Как ты? - спросил волнительно он. - Что с тобой стряслось? Кэйа молча пожал плечами. Этот эпизод напрочь стёрся из его сознания, оставив после себя лишь мрачный шрам на ладони и глухую головную боль. Он помнил рощу, помнил, как взял в руки серебряный кинжал, восхищаясь им, а после поднялся по невероятно-длинной лестнице, дабы срезать букет из ветвей. Кровь, сочащаяся из царапины, напомнила ему похороны отца. Ужас, который он испытывал в тот день, довелось пережить вновь, на сей раз под самими кронами Сиреневого Древа. - Ничего, - помотал он головой, - мне просто стало дурно. - Я хочу убедиться, - говорил Дилюк, - что это не отравление. Сам понимаешь, после случившегося я бы не доверял никому и ничему. - сознался он, волнительно держа руку брата всё так же крепко. - Я понимаю, потому и говорю, брат - тебе не о чём волноваться. - успокаивал его Кэйа. - Я слишком устал за эти тяжёлые дни, слишком многое свалилось на наши плечи. - произнёс опечаленно он. Дилюк утвердительно кивнул, положив свою вторую руку на ладонь короля. - Ты прав, Кэйа, но у нас не было другого выбора. Я сделаю всё возможное, чтобы ближайшие пару дней тебя не смели беспокоить по пустякам. Однако я не стану обещать, что смогу выкроить тебе более двух-трёх свободных дней. Пока что твоё присутствие необходимо здесь. - он отпустил, наконец, руки брата. - Прошу, отдыхай. Я попрошу, чтобы слуги не беспокоили тебя без необходимости. В случае, если... - Я попрошу Дайнслейфа. - перебил его Кэйа, зная, что Дилюк собирался сказать. Парень немного растерялся, глянув на тёмного рыцаря, а после вновь на младшего брата, и кивнул. И впрямь, зачем было звать по каждому пустяку Дилюка, если верный рыцарь, лишённый других обязанностей при дворце, может самостоятельно позвать слуг и управиться с Кэйей. Дверь за Дилюком закрылась, и в помещении воцарился покой. Тишина. Юноша раскинулся на мягких перинах, наслаждаясь касанием холодных простыней к разгорячённому влажному телу. Тело расслабилось после долгого и насыщенного дня. Одна лишь мысль о том, что ему дадут несколько дней покоя, вызывала трепетное ожидание в груди. Ибо разум его был перегружен, сердце не выдерживало пережитых потрясений. Его длинные синие волосы раскинулись на подушке, босые ноги пульсировали от усталости, а раненная ладонь ещё помнила тепло прикосновения Дилюка. Кэйа повернулся к своему спасителю. И вновь, как в день похорон отца, Дайнслейф нёс его на руках до самой постели. На глаза наворачивались слёзы, а от чего - юноша и сам не знал. Он повернулся к Дайну и столкнулся с ним взглядом. Теперь, когда они были в полном одиночестве, рыцарь мог позволить вести себе куда менее сдержано и строго по отношению к королю. В его взгляде отразилось беспокойство за Кэйю и его здравие, которое подрывалось чередой пережитых потрясений. Он позволил себе сесть на постель, проведя ладонью по мокрому лбу своего возлюбленного. Кэйа улыбнулся. - Мне неловко перед братом. - сознался он. - Он слишком многое берёт на себя даже теперь, когда я стал королём. Совершенно не завидую ему. - произнёс Кэйа, с трепетом глядя на своего любовника, ибо не в силах мог оторвать от него глаз. - Он любит Вас и хочет служить Вам. - ответил Дайн. Кэйа тихонько захихикал, прикрывая рот ладонью. - Я знаю, любовь моя. - ответил король. - Мне давно уже известно, что он любит меня отнюдь не как брата. - Кэйа выдержал небольшую паузу. - Не ревнуй, Дайн, моё сердце и тело принадлежат только тебе. Ты знаешь об этом, как никто другой. - и, привстав с постели, нежно поцеловал рыцаря, едва касаясь его холодных губ своими. Дайн положил свою ладонь на щеку Кэйи, прикрыв глаза от наслаждения. Тепло разливалось в груди Кэйи от поцелуя, и он положил руку на плечо своего верного рыцаря, опираясь на него. Однако по его щеке скатилась одинокая слезинка, огибая разгорячённую кожу и стекая вниз, на простыню.