***
Прежде чем Дайнслейф сумел освоиться в новом месте, минуло несколько месяцев. Казалось, дни эти тянулись нескончаемо долго, однако обернувшись назад, о них было нечего вспомнить. Все как один были похожи друг на друга, не оставляя в памяти после себя ничего. Дайнслейф и впрямь оказался не единственным ребёнком в монастыре, однако лучше ему от этого не стало. Дружить с ними ему не хотелось, в их звонком радостном смехе и играх он видел Кэйю. Образ принца повсюду следовал за ним. Он чудился ему в этих детишках, чудился ему в книгах, которые Патриция разрешила брать из библиотеки, чудился ему в чьих-то синих глазах и нежной улыбке. Дайн видел принца даже в своих снах, где они весело и беззаботно играли в саду, ловили золотых рыбок в пруду, плевались вишнёвыми косточками и получали нагоняя от нянечек за непристойное поведение. Оттого просыпаться было невыносимо. Каждый раз открыть веки и осознавать, этот светлый мальчик предал его, не заступился за его отца. Слёзы пачкали спальник, валявшийся в общей спальне, а Дайн тихонько зарывался в старые грязные простыни, чтобы никто не слышал его всхлипов. Дни проходили одинаково серо и скучно. Они спали в общей огромной зале, как правило холодной и сырой. Все окна тут плотно запирались, а огонь в факелах горел всю ночь. Несколько монахинь следили за покоем больных и прочих жителей монастыря. Сразу становилось ясно, что едва ли не половина здешних - это простые нищие, беженцы, сироты или умалишённые, вовсе не больные проказой. Приют принимал всех, кто нуждался, и предоставлял лечение. Или его попытку. Дайн не знал, ибо оказался полностью здоров. Спать поначалу было невозможно. Больные были шумными, постоянно кашляли, чесались, ругались и храпели. Здесь никогда не было спокойно. Однако несколько бессонных ночей исправили положение, и Дайнслейф привык спать как все остальные, не раскрывая глаз до звона колоколов. Когда раздавался оглушительный звон, все направлялись в молельню, и лишь потом в обеденную залу. На завтрак подавали разваренную картошку, краюху хлеба и стакан молока. Больные отправлялись на лечение, здоровые - работать. За монастырём находилось поле, которое и кормило обитателей. Впрочем, немалую часть еды, в особенности мяса или молока, жертвовали жители ближайших сёл. Однообразная, тяжёлая и рутинная работа, в которой принимали участие все. Дайнслейф не жаловался, большая часть обязанностей ему была уже почти знакома. В обед можно было немного отдохнуть. Иногда их водили купаться в реку, омывая грязные тела. Или заставляли помогать убирать за больными. Мерзость. Вечером вновь молитва, последний ужин из похлёбки с мясом, и сон. Рутинная тюрьма, из которой невозможно было вырваться. Патриция была добра к Дайну, но в меру. Нельзя было выделять кого-то одного среди толпы немощных и слабых. Однако её мальчик успел немало чем удивить. Для своего низкого статуса, Дайнслейф мог прекрасно читать и даже что-то писать, хотя его каракули было тяжело разобрать. Он неплохо считал, много знал о воинском искусстве и всё время норовил спросить одно: что происходит во дворце? Патриция ничего не отвечала на этот вопрос. Монастырь словно находился в каком-то собственном мире, так далёком от городской жизни. Никаких вестей сюда не доходило, никто ничего не знал. И почему мальчика это так волновало? Где-то в глубине сердца Дайнслейф не терял веры в то, что Кэйа может прийти за ним и забрать. Дайн - его верный рыцарь. Разве можно бросить рыцаря в беде? Оказывается, можно. Тот день отличался от остальных. Были первые осенние дни, жаркое солнце сменилось прохладой и тишиной. Лес медленно окрашивался в жёлтые краски, в небе летали шумные вороны. Скоро начнётся урожай. Дайн вновь тяжело работал в поле. Его лицо покрылось потом, стекавшим вниз по лбу. За несколько месяцев он исхудал, прежние вещи стали висеть на его теле лохмотьями. Но это не имело значения. Здесь все такие же. Больные, грязные, нищие и несчастные, как и он сам. Дайн никогда с ними не разговаривал, как и они с ним. Белая ворона. Его внешний вид часто притягивал подозрительные взгляды. Сколько времени прошло, а золото его волос не потускнело, никакая грязь не могла их затмить и испортить. Когда их отпустили на небольшой перерыв, Дайнслейф разогнулся и опёрся на инструмент, осматривая поля. Работы было много, а будет ещё больше. Его руки почернели и больше не отмывались от грязи, кожа на ногах загрубела. Свою единственную обувь Дайнслейф отчаянно берёг до холодных времёнм, когда она пригодится ему. От остальных свои скромные пожитки приходилось прятать тщательно. Однажды у него уже украли рубаху, с которой он сюда явился. Воровство внутри монастыря процветало, все желали забрать друг у друга последние лохмотья, даже если они им не нужны. - Дайнслейф! - он услышал голос Патриции, доносящийся откуда-то позади. Старушка подозвала его несколько раз, прежде чем Дайн услышал её голос. Он обернулся и заметил, как она машет ему рукой, приглашая подойти к себе. Дайн тяжело вздохнул. Оставил инструменты и направился к ней как раз тогда, когда остальные шли отдыхать в тени деревьев. Неужели опять работа? Рядом с престарелой монахиней стоял молодой человек, одетый в доспехи. Доспехи не местной стражи и охраны, что обитала в монастыре вместе с остальными и следила, как бы кто не сбежал никуда, а другой. Навроде той, что привезла Дайна сюда. Высокий, с тёмными волосами, парень был прост на лицо, его улыбка была весёлой и беззаботной. В руках он держал шлем. Дайнслейф взглянул на них. - Познакомься, Дайнслейф, - показала она, - это мой сын Бартоломей. - Очень приятно. - неловко кивнул он. Дайн поклонился. Его глаза были тусклыми, ничего не осталось светлого в голубых его глазах. Он чудовищно устал за всё то время, что провёл здесь. Такой вид не мог не произвести впечатления на Бартоломея. Парень ощутил себя неловко, глядя на подавленного мальчика перед ним. Хотя...мальчика ли? ему уже двенадцатый год, перед ним стоял юноша. Высокий, худой, с красивым перепачканным лицом и золотистыми волосами. - Мальчик рассказывал мне, - Патриция положила руку Дайну на плечо, - что его обучали воинскому искусству. Я подумала, что тебе это может быть интересным. Дайнслейф старательный мальчик, и очень умный. - подчеркнула она. - Не хотел бы ты иногда заниматься с ним? Бартоломей с изумлением уставился на Дайна, заново изучая внешний вид юноши. Ничего в его внешнем виде не выдавало воина, да и не слишком ли был юн Дайнслейф для того, чтобы учиться такому тяжёлому ремеслу? А главное - у кого, для чего? Матушка не соврала, Дайнслейф заинтересовал парня не на шутку. - Было бы интересно посмотреть. Ты уверена, что это так? - Не знаю, Бартоломей. - ответил смиренно старушка. - Если есть у тебя время, можешь испытать его сейчас. У нас пока перерыв в работе, Дайн может быть пока свободен. - она снова утешительно погладила юношу по грязным волосам, но никакой ответной реакции не встретила. Казалось, Дайнслейфу было всё равно, что его заставят делать. Это больше не имело для него значения. Его история уже окончена, он проведёт здесь весь остаток своей жалкой ничтожной жизни какого-то простолюдина и сироты. Надежда, что за ним вернутся, угасала медленно и верно. Мать не явится за ним сюда, она никогда по-настоящему не любила его. А Кэйа, скорее всего, развлекался на очередном балу, игрался с новым будущем рыцарем и ни в каких удовольствиях себе не отказывал. Совсем забыл про Дайна. - Хорошо, можно хотя бы посмотреть, что он уже умеет. - улыбнулся парень и собирался взять Дайна за руку, как ни в чём не бывало. Однако перепуганный Дайн, ощутив прикосновение к себе, резко отпрянул назад, поддаваясь рефлексам. В воспоминаниях промелькнул фрагмент о насилии. Его ладони на миг закрыли лицо, стремясь выбросить из своей головы эти кадры. Только не сейчас, только не это. Бартоломей неловко переглянулся с матушкой, но оба ни слова не сказали друг другу. - Идём, - попытался снова привлечь внимание парень, - пока ещё есть время. - он решил сделать вид, будто ничего не случилось. Дайн послушно кивнул, убрал руки с лица и последовал за Бартоломеем во внутренний двор. В то крыло монастыря, где жила скромная стража. Здесь служили по большей части старцы, либо слишком поздно обучившиеся воинскому мастерству, либо слишком уж старые или дряхлые, дабы заниматься войной или наёмными делами. В храме их было немного, жили они отдельно и старались держаться подальше от обитателей приюта, решаясь подойти лишь в редких случаях особой нужды. Когда надо было усмирить буйного душевнобольного, схватить убегающего мальчишку или наказать нищего постояльца. В их распоряжении было простое оружие, какое только могли пожертвовать селяне или выдать городская стража из тех своих запасов, которых было не жаль выбросить. Дайнслейф впервые очутился на тренировочной площадке. И она поразила его своей скудностью. Это было маленькое помещение внутри монастыря, где не было потолка, сверху лишь оставалась каменная плеть, открывавшая вид на небо. Несколько скудных манекенов, изрядно потрёпанных и избитых, одна-единственная цель для стрельбы и несколько стоек с оружием. Ни в какое сравнение с королевской тренировочной ареной это не шло. Всё больше Дайн осознавал, в какой дыре на самом деле очутился. И что тут ему предстоит провести всю свою жизнь. Ужас охватил его разум. Но голос Бартоломея вернул в чувства. - О, тут ещё остался мой меч. Смотри. - он показал на спрятанную в груде мусора стойку с деревянным маленьким мечом, явно игрушечным. Сделанный чьими-то неумелыми руками, он был ужасно потрёпан. Парень довольно улыбнулся, осматривая эту деревяшку в своих руках. - Я когда маленьким был, так этот меч истаскал, ты бы знал! - приятельским весёлым тоном говорил он. - Папа всегда говорил - воином стану. Ну, стража тоже неплохо, что уж там. - вздохнул парень. - Держи, не дам же я тебе в самом деле настоящее оружие. Ну, пока что. - он подбросил деревянный меч на встречу Дайну, и тот ловко словил его. Совсем лёгкий, а для юноши ещё и маловат. Это уже не меч, а короткий клинок, чуточку длинней кинжала. На королевской арене были совершенно другие мечи, самых разных размеров, форм и материалов. - Ты меня лучше Бартом зови. - обратился к нему парень. - Бартоломей как-то странно звучит. Ну, знаешь, как будто я злодей какой-то дурацкой сказочки, что-то вроде того. Вот. - он подошёл к стойке с макетами, выбрав подходящий меч. - Вот, другое дело. Ну, давай попробуем пробный поединок. Не бойся, я бить тебя не буду, я буду только защищаться. - он тепло улыбнулся. - Ну давай, нападай. Посмотрим, чему ты научился. - Барт поманил мальчика рукой. Дайн пытался привыкнуть к своему оружию. Услышав приглашение, он, взяв стойку, поспешил напасть. Рывком он преодолел расстояние меж ними. Первый удар стражник успешно парировал, оттолкнув маленького противника от себя. Но мальчик не сдался. Он отскочил, не поддавшись инерции, и взял меч лишь в одну руку, чтобы нанести следующий удар. Барт не успел уклониться от него, рубящий удар пришёлся по бедру. Однако второй раз такой фокус не удался. Бартоломей отскочил, убрал вовремя ногу и вновь принял оборонительную стойку. Дайн не нападал, лишь выжидал. Он вновь взял меч в обе руки и стал медленно обходить соперника. Стражник не сводил с него взгляда, разворачиваясь навстречу. Ему думалось, будто он понимал замысел юноши напасть снова сбоку или попробовать вымотать противника. Однако тактика Дайнслейфа была более...интересной. Он резко напал на другой, левый бок, когда противник ожидал атаки на правый, долго наблюдая именно за движениями Дайна вправо. Удар был нанесён снова по ноге, чуть ниже икр. Разворот, удар острием в бок, и вот, юноша уже за спиной. Барт быстро обернулся, успев парировать следующую атаку. Дайнслейф стал постоянно и безустанно наносить удары, явно пытаясь вымотать противника и ослабить бдительность. Бартоломей уже предусмотрел это, но не мог предугадать, куда именно нацелится мальчишка. Его лицо было настолько невозмутимым, на нём не читалось какой-то ярости или азарта от битвы. Нельзя было прочесть по его выражению, что он задумал. Однако Дайнслейф его удивил. Внезапно, когда юноша почти вымотался и был готов открыться, а Бартоломей стал замечать первый ошибки Дайнслейфа, Дайн резко ударил его в колено ногой так сильно, что парень, будучи весом и ростом в два раза больше, пошатнулся. - Воу-воу, потише. - усмехнулся Барт, опустив оружие вниз. - Я, честно говоря, немного...Эм...Удивлён. - он почесал затылок. Дайн опустил меч и позволил себе тяжело задышать, ощущая, как недолгая но упорная битва вымотала его тощее ослабшее тело. - Я не знаю таких техник, - сознался он, - но я вижу, ты пытаешься совмещать в драке на мечах ещё и приёмы из фехтования. Очень...интересно. - подметил он. - Только откуда ты всё это умеешь? Тактика у тебя хорошая, я думаю, что дерись мы взаправду, то я остался бы без ноги. - стражник улыбался, но это не трогало Дайнслейфа. - Стойка у тебя правильная, меч держишь тоже правильно. Коротковат он тебе, конечно, но ничего, придумаем что-то. Силы тебе не хватает, ты какой-то совсем хиленький. Хотяяя...Пару ошибок я заметил. Было бы неплохо поработать над ними, но, хех. - он усмехнулся. - Я боюсь, что многому тебя не научу. Фехтование вообще господское занятие, я саблю даже не видел никогда. Вот. Он отложил меч в сторону и посмотрел на Дайнслейфа. - Сражаешься ты сейчас точно получше, чем половина здешней охраны, это точно. - улыбнулся парень. - Не пропадать же таланту. Мама ещё сказала, что ты немного грамоте обучен. Это так? - поинтересовался он. Дайн неуверенно кивнул. Его обучали во дворце чтению, а Кэйа даже пару раз показывал, как писать. Кэйа... - Очень хорошо. Я расскажу своим, они ж не поверят. Слушай, - он хотел положить юноше руку на плечо, но вспомнил, как Дайнслейф отреагировал на этот странный жест, и не стал этого делать, - надо матушку растрясти, чтобы книги тебе дала. Читать будешь. В библиотеке была книга по искусству владения мечом. Вот. Мне её папка подарил. Почитать бы тебе взять, вещь отменная. А мы потом там что-то на практике попробуем, посмотрим, в общем. - Бартоломей обернулся на юношу. В его глазах Дайнслейф выглядел поникшим, взволнованным, он спрятал одну руку за спину, вторую вместе с клинком опустил вниз. Удивительный ребёнок. Откуда же он такой свалился в этот Богиней забытый монастырь? Тут же вокруг одни нищие, пьяницы, сироты и прокажённые. Душевнобольных хватает, старцев одиноких тоже. А мальчик? И читать умел, и писать, и мечом владел, и фехтовать умел. Да и вид у него необычный, красивый вырастит. Волосы золотые. Здоров более чем полностью, малость истощал только. Аристократ какой? Но взгляд у мальчика такой дикий, острый, запуганный, как у волка. Кто же его сюда привёз? Дайнслейф видел изумление Бартоломея. Ожидаемая реакция, многие этому почему-то удивлялись. Патриция тоже пыталась выпытать у юноши, откуда же он взялся такой. Но Дайн хранил свои секреты. Что ему было ответить? Как только Дайнслейф прибыл сюда, то сразу понял, что благом для него будет служить молчание. Чем дольше о нём никто ничего не знает, тем будет лучше. Когда вопрошают - лучше просто развернуться и уйти, или ответить очень неопределённо. Не помню. Не знаю. У меня дела. Прошу меня простить. И обязательно поклониться напоследок, но не слишком низко. Здесь нет королей, нет дворян и нет принца. Кэйа... Так начались тренировки Дайнслейфа с этим странным парнем Бартоломеем.***
Прошло несколько месяцев, прежде чем Бартоломей привёл ещё одного мужчину. Дайнслейф осознавал, что нечаянно открыл шкатулку со всеми бедами. Ему так отчаянно не хотелось привлекать чужого внимания, что невольно именно это и произошло. В похлёбке стало появляться чуточку больше мяса. Картошки было чуточку больше, на одну четвертинку. И краюха хлеба стала чуточку плотней. К зиме им изредка давали что-то из запасов солонины или пшенную кашу. Пару раз даже удавалось поесть пресноводной рыбы, что вылавливалась чуть ниже в реке. Вновь появились на руках и ногах синяки от деревянного макета, ссадины от падений на жёсткий пол. Как в старые и добрые времена. Купания прекратились, теперь приходилось лишь обтираться холодной водой и довольствоваться этим. Бартоломей был жутким простаком, в отличие от своей матушки Патриции. Женщина была старой, у неё часто ныли ноги от резкой смены погоды, и в такие дни она не приходила к больным. Однако иногда она занималась с юношей. Позволяла ему пойти спать чуточку позже, давала книги для чтения из скромной монастырской библиотеки. В основном это были книги о религии, которые не особо интересовали Дайнслейфа. Тогда Патриция показала ему маленькую секретную полочку, затерявшуюся среди остальных. В ней хранились книги вовсе не о религии, а о чём угодно другом. Там же и хранилась та книга Бартоломея, о которой он рассказывал. Были книги и по кулинарии, охоте, истории, картографии, медицине и несколько детских книг, которые жрицы иногда читали сиротам по вечерам. Дайнслейф зачитывался всем, до чего только дотягивался. От корки до корки изучил книгу по мастерству владения мечом, рассматривал иллюстрации с забавными рыцарями. Научился варить похлёбку из рыбы, сдирать шкуру с зайца, составлять правильно карту местности и бороться с кровотечением. Пока лишь в теории. Но была ещё одна книга, захватившая внимание Дайна, пленившая его по-настоящему. Книга о растениях. Огромный толстый справочник с иллюстрациями, слегка растерявшими краски от неумолимого течения времени. Однако иллюстрации волновали юношу лишь отчасти. Куда интересней были снадобья, что описывались в работе. Мази, масла, лекарства и даже яды. Это захватило его юношеское воображение, что только-только начало оправляться после пережитого ужаса. Ведь минуло почти полгода с момента, как Дайнслейф покинул дворец. Сердце ныло при воспоминаниях о прошлом. Кэйа... Бартоломей был до одури простым, но весёлым и жизнерадостным парнем. Он как мог пытался найти общий язык с нелюдимым и холодным Дайном, что удавалось ему с переменным успехом. Дайн всё равно не шёл на контакт столь охотно, как тому желалось. Бартоломей учил Дайнслейфа всему тому, чему научился сам. В основном обучал юношу обороне, заметив, что Дайн чересчур увлекается атакующими приёмами и забывает о собственной безопасности. Стражник же и состругал для Дайна спустя месяц новый деревянный меч, чуточку длинней обычного. Он был ужасным. Кривым, слишком тяжёлым и неудобным, но у Дайна не оставалось выбора. Вряд ли Барт сможет сделать что-то лучше этого произведения "искусства". Недавно крестьяне соткали для них и принесли в качестве пожертвований новые рубахи и вещи. Дайну даже досталась новая обувь, хотя она была великовата ему по размеру. Это ничуть его не волновало, потому как впервые за столько времени ему было дарено хоть что-то. И хотя мало кому нравилось, что Дайнслейф так сильно выделялся средь остальных, это не приносило никаких проблем. Пока что. - Вот, познакомься, Дайнслейф. Это Фергюс, один мой знакомый. Ну, мы сейчас не на службе, так что не буду утруждать тебя титулами там. Ты понял. - махнул он рукой. Дайнслейф поклонился. Фергюс был суровым пожилым мужчиной с лысиной на голове, седой длинной бородой и хмурым взглядом. Голос его был низким, очень грубым, походка тяжёлая, тело толстым и сильным. Одного удара хватило бы, чтобы Дайнслейф лишился своих и без того хрупких зубов а то и раскроить черепушку юноши. - Фергюс, это Дайнслейф. Я много тебе о нём рассказывал. Я, собственно, из-за него тебя сюда и привёл. Мужчина закивал, сложив руки на груди. Дайнслейф опустил голову вниз. Не хотелось ему встречаться с этим мужчиной взглядами. Это напоминало ему о том учителе фехтования. Фергюс выглядел куда внушительней Бартоломея. Скорее всего и был куда умней, опытней, сильней. Дайн взял от Барта максимум того, чему мог научить его неопытный стражник. Теперь же нашёлся учитель посильней. - Что-то он совсем хилый для воина-то. Непорядок. На няньских харчах не вырастишь бойца, одна только кожа да кости. - Здесь всё-таки монастырь, Фергюс, отнюдь не казармы. - оправдывался Барт. - Ишь ты?! Он что, с этими чахоточными спит и жрёт? - возмутился мужчина, кашлянув. - Вы что удумали, ребёнка погубить? Ещё и гоняешь его тут, как козу на пастбище. Не стыдно, а? Чего с вашими мужиками-то не живёт? - продолжал отчитывать он Бартоломея, как малого дитя. Барт неловко улыбался, почёсывал затылок и пытался куда-то деть свой взгляд. Дайн только молча наблюдал. - Мы просто не знаем, что с ним делать. - сознался Бартоломей. - Понимаешь, ну вот свалился он нам на голову, и никто не знает откуда. И жалко дать добру пропадать, и не знаешь, куда приткнуть его таланты. Не отправлять же его всю жизнь поле вспахивать да траву косить, он же в свои двенадцать уже мне зад надрать может! - нахваливал парень. Фергюс усмехнулся. - Да тебе зад надрать даже твоя матушка способна, ты не слишком-то и зазнавайся. Но фехтование - это уже интересней. - он почесал бороду, рассматривая мальчишку, и лишь потом обратился к нему. - Это, малёк. А ну-ка, давай-ка поединок устроим. Там и на деле посмотрю, чему ты научился от этого олуха. Дайнслейф молча кивнул и взял свой новый деревянный меч в руки, взяв стойку. Мужчина так же взял один из макетов и занял оборонительную позицию. Всё как в первый раз Дайна. Дайн так же занял стойку. Фергюс усмехнулся. Бартоломей же отошёл в сторону, дабы наблюдать воочию весь поединок своего ученика и своего учителя. Потрясающее зрелище, которое выпадет ему лишь раз в жизни. - А стойку-то правильную занял сразу. - похвалил Фергюс. - Тебя-то я, олуха, года два по ногам бил за ножищи твои кривые. Бартоломей неловко улыбнулся. Начался поединок. Дайнслейф, как и всегда, нападал первым, но все атаки его отражались нещадно. Более того, Фергюс отталкивал мальчугана назад, усложняя задачу слабому и хрупкому Дайнслейфу. Серия атак провалилась, мужчина парировал всё, а если мог бы атаковать - непременно сделал бы и это. Дайн ощущал, что вот-вот готов выдохнуться, а ведь мужчина дышал ещё ровно, вполне естественно. Надо было менять тактику в срочном порядке. Противник был неповоротливый, тучный, хотя и сильный. Нельзя дать Фергюсу возможности атаковать. Тогда Дайнслейф ещё крепче вцепился в свой меч и бросился на противника, однако когда Фергюс собирался парировать атаку, мальчишка увернулся в бок и, переложив оружие в одну только руку, размашистым ударом попал в открытую область, проведя концом макета по животу. Фергюс попробовал атаковать его в ответ, но юноша пригнулся, увернувшись от удара и вдарил что есть мочи по подколенной пазухе, очутившись почти что за спиной здоровяка. - Ох ты ж, гад мелкий...Что ж ты думал, старика убить? - Фергюс опустил меч и схватился за колено. - У меня ж колени не те уже, чтобы ты по ним этой палкой бил со всей дури. - Хаха, так его! - радовался Бартоломей. - Пусть не зазнаётся. - А ну цыц! Мало тебе синяков мальчишка оставил, я сейчас ещё добавлю. - пригрозил Фергюс, потирая колени, а после обратился к Дайнслейфу. - Недурно, котелок твой варит, в бою точно просто так не сдохнешь. Хотя есть у тебя слабые стороны. - подметил он. - С защитой у тебя неплохо, но выдыхаешься ты быстро очень. Непорядок. - он обратился к Бартоломею. - Надо посудачить с твоей матушкой, пусть что-то да решит. Воин из него толковый может выйти. Дайнслейф молчал. Он невольно привлёк к себе слишком много внимания. Сначала Бартоломея и Патриции, теперь ещё и Фергюса. У него чесались руки научить Дайна чему-то новому, переменить качество его жизни. Мужчина заметно оживился, в его глазах блеснул огонёк азарта. Он уже едва ли не отдавал распоряжения, что и как нужно сделать с мальчишкой. Дайнслейфу же было не по себе. Не хотелось ему так много внимания к себе, ведь это непременно вызовет большие проблемы для него. Но было уже слишком поздно. Едва хватило проявить немного неосторожности, как все тотчас обратили на него свой взор. И хотя они стремились сделать ему добро, Дайнслейф больше не ощущал ничего, кроме дыры в сердце. Прожжённая глухая пустота. В нём видели будущего воина, отличного писаря, необычного кулинара и внимательного травника. Но никто не видел в нём его самого. Чем больше он узнавал, тем больше его впрягали в работу. Патриция учила его варить мази и снадобья в маленьком котелке, а значит он был вынужден помогать ей мыть мензурки и обрабатывать раны больных людей. Бартоломей и Фергюс продолжали учить его мастерству боя, но только в перерывах между работой в поле. Жрицы учили его готовить, но только чтобы он помогал на кухне. Теперь вся его рутина превратилась в бесконечную грязную работу с перерывом на сон. Изнуряющие тяжёлые дни. Только так можно было забыться. Выбросить из головы всю ту боль, что причиняли ему воспоминания. И он принял новые обязанности совершенно спокойно и смиренно.***
- Ну-ка, давай сюда вот этого добавим. - сказала Патриция, покашливая. Она толкла в ступе тщательно каждый лепесток, пока Дайнслейф осторожно срезал их со стебля. Это был очередной день, шедший своим привычным чередом. На землю уже давно падали крупные хлопья снега, сотканное белое одеяло укрывало собой грунт. Работа в поле кончилась, многие трудились над тем, чтобы утепляться зимой и не дать умереть больным от холода. Благодаря упорству Фергюса Дайнслейфа поселили с мужиками в импровизированных казармах, стали давать те же харчи, что и им. Едва ли этот холодный зал отличался от места, где все они спали. Такой же жёсткий спальный мешок, такие же влажные тяжёлые простыни, только вони стало меньше в разы. Стражников было немного, все они были либо старцами, либо никуда негодными воинами, однако хватало и этого, чтобы защитить никому не нужный монастырь. Жильцы тепло восприняли новенького мальчишку в своих рядах, хотя были немало удивлены его появлению среди их состава. Порой старики были чересчур навязчивы в своём желании что-то рассказать, показать, втянуть мальчишку в беседы за настойкой по вечерам, но Дайн был слишком нелюдим для таких занятий. Он продолжал читать книги за горящей и воняющей дешевой свечой, жадно впитывая всё прочитанное. Он надеялся однажды выбраться из этого места на свободу, и именно эти знания могли послужить ему ключом на волю. Юноша не был столь безрассуден, чтобы предпринимать попытки бежать именно сейчас. К нему было слишком много внимания, все надеялись как-то использовать его знания для собственных нужд, сбросив часть работы на него. К тому же ему не доставало знаний выжить в дикой и недружелюбной среде. Слишком юн и неопытен. Однако все знания, что давали ему жрицы и стража в своих целях, он мог использовать по-своему. Как только ему хватит знаний и силы - он бежит отсюда прочь. Но куда? - Ты уже срезал всё? - спросила Патриция своим скрипящим голосом. - Хорошо, иди пока помоги вон тому мужчине. - она кивнула в сторону какого-то старца. Немногословный Дайнслейф кивнул ей в ответ и, взяв баночку с ароматной мазью, направился к пожилому мужчине в обносках. Не смотря на то, что Дайн жил тут давно, он никого не знал ни по имени, ни в лицо. Слишком много было работы, чтобы интересоваться теми, с кем делишь один кров. В залу вбежал Бартоломей, отряхивая комья снега со своей чёрной головы и пытаясь согреться в единственной самой тёплой зале монастыря. Дайнслейф подошёл к чахлому старику, сидящему на койке, где хаотично валялись дешёвые ободранные простыни. Стоило только отойти от столика со снадобьями, как тотчас юноша ощутил кисловатый неприятный запах, ударивший в нос. Дайн поёжился. Ему всё равно придётся иметь дело с этим стариком. Он набрал в лёгкие побольше воздуха, и решительно подошёл к старцу. Лицо его было худым, глаза едва виднелись под складками кожи, укрытой пигментами и пятнами. Руки его были тонкими, хотя едва ли его можно было назвать худым или истощённым. Одет он был в лохмотья, горбился и опирался на трость. Кажется, Дайнслейф видел его ранее. У старца был помутнён малость рассудок, о чём многие знали. Он что-то мог внезапно вспомнить совсем не к месту и тут же забыть, мог кого-то бесконечно долго звать, капризничать и даже ругаться по надуманным пустякам. Старик заметил Дайнслейфа не сразу. Лениво поднял голову, осмотрел мальчишку и замер, как вкопанный. Сам Дайн не ожидал такой реакции. Глаза старика расширились от изумления, взгляд сосредоточен на юноше. Дайн стал неторопливо пытаться открыть баночку с мазью, но не успел. - В-Ваше Высочество! - старик поспешил приподняться с места, громко завопив, поправил свои лохмотья и зачесал несколько оставшихся седых волос на голове. Он выпрямился как только мог и склонился в приветственном поклоне. Дайнслейф был удивлён, сделал шаг назад, совершенно не зная, что ему делать. Оглянувшись вокруг в поисках хоть каких-то подсказок, он натыкался лишь на изумлённые чужие взгляды, так же наблюдавшие за происходящим. - Ваше Высочество! - повторял старик, взяв руку мальчика и целуя её. - О, Ваше Высочество, я совсем не ожидал увидеть Вас в этом месте! - мужчина, кряхтя, опустился на колено, взирая на лже-короля снизу вверх. Его глаза полнились слезами, рот скривился в беззубой улыбке. Юноша испугался. Мужчина что-то ещё говорил, но Дайнслейф совсем не слушал умалишённого старика, пытаясь вырваться из его крепкой хватки. - Пожалуйста, отпустите. - просил он. - Я не король. - повторял истошно Дайн, ощущая панику. - Ваше Высочество, Вы что, совсем не узнаете своего верного слугу? - Лоренцо! - вмешался Бартоломей, быстрым шагом направляясь к ним двоим. Парень спокойно разнял их руки, освободив напуганного Дайнслейфа от сумасшедшего старика, и принялся ругать его. - Лоренцо, Вы чего? - возмутился Барт. - Вы же ребёнка пугаете! - пытался он говорить по-доброму со стариком, взяв за плечи и помогая встать с холодного пола. - Успокойся, ну ты что, не видишь, что ли? Какой из мальчишки король? Если бы он был королём, не сидел бы тут. - усмехнулся парень. - Да и королю твоему-то уже пятый десяток! Такой же старый, как и ты. - заулыбался Бартоломей. - Но ведь вылитый король! - ответил Лоренцо. - А Вы всех королём называете, у кого волосы светлые. Не Дайнслейф первый, не Дайнслейф последний. - стал кивать Бартоломей, пытаясь успокоить мужчину. Однако разумные аргументы парня никак не переубеждали Лоренцо в обратном. Он всё равно продолжал изумлённо смотреть на мальчика, всё равно обращался к нему никак иначе, как "Ваше Высочество". И Дайнслейфу стало...приятно. Впервые за всё время, что он тут был, ему по-настоящему было приятно услышать эти слова. Не похвалу о том, какой он сообразительный и смышлёный, как хорошо дерётся и как помогает в работе. Совсем не это. А только эти два до ужаса знакомых ему слова. Ваше Высочество. Он часто говорил и слышал эти слова, будучи при дворце, но впервые слышал их в адрес самого себя. Он ведь никто. Сын прачки и казнённого рыцаря. У него нет дома, нет родителей или близких, нет друзей. Он торчит в монастыре, где держат больных проказой, умалишённых или таких же сирот, носит лохмотья и тяжело трудится. Он нужен тут только как бесплатная рабочая сила. Дайн же здоров, юн, полон сил и энергии. Как тут не использовать его? Зато как же приятно было хоть разок услышать "Ваше Высочество" в свою сторону, пусть и от сумасшедшего старикана, который спутал его невесть с кем! Потому что только так он смог ощутить впервые за долгое время свою важность. И осознал, что именно это же чувство испытывал и Кэйа, когда к нему так обращались. Зажравшийся наглый принц. Дайнслейф нахмурился. Кэйа... - Ты не обращай внимая, Дайнслейф. - говорил ему Бартоломей, таща за собой сани. - Лоренцо просто старый уже очень, вот и бредит всяким. Подумать только, старику уже больше девяноста лет! - восхищался парень. Дайнслейф молча кивнул. Под его ногами скрипел плотный снег, хлопья нещадно сыпались на голову. И хотя ветра уже не было, мороз щипал его кожу на щеках. Он шёл, одетый в большие по размеру одежды, укутанный невесть во что. Все движения были затруднены, неповоротливы, но это никого не волновало. Ему надо было идти за Бартоломеем, насобирать хворосту и нарубить немного дров. Так что Бартоломей, держа на одном плече топор, вёл мальчишку вперёд за собой и тащил сани, что оставляли за собой видимый след. - Лоренцо когда-то, - рассказывал парень, - во дворце работал. Художник, да ещё и придворный! Представляешь? - восхищался парень, Дайну оставалось только кивать. Такому рассказчику, как Бартоломей, не нужно было больше ничего, лишь послушно кивать и мычать время от времени. - Но это было так давно... - махнул он рукой. - Вот он и зациклился на этом. Всё ему вокруг Его Высочество мерещится, хех. Никак смириться не может, что докатился до жизни в этом монастыре. Ну, что ж поделаешь-то? Я младше тебя был, а он уже тут был. - продолжал рассказывать парень, время от времени оборачиваясь обратно на Дайнслейфа. Белое небо сливалось с снежным покровом, павшим наземь. Они спускались по крутому склону, направляясь к лесу. На плече Барта висел лук, на спину он закрепил колчан с самодельными стрелами. Почти всю дорогу Дайнслейф рассматривал это оружие. - А как же арбалет? - внезапно, он заговорил с Бартоломеем первым. Стражник даже несколько растерялся, неловко улыбнулся в ответ. - Дорогое это удовольствие, знаешь ли. Лук и самому можно сделать, а стрелы много раз использовать, если не растяпа. А арбалет штука расточительная. Меня Фергюс ещё учил из лука стрелять, потому что думал, что так я внимательней стану. Без понятия, работает оно или нет. А что, заинтересовало? Дайнслейф ничего не ответил. И хотя Бартоломей ждал какое-то время хоть какого-то ответа, быстро сдался. Дайн всегда себя так вёл. Чем меньше говоришь, тем лучше для тебя. Это правило юноша усвоил лучше всего. Не нужно вступать в ссору со жрицами, с другими обитателями монастыря, иначе можно нарваться на неприятности, какую-то потасовку или ругань. Тут никто не будет на твоей стороне, никто не заступится. Только проблем навалят побольше, работой новой запрягут. - Научишь меня? - спросил Дайнслейф. Барт как раз остановился у пригорка, осмотрелся и выбрал подходящее для рубки дерево. - Чему? - удивился парень. - Оружие делать. И стрелять. - добавил потом мальчик. Ему вдруг подумалось, что, если он собрался бежать, то непременно пригодится оружие, которого в монастыре и так было самый минимум. А лук был прост в изготовлении, для него требовался только заточенный кинжал или нож, который можно было выпросить и доверчивого Барта, и древесина, которой хватает в лесу. - Неужели мечей тебе мало? - засмеялся Барт. - Ну, делать лук - нехитрое занятие. Меня папа научил, когда я мелким был, чтобы не мешал ему работать в мастерской. Он у меня кузнецом работал, пока не умер. Так что немного, но я смыслю в этом всём. Хочешь лук сделать? Дайнслейф ответил не сразу, стал собирать повсюду валявшиеся ветви, складывая их в одну кучу, пока Барт рубал дрова. Однако про себя юноша решил, что это просто необходимо. А потому дал своё согласие. Парень только усмехнулся. - Ну давай, подрубаю тебе-ка я что-то молодое, а то жирный брусок и стругать будет целая вечность. Посмотрим...- оценивающим взглядом парень осмотрелся вокруг, выбирая самое подходящее дерево. А Дайн, убедившись в серьёзности Бартоломея помочь ему, стал думать о побеге. Что бы пригодилось ему ещё? Да почти всё. Надо же было бежать. Куда? Да куда угодно. Ему безумно надоело жить тут и батрачить за просто так. Он мог обеспечить себе сам прекрасное существование, работая ничуть не меньше. Что будет, когда ему удастся бежать? Ничего. У него не было никакой цели, за которой он мог бы гнаться, в которой видел бы смысл своего существования. Нет ни дома, ни родных, ни друзей. Его лишили дома, выбросили в глушь к прокажённым и забыли его имя, как страшный сон. Даже самый близкий друг предал его, выбрал промолчать и отвернуться. Кэйа... Остаток месяца они с Бартоломеем только и делали, что стругали Дайну первый в его жизни лук. Сидели с заточкой до поздних вечеров, очищая от коры и вырезая форму, чертили углем примерную форму, распаривали древесину и сгибали её. Бартоломею однажды удалось раздобыть пеньковую верёвку, которую они долго хранили в преддверии дня, когда всё будет готово, и тетиву можно будет надеть на уже готовый лук. Стрелы оказались не самой лёгкой задачей, их удалось сделать лишь несколько штук, да и те едва куда-то годились. Так что часть они просто стащили у стражников, охранявших монастырь. На время, конечно. - Лук, Дайн, - обратился к нему Барт, вкладывая в руки юноши уже готовый лук, - очень большая головная боль. - подметил парень. - За ним надо тщательно следить и понимать, что эта штука может сломаться от чего угодно. Дайнслейф молча взял тетиву и стал медленно затягивать её вокруг лука. Волнительный момент. Они так долго и упорно работали над этим луком, что юноша невольно привязался к своей первой подделке. И хотя лук явно не был идеален, он худо-бедно мог справиться со своей задачей. Со стрелами дела обстояли куда хуже, юноша убедился, что их стоит заготовить задолго до побега, или попросту украсть. Ещё было о чём позаботиться, прежде чем бежать по-настоящему. - Хороший лучник, Дайн, всегда имеет несколько запасных верёвок для тетивы. - сообщил Бартоломей. - Они очень быстро изнашиваются. Поэтому верёвки надо разматывать, когда не пользуешься луком, чтобы так не растянулась. - парень взял в руки лук и отошёл на расстояние от самодельной мишени. Принял стойку, подцепил пальцами тетиву и, приподняв слегка лук, быстро выстрелив, не заботясь о точности. Натягивать тетиву было тяжело. Дайнслейф заметил даже сквозь одежду, как сильно напрягается спина Барта. Стрела со свистом пронеслась по пустому залу, её острый наконечник впился в верхний край мишени. Парень опустил с досадой лук, неловко улыбнулся и почесал затылок, как он делал это всегда. - Ну, в общем. - ответил Барт, подходя к мишени за своей стрелой. - Ты уже понял, что стрела не летит прямо. Надо немного замахнуться. Вот у этих, - он показал на стрелу, которую вынул из мишени, - наконечники тяжёлые. Потеплеет, я тебе покажу, как эти штуки летят. Но ты на меткость сильно не рассчитывай, там как повезёт при стрельбе. Тебе надо наловчиться побольше стрел выпускать, тогда шансы убить дичь какую-то точно увеличатся. Хотя, конечно, будет лучше всё равно взять арбалет...Ну да ладно. - махнул он рукой. - Попробуй ты. Только аккуратней, не стреляй вхолостую, а то точно лук сломаешь. Бартоломей передал Дайнслейфу лук и встал позади. Юноша занял стойку, пытаясь повторить за стражником. Взял стрелу, оттянул тетиву и ощутил, как же тяжело было держать её долго натянутой. У него и впрямь не хватит сил долго целиться. Тетива выскользнула у него из рук и стрела косо отскочила вперёд, даже не долетев до мишени. Полный провал. Пальцы жгло от натяжения, мышцы на спине тотчас болезненно заныли. Конечно, это же не камнями швыряться в птиц. Но это было необходимо. Осознание, что это один из ключей к долгожданному побегу, придавало сил бороться дальше. Ему не хочется гнить здесь до конца своих дней. Дайнслейф сделал ещё один быстрый выстрел, почти не прицеливаясь.***
С момента его приезда сюда исполнилось не меньше полутора лет. Дайнслейф тщательно следил за текущим временем, дабы не потерять ему ход. За это время он забыл и то, когда у него День Рождения, а потому время приходилось измерять по праздникам. На праздники к ним приходили крестьяне с ближайших сёл и поселений, дабы помолиться и принести пожертвования больным, замаливая свои грехи. Здешние жрицы свободно общались с прихожанами, что немало удивляло Дайнслейфа, который знавал совершенно иные традиции. Играла музыка, пели менестрели, жрицы зачитывали молитвы. Ничего особенного. В те редкие дни, когда приходили горожане, можно было узнать хоть какие-то новости из внешнего мира. Дайнслейфу не позволено общаться с прихожанами, за чем тщательно следила стража. У них была особая задача следить за ним, Дайн давно это заметил. Они не давали ему покоя, стараясь надолго не оставлять одного даже в библиотеке. Однако никто не запрещал подслушивать. Повсюду гомон, уста полнятся сплетнями и последними новостями. Дайнслейф уже подрос, стал сильней и мужней, а потому на праздники работал как один из стражи. Его наряжали в одежду, подпоясывали чересчур большие рубахи и вручали скудное оружие - затупившийся старый клинок. Не было и ножен, чтобы сложить этот меч, приходилось ходить с ним как есть. Для общего собрания был и ещё один повод - смерть Патриции, главной монахини храма. Старушка испустила свой дух одним прекрасным вечером, слабое здоровье не выдержало известий о том, что Бартоломея забирают на войну. Куда ему, да на войну? Он ведь глупый, неумелый воин, ещё так молод и неопытен! Дайнслейф остался снова один. Ушёл и Фергюс, всё на ту же войну. В монастыре уже выбрали новую главу, которой была строгая молодая девушка, почти сразу невзлюбившая Дайнслейфа. Стало ясно, что никто более юношей заниматься не был намерен. Оставался только Лоренцо, всё звавший Дайнслейфа Его Высочеством и никак иначе. Кланялся каждую их встречу, да так низко, что грозился упасть. Всё никак не удавалось ему выпытать, как скоро Дайн вернёт его во дворец, как дела у его папеньки-короля и как поживают какие-то слуги, о которых Дайнслейф не имел понятия. Юноша всегда хранил молчание. Остальные не воспринимали слова старика всерьёз, но многие со временем стали косо смотреть на Дайнслейфа из-за постоянных бредней Лоренцо. Надвигалась беда. Дайнслейф молча стоял у зала, изучая каждого прихожанина взглядом. Он вслушивался. В каждый шепот, каждое слово, лишь бы узнать хоть что-то о внешнем мире за пределами стен монастыря. Его ведь даже за дровами не пускали одного, постоянные взгляды преследовали его, даже когда он спал. Слышно ли что за короля? За дела во дворце? За принца? А за нового рыцаря какого? Кэйа и Дайнслейф не заключали клятвы, потому ничего не мешало юноше в любой момент променять Дайна на кого угодно. Так хотелось знать хоть что-то! Кэйа... Однако горожан ничего не волновало из этого. Они обсуждали засушливую погоду, подорожание цен на зерно, обсуждали своих соседей. Значит, во дворце ничего не происходило? Кэйа, как и ранее, наверняка сидел взаперти во дворце, более не покидая его. А Дилюк носился с обожаемым младшим братом, как наседка над своими яйцами. Это взбесило Дайна отчего-то. Его уже все успели позабыть, о его отце - тем более. Чудовищная жестокость. Если бы у него только была возможность сделать хоть что-то, а не сидеть здесь, в этих холодных стенах монастыря. - Чего без дела стоишь? - подошла к нему одна из монахинь. С тех пор, как Патриция умерла, с ним стали обращаться хуже. Только старики из стражи продолжали пытаться наладить контакт с мальчишкой, ставшим слишком уж холодным и нелюдимым. Сам себе на уме. - Иди и занеси всё, что привезли. Разложишь, куда тебе скажут, и возвращайся на пост. - строго повторила она. Дайн молча кивнул. Работа. Снова. Он не удивился. Оставив свой пост, юноша направился к ящикам с пожертвованиями. Сопровождал его какой-то стражник, шедший за ним как бы невзначай. Раздражало. Все словно читали мысли Дайнслейфа о побеге, которых он не оставлял ни после ухода Бартоломея, ни после смерти Патриции. Мёртвые не должны никак влиять на его планы. Их душа у Богини и скоро переродится в новом теле, а Дайнслейф пока ещё жив. Надо сначала разобраться с этой жизнью, прежде чем отправляться в следующую. Он вышел во двор. Серые тучи сгущались над монастырём, сильный ветер колыхал деревья. У входа стояла телега, полная ящиков. Их разгружали такие же мальчишки, как Дайнслейф, вынося тяжёлые коробки с припасами. Они кряхтели, едва держа равновесие, тащили груз своими маленькими ручками. Были и сверстники Дайнслейфа, которые справлялись лучше, задирая детишек помладше за их слабость. Он замечал их недобрые взгляды и на себе. Завистливые, злые взгляды. Патриция умерла, некого было теперь бояться. Новая монахиня ведь не лучше была настроена к Дайнслейфу. Никому не нравилось, что Дайна слишком выделяли на фоне остальных. Он подошёл к телеге, и старец вручил ему молча ящик. Извозчик даже засмотрелся на юношу, сочтя его внешность слишком необычной для такого места. Здоровое сильное тело, светлая кожа, ясные голубые глаза и волосы цвета золота. Юноша взялся за ящик крепко, стараясь, чтобы овощи не вывалились при ходьбе. Ему предстояло подняться по высокому склону вверх, а это был немалый путь. Как в первый их приезд. Набрав побольше воздуха в лёгкие, Дайн стал постепенно подниматься. Уже прошёл даже половину пути, как начались неприятности. Возвращавшиеся обратно мальчишки пересеклись с Дайнслейфом. Завидев его, они притихли, перешёптываясь меж собой о чём-то. Сделали недовольный вид, нахмурились и презрительно зыркали на него. Дайн игнорировал их. Ему было вовсе не до того. И это аукнулось ему тотчас. Проходя мимо, рыжий мальчишка грубо толкнул Дайнслейфа в плечо. Юноша пошатнулся, на миг потеряв равновесие, и, как на зло, выронил из рук ящик. Ящик перевернулся, грохнулся на каменистые ступеньки склона, громко треснул. Овощи тут же рассыпались, полетели вниз, подавились весом ящиком в безобразную кашу. Дайн растерялся. Что ему было делать? Он же испортил еду, которая предназначалась множеству живущим в монастыре. - Ты что делаешь? - разозлился юноша, нахмурившись. Однако рыжий зачинщик лишь злостно смеялся. - Я просто спускался. - пожал он плечами. - А ты меня зачем-то толкнул. - Не толкал я тебя. - возмутился Дайнслейф. - Что ты несёшь? - Ой-ой, плечо болит...- потирал мальчишка его и смеялся. - Опять Дайн меня бьёт. Вы же видели, да, как он меня толкнул? - он обратился к своим друзьям, что тут же дружно закивали. - А что же будет, если Ада узнает, что ты испортил столько съестных припасов? - ударился он в шантаж. - Патриция больше не будет тебя защищать. - намекнул рыжий. Прямая угроза. Дайнслейфу не нравилось, какой оборот приняли дела в монастыре. Потому что рыжий был прав, Патриция ушла, никому теперь юноша не был нужен, сколь выдающимися ни были его достижения. Он просто многое умеет, его можно запрячь работать ещё больше. Куда же Дайн денется от работы? Никуда. Бежать некуда. Останется только повиноваться, иначе снова розги и наказания. Дайнслейф не стал это терпеть. Отпихнул обидчика подальше, грубо толкнув его к остальным мальчишкам. Рыжий больно приземлился на пятую точку, и только чудо не позволило ему покатиться вниз по склону. Мальчишка тотчас стал наиграно вопить, и на его крики сбежались взрослые. Стал плакать, пытаться давить из себя жалобные слёзы и обвинять Дайна. По возвращению в монастырь его ждали розги.***
- Что ты наделал?! - вопил Дайн, глядя на своего обидчика. Тот лишь смеялся, держа в руках сломанный лук. Жизнь Дайнслейфа стала превращаться медленно в Ад. Главная монахиня лишила его доступа к библиотеке, а юноша расстался со всеми важными для него книгами. Через месяц своего "правления" здесь она переселила Дайнслейфа обратно к остальным, лишив его крова у стражников. Он вновь спал на полу с больными и нищими, питался теми же харчами, что и они. Аде важно было восстановить справедливость в отношении к Дайну, и она этим усердно занималась. Больше ни о каких тренировках не шло речи, юноша занимался лишь работой в поле, уборкой и помощью с лечением. У него просто не было иного выбора. Любое неповиновение, и его лишали еды, запирали в тесной комнате на сутки или били розгами. И он смиренно переносил эти невзгоды, ибо лелеял надежду о побеге. Издевательства только усиливались. Какой бы отпор ни давал Дайнслейф обидчикам, до каких бы жестоких драк ни доходило, получал наказание только он. Обидчики же чувствовали свой триумф, даже оставшись с разбитым носом, без нескольких зубов или разодранными волосами. В первый же день, когда Дайна поселили со всеми, его вещи украли. Что не смогли украсть - сломали или порвали. Так он остался без новых ботинок, своих старых рубах и штанов. Только то, что было на нём надето, и осталось то немногое, чем он обладал. Словно его отбросило во времени назад, на почти два года. Когда босой и почти голый, юноша явился сюда. Монастырь помогает нуждающимся? Ложь. Потому что никто не помогал ему. - А что, самый умный на свете Дайнслейф не может починить свой лук? - насмехался над ним рыжий, держа в руках обломки лука. Тетива осталась цела, Дайнслейф всегда снимал её, как его учил Бартоломей. Но лук был сломан надвое, ровно по середине. Долгие часы работы впустую. Рядом больше не было Бартоломея, способного помочь состряпать новый. И вот, он стоял в общем лагере рабочих. Зимой сгоняли самых здоровых и сильных в лес, дабы те могли заниматься рубкой дров и охотой, где разбивали временный лагерь. Ставили палатки из самых толстых тканей, что были в монастыре, разжигали костёр, чтобы мочь погреться, и занимались работой. Дайнслейф всегда принимал участие. Ада вручала ему чужие вещи и отправляла в путь с остальными, не делая никаких скидок. Ему же уже целых четырнадцать лет, справится сам со всей работой. Дайн рубил деревья, изредка мог поохотиться, пока у него был лук. Один раз даже удалось подстрелить зайца, но раненную дичь он так и не смог найти, а вместе с ней Дайн лишился и драгоценной стрелы. - Зачем? - спрашивал юноша, не зная, что ему было делать с обломками. Их было нечем связать, да и едва ли такая штука смогла бы стрелять. - Ада же сказала, что ты должен быть как все. - объяснял обидчик. - А ни у кого больше нет лука. И мы решили немного уравнять всё. Справедливо же? - спросил он, намеренно провоцируя Дайнслейфа к драке. Однако юноша не торопился снова нападать, как это и было всегда. Он лишь растерянно держал в руках сломанный лук, над которым когда-то долго корпел. Может, его ещё можно было восстановить? Если сложить правильно сломанные части и крепко обмотать, то можно попробовать снова стрелять из него. - Эй, чего молчишь? - спросил недовольно рыжий. Он выхватил у Дайнслейфа остатки лука и снова сломал, резко ударив об своё колено. Дерево было обмокшим от снега и легко поддалось слабым ударом мальчишки. - Сказал же, уровняю наши условия. - добавил он, сломав лук ещё несколько раз. - Ничего, не дурак, починишь же. Все же тебя называют умным. Или как тот сумасшедший тебя звал? "Ваше Высочество"! - кривлялся он, притворно кланяясь. Друзья лишь поддержали его шутки, звонко засмеялись. - Ты что, вправду возомнил себя королевским отпрыском?! - возмутился парень. - Не зазнался ли ты? - от смеха простыл след. Дайн ничего не отвечал, лишь смотрел как обломки лука валялись у него в ногах, утопая в плотной пелене снега. Его труды. Его мечты о побеге. Они медленно утопали в грязи и снегу. Этот лук Дайнслейф долго оберегал, чтобы, когда сбежать, добывать им себе пищу и не жить впроголодь. Он уже всё спланировал, изучил каждый уголок монастыря. Знал, у кого из пьяных стражников можно стащить оружие, сколько километров до ближайшего поселения, когда привозят поставки, как можно было незаметно улизнуть отсюда и отвлечь внимание. Выучил наизусть все лечебные мази и снадобья, какие могли ему пригодиться, подгадал, в какую пору лучше всего бежать. Сама Богиня была против того, чтобы он покидал это проклятое место. Как назло. Неужели ей было мало того, что он пережил? - Чего молчишь? - возмутился рыжий. - Считаешь, что раз самый красивый и умный, можешь вести себя так заносчиво? - молчание Дайнслейфа раздражало его, ибо это был первый раз, когда юноша смел игнорировать их. Он всегда либо нелестно отвечал что-то обидчику, либо бросался в драку, отчего наживал себе проблем. Даже если они получали пару синяков, это было весело. Ходить к коморке, где его запирали, и дразнить. Аппетитно есть, пока он сидит в стороне и голодает. Вот они. Проблемы от излишнего внимания к его персоне. Стоило и впрямь не выделяться, никогда не говорить с Патрицией, чтобы ничего не менять. Но если он хотел бежать, был ли у него иной выбор? Он получил достаточно помощи, чтобы иметь возможность бежать. Не хватало совсем чуть-чуть, и тогда он сможет покинуть это место навсегда. Бежать, куда глаза глядят, и больше нога его не ступит сюда. Он не появится ни в одном Храме, ни в одном монастыре. Никогда не прочтёт ни одной молитвы Богине, ибо та бросила его, отвернулась тогда, когда он нуждался в её помощи. Обидчик не стал ждать ответа. Он взял из котелка, где варилась похлёбка для обеда, половник и, зачерпнув побольше, швырнул в Дайна что есть силы. Горячая масляниста смесь обожгла часть лица юноши. От жара казалось, что ожог лишь невыносимо холодел, но нет. Оно невыносимо жгло, боль пронзила тело Дайнслейфа. Он невольно закричал и упал на снег, прикрыв раненную часть лица. Слишком горячо. На крик сбежались взрослые, пытаясь выяснить, что случилось, пока Дайн жадно загребал голыми руками снег и прикладывал к лицу. Не помогало. Тело бросало в дрожь от боли и холода. - Что стряслось?! - вмешалась Ада, когда рыжего уже отчитывали старшие за безобразия. Он пролил много похлёбки, ещё и ранил серьёзно Дайнслейфа, не ясно в чём виновного. Обидчик пытался упираться, винить в ране Дайна, но это были лишь глупые отговорки. Ада отдала распоряжение, чтобы мальчишку наказали по всей строгости вместе с друзьями, чтобы тем неповадно было. Но это не вернёт Дайну былого лика. От боли брызнули слёзы, невыносимо горячие. - Ты как? Давай осмотрю. - Ада подошла к юноше, взяла за руку, пытаясь рассмотреть рану и помочь. Стражники схватили мальчишек под руки и вернули обратно. День был для всех испорчен из-за какой-то очередной ссоры меж молодняком. Однако Дайнслейф был против её помощи. Он грубо ударил её по руке и отодвинулся прочь, как можно дальше от неё. Ноги утопали в холодном снегу, источали жар, пытаясь хоть как-то согреться. Под ними валялись обломки лука, который больше не было надежды восстановить. Осталась только тетива в кармане старых штанов, но она уже потеряла свою полезность для него. Дайнслейф был невыносимо зол. Его снова отбросили назад, ему снова придётся проделать чудовищную работу, чтобы вернуть весь утраченный прогресс. Он обязан бежать отсюда. Ада заглянула ему в глаз. Один, который он не прикрывал. Взгляд, полный ненависти и отчаяния. Как дикий зверь, что застрял в ловушке. Опирается, рычит, пытается всё ещё казаться грозным, но напрасно тратит силы. Девушка тяжело вздохнула. Попробовала ещё раз помочь и убедилась, что мальчишка ей так просто не дастся. Он зол на неё. Зол даже больше, чем на своих обидчиков. Зрит в корень проблемы, ведь это она допускала все эти зверства. И допустит потом, в будущем. Ада это осознавала, но не считала нужным влезать, о чём сама постоянно говорила. Были дела важней, чем выяснять, кто и что не поделил из ребятни. Только вот она не замечала, как ребятня превращалась в юношей, а у юношей были иные методы расправляться с обидчиками. Куда более жестокие. Уродливый ожог так и остался на лице. В напоминание о том, насколько он жалок и одинок на самом деле.***
С появлением уродливого шрама жизнь Дайнслейфа не переменилась. Только задирать стали больше, но он прекратил на это обращать внимания, лишь изредка позволяя дать отпор обидчикам. Всё больше и больше его охватывало отчаяние. Отсюда нет выхода. Отсюда некуда бежать. Монастырь стал тюрьмой, самой настоящий. Непреступной крепостью и каторгой, откуда уйти можно лишь ногами вперёд. И похоронят его невесть где, в поле каком-то или за монастырём, и кончится всё на этом. Он встретится с Богиней в Междумирье чтобы задать ей только один вопрос: а за что? Была ли в его жизни цель? Какой-то смысл? Что ему могли дать эти бесконечные страдания? Получит ли он за это какую-то поблажку или награду? Ему уже минул пятнадцатый год, а всё, что он получал - пинки по голове, насилие и жестокость. И лишь несколько лет среди дворцовой элиты были для него счастливым, болезненным воспоминанием. Кэйа...Каково сейчас ему? Каково принцу есть лучшие яства Королевства за пышным столом, пока его бывший друг уже не ест вторые сутки за очередное наказание? Каково принцу носить роскошные одежды, пока Дайнслейф латал очередную рубашку, из которой уже вырос? Каково принцу было получать комплименты о своей красоте, пока Дайн ходил изуродованным? Каково было видеть, как тебе преклоняются даже старшие, когда Дайнслейфа в очередной раз избивали невесть за что? Отдыхать, пока ему приходилось тяжко работать? Как же сильно желалось Дайнслефу, чтобы принц хотя бы однажды очутился в его шкуре. Попасть в эту тесную коморку стало невиданной блажью, ибо тут можно было не работать. Тренироваться с воображаемым мечом, пытаться вспоминать выученные наизусть рецепты снадобий. Лишь бы ничего не упустить, не потерять то немногое, что у него оставалось. Сквозь каменную кладку продувал холодный летний ветер. Через щели виднелось ночное небо. Дни безумно быстро сменяли друг друга, жизнь пролетала мимо него в тяжелом невыносимом труде, за которое он получал лишь насмешки и наказания. Ещё вчера была зима, а сегодня уже лето. Ещё вчера был сбор урожая, а сегодня они вновь засеивают землю. Сколько ему уже было лет? Дайнслейф сбился, ибо забыл собственный День Рождения. В последний раз, когда он считал, ему было пятнадцать. А теперь? Ему уже настало шестнадцать, или ещё нет? Он не мог этого вспомнить. Темнота. Тишина. За дверью послышалась какая-то суета. Дайнслейф прислушался. Он лежал на полу и чувствовал, как холодная каменная поверхность слегка вибрировала от шагов. Не тучные, не тяжёлые, но очень неторопливые, шаркающие по полу. Постукивания. Раз. Два. Они приближались сюда. Будто кто-то бил палкой по каменной кладке. Дайнслейф сел, опираясь на руки. В этой кромешной тьме ничего разглядеть было нельзя. Из дверной щели виднелась мельтешащая тень. Маленький огонёк сверкал, едва виднелся в неровной поверхности тяжёлой двери. Из замочной скважины донеслись странные звуки. Кто-то начал пытаться отпереть дверь. Но зачем? Ещё рано, Дайна выпустят только утром. Или что-то произошло в его отсутствие? Дверь с длинным протяжным скрипом приоткрылась. Дайнслейф прищурил глаза от внезапного яркого света, которым был на деле тусклый огонёк свечи. В проёме появилась тёмная фигура Лоренцо, дряхлого старикана, что передвигался только с тростью, сгорбившись над ней. Заметив Дайнслейфа, он вновь уважительно поклонился, и произнёс: - Ваше Высочество, я пришёл Вас вызволять, хехе. - с задорным голосом он потряс в руках связку ключей, что звонко бились друг от друга. Юноша поднялся с пола, отряхнулся. - Откуда она у Вас? - спросил он, вспоминая, что такую связку носит лишь Ада. - Я не растерял своих навыков за столько-то лет! - радовался старик. - Я ещё могу послужить Его Высочеству хоть чем-то. Богиня не хочет меня забирать к себе, значит я могу ещё чем-то услужить Его Высочеству. - его удовлетворению не было предела. Словно мальчишка, он радовался, что шалость удалась, а Ада даже не заприметила пропажи целой связки ключей. Да и подумать только, у молодой девушки, внимательной ко всему на свете, спёр ключи какой-то жалкий старик, доживающий свои последние дни. Это показалось Дайнслейфу даже ироничным. Он поднялся с пола по приглашению Лоренцо, и последовал за ним по тёмным мрачным коридорам спящего монастыря. Свечка скудно освещала пространство вокруг, Лоренцо шёл по здешним коридорам, ориентируясь лишь на свою память. Юноша следовал за ним. - Теперь-то Вы можете снова посещать библиотеку. - смеялся скрипуче старик. - Конечно, она не сравнится с дворцовой. А ведь раньше Вы никогда не любили читать, Ваше Высочество. Я помню, как Вашей няне приходилось заставлять Вас усердно учиться, и она всё равно жаловалась Вашему папеньке. Но теперь-то Вы вон как вымахали, уже и знаний хочется, а библиотеки-то нет. Не зря же Вам даже я говорил - учитесь, Ваша Светлость, пока голова работает. Лоренцо причитал, заботливо отчитывал юношу, но Дайнслейф ничего ему не отвечал. Он знал, что все эти бредни были адресованы вовсе не ему, а былому образу Его Высочества, которое навеки запечатлело сознание старика. Как и Дайн, Лоренцо не мог примириться с тем, что когда-то, много лет назад, его точно так же вышвырнули из дворца в этот проклятый монастырь. А потому, глядя на старика, Дайнслейф ещё пуще прежнего убеждался в необходимости как можно скорей покинуть этот сумасшедший дом. Иначе его ждала бы такая же участь: его рассудок помутится, как у старика, и Дайн будет отчаянно цепляться за былых призраков прошлого, за единственные светлые мгновения своей жизни. Они отворили двери библиотеки, прокравшись к ней незаметными, и осторожно проникли внутрь. Тишина. Затхлый запах старых книг. Как же давно Дайнслейфа здесь не было. Он по старой памяти двинулся к нужным полкам, где лежали его единственные любимые книги, рукой нащупал корешки и переплёты. Какая-то радость зашевелилась внутри его груди. Уже мог угадать, какая это была книга сейчас в его руках. Лоренцо добрался до стульев и присел, удерживая в руках дрожащую свечу. - Мне как-то раз довелось видеть, как Вы сражаетесь на тренировке, Ваше Высочество. - внезапно, завёл этот странный разговор Лоренцо. - Очень недурно. С такими успехами Вам и никакой рыцарь не нужен, хехе. Дайн не слушал бредни старика, лишь ощупывал книги и убеждался, что все из них на месте. Но Лоренцо продолжал разговор. - И всё равно Вам нужно найти себе подходящего рыцаря. Всегда лучше, когда кто-то опытный есть рядом. - довольно произнёс он. - Вот как у Вашего отца. - причитал старик, опираясь на трость. Отчего-то эти слова заинтересовали Дайнслейфа. Стать рыцарем. Это его шанс выбиться снова в люди, вернуть свой прежний статус. Клятва рыцаря и принца священна, никто не в праве разорвать её, кроме них самих. Дайнслейф помотал головой. Слишком рискованно. Его вышвырнули из дворца за прегрешения отца, никто не впустит его снова. Нет гарантий, что, если он там и появится как-то, то его не убьют. Да и был ли смысл ему воротиться туда? Не станет ли для него дворец таким же Адом, как и монастырь? - А как... - Дайнслейф начал подыгрывать Лоренцо. - А как мой отец получил своего рыцаря? - Ооо, - мужчина обрадовался, что Дайн заговорил с ним и поддержал беседу, - это давно было, Ваше Высочество. В таком же возрасте, как сейчас Вы, для Вашего отца провели соревнования, и лучший удостоился звания королевского рыцаря. Он был старше отца на несколько лет, рослый юноша был. Ваш отец тогда ещё принцем был, вовсе не королём как сейчас. - Принцам можно заключать союзы с рыцарями? - спросил Дайнслейф. В его сознании всплыло лицо маленького Кэйи, счастливое и улыбающееся, его тёмная оливковая кожа, его синие глаза с ласковым взглядом. Всегда добрый, заботливый, даже будучи маленьким стремился утешить и полюбить всех, кто в этом нуждался. Но именно он бросил Дайна в самую трудную минуту. - Само-собой, Ваше Высочество. Всем, кто имеет королевскую кровь, позволено заключать союзы с рыцарями. - сообщил он. - И только король имеет право выбрать рыцаря. - Кого угодно? - спросил Дайнслейф. - В рыцари могут взять кого угодно? - уточнил он следом. Старик улыбнулся, рот его уже почти был беззубым. Он размышлял, погружался в былые свои грёзы и вспоминал. - Да, Ваше Высочество. Не берут только женщин и особей королевской крови. Оба должны быть согласны на союз и оба приносят клятву при Верховной Жрице. - взгляд Лоренцо был бесцельным, будто глядел куда-то в былые дни. Дайнслейф внимательно слушал его, сам не зная отчего. Наверняка Кэйа уже выбрал себе кого получше, постарше и поумней в рыцари, с кем можно было бы весело коротать время. Но...Это он должен был занять место подле принца. Не какой-то другой дядька, не какой-то иной юнец, а он - Дайнслейф, сын прошлого королевского рыцаря, несправедливо казнённого королём. Ему подарили это право, а затем несправедливо украли. Дайнслейф положил руку на сердце. Бьётся. Быстрей, чем обычно. Хладнокровие стало медленно исчезать, ему на смену пришла ярость и обида. Он должен вернуть себе то, что по праву принадлежало ему. Кэйа обещал, что они навеки будут вместе, и Дайнслейф заставит принца сдержать обещание. Потому юноша схватил одну из книг и спрятал к себе за пазуху. Патриция умерла, а Бартоломей был на войне. Не ясно, вернётся ли он когда-либо домой, но едва ли он станет возражать, если Дайнслейф заберёт кое-что себе. Потому что в голове у него назревал план.***
Он решился на побег лишь поздней осенью. Просчитал момент и, как только выдалась возможность, бежал отсюда без оглядки на всё то, что могло держать его здесь. Дайнслейф долго готовился к этому дню, с той самой ночи, когда Лоренцо привёл его в библиотеку. Ибо осознавал - оставаться здесь и дальше, дело гиблое. Если он всерьёз не предпримет ничего ради побега, то рискует остаться здесь навечно и не заметить, как превратится в старого умалишённого старика, грезящем о былом. Нет, он должен сделать всё, чтобы вернуть себе принадлежащее по праву. Слишком многое Альберихи украли у него, чтобы Дайнслейф так просто позволил им забыть его. Дайн прятал книги в коморке под несколькими камушками, где так же хранил и свечу. Ночью он то и делал, что занимался, пряча то тут, то там всё необходимое. Он знал, какие камни можно было отодвигать, а какие не стоило и рисковать трогать. Выполнял работу, дрался с парнями и попадал сюда, чтобы вдоволь насладиться одиночеством. Иногда Лоренцо выпускал его, а потому Дан научился красть ключи у Ады самостоятельно. Бедная монахиня так крепко засыпала, что ничего не ощущала во сне. Надо было лишь подгадать момент, чтобы стащить ключи, которые она небрежно оставляла рядом с покоями монахинь. Однако, прежде чем бежать, он должен был убедиться в том, что есть куда. Так, он иногда мог невзначай заговорить с прихожанами, подслушивать разговоры и заводить беседы с извозчиками, что привозили продовольствие. Достаточно было мило улыбнуться, вежливо заговорить на "Вы" и завести непринуждённый разговор. Но осторожно, чтобы стража не вмешивалась. Так ему удалось понять, где находится монастырь, и как далеко он был от дворца. Путь будет долгим, но иного выхода нет. Выпытывал новости, откуда стало ясно, что никаких слухов о рыцаре принца Кэйи нет. Кто-то лишь вскользь упоминал, что юный принц Альберих отвергал всех, кто только предлагал свою кандидатуру, и не важно, сколь опытен или знаменит был рыцарь. Словно ждал кого-то особенного. И Дайнслейф должен был попытать счастья. Терять ему уже было нечего, даже если на подходе ко дворцу его убьют. Он сделал новый лук, украл с десяток-два стрел, пряча их в груде мусора в тренировочной зале. Когда чистил или точил клинки по просьбе стражи - обязательно прятал хотя бы один, в надежде, что старики не заметят пропажи. Однажды впрямь не заметили. И Дайнслейф воспользовался этим, обеспечив себе оружие. Подготовка шла размеренно, спокойно, своим чередом. Ему удалось украсть маленький флакон, который он вручит принцу во время клятвы, и подвесил на кусок верёвки от истасканной тетивы. Всё лето и всю осень он провёл, готовясь к побегу и осознавая что, если не сможет бежать сейчас, то останется здесь на веки. Сойдёт с ума, как Лоренцо. Эта не та судьба, которой он жаждал. Ключи Ады давали возможность проникнуть в любую точку монастыря, и Дайнслейф по ночам становился властителем этого места. Мог позволить себе непозволительную роскошь - тренироваться, практиковать и дальше варение снадобий. Главное было делать это тихо, без света, сливаясь с ночной тьмой. Дайнслеф планировал явиться на один из крупных праздников в Королевстве - первый день зимы. Весь свой путь он распланировал так, чтобы ровно в день празднества попасть во дворец. Уйдёт не менее двух недель на целый путь, к тому же он без единого гроша в кармане. Но это не страшило его. Лучше помереть с голоду, чем остаться здесь и ни в чём не нуждаться. Сумасшедший дом. Дайнслейф больше не может тут находиться. Он терпеливо выжидал момента, когда сумеет бежать. Лес давно укрылся желтой яркой листвой. Под ногами шуршали и трескались опавшие гнилые листья, покрывающие собой влажную землю. Все свои припасы Дайнслейф осторожно нёс в небольшом мешке, с которым не смел расставаться ни на миг. Однако никому не бросилось этого в глаза, ведь все сейчас ходили с какими-то вещами в лес, по дрова. Он уже успел попрощаться с Лоренцо, чьи слова придали ему уверенности для побега. Сердце стучало, как никогда раньше. Запах сырости и кисловатой опавшей листвы щипал нос. Прохладно. Ветер обдувал деревья и срывал с ветвей остатки листьев. Мрачное небо нависало над головой, грозясь вызвать удушающую грозу и сильный ливень. Старики уже разбивали очередной лагерь, мужики, с топорами наперевес, отправились рубить дрова. Юноша осмотрелся. Он осторожно припрятал свой мешок подальше от остальных, умостив его в кусты меж деревьями. - Пошевеливайся, ещё много работы. - напомнил ему стражник, заметив, как Дайн слишком долго обходил общий лагерь. Но юноша ничего не ответил, лишь смерил мужчину недовольным взглядом. Потому что стражник ещё не знал, что сегодня предстоит сделать Дайнслейфу. Юноша взял топор в руки, закинул его осторожно на плечо и стал спускаться вниз по склону. Стражник следовал строго за Дайном, не оставляя его одного чересчур долго. Это ведь уже был не беспомощный мальчишка, который прибыл сюда из дворца, а самый что ни на есть взрослый юноша, опытный и умелый во многих делах. За ним нужно тщательно следить. Увы, стражи в монастыре было мало, за Дайном не могло уследить более одного человека. И Дайнслейф это прекрасно знал. Они спускались всё ниже и ниже, отдаляясь от лагеря и остальных жителей монастыря. Кажется, слишком далеко. Дайнслейф огляделся вокруг, пытаясь найти удобный путь к отступлению, оценивая, насколько далеко от лагеря они ушли. Взяв топор в руки, он подошёл к дереву, делая вид, словно сейчас начнёт в очередной раз рубить дрова. Взял в обе руки, очень крепко, но не решался сделать первый удар по стволу древа. Замер. Ждал. - Ты чего застыл? - спросил недовольно стражник. И Дайнслейф решился. Он взялся за рукоять крепче и, развернувшись, ударил мужчину по голове тупой стороной топора. Тупой удар пришёлся по виску, тот не успел ни вскрикнуть, ни отскочить в сторону. Только тяжёлое тело упало наземь, а кровь полилась из виска. Убил? Дайнслейф уже не думал об этом в ту минуту. Оставалось мало времени. Он отбросил неудобный тяжёлый топор куда-то на землю, и тот глухо упал, утонув в пелене листвы. Дайн рванул отсюда, тяжело дыша. Руки дрожали от волнения, тело напряглось. Бросился к лагерю, откуда достал свои припасы и кинулся бежать прочь, не оглядываясь обратно. Его будут искать. Будут кричать ему вслед, посылать в спину проклятия, умолять вернуться и угрожать серьёзным наказанием. Старики будут возмущены его действиями. Стражники помчатся за ним. Но Дайнслефу уже было всё равно. Он бежал, куда только глядели глаза, лишь бы скрыться из виду, оказаться так далеко, где его никто не достанет. Тяжёлое дыхание, открытый рот жадно глотал воздух а сердце бешено колотилось внутри груди. До ушей не доносилось ничьих шагов, голосов или тяжёлого дыхания. Дайн был один. Ветки трещали у него под ногами, в ушах стоял звон. Только бы сбежать, только бы сбежать. И только не оглядываться. Дайнслейф поскользнулся на крутом склоне. Влажная после дождя листва оказалась скользкой, податливая земля провалилась под его ногами, желая вобрать в себя его тело. Юноша упал, покатился вниз и отбросил сумку назад, ударялся о камни и пытался зацепиться за стволы деревьев, растущих на склоне. Сумка катилась вниз, и юноша молился, лишь бы ничего внутри не сломалось. Наконец, его долгий неудачный спуск завершился. Всё тело ныло и прозябало от холода и боли, одежда слегка промокла. Страшно. Больно. В груди болело. Дышать было тяжело. Лишь бы никто не услышал, как он упал. Лишь бы никто не пришёл. Едва он пришёл в себя, как тотчас пополз на руках к сумке, валявшейся поодаль, и поспешил открыть её. Клинок остался цел, лук, замотанный в тряпьё, так же не сломался. С некоторыми стрелами пришлось расстаться, оставшихся было чудовищно мало. Флакон, который он вручит Верховной Жрице, немного треснул у горлышка. Но, увидев, что он цел, Дайн отчего-то ощутил себя...хорошо. Тепло разлилось в груди. На устах невольно всплыла улыбка, впервые за долгие годы пребывания здесь. Слава Богине, флакон не пострадал, хотя был очень хрупок и нежен. Юноша осторожно прижал его к своей горящей щеке. Самое ценное, что есть у него сейчас. Самая любимая его вещь. Ни лук, сделанный вручную, ни меч, который он упорно и долго точил, ни одежда, которую он латал, и ни скудные припасы, которые он засаливал сам. Только этот флакон. Дайнслейф не переживёт его утраты. Он готов отдать всё, что имел, и даже больше, но только не эту вещь. Дайнслейф приподнялся на руках и глянул назад. Вдали виднелся монастырь, его беглое маленькое очертание. Так далеко...Дайн улыбнулся. Тело, наконец, смогло расслабиться. Он жадно глотал холодный осенний воздух, пропитанный влагой и свежестью. Наконец. Четыре года долгих мучений кончились. На глаза наворачивались слёзы. Ведь дальше всё будет только лучше, его жизнь начнёт налаживаться. Ибо ничего хуже жития в этом монастыре не будет. Дайнслейф засмеялся, сам не зная отчего. Получилось. У него всё наконец получилось. Мечты перестали быть мечтами. Дайнслейф дождался того дня, когда они стали явью. Монастырь был так прекрасен, когда его было не видать. Юноша набрал побольше воздуха в лёгкие и перевернулся на спину. Он победил. Но это лишь начало его триумфа.