***
Однако же жизнь продолжалась. Дни шли один за другим, и минуло несколько недель. Целых несколько недель. Дайнслейф, как и следовало, всегда верно охранял покой своего принца, но лишь физический. Уберечь его от моральной опасности он не мог, ибо сам стал причиной упадка Кэйи. Принц стал словно сам не свой. Мало говорил, мало ел, всё время о чём-то думал и смотрел в никуда пустым невыразительным взглядом. Мрачная тень былого принца, весёлого и всегда в добром духе. Перемена не могла не остаться в стороне ото всех, кто окружал принца. И Дайн был готов к худшим последствиям. Сломается, разболтает, и рыцаря ждёт гильотина. На что хватит фантазии Его Высочеству. Но Кэйа хранил молчание. Ссылался на усталость, волнение и многое другое, чего на самом деле не было. Молчал. Не говорил с Дайнслейфом, однако и не боялся его. Всё так же приветствовал его каждое утро, прощался по вечерам, но никогда не смотрел Дайну в глаза. Что он мог там увидать? Только мерзостное создание, в которое превратился Дайнслейф. Его глубоко любимый, близкий друг стал чудовищем. Тот, кого он так долго ждал, по кому скучал бессонными ночами и к кому чувствовал глубокую вину. Но могло ли так продолжаться вечно? Однозначно нет. Как всё в этом мире, даже эта смута имеет конец. Не всегда тот, какой ожидаешь. Той ночью Дайнслейф, как и обычно, шастал по ночному дворцу. К нему, как рыцарю принца, было особое доверие, потому его присутствие ночью в коридорах дворца никого не тревожило. Мрачная тень тихо передвигалась по коридорам с одной лишь свечой в руках. Его присутствие выдавал лишь шорох одежд и тусклый дрожащий огонёк. Принц давно спал, Дайнслейфу выдалась возможность побыть одному. Изредка в тихих коридорах дворца он сталкивался со стражей, что чутко охраняла сон Его Высочества, или беспокойными слугами. Он обменивался с ними короткими колкими взглядами, но не более. Когда принца нет рядом, не нужно играть в хорошего слугу с рыцарем и отдавать излишние почести. Дайн - не более, чем свалившийся на их головы сын казнённого рыцаря. Тех, кто ещё помнил те события, было во дворце предостаточно. Однако пока он смиренно нёс свою службу Кэйе, ни у кого не возникало претензий. Лишь низкое происхождение Дайна вызывало недовольства, в особенности в кругу тех, кто уже давно жил во дворце. Дайнслейф отворил двери в свои покои и неторопливо вошёл внутрь, тотчас поставив свечу у туалетного столика. В комнате заиграли дрожащие тени, и среди них Дайнслейф заметил одну лишнюю. Он преспокойно отстегнул плащ, словно не обращал внимания на чужое присутствие, после чего повесил его на стойку и принялся стягивать с ладоней перчатки. - Что Вы тут делаете, Ваше Высочество? - наконец, спросил он, встав напротив зеркала с коробочкой в руках. Рыцарь снимал маску с лица, глядя на своё отражение. Кэйа стоял у плотно зашторенного окна и словно ждал. Сложил руки на груди, суетливо постукивал пальцами по руке и отводил неловко взгляд. Боялся, нервничал, однако силой перебарывал в себе эти чувства. Чего-то хотел от своего рыцаря, но боялся раскрыть рта, набираясь духу. - Я всё знаю! - сказал Кэйа громко и обвинительно, нахмурившись. Дайн дрогнул, коробочка на миг выпала из его рук. Всё? Неужели знает всё? Рыцарь растерялся. Он сел на пол, его дрожащие руки потянулись за выпавшей коробочкой, из которой выпала маска. Дайн поспешил всё поднять и вернуть на место. - И что же Вы знаете, принц? - спросил рыцарь, поднимаясь с колен. Теперь уже нервничал он. В голосе его всё ещё звучало хладнокровие и спокойствие, однако вот-вот оно грозилось с треском разрушиться. Вид у Кэйи был жалкий. Он боялся своего рыцаря, и в то же время смело стремился обвинить его в чём-то. В чём же? Дайн успокаивал себя. Ещё ничего не известно. - Что ты любишь меня. - сказал Кэйа и, набравшись храбрости приблизился к рыцарю, крепко схватив его за руку. Дайн опешил. Меньше всего на свете он ожидал услышать из уст принца именно эти слова. Любые обвинения и разоблачения, попытки вновь воззвать к совести рыцаря и заставить его покаяться в содеянном, но вовсе не надуманные слова любви. С чего вдруг Кэйа был уверен именно в этом? Дайнслейф растерялся, остатки его собранности и хладнокровия окончательно рассеялись. Казалось, Кэйа нёс полную чушь, и рыцарь собирался оттолкнуть его от себя, но стоило ему заглянуть в глаза юноши, как всё встало на свои места. - С чего Вы решили? - спросил Дайн, сделав осторожно шаг назад. Кэйа в своих убеждениях был слишком настойчив. Ощутив слабость рыцаря, он словно переполнился уверенностью, сильней вцепился в кисть руки Дайна. Больно. - Как с чего? - неловко улыбнулся принц. - Мы же занимались любовью...Я же нравлюсь тебе, верно? Не как друг, а как большее. - он схватил рыцаря за вторую кисть. Казалось, отступать больше некуда. - Ты знал, что у наших чувств нет шансов, поэтому ты так долго сдерживался. - Вы... - Тс... - произнёс Кэйа, приблизившись почти вплотную и заглядывая в глаза Дайнслейфа. - Не стоит, Дайн. - он прижался к рыцарю, положив голову ему на грудь. - Я тоже люблю тебя. Ты не веришь мне? - спросил юноша, подняв глаза на рыцаря. Дайн ничего не отвечал. Стоило ли? Нет. Кэйа не услышал бы никакой иной ответ, кроме того, который ему бы хотелось. Скажи Дайнслейф правду, как бы отреагировал принц? - Я так долго ждал тебя. - не дождавшись ответа, Кэйа продолжал говорить, ластившись к рыцарю и насильно удерживая при себе. - Кажется, я всегда любил тебя. Жестоко, правда? - шептался принц. - Сама Богиня свела нас, хотя наши чувства даже не должны существовать. Но я ничего не могу поделать с ними. - Кэйа крепко обнял Дайна. Рыцарю хотелось отстранить принца от себя, но он лишь замахнулся и остановился. Нет, нельзя. Ему нужно держать себя в руках. Он слишком много натворил, чтобы позволять себе такое сейчас. Кэйа делал это без всякого злого умысла. Нежно прижимался к своему рыцарю, повторял слова любви и, прикрыв глаза, тихонько улыбался. Тело его дрожало, глаза слезились, хотя юноша прикладывал все силы для того, чтобы не плакать. Голос неровный, тихий, утопающий в ночной тьме. Казалось, всё сотворённое Дайнслейфом вернулось ему грубой пощёчиной. Куда сильней, чем бил он. - Мы слишком много боли причинили друг другу. - сознался Кэйа, подняв голову и смотря прямо в глаза Дайнслейфа. - Я не заслуживаю твоих чувств, Дайн, однако я счастлив. Я люблю тебя. Я правда люблю тебя. Больше никогда не покидай меня. - бессвязно повторял он, а сердце рыцаря болезненными спазмами сжималось в груди. Да что происходит? Почему принц так странно вёл себя? Взгляд его синих глаз был помутнён, казалось, юноша и сам не осознавал до конца, что говорил. Рассудок, пострадавший от боли и предательства близкого друга, верного рыцаря, смешался с бесконечным чувством вины перед Дайнслейфом за случившееся. Не струсь тогда Кэйа, всё могло бы быть иначе, Дайн не пережил бы нескольких лет, полных ужаса и мрака. Эта вина удавкой стягивалась вокруг шеи Кэйи, сжимаясь с каждым днём всё сильней и сильней. Дайн своей неосторожностью, своей завистью и безграничным гневом, только ускорил процесс. - Ваше Высочество, - Дайнслейф отстранил юношу от себя, - Вам пора спать. Уже слишком поздно. Я проведу Вас к покоям. - Ты разве не хочешь... - он хотел что-то сказать, но рыцарь снова перебил его, схватив за плечи. - Вам нужно выспаться, Вы слишком устали. - под надуманным предлогом, Дайн выпроводил настырного юношу прочь из своей комнаты, а Кэйа только рад был. Для него это было проявлением заботы со стороны того, кого он так сильно и болезненно любил. А Дайну желалось поскорей избавиться от общества Кэйи и обдумать всё, что он услыхал за вечер. Дверь захлопнулась, и рыцарь остался один, сам с собой и своими мыслями. Опираясь на дверь, он положил себе руку на грудь, ощущая, как невыносимо колотится сердце. На кистях рук остались следы от крепкой хватки юноши, покрасневшие, словно от пут. Было больно. Не где-то в руках, не в сердце и не в теле, а в глубине души. От мысли о признании сердце колко отзывалось, в ушах звонко стояли слова принца. Люблю. Люблю. Люблю. Будто проклятие. Кэйа не смог справиться с пережитым насилием, а оттого уверовал, будто Дайнслейф любит его. Тщетно искал оправдания такому жестокому поступку лучшего друга, каким он считал своего рыцаря, и нашёл. Искал долго, упорно, не желая опускать рук. Ведь не может же Дайнслейф так поступить с ним, верно? Он сделал это с ним, потому что любил, но боялся сознаться, ибо осознавал бессмысленность своих чувств. Они никогда не смогут быть вместе. Оба были из разных сословий, разных статусов, ещё и оба мужчины. Никто бы в жизни такой союз не одобрил. Дайнслейф был в ужасе. Казалось, легче было смириться с казнью за столь неосмотрительный поступок, чем жить, будучи под вечным давлением принца и его чувств. Он ненавидел принца, но всё равно не решался оттолкнуть его. Не хватило духу взять и сказать Кэйе в лицо, что никогда не полюбит такого, как он. Взглянуть в эти пустые синие глаза, некогда искрившиеся жизнью и любовью, однако ныне опустевшие и потерявшие свой цвет. Не хватило духу выдержать мучения Кэйи, ибо они напоминали Дайну его самого. Парень тихо сполз на холодный пол, прикрыв лицо руками. Выходит, не так уж он и ненавидит Кэйю, раз не хватало духу добить его морально. Слабак. Дайн - слабак. Он мысленно повторял это себе, глядя, как догорает свеча, а воск стекал вниз на подсвечник. Завтра Дайнслейф, как ни в чём не бывало, явится к покоям принца и станет чинно выполнять свои обязанности. Кэйа, будто ничего не случилось, продолжит его приветствовать и разговаривать с ним. Но в душе будет зиять дыра. Дайн тысячи раз пожалел, что явился сюда вновь, но обратного пути уже нет. Он останется здесь, во дворце, до конца своих дней.***
- А. Вот. И. Ты. - Кэйа, с паузами в словах, произнёс это на ухо Дайнслейфу. Едва рыцарь успел заметить присутствие короля, как юноша набросился на него с объятиями, обхватив сзади за талию. Дайнслейф был застигнут врасплох, совсем не ожидая, что Кэйа явится в его скромную конуру, где Дайн занимался своим излюбленным хобби. Тёмная маленькая комнатка, где было лишь одно окно со скудным светом, была заставлена множеством полок, средь которых тяжко было пройти. Вдоль стен висели сухоцветы, в шкафах стояли колбы и флаконы с коробочками, по ящикам аккуратно расставлены все необходимые реагенты. - Ваше Высочество, - удивлённо произнёс парень, оборачиваясь, - что Вы тут делаете? Разве Вам можно подниматься с постели? - Дайн был немало удивлён появлению короля в этом месте. Более того, ещё вчера юноша лежал в постели, а врачи не рекомендовали ему подниматься столь рано. Но Кэйа был упрям. Он приказал сегодня же, не смотря ни на что, одеть его и дать возможность хоть немного пройтись по собственному же замку. Потому сейчас, обнимая Дайна, Кэйа светло улыбался своему возлюбленному, как ни в чём не бывало. - Самую малость можно. - ответил он. Король пребывал в добром расположении духа, оставив все горькие и тяжкие мысли на потом. Сейчас ему бы хотелось насладиться компанией своего любимого, вовсе не одинокой постели и бесчисленных надоедливых слуг. - Мне всегда было интересно, что ты делаешь. - сознался юноша, и вектор его внимания переместился на флаконы позади Дайна. Он отпустил рыцаря, сразу же направившись к столу. - Осторожней, Ваше Высочество. - поспешил предупредить его рыцарь. - Ну-ну, мне же просто интересно. - хитро улыбнулся Кэйа. - Яды варишь? - засмеялся он. - Если бы Дилюк знал, наверняка бы прикончил тебя. - Нет, вовсе нет. - ответил ему Дайнслейф, встав рядышком и показывая недавнее варево. - Я всё ещё пробую воссоздать эликсир жриц. - сознался рыцарь. Кэйа ухмыльнулся. - О, неужели ты всё ещё обижаешься на Верховную Жрицу за то, что она раскритиковала твою микстуру в день клятвы? - Кэйа ощутил травянисто-пряный аромат. - Мне интересно, из чего оно состоит. - сознался Дайн, помешав варево. - Не более. - Значит, обижаешься. - ответил ему Кэйа. Он заметил, что рыцарь куда охотней шёл на диалог, когда речь заходила о его увлечении. На одной из полок стояло множество флаконов с кровью, которые Дайн постоянно силился заполнить и посмотреть, что же будет. Увы, половина из них уже были непригодны, их требовалось выбросить прочь отсюда. Кровь засохла в них, почернела, остался только травянистый запах. - А тут что? - спросил Кэйа, заметив, что на верхних ящичках шкафа были странные разноцветные флаконы. - Краски, Ваше Высочество. - ответил ему спокойно Дайнслейф, продолжая заниматься своим делом и далее. Он просеивал отвар от лишних сгустков и остатков растений, дабы после разлить его по флаконам и ждать. - Для рисования? - уточнил король. - Верно. - Знаешь, это кое-что мне напомнило. - обратился к нему юноша. - Я же хотел, чтобы нарисовали портрет. - он повернулся к рыцарю. - Что скажешь? - Не плохая идея. - ответил Дайнслейф. - Я смогу предоставить всё, что потребуется, если придворный художник не станет возражать. Насколько мне помнится, во дворце нет портретов Вас в юном возрасте, верно? - уточнил Дайнслейф. Кэйа кивнул. - Да, есть только мои детские портреты. Но я хочу не просто портрет. - сознался король, подойдя к своему рыцарю. - Я хотел нанять известного художника, чтобы он изобразил мою семью. Меня, моих родителей, брата и тебя. Возможно, с мамой будет очень тяжело, она ведь умерла совсем молодой. Сейчас она бы выглядела совсем иначе, чем на старых портретах. Как думаешь, это возможно? - спросил Кэйа. Дайнслейф не спешил с ответом. - Зависит от мастерства художника. - ответил рыцарь. - Но Вы уверены на счёт меня и Дилюка? Мы Вам не кровная родня. - Для меня вы оба семья. - мягко ответил он. - Ничуть не меньшая, чем родные мне отец и мать. На его слова Дайнслейф только хмыкнул, насупив брови. Не уж-то не верит? Кэйе стало немного обидно. Казалось, что любую его попытку проявить к рыцарю свою любовь он спешил отвергнуть. Однако что-то изменилось. Впервые за столько лет Кэйа ощущал, что причиной такому отвержению были вовсе не болезненные воспоминания о былом. Что-то другое. Дайн стал мягче, иной раз напоминал прежнего себя - скромного, в меру стеснительного и покладистого. Таким, каким Кэйа запомнил его с самой первой их судьбоносной встречи. Дайнслейф стал бояться короля. Кэйа вновь обнял Дайнслейфа сзади, крепко прижавшись к его сильному телу, и прикрыл глаза. Он ластился к нему, щекой тёрся о спину и утыкался носом в шею. Дайн ненадолго замер, прежде чем продолжить выполнять свою работу далее, молча. Медленно переливал жидкости по флаконам, плотно запечатывая их, неторопливо прибирал со стола пролитое нечаянно. Однако, стоило ему закончить работу, как он повернулся к королю и обнял его в ответ, прижав нежно к себе. От его рук исходил травянисто-горький аромат, обволакивающий Кэйю со всех сторон. Так тепло и хорошо, не хотелось уходить из этих объятий, а остаться в них навеки. Но руки Дайна дрожали отчего-то, были слишком напряжены, обнимая короля. - Всё в порядке? - спросил Кэйа обеспокоенно, оторвав голову от груди рыцаря. Вид у него был неспокойный, взгляд стыдливо отведён в куда-то в сторону. В ответ, Дайн только прижал Кэйю сильней к себе, пальцы его зарывались в синие волосы, щекой он прижался ко лбу короля. - Ваше Высочество, - обратился он к Кэйе, - Вы должны найти убийц как можно скорее. Я... - он прервался, не зная, что сказать ещё. Хотелось, но слов не находилось. Кэйа улыбнулся и слегка отстранился от возлюбленного. Его пальцы ухватились за подбородок Дайна, направляя лицо и взгляд рыцаря к королю. - Ну-ну, Дайн. - утешительно говорил он. - Не беспокойся. Мы обязательно разыщем их и накажем по всей строгости закона. Вдвоём мы с тобой через многое прошли, чтобы так просто сдастся теперь, верно? - юноша положил руку ему на щеку. Дайнслейф кивнул. - Ну вот, хороший мальчик. Дайнслейф взял его вторую руку и положил на свою щеку, прикрытую маской. Ему нравилось, когда Кэйа гладил его по лицу, по волосам, а после ласково смотрел с лёгкой надменной улыбкой на своего рыцаря. Весь холодный и строгий, иногда даже он нуждался в ласке, как любое живое существо. Ныне же Дайнслейф казался Кэйе особенно уязвимым. Он ощущал теперь, что рыцарь его отвечал взаимностью на чувства юноши, как никогда до этого. Блики в его светлых глазах дрожали, когда Дайнслейф тепло улыбался, и это был первый раз за все мучительные года, когда Кэйе удалось добиться улыбки на его устах. Потому король не скрывал своего искреннего удивления, глядя на переполненного счастьем Дайна. Его Дайна. Раненного и озлобленного, измученного годами пренебрежения, который теперь, наконец, обрёл покой. Рыцарь поцеловал руку своего короля. Без слов. Они были ни к чему в ту минуту, когда от радости глаза наполнялись слезами и трепет переполнял грудную клетку. Хотелось смеяться и плакать, обняться и больше никогда друг друга не отпускать. Кэйа резко впился в губы Дайнслейфа, не в силах унять эту странную дрожь от радости. Рыцарь от неожиданности пошатнулся, едва не потеряв равновесия, но охотно ответил на поцелуй Кэйи, приобняв его и зарывая пальцы в его волосы. Тьма между ними рассеивалась с первыми лучиками чего-то светлого, что загоралось в груди Дайна. Годы мучительных отношений и терзаний прошли для них не зря.***
- Ваше Высочество, - Дайнслейф обратился к юному принцу, - могу ли я посетить свой старый дом? - спросил рыцарь и выдохнул. Его долго мучил этот вопрос. Долго Дайнслейф готовился к тому, что однажды придётся явиться туда, взглянуть собственными глазами на остатки его прошлого. На стены, что хранили его детские воспоминания, таили в себе былые образы живших в нём людей. С момента, когда он узнал о смерти матери, прошло два года, а Дайнслейф ощутил, что был готов принять утрату лишь сейчас. Мысль, что больше у него никого не осталось, оказалась слишком тяжёлой. Мириться с ней было невозможно. Жить с ней - невыносимо. Но теперь Дайн ощутил, что был готов. Кэйа, сидевший в кресле за чаем, был несколько удивлён просьбой своего рыцаря. Разве мог он отказать своему возлюбленному в столь деликатной, личной просьбе? Но удивлён был не только он, но и гости, с которыми принц проводил беседы за чаепитием. С чего бы вдруг рыцарю, в такой-то обстановке, просить о личном одолжении? Принца это несколько удивило. Он поставил маленькую чашечку на блюдце и повернулся к Дайнслейфу. - Конечно, я отдам распоряжение подать нам экипаж. Мы поедем после обеда, если ты не возражаешь. - ответил ему принц. Дайнслейф с пониманием кивнул и продолжил молча стоять позади принца. Однако беседа между гостями с принцем так и не возобновилась. Чересчур бесцеремонная просьба Дайна, резко выбивавшаяся из присущего ему характера, сменила обстановку. Обстановка перестала быть столь же непринуждённой, как и раньше. Они были любовниками вот уже несколько месяцев. Однако лишь на словах. Кэйа всё ещё боялся прикосновений, посматривал осторожно на Дайнслейфа, помня тот роковой вечер, но постепенно учился заново доверять. Дайнслейф поддерживал эту иллюзию. Он решил сыграть в эту игру осознанно, надеясь, что вскоре Кэйа придёт в себя, а его рассудок прекратит быть столь шатким и хрупким. Рано или поздно это притворство должно кончиться. Дилюк, ранее бывший нейтральным по отношению к рыцарю, стал настороженней и подозрительней относиться к нему. Но Дайну было всё равно. Он никогда не нуждался в одобрении этого человека. К тому же парень был занят этой диковинной игрой в любовников. Тайные встречи в его покоях, напряжённое молчание между ними двумя в ночном полумраке, пляска теней под дрожащим огоньком свечи и множество недосказанных слов, повисших в воздухе. Кэйа молчал, словно привыкал заново быть с Дайном наедине. Дайнслейф не трогал принца, даже не допускал мысли о подобном. Он занимался своими собственными делами, не отвлекаясь на присутствие Кэйи. Когда же юному принцу надоедало, он прощался с рыцарем, желал ему спокойных снов и направлялся к себе. В редкие дни, когда Дайну хотелось отправиться в библиотеку, юноша молча следовал за ним. Поначалу присутствие Кэйи напрягало, однако вскоре стало неотъемлемой частью его повседневной жизни. Принц привыкал. Первое время он молча сидел, ничего не делал и лишь тихо, чтобы Дайн не заметил, следил за ним. Дайнслейф, конечно же, замечал эти взгляды, опасливые и неловкие, но не реагировал на них. Опосля, когда Кэйа привык и понял, что Дайнслейф не собирается причинять ему вреда, стал хозяйничать в покоях рыцаря. Поправлял неправильно развешанную одежду, любовался нарядами, которые шили лучшие портные во дворце, тискал оружие, примерял ножны на себя, листал книги, рассматривал картинки в них и валялся на постели Дайна. Иным словом, не отказывал себе в том, чтобы вести себя, как ему заблагорассудится. Дайнслейфу это не мешало. Лишь бы потом вернул всё на место и не портил ничего. Как принц и обещал, к обеду был подан экипаж. Дайнслейф сел на своего вороного коня, сопровождая карету принца со скромным эскортом. Кэйе чудом удалось уговорить брата ненадолго покинуть дворец, и Дилюк, не смея отказать своему любимому братцу, пообещал, что король даст своё согласие на эту прогулку. Но лучше отцу было не знать, куда они направляются. Новость о таком наглом самоубийстве какой-то там прачки сильно взбудоражило жителей дворца, многие были в негодовании от такого поступка женщины, смевшей оборвать жизнь в дворцовом пруду. Солнце клонилось к горизонту, оранжевое небо с синими облаками предвещало скорый вечер. До темноты оставалось всего пару часов, они должны поспеть к тому моменту вернуться во дворец. Слабый ветерок был тёплым, ласковым, тихо шелестела трава под ногами. Они неторопливо направлялись к тому самому дому, где некогда жила семья Дайна. Вскоре они были на месте. Маленький уединённый домик стоял на полупустой поляне, окружённый деревьями и заросшей высокой травой поляной. Домик находился на отдалении от поселения, оттого казался одиноким и отрешённым от всего света. Чуть ниже, спускаясь вниз по небольшому склону, можно было оказаться у широкой реки. Карета подъехала к дому, оставаясь на отдалении, и кучер остановил лошадей. Дайнслейф поспешил спешиться с коня, оставив его у поляны с травой, и подал руку выходящему наружу принцу. - Это оно? - поинтересовался юноша. Дайн кивнул, сложив руку за спиной. Кэйа с любопытством осматривал дом. Некогда здесь кипела жизнь маленькой скромной семьи, но теперь дом был брошен. Жильцы погибли или разъехались, ухаживать за постройкой было некому. Хижина была скромной, но уютной. За годы, что стояла без присмотра, она покосилась. Скотина, стоявшая в загоне, давно разбежалась или умерла. Старая лавочка под окном покрылась грязью и пылью, древесина треснула. Дайнслейф неторопливо обошёл свой родной дом несколько раз, словно видел его впервые. Крыша обвалилась с одной стороны, двери внутрь уже не осталось. Когда-то на этом крыльце он сидел одинокими вечерами и играл со своей деревянной резной лошадкой, которую ему сделал папа. Матушка любила сидеть под окнами и шить при дневном свете. В такие моменты нельзя было дёргать её, иначе она грозилась оставить любопытного Дайна без новой рубашки или без ботинок. У входа в дом почти круглый год, кроме холодной зимы, стоял таз с водой, чтобы босоногий юноша не забывал мыть пятки, прежде чем зайти в дом, чтобы не разносить лишней грязи. Друзей у мальчика было мало, почти все они обитали в самом поселении, а потому добираться сюда им далековато. Ловили рыбу на импровизированные удочки целыми днями, но так ничего и не поймали. Лазали по деревьям, после чего Дайн с плачем убирал занозы с ног. А когда маленький Дайнслейф устанет играть - он сядет на ту самую скамейку и будет смотреть на проезжающие по мосту повозки или даже всадников и махать им рукой. Кто-то ответит ему непременно, кто-то даже не заметит, но мальчик всё равно был рад обратить на себя внимание. Дайнслейф нервно сглотнул и, прикрыв глаза, переступил порог дома, рукой опираясь о дверной косяк. Дверь уже давно сняли с петель и унесли, да и от самого дома мало что осталось. Пол в некоторых местах провалился, приходилось идти осторожно, вдоль стен. Окна побиты, старые пыльные осколки валялись на полу или в ямах. В углу стоял обеденный старый стол с несколькими табуретами. На потолках вили паутину дикие пауки, под половицами обосновались мыши, чей запах чувствовался внутри. Небольшая печь, где матушка готовила яства, давно остыла. За этим столом юноша бесчисленное количество раз кушал чёрствый тёмный хлеб, суп, варёную картошку и пироги по праздникам. На кухне всегда прежде было тепло и уютно, мама всегда хорошо протапливала дом даже летом. Полочки со съестными припасами ныне пустовали, остались только побитые глиняные горшки. Нет ни сливового варенья, ни мешков с зерном. Всё пропало. В соседней комнате располагалась их спальня. Ларь провалился вниз и пустовал. Всё, что можно было, давно вынесли. Половины помещения уже не было вовсе, оставалось покосившиеся балки, старенький комод и две постели. Одна для мамы, вторая, что поменьше, для Дайнслейфа. Солому давно растащили мыши, кровать казалась ныне шаткой и ненадёжной. Рыцарь осторожно ступал по некогда своим владениям, которые были ему родными, и в то же время незнакомыми. Упадок, к которому пришло всё за шесть лет, уродовал тёплый уютный дом из его воспоминаний. Кровать, на которой видел сотни разноцветных ярких сновидений, родительская постель, в которой Дайнслейф прятался, когда ему бывало страшно от грозы или воображаемых чудовищ. Он потянул ящик комода на себя, но не обнаружил там ничего, кроме паутины и мусора. Когда-то тут были его вещи, которая мама шила ему сама, или отец дарил на праздники. Дырявые шторы колыхал ветер, в тонких нитях застряло много осколков стекла. Дайн попробовал достать хоть несколько, но тщетно. В глаза бросилась его старая деревянная лошадка, стоящая на краю комода. Лошадка покачивалась от тёплого ветерка, что проникал сквозь разбитые окна, и тихонько скрипела. Удивительно, что никто не забрал её за столько лет. Вся страшная, потрескавшаяся и покрытая плесенью, даже силуэтом она не напоминала благородное животное. Странно, но в детстве Дайн не замечал, что этот брусок только отдалённо напоминал лошадь. Для него маленького она была самой что ни на есть настоящей, почти как живой. Он мечтал о красках, чтобы непременно разукрасить её. Его лошадка была бы чёрной, с красивыми голубыми глазами, усами, как у папы, и золотой гривой, как мамины волосы, а седло было бы самым красивым, с узорами и драгоценными камнями. В детстве его даже не смущало, что нет таких лошадей с золотой гривой и с чёрной шкурой. Увы, но краски были слишком дорогим удовольствием для семьи Дайна, потому конь будущего рыцаря оставался бесцветным. Теперь же лошадь и впрямь была чёрной, но не от краски, а от плесени и грязи. Печальный уродливый деревянный конь, надломленный и почерневший изнутри. Дайнслейф заметил, как на коня упало несколько капель. Он поднял взгляд на потолок, пока не понял, что капало вовсе не с потолка. Слёзы лились по его щекам. Одна, вторая. В глазах стало всё плыть, картинка перестала быть чёткой. Стало тяжело дышать, Дайну нужно было срочно сесть. Тело словно перестало слушаться, из твёрдого стало мягким и грозилось расплыться по полу. Он открыл рот и, приложив руку к сердцу, тяжело задышал. Сел на старую скрипучую постель и, продолжая опираясь на стену, пытался прийти в себя. Глаза пекли, Дайн не мог остановить волну чувств, что нахлынула на него. Будучи уверен, что, явись он сюда, непременно освободится прошлого, он только сильней погряз в нём. Перед глазами мелькали картинки прошлого. Силуэт мамы, что суетился по комнате. Её длинное серое платье с белым платком, который отец подарил ей когда-то в молодости, золотистые кудри, что спадали по спине вниз. Она строго смотрела на Дайна, отчитывая его за то, что вновь перепачкал все свои одежды, и грозилась завтра же поставить сына стирать все вещи. Мама всегда любила чистоту в доме, и даже отца ругала за неподобающий вид. А завтра он и впрямь отправился стирать вещи к реке, проведя за этим наказанием почти весь день. Или папа, который изредка навещал их. Почёсывал свои забавные усы, заботливо трепал Дайна по голове и повторял, как сильно сын его был похож на жёнушку. Заботливо обнимал маму, всегда смотрел на неё глубоко влюблёнными глазами и нахваливал всё, что бы та ни делала. А матушка всегда грустно улыбалась в ответ, порой и плакала ночами, скучая по отцу. Дайнслейф пытался прийти в себя, но тщетно. Он был готов поклясться в том, что видит их прямо сейчас перед своими глазами. Такие же реальные, как и он сам. Казалось, окликни он их, и мама непременно обернётся. Протяни он руку - сможет дотянуться до её платка, до её серого платья. В ушах стоял её мягкий голос. Она что-то рассказывала Дайну, пока тот хныкал на постели. - Не плачь, Дайнслейф. - говорила она ему. - Я терпеть не могу плачущих детей. Тебе детство не для того дано, чтобы плакать. Успеешь ещё нарыдаться, когда вырастешь, поверь мне. - мама касалась его побитых коленей и вытаскивала оттуда занозы, вытирая проступающую кровь мокрым платком и дуя на пекущую ранку. - Мама? - спросил он, ощущая, как ком в горле мешал ему говорить. - Мама, это ты? - спросил Дайн снова, рукой хватаясь за грудь, второй пытаясь дотянуться до женщины. Ещё раз дёрнуть её за волосы, чтобы она отругала его. Стянуть платок, чтобы она заметила его, посмотрела своими тёмными глазами на непоседливого Дайна. Голос рыцаря сел, хрипел, слова застревали на языке. Но сколько он ни звал её, мама ничего не отвечала, только дальше продолжала причитать про себя и утирать рану на коленке своему сыну. Не на колене ей следовало раны обрабатывать ему, совсем не там. Только тут, в груди, где невыносимо ныло, где нечем было дышать. Только тут, в голове, что знала слишком многое, слышала то, что не следовало, и видела то, что никак не могла забыть. - Мама... - тихо позвал он её снова, но уже понял, что та никогда не отзовётся на его слова. Её застывший в памяти образ так и продолжал вторить одно и то же, делать одно и то же. - Дайн! Дайн! - голос прорывался сквозь видения к самому рыцарю. Перед глазами рыцаря оказалось лицо Кэйи, напуганное странным поведением Дайнслейфа. Он положил свои руки ему на плечо и тихонько тряс заплаканного рыцаря, приводя его в чувства. Наконец, принц обнял своего безутешного слугу, сев рядышком с ним, сам будучи до глубины души взволнован. Кэйа, сколько Дайн себя помнил, всегда был таким, слишком близко к сердцу принимал чужое горе. Он положил голову Дайна на грудь и стал гладить его по золотистым волосам, а тот более уже не смел противиться. Тёплые руки спрятали рыцаря от болезненных воспоминаний в своих объятиях, вытирали слёзы с его разгорячённых щёк и ласково гладили по голове. Дайнслейф мог слышать размеренное дыхание юноши, его тихое ровное сердцебиение, и это успокаивало его. Принц не произнёс больше ни слова. А разве нужны были слова в эту минуту? Нет. Дайнслейф уже был наслышан о том, что матушка, лишившись всей семьи, приняла решение расстаться с жизнью. Утопилась в реке, не выдержала горя, что свалилось на её хрупкие плечи. Мама была права. Незачем было плакать, пока он был мал и ничем не обременён. Ибо дальше было только хуже. Кэйа сидел и утешал своего рыцаря, а Дайнслейф не понимал. Почему? Ведь ещё недавно он лишил Кэйю чести, силой забрав его невинность себе. Стал причиной помутнения его рассудка и безобразных чувств, которые тот принимал за любовь. А теперь принц, позабыв обо всём, обнимал своего насильника и терпеливо утешал его, не смея попрекнуть словом. И это только ранило его сильней. Дайн больше не знал, отчего плакал на самом деле: от собственных воспоминаний, или от того, что Кэйа смел заботиться о нём после всего пережитого. Хуже того, Дайнслейфу и впрямь хотелось, чтобы его утешил Кэйа. Как будто он вновь вернулся на шесть лет назад, когда они были ещё юными и не знали, что ждёт их дальше. Принц продолжал утешать своего друга, а для Дайнслейфа это было худшей из пыток.***
- Добрый вечер, Ваше Высочество. Как Вы себя чувствуете? - спросил Дилюк у брата, как только завидел его в гостиной зале. Дело и впрямь близилось к вечеру, Дилюк только недавно сумел освободиться от работы. Поскольку самочувствие короля стало идти на поправку, удалось и его подключить к работе, однако, увы, Кэйа не мог присутствовать на важных встречах. Многое всё ещё лежало на плечах брата. Парень обеспокоенно смотрел на Кэйю, который из-за раны в боку ходил немного косо, так как швы щипали и болели. - Всё хорошо. - ответил коротко король, не утруждая себя лишними словами. - Вот, целый день обхожу замок. Радует, что ходить могу. - улыбался он, усаживаясь в кресло. Дилюк слегка улыбнулся в ответ. - Рад видеть Вас в добром здравии. - он сложил руки за спиной, стоя у камина. - Вы не устали? Вам бы лучше оставаться в постели. - напомнил Дилюк, вновь ударяясь в нравоучения. Кэйа, опираясь на ручки кресла, старался сесть как можно удобней, дабы рана не беспокоила его почём зря. - Я умру, в таком случае, не от раны, а от скуки. - усмехнулся Кэйа. - Надеюсь, ты мне не такой смерти желаешь? - Я вовсе не желаю Вам смерти. - улыбнулся Дилюк в ответ. - Однако мне бы хотелось, чтобы Вы поскорей выздоравливали, а для этого следует быть осторожней, Ваше Высочество. Сколько я себя помню, Вы осторожностью никогда не отличались. Вам может выйти это боком. - улыбка медленно исчезла с лица Дилюка, сменившись более задумчивым выражением лица. Тёмные стены гостиной залы поглощали любой свет, отчего огни в люстре казались слишком тусклыми. Только у камина можно было разглядеть что-то не в полумраке. Осветить всю эту залу не хватило бы свеч в целом Королевстве. - Есть какие-то новости? - поинтересовался Кэйа. - Помимо работы, естественно. - поспешил добавить он. Дилюк задумался над поставленным вопросом. Взглянул сначала на тяжёлую грузную люстру, что висела на цепи, после - на ковёр под ногами, и лишь потом на своего младшего брата. - Я продолжаю расследование Ваших покушений, но пока значительных продвижений нет. Хотя несколько интересных деталей мне обнаружить удалось. - Я весь во внимании. - сразу же проговорил Кэйа, усмехнувшись и раскинувшись в кресле. Дилюк продолжил нервно ходить по зале и говорить в такт собственным шагам, что эхом звучали по комнате. - Начну с, несомненно, хороших новостей. Во-первых, покушения прекратились, как и мятежи. Хотя я бы не назвал эту новость слишком хорошей. С одной стороны нам пока ничего не грозит. С иной же, мы рискуем потерять нить в ходе нашего расследования. Вторая же хорошая новость, так это то, что удалось разговорить одного из тех, кто поднял мятеж. Не за бесплатно, само-собой. - И что же? - заинтересовался король. - Ему была предложена внушительная сумма за то, что он устроит мятеж по надуманному поводу. Это было анонимное письмо и, более того, заказчик действительно дал назначенную сумму. Выплатил всё до последней монеты. Правда, оплатил он по частям, не сразу. - Записка осталась? - спросил Кэйа. - Нет, её сразу же сожгли. Кэйа нахмурился. Почему-то именно сейчас он ловил себя на мысли, что доверять Дилюку становилось трудней и трудней. Брат словно нарочно затягивал расследования, водил их всех за нос и постоянно натыкался на тупики. У них действительно не было людей, которые бы тихо могли провести расследование, не поднимая шума, а потому Дилюк самостоятельно взялся разматывать клубок, полный загадок и недопониманий. Вот только... Не темнил ли он? Не упускал ли чего? Дилюк, сколь бы сильно его ни подозревал Кэйа, не смог бы убить кого-то своими руками. Чужими? Кэйа не имел понятия. Он осознавал, что у брата были мотивы убить его отца, хотя бы в качестве мести за предательство семьи и то, с каким цинизмом бывший король отзывался о самом мальчике. Никого бы такое не оставило равнодушным. Будь Кэйа на месте своего брата, непременно бы нашёл способ отомстить, испортить королю репутацию и подорвать к нему доверие подданных. Вот что было бы в духе Дилюка - играть тонко, осторожно, минуя тропы насилия и убийств. Однако...Кэйа помотал головой. Похвально, что его брат взялся за расследование. Но нужно было перепоручить это кому-то другому. Кому-то, кто наверняка не имел предвзятого отношения ни к кому из Альберихов. - Это странно, не находишь? - спросил Кэйа. - То наш убийца не платит наёмникам, и те сражаются палками, найденными в лесу. То готов расщедриться и заплатить круглую сумму невесть кому, чтобы было организовано маленькое восстание среди шахтёров или фермеров. Удивительная разборчивость преступника. Абсолютно нелогичная и совершенно нелепая. Оба притихли. Остался лишь треск огня в камине договаривать за них. Кэйа внимательно следил за своим братом, пока тот размышлял над сказанным. Эта мысль и впрямь была нелепа. Или преступник один, но действует с кем-то с паре, либо это разные люди, действующие независимо друг от друга, что порождает серьёзные расхождения в действиях. Хотелось бы верить в первое, но второе казалось куда более реалистичным сценарием. Кэйа осознавал лишь одно - следовало докопаться до мотивов убийцы. Тогда станет ясно, кто и для чего пытается устранить его. Ибо вереница мятежей, пусть и незначительных, постепенно вызывала подозрения у простого люда. Может, не так уж и хороша нынешняя власть? Может, она могла бы стать ещё лучше, смести они Альберихов с трона? Все эти вопросы оставались на устах люда, который мало-помалу настраивался на революционный лад. Если не прекратить хаотичные вспышки недовольства, они рисковали попасть в неприятную ситуацию. Нужно понять мотив. Корона? Зависть? Что-то личное? Или впрямь нашёлся противник власти? Попытка устранить правительство изнутри, прежде чем двинуться войной? Да что же это могло быть на самом деле? Кэйа терялся в догадках. Одно он осознавал чётко - нужно передать расследование в чужие руки. После того, как Дилюк всерьёз заговорил о разлучении Кэйи и Дайнслейфа, король не чувствовал себя в безопасности. Ведь только Дайн мог защитить его, как никто другой. Броситься на нескольких врагов сразу, не жалея себя. Хладнокровно перебить всех, не моргнув глазом и не поколебавшись даже на минуту. - Какие тогда плохие новости? - поинтересовался Кэйа, прервав молчание между ними. Дилюк пришёл в себя, подумал и ответил, вновь зашагав активно по комнате: - Я знаю, что Вам это не понравится. Но я хочу предупредить Вас об этом, чтобы Вы не предпринимали резких движений. Я попросил одного человека проверить покои Дайнслейфа. Для собственного спокойствия. - Зачем? - возмутился Кэйа, перебив брата. Дилюк предвидел такую реакцию. - Если Ваш рыцарь невиновен, Ваше Высочество, то Вам не о чём беспокоиться, даже если мы перевернём всё верх дном. - И в чём же плохая новость? - нахмурился Кэйа. - Мне не удалось ничего найти. - ответил Дилюк. Кэйа усмехнулся. Услышав это, камень упал у него с души. - Почему же она плохая, в таком случае? - вопрошал он. - Выходит, Дайнслейфа не за что подозревать. - Один слуга сообщил мне, что Дайнслейф несколько раз покидал дворец в ночное время суток. Притом, как Вы успели понять, покидал не через главный вход. Повисла тишина. Кэйа ничего не отвечал. Слушать такое - полный бред. Кто-то что-то когда-то видел. Смешно. Им часто приходилось слышать от слуг, в ходе расследования, всякую ерунду. У короля не было к ним доверия, так что слова Дилюка он всерьёз не воспринял. Дайнслейф едва ли что-то скрывал от него. У него, несомненно, было время на то, чтобы строить козни, в особенности в последнее время, когда король был в постели, слаб и уязвим. Но именно сейчас ни во дворце, ни в замке, ничего не происходило. Когда был наилучший шанс нанести удар, о чём Дайн прекрасно знал, ничего не происходило. У Дайна было тысячи возможностей убить короля, но он не предпринял ни одной попытки. - Кстати, где сейчас Ваш рыцарь? - поинтересовался брат. - Он просил меня дать ему возможность побыть одному. - ответил спокойно Кэйа. - Дайнслейф должен быть всё время рядом с Вами, мы слишком избаловали его потаканием прихотям. - ответил строго Дилюк. Король всё больше и больше раздражался. Претензии Дилюка казались ему надуманными, а замечания придирчивые, совсем не к месту. - Я не изверг, чтобы отказывать в его немногих и редких просьбах. К тому же, брат, он не просит ничего сверхъестественного для себя. Ты слишком к нему предвзят. - он нахмурился, сделав строгое замечание Дилюку. Дилюк слегка удивился такой перемене в настроении Кэйи, но ничего не отвечал. Неужели Кэйа не понимал, почему брат так предвзято относился к рыцарю? - Я не хотел Вас обидеть. - добавил он, выдержав небольшую паузу. - Я знаю. - ответил спокойно Кэйа. - Однако же мне не нравится то, с каким рвением ты стремишься настроить меня против Дайнслейфа. В особенности твоё недавнее предложение. - намекнул он. Дилюк слегка поник, слушая это. Взгляд его алых глаз был печален, растерян. Он смотрел себе под ноги, о чём-то размышлял и нервно перебирал пальцы на руках. - Прошу простить мне мою наглость. - высказал он, наконец. - Я хотел как лучше. Мне и не думалось чем-то задеть Вас или оскорбить. - Всё в порядке. - поспешил заверить его король, поднимаясь тяжело с кресла. - Но, боюсь, я просто не смогу расторгнуть эту клятву. Даже если сам того пожелаю. - он осмотрелся напоследок, собираясь покинуть залу, но не успел. Снаружи послышался топот и гомон, дверь резко и с грохотом распахнулась. От неожиданности король замер, внимательно наблюдая за слугой, что торопился прибежать сюда. Мужчина тяжело дышал, собираясь что-то сказать, весь пребывал в нервозной спешке. Дилюк встрепенулся. Плохое предчувствие. Самое что ни на есть паршивое. Неужели опять убийцы? Они бегло переглянулись с королём, будто искали друг у друга ответы. - Ваше Высочество! - окликнул слуга короля. - Меня попросили уведомить Вас. - О чём? - нетерпеливо поспешил спросить юноша, приближаясь к мужчине. У него, как и у Дилюка, было нехорошее предчувствие. Дышать стало трудно от мысли, что что-то пошло не так. - Ваш рыцарь пропал. - сообщил он. Сердце провалилось на самое дно, стоило услышать эти слова. Как пропал? Ещё недавно Кэйа провожал его к своим покоям, прежде чем проведать брата, когда он только мог успеть пропасть? Кэйа попытался прийти в себя, упорядочить кашу в голове, какую вызвали эти мысли. Прошло всего-то полчаса, куда бы он мог успеть деться за столь короткое время? - Вы уверены? Если его нет в покоях, ещё не значит, что его нет в замке. - попытался оправдать он Дайнслейфа. Ибо знал - если тот пропал, исчез куда-то, то Дилюк непременно припишет столь странный поступок к подозрительному поведению. Старший брат нахмурился, поспешил присоединиться к ним. - Мы...Мы сейчас обыскиваем всё. - сообщил он. - Но нигде пока нет. Меня попросили передать Вам и ждать дальнейших распоряжений. - В библиотеке? - Нет. - помотал головой слуга. - Тренировочная площадка? Там проверяли? - спросил Кэйа. - В первую очередь. - Он любил...- Кэйа не успел договорить. Подоспел ещё один слуга, почтенно поклонился королю и что-то прошептал первому на ухо, прежде чем вновь откланяться и побежать обратно. - Видели, как он покидает дворец. - информировал он тут же короля. Земля ушла из под ног, ужасное предчувствие лишь усиливалось. Неужели он и впрямь связан с покушениями? Куда ему понадобилось в такой час? Кэйа, не став дослушивать слугу, толкнул его в плечо и выбежал прочь из залы, решительно направляясь в свои покои. - Стой, Кэйа! - бросился за ним брат, пытаясь образумить, напомнить о недобром здравии короля, но тщетно. Юноша бросился бежать, надеясь найти хоть какую-то зацепку, куда мог деться его рыцарь. Он заглядывал отчаянно в каждую комнату и залу, которая не была заперта, и в которую Дайн мог проникнуть. Столовая, коридоры, складские помещения, покои слуг, оббежал библиотеку и лабораторию, но так и не смог разыскать рыцаря. Всюду за ним следовали слуги, разбегаясь по его указкам в поисках пропавшего Дайнслейфа. Бегал и Дилюк, спешно пытаясь разыскать пропащего и, как он считал, виновного во всём рыцаря. Наконец, Кэйа очутился в своих покоях, где, как и ожидалось, было пусто. Всё было разложено по своим местам, ничего не тронуто. Никаких следов присутствия, словно Дайнслейф не появлялся тут. Вокруг темень, не горела ни одна свеча, лишь лунный свет проникал сквозь окна. Кэйа с ужасом стал метаться по комнате. Вещи Дайна, его тёмный плащ и одежды, висели на стойке, как ни в чём не бывало. Словно он собирался приступать ко сну, прежде чем пропасть. На прикроватной тумбе лежала коробочка, уже старенькая от времени, в которой Кэйа обнаружил маску Дайна. Рыцарь даже оставил свой меч на стойке, ножны висели на крюке над постелью. Не хватало лишь обуви и кое-каких вещей из ларя, в которые рыцарь облачился, прежде чем покинуть замок. И флакон. Флакон с его кровью. Дрожащими руками Кэйа держал флакон за подвеску. Почему? Куда он мог деться? Почему ушёл от него? Паника охватила короля, в глазах стало темнеть, тревога звоном отдавала в ушах. Боль в боку стала мешать, но юноша не собирался сдаваться. Он сам найдёт Дайна, ибо должен убедиться, что всё хорошо. Не сможет Кэйа лежать и смиренно ждать, зная, что опасность подстерегает их на каждом шагу. Они бросились бежать к выходу из замка и осматривать любые возможные окрестности. Слуги прочёсывали каждый миллиметр замка, не упуская ни одного тёмного подозрительного уголка, рекруты в поисках прочёсывали все дворы и сады в замке, пока стража изучала окрестность снаружи замка. Но сколько бы Дилюк не настраивал короля остаться в своих покоях, Кэйа упорно противился. Сбросил корону, оставил плащ и отправился на поиски с остальными, вооружившись привезённой из дворца рапирой. Никакая рана не могла побеспокоить его в такую трудную минуту. Предчувствие, назойливо нывшее у него в груди и животе, настойчиво твердило, что Дайнслейф в опасности. Он понятия не имел, почему Дайн покинул дворец, но чувствовал, что что-то было не так. Кэйа бросился к роще вместе с братом, осматривая каждый возможный уголок. Порывистый прохладный ветер норовил потушить огонь в факелах, сильное течение реки источала шумное журчание, путая мысли Кэйи. Сама природа словно противилась попыткам короля разыскать своего рыцаря. Только луна приветливо светила им с ночного неба, скудно освещая путь. Не поздно ли они бросились на поиски? Эта мысль мучила короля. Могли ли они потерять те драгоценные моменты, когда стоило отправиться на поиски? Кэйа тысячу раз успел пожалеть, что разрешил Дайнслейфу остаться одному именно в этот вечер, поддался своим чувствам к нему. Одно воспоминание о сегодняшней его улыбке заставляло сердце Кэйи изнывать, и в то же время не позволяло опускать рук. - Где же он может быть? - раздражённо и нервно спросил Кэйа, надеясь услышать ответ. Но его не следовало. - Успокойтесь, Ваше Высочество, - обращался к брату Дилюк, продолжая бежать за ним, - Вам стоит остановиться и отдохнуть. Мы продолжим поиски самостоятельно. - В Бездну! - злостно ответил он. - Ты предлагаешь мне всё бросить и сдаться?! - Нет, Кэйа, я предлагаю просто взять себя в руки! - произнёс брат. - Да пошёл ты, Дилюк! - обернулся он к брату. Дилюк совершенно не ожидал такого грубого ответа от короля, да ещё и при слугах. Но некогда было выяснять отношения. Кэйа был не в том состоянии, чтобы сохранять трезвость и ясность ума, подобно в привычной обстановке. Потому Дилюк замолчал, продолжая следовать за братом и не произнеся более не слова. Послышался громкий всплеск. Кэйа, внезапно, остановился, услыхав его. Оно слишком выбивалось из общего шума течения. Застыл, прислушался. Что это было? Он обернулся к остальным, однако не заметил в их глазах хоть какой-то реакции. Словно это слышал только он один, больше никто. Не почудилось ли ему? Нет, он был готов поклясться, что что-то да слыхал. И, без колебаний, он бросился бежать к реке. Река, вода. Кэйе не довелось застать смерть матушки Дайнслейфа, но он помнил новость, что долго ходила по дворцу. Утонула. Не умела плавать, а оттого пошла закономерно ко дну. Добровольно отправила свою душу к Богине, ибо не смогла жить с пережитым горем. - Дайнслейф! - кричал Кэйа. - Дайн! - истошно, едва не срывая голос, он звал своего рыцаря, но безрезультатно. Лишь оказавшись у реки король увидел невзрачный силуэт, который несло прочь течение. - Ваше Высочество! - окликал его брат, будто пытался остановить, но юноша стоял на своём. Не теряя больше ни секунды, он сбросил ножны прочь и прыгнул в реку, набрав воздуха в лёгкие. Всплеск, глухой и далёкий, сменился гулкой тишиной. Ничего в этой тёмной реке было не видать, только на водной глади играли огоньки от луны и далёких звёзд. Кэйа потянулся к свету и вынырнул, жадно глотая воздух. Течение было сильным, противиться ему не было сил. Повязка развязалась и уплыла прочь, но Кэйю это не волновало. Он зубами стянул мокрые, мешающие ему тканевые перчатки, и стал активно грести руками. Всё, как его учил Дайн в детстве. Волосы липли к глазам, одежда тяжелела и словно тянула его ко дну. В эту минуту король более всего ненавидел всё то, в чём ему приходилось носиться по замку. Кэйа упорно грёб хоть куда-нибудь, надеясь наткнуться на Дайна. Ничего не было видать. Река широкая, глубокая, юноша не чувствовал под ногами дна, лишь изредка замечал силуэты камней, о которых билась неспокойная водная гладь. Всё больше и больше отдалялись от него чужие голоса, зовущие его обратно. Но Кэйа больше не обращал на них внимания. У него нет на это времени. Вода назойливо лезла в нос, в рот и глаза, противиться течению было бесполезно. Он пытался нагнать тот силуэт, что упал в воду. - Дайн! - кричал он, выныривая обратно на поверхность. Бесполезно, рыцарь не окликался. Кэйа усиленно грёб вперёд, пытаясь поспеть за телом. Всё ближе и ближе, прежде чем удалось коснуться чьей-то мокрой и похолодевшей кожи. Едва ощутив это прикосновение, Кэйа попробовал ухватиться за тело. - Дайнслейф! - он перевернул парня, узнав под лунным светом в силуэте своего рыцаря. В сердце похолодело от увиденного. Знакомые черты, знакомый уродливый шрам на лице. Волосы были в крови, Дайн не отвечал ему, потеряв сознание. Кэйа пытался удержаться на поверхности воды, но удавалось с трудом. Надо было вытащить во что бы то ни стало Дайна на берег. Течение всё ещё было сильным, а дальше вниз за ним следовал водопад и каменистый берег. Кэйа крепко прижал к себе тело рыцаря и попробовал ухватиться за камень, мимо которого его несло течение. Дышать было тяжело, вода наполняла его лёгкие, а груз чужого тела тянул ко дну. В ушах стоял шум реки, ужасающий и громкий, перебивающий его неровное тяжёлое дыхание и чужие крики вдалеке. Камень был слишком скользким. Ненадолго повиснув на нём, Кэйа пытался подтянуться на одной руке, второй всё ещё крепко удерживая Дайнслейфа, но не смог. Рука соскользнула, ногой он ударился об острый камень под водой, и их понесло далее по течению. Дайнслейф так и не приходил в сознание, только дёргались веки изредка. Тело Кэйи ныло, он напрягался и пытался доплыть хоть до чего-то, но бессмысленно. Только сильней уставал, мышцы на руках и ногах изнывали. Хотелось лечь на водную гладь и прекратить противиться течению, но для юноши это было роскошью. Сейчас от него, только от него одного, зависела жизнь Дайнслейфа. Рана на боку стала остро болеть от каждого неверного движения, лишая Кэйю хоть какого-то прогресса в попытках выбраться. Тщетно. В глазах стало темнеть, тело более не в силах было противиться стихии. Ещё чуть-чуть, и он пойдёт ко дну. - Ваше Высочество! - он услышал крики слуг, что оказались у низа реки. Эти крики словно привели его в чувства. Кэйа ухватился тотчас за верёвку, которую для него сбросили, и повис на ней, продолжая удерживать Дайнслейфа при себе. Рука постоянно норовила расслабиться и соскользнуть, юноша был готов вцепиться в неё зубами, только бы не дать им утонуть здесь, умереть такой позорной смертью. Слуги столпились, мужчины покрепче ухватились за верёвки. Кэйа стал различать множество факелов и огней у берега, взволнованных женщин и любопытствующих рекрутов. Даже сумел различить силуэт Дилюка, который, бросив прочь дорогой мундир на землю, стал тянуть верёвку наравне с остальными. Тело Кэйа невольно расслаблялось при мысли, что всё уже почти кончилось, но он заставлял себя силой удерживаться за прочный канат и не дать себе шанса помереть здесь. Не дать шанса Дайну умереть на его руках. Наконец, через все нечеловеческие усилия, их сумели чудом вытащить на сушу. Летний ветерок, казавшийся Кэйе мягким ещё недавно, стал холодным и жестоким. Холодно, больно, страшно. Руки упёрлись в землю, влажную и твёрдую. Наконец, более никакой реки, никакой воды под ногами. Лишь земная твердь. Вода стекала с его тела, капала с волос и охлаждала одежду. Дрожало всё: от боли, от холода, от усталости. Ноги и тело избито о множество камней, рана в боку жгла. Не было сил, Кэйа тяжело дышал, жадно глотая воздух. Дилюк пытался помочь брату, но юноша настырно из последних сил подполз к рыцарю. Слуги приводили Дайнслейфа в чувства, откачивали воду из груди, прикладывали ухо и слушали его тихое ровное дыхание. Словно спал. Выжил. Он выжил. Кэйа подполз, и несколько слуг расступилось, не смея препятствовать королю. Жалкому, уставшему и измученному, но всё же королю. В глазах всё темнело, огни факелов расплывались в глазах, приобретая неясные очертания. Кэйа уже не различал лиц, не чувствовал боли, только что колени и руки предательски дрожали. Дайн, его милый Дайн пытался оборвать собственную жизнь, лишить короля его верного спутника. Горько, больно, но торжество от победы взяло верх над Кэйей. Он спас Дайна, а большее уже не имело значения. Кэйа положил руку на свой ноющий бок. Холодная речная вода смешалась с тёплой сочащейся кровью. Рана открылась вновь, болела, неприятно ныла. Юноша успел посмотреть на свою ладонь, обагрённую кровью, прежде чем потерять сознание.