Three Cheers for Sweethearts

'Дети прошлого года'

Указав Фрэнку на нужный кабинет, я вернулся в холл естественно-научного корпуса, проходя мимо лаборатории, и направился в сторону класса здоровья. Мне посчастливилось не столкнуться ни с кем, кого я терпеть не мог, это стало достижением. Я вырубился, пока наш преподаватель бубнил о том, что мы никогда, никогда, никогда не должны заниматься сексом, иначе мы рискуем забеременеть и умереть, или заработать ЗППП и умереть, или обрести другие проблемы в сфере секса и...умереть. Но проблема в том, что совершенно никому в классе не было до этого дела, и, кажется, даже он сам это понимал. Эта девушка Лиза — или это могла быть Лиса, или Линдси, или что-то в этом духе — начала заниматься этим в начале этого года, поворачиваясь на своем месте, отчего каштановый конский хвост, который она всегда делала, слегка бил её по лицу. Она смотрела мне прямо в глаза, на мгновение задерживая на мне свой взгляд, после она поворачивалась обратно, что волшебным образом возвращало её хвостик на место посередине спины. Иногда, когда она делала так, я смотрел на неё, и на её лице появлялась эта торжественная улыбка, подчёркнутая ярко-красной помадой, будто она была довольна тем, что совершила. Меня это крайне смущало, почему она делала так — разве она не знала, как я выгляжу? Неужели она так часто это забывала, что ей приходилось отводить глаз от учителя и смотреть на меня? Сейчас я уже научился притворяться, будто её не существует: веду себя так, будто я её вообще не видел. Пока я машинально чиркал по листу карандашом, — весьма актуальные картинки, хочу заметить, — я позволил своим мыслям возвратиться к теме моих школьных взаимоотношений. Я поступил в старшую школу два года назад, сродни детям, переехавшим сюда в пятом классе. Видимо лишь по велению несправедливого мира, нам с братом пришлось столкнуться со многими трудностями, в виде издевательств от других учеников. По дороге домой мы могли излить друг другу душу; как только мне исполнилось пятнадцать, я начал подвозить его до дома — технически за пару месяцев до этого это было уже законно, но уже в период моего поступления в старшую школу я получил своё разрешение; да и вообще я не сдавал никаких тестов и не получал права; на самом деле никому не было дела до нас, и мы никогда не попадали в неприятности. В это время мы жаловались на всё, произошедшее за день. Итак, моя жизнь в старшей школе началась с плевка в лицо без возможности дать отпор. Во всяком случае, в свои первые годы здесь я страдал от проделок Хантера и его шайки, которые устраивали конкурс "лучшее прозвище для Джерарда", победителями которых по-видимому, были Джерард гей, что должно было рифмоваться с моей фамилией — Уэй — и Джерардин — они использовали их чаще всего — и пытались понять, с какой силой они должны избить меня, чтобы не оставить следов. Какова их логика? Если они не оставят следов, их вину никто не сможет доказать, поэтому я не смогу никому рассказать об этом. Однажды я рассказал об этом моему брату, но во время диалога он сохранял безразличное выражение лица, поэтому я не был уверен полностью, что ему есть до этого хоть какое-то дело. Но, эй, я пережил этот год. На самом деле, мне стоит поблагодарить Хантера и всю его компанию за то, что я узнал от них: например, значение слова "гей". Второй год оказался лучше предыдущего для меня, но не для Майки. Полагаю, что я наскучил Хантеру, поэтому он решил, что мой брат — лучшая мишень для издевательств. У меня никогда не возникало проблем с тем, чтобы встать на защиту Майки или его невозмутимого вида. Его это нисколько не беспокоило, по крайней мере, он хотел, чтобы все так думали. Даже после того, что я понял, что я поступаю правильно, защищая его, меня всё ещё волновал тот факт, что Майки ни разу меня не поблагодарил. Мне пришло в голову, что возможно ему неприятно, что я сражаюсь за него в его битвах, но даже если бы я спросил его, он бы всё равно сохранил свой невозмутимый вид, может быть, пожал бы плечами. Его безразличие расстраивало. Круг друзей менялся со скоростью света: старые уходили, но появлялись новые. Я никогда не привязывался с к ним, а они ко мне, и даже с теми, с кем мне едва удавалось общаться, мы теряли связь. Кроме Рэя. Он всё так же оставался рядом. Я совершенно не помню, как мы познакомились с Рэем. Я лишь помню, что всегда сидел за его столом в кафетерии с самого первого дня моей жизни в Three Cheers High, — да, да, я знаю, что это очень тупое название для школы — но о чём мы разговаривали в первое время? Как мы пришли к тому, что есть сейчас? Пытаясь сфокусироваться на собственном прошлом, я не заметил, как перестал бессмысленно водить карандашом по бумаге. А были...были ли у меня когда-то другие друзья? Это было очень глупо, ведь вокруг всегда было столько людей, верно? Например тот парень, что дал мне доллар в прошлом, когда увидел, что у меня нет денег на обед. После я видел его на уроке английского и даже пытался поздороваться, но он не узнал меня. Это немало повлияло на мою самооценку; в попытке сохранить свою замечательную репутацию он совершенно не хотел иметь хоть какое-то дело со мной. И после была ещё одна девушка, — Бэндит, кажется, — с которой я пытался подружиться, но и она, как называет это Рэй, оказалась "не моего уровня". Это стало для меня новостью, ведь я совершенно не имел понятия, какой у неё социальный статус. Как оказалось, все парни обожали её, у неё в запасе было всегда не менее трех сразу. Я совершенно не знал об этом. Мне всего лишь хотелось с ней подружиться. У меня никогда не было девушки. Да и не то чтобы я интересовался этим. Мне нравилась сама идея о существовании девушки в моей жизни, как и любому другому подростку, но я и понятия не имел, что с ней делать. В любом случае, если в этой школе и были какие-то привлекательные девушки, то я их не видел. Школьный звонок, если его можно так назвать, — даже мой будильник имел более приятное звучание — заставил меня подскочить и вернуться в реальный мир. Я закрыл тетрадь и убрал её в свой чёрный рюкзак, который я накинул на плечо. Лиза, или Лиса, или Линдси, вышла прямо передо мной, перебрасывая свои длинные волосы, которые и так были в порядке, через плечо, перед тем, как завернуть за угол. Я взглянул на лист, который мне вручили, когда я выходил из класса здоровья. Он напоминал диаграмму женского тела. Слава всему святому, что я пропустил эту лекцию. Только благодаря новому красному граффити, нарисованному баллончиком, я смог отличить свой шкафчик от всех остальных, даже не видя его номер. В этом не было ничего странного — подростки здесь вечно вандализировали чужие шкафчики, но никто никогда ничего не делал с этим. На этот раз надпись гласила: У ДЖЕРАРДА УЭЯ НОВЫЙ ПАРЕНЬ Это не вызвало у меня никаких эмоций. Всё, что когда-либо было написано на моём шкафчике, было лишь пустым звуком, не основанном ни на каком факте; это всё не имело никакого смысла. Кто знает, где Хантер раздобыл все эти вещи? Да, да, я был абсолютно уверен, что это дело рук Хантера. У меня был свой план по разоблачению, но это было слишком очевидно из-за его изогнутых дугой бровей. Это было довольно круто, несмотря на то, что эти слова были адресованы мне. Раньше я даже пытался отмыть это, но все попытки были тщетны. Уборщицы закрасят граффити к пятнице. Как и обычно. Я считал рисунки чем-то вроде благословления, ведь тогда мой шкафчик не был пуст, что меня на время спасало.