***
Много ли, мало ли времени прошло, неведомо то: скоро сказка сказывается, да нескоро дело делается. Да только стал Драгомир Гордеевич думать да гадать, как дом родимый да дочерей своих милых повидать. Стосковалось сердце отцовское по чадам, да и замуж пора пришла старшую выдавать, давно Гордея просватана. Хоть бы на минуточку, на часок отлучиться домой, да забрал зверь лесной перстень заветный. Поначалу думал он хозяина своего упросить добром отпустить его хоть на денечек. Да осерчало диво лесное его крепко, заворчало сердито: — Вишь ты! Удумал еще! Порешил ты со мною жить, в доме моем гостить, не стал заместо себя дочерей посылать — добро! А теперь уж что ж — будь по-твоему! Не неволил тебя, а и ты душу себе не трави, мне не докучай! Опять стал думу думать купец честной, Драгомир Гордеевич. Ничего не надумал. Вскочил тогда сокол синеглазый наш на коня своего резвого, буланого и поскакал в лес темный, непроходимый! Удумал Драгомир сбежать из лесов темных, чащоб непролазных, да и вырваться на волю. «Выеду из лесов темных, проберусь потихоньку через царство султаново и баскаков¹ его, сяду на корабль какой и домой доберуся!» Не тут-то было! Проехал сокол удалой по лесу темному, чащобам непроходимым немного совсем, а вперед ходу-то и нет. Сомкнулись деревья ветвями — зайцу косому не проскочить, птице перелетной не пролететь! Воротился купец взад, а на крыльце дворца уж зверь лесной, чудо морское его дожидается. И у купца глумливо эдак вопрошает: — Это что же ты такой резвый, купец честной?! Али в бега податься решил? И не терпится тебе к султановым ратникам угодить? Нет тебе отсель дороги прямой. — Не гневись на меня, хозяин мой всемилостивый, господин ласковый. Да только стосковалось сердце отецкое по чадушкам моим любезным, окромя того, дочь моя старшая Гордея Драгомировна год уж просватана за ратника княжьего. Должен я дочь по обычаям нашим жениху отдавать, на венчании, величании и пиру браци² быть. Ничего не ответил зверь лесной купцу честному, только лапой махнул. Стал думать купец честной, как ему в этот раз домой воротиться. А и надумал. Смекалист да ловок был купец честной, Драгомир Гордеевич. — Гой еси, хозяин лесной, господин честной. Сытое, привольное житье у тебя, да токмо скучно чего-то. Давай в загадки поиграем, потешимся? Посмеялся зверь лесной, чудо лесное только: — Добро, будь по-твоему, купец! Ох и хитер был Драгомир Гордевич, хитер да сметлив! — Не разгадать тебе, хозяин мой великий, загадок моих! И снова засмеялся зверь лесной, чудо морское: — Ты ври, купчина, да не завирайся! Я чудище не абы какое, а ученое! Ты хоть видел сколько книж у меня, по-грецки цельная библиотека будет! Будто бы смутился Драгомир: — Не серчай, хозяин мой премудрый, но и я грамоте разной обучен, много всякого слыхал-видал. Давай так: коли ты моих загадок не разгадаешь, ты уж мою просьбушку исполнишь. Коли я — твой черед свой наказ мне давать. Призадумался зверь лесной, чудо морское: — Ничего мне от тебя не надобно, купец! Но, так и быть, будь по-твоему, Драгомир Гордеевич! Загадывай свою загадку! Сощурился Драгомир и молвит: — Двенадцать орлов, пятьдесят две галки, триста шестьдесят пять скворцов одно яйцо снесли! Засмеялось диво лесное, да так, что словно бы гром загрохотал! — Это же год, купец! — А я нарочно разом не задавал загадку мудрёную! Другую что ли сказывать? — Нет, мой черед! — рыкнул зверь лесной. — Вот скажи кто это? — Кто бежит над морем-океаном, над волнами, ног не замочив? Тут купцу честному, Драгомиру Гордеевичу, черед смеяться, за бока держаться пришел: — Это уж совсем просто. Над морем-океаном да над волнами ветер бежит! Мой черед! — Лед расколешь — будет твоим серебро! Разрезав серебро — злато заберешь! Призадумался зверь лесной, голову косматую чешет. — Дай хоть подумать с минуточку, купец! — ворчит диво лесное — Изволь, господин мой премудрый! — усмехается Драгомир Гордеевич в усы. Думал зверь лесной думу, думал, да как заревет! — Это же яйцо! Мой черед! — Что любо, того не купишь, а чего не любо — не продашь. И сокол наш сметливый призадумывался, бороду потирая. — Это младость и старость, господин превеликий! Ох и долго купец с дивом лесным мудрствовали бы, загадки друг другу загадывали, до самой алой зари. Да только хитер был Драгомир Гордеевич, недаром дома остромыслом слыл! Его черед пришел загадывать. Кто с ним тягается, тот слаб, Кто господин над ним, тот раб, Кто отдаёт его, тот скуп, Кто в нём находит смысл, тот глуп, Бессилен тот, кто им силён, Не любит, кому люб он. Долго зверь лесной думал, головой рогатой качал. А вконец и вовсе осерчал. — Это о ком же загадка, купец?! Кого ты бранить вздумал? Не робеет муж честной, Драгомир Гордеевич. Лишь светло улыбается. — Ни о ком, хозяин милостивый, диво лесное, господин честной. Думал ты угадаешь. Лапой когтистой махнуло диво лесное. — Не отгадать мне. — Ничего. Разгадкой будет: ничего! — Твоя взяла, купец. Хитростью, смекалкой одолел ты меня. Так и быть — проси чего хочешь! А Драгомиру Гордеевичу только того и надо было, взмолился он: — Отпусти меня, хозяин ласковый к дочерям любимым да дому родимому, хоть на три денечка. Стосковалось по ним сердце мое отецкое! Головой качает чудище косматое, рогатое. — Три дня пролетят как три минуточки. Отпущу я тебя так и быть на две седмицы. Но смотри — обмануть меня удумаешь, насовсем оставаться пожелаешь, найду и на клочки разорву!***
Отпустил зверь лесной, чудо морское купца честного к дочерям его милым, да еще и подарками богатыми его наделил: на приданое старшей дочери уборы бесценные, камениями, жемчугами изубранные. Окромя того подарил хозяин щедрый диковинку заморскую — птицу-толмача на осьми языках говорящую. Дал зверь лесной купцу перстень волшебный. Надел Драгомир перстень тот на мизинец правой руки, повернул яхонт лазоревый и дома очутился в ту же минуточку. Загомонило подворье широкое купеческое, выбежали дочери отца-батюшку родимого встречать! Засуетились хозяюшки и челядь дворовая. Стали столы дубовые скатертями браными накрывать. А уж ввечеру уж объявили замуж старшую, Гордеюшку выдавать. Обошли посыльные весь посад, все деревеньки окрестные. Через три дня уж собрались все соседи, сродники, угодники, да прихлебатели. Благословляли молодых родители, венчали жрецы Ярилы³, соединяли Отцом Небом да Матерью Сырой Землей. А затем хороводы стали водить, пошли игрища веселые да величание молодых. Много дней пели, пили, веселились. Порадовалась Гордея Драгомировна подаркам бесценным от зверя лесного, чуда морского, а купец честной стал думать-подумывать чем бы ему отдариться. Порешил Драгомир Гордеевич свезти хозяину своему милостивому, господину премудрому забавы заморские: шахматы да тавлеи⁴. Вельми искусно вырезанные умельцами из кости, дерева драгоценного, златом-серебром изукрашенные. Одна только думка печальная у Драгомира, сокола ясного, за то, что с другом своего верным, братом названым свидеться не пришлось. Ушел Деян Далматович за три моря, по делам торговым и не застал Драгомир Гордеевич того дома. А как вышла вторая седмица надевал купец перстень на мизинец руки правой, да поворачивал яхонт лазоревый.***
Воротился Драгомир к зверю лесному, чуду морскому, и зажили они веселее и согласнее прежнего. День-деньской гуляли они вместе по садам предивным и беседы вели неспешные. Поведал Драгомир Гордеевич хозяину своему о странах заморских да краях чужедальних, о диковинках и чудесах, что видеть купцу доводилось; обо всем том, что на свете белом видывал и слыхивал. Слушал диво лесное купца и зело разумны были речи его ответные. Не казалось более Драгомиру, что перед ним чудище страшное, косматое-рогатое. Не пугали сокола ясного очи человечьи, колдовские зеленые — разумен да печален был взор дива лесного. Гуляли они раз ввечеру в саду зеленом, беседу согласную вели. И взговорит тогда Драгомир Гордеевич: — Ежели стар ты по годам — дядюшкой буду почитать, коли млад еще — будь заместо сына мне, ну а коли вровень со мной — будь мне братом названным, а поколь я жив — будь мне сердешным другом. Стали купец со зверем лесным, чудом морским не токмо беседы водить, но и в шахматы да тавлеи забавляться. Зело разумно диво лесное, быстро науку премудрую усвоил и все чаще купца обыгрывать стал. Много ли мало ли времени прошло, а токмо затосковало сердце отецкое по дочерям милым, хорошим, да пригожим. Выдал Драгомир Гордеевич дочь старшую — черед среднюю отдавать. Уж давно просватана Смеяна за сына старосты посадского, надобно и ее с благословенья родительского венчать. Уж как просил Драгомир, да упрашивал диво лесное отпустить его домой отпустить да на свадьбе дать вволю погулять. Да токмо заупрямился хозяин его, не пожелал гостя своего отпускать. Стал тогда думать-гадать купец честной, как ему в этот раз домой воротиться. И надумал тогда муж удалой да ярый, силушкой с хозяином своим предложить померяться. Ловок да могутен был Драгомир, высок да с саженью косой в плечах. Ох и долго смеялось диво лесное: — Тебе ли со мной силушкой меряться, купец? Ну, так уж и быть, зело потешил меня. Коли одолеешь — чего хочешь проси! Было диво лесное купца на полтора аршина выше, да поперек себя шире. Стал зверь лесной, что конь норовистый копытами землю перебирать. — Ну держись, купец честной! Коли ты меня на сыру землю уложишь — почитай победил, ну а коли я тебя на лопатки положу — за мной победа! «Ээ, не одолеть мне его в бою честном» — потирает лоб Драгомир Гордеевич, — «Ежели только с наскоку!» Зверь лесной все норовит навалиться на Драгомира телом своим с дюжину пудов, а и купец не дается, выворачивается, что угорь скользкий. Проворен был муж честной, точно отрок безусый, изморил хозяина своего, хоть и сам запыхался. Вот диво лесное обернулось кругом себя, а купец тут как тут! Взял и навалился на зверя лесного и на землю сыру уложил! Тяжко оба дышат, ноздри раздувая и не спешат с мягкой травушки вставать. А Драгомир Гордеевич, сокол синеглазый, будто разумом затуманившись, сквозь персты шерсть дива лесного пропускает. «До чего ж шерсть у дива лесного мягка-гладка, точно шелкова» — подумалось купцу. А зверь лесной на ласку ту, заворчал глухо и, точно кот, о руку купцову тереться стал. С неохотою вставал Драгомир Гордеевич, муж честной, отряхивался и господину своему, другу сердешному руку подавал, подниматься с сырой земли помогаючи. Головой косматою покачало диво лесное: — Ловкостью ты меня одолел, купец! Но ничего не поделаешь. Вижу я, что не терпится тебе домой воротиться, неволить не стану и отпущу. Дам тебе две седмицы сроку, дом родимый повидать, да на свадьбе дочери средней погулять. Но смотри, обратно не воротишься — худу быть! Видит Драгомир, ясный сокол будто друг его сердешный опечален. Поглядел купец на него и самому нерадостно стало: и к дочерям любезным душа просится, а и диво лесное оставлять одного-одинешенька жалко. Брал тогда Драгомир Гордеевич зверя лесного, чудо морское за лапищу с когтями, что ножи вострые, и словесами ласковыми утешить старался: — Не тужи, не горюй, друг мой сердешный. Не обману я доверие твое, ворочусь точно в срок.***
Отпустил хозяин милостивый купца честного к дочерям его милым, да еще и подарками богатыми его наделил. На приданое средней дочери платье драгоценное да уборы камениями, золотом изукрашенные подарил. Окромя того, добавил хозяин щедрый диковинку заморскую — шкатулу, музыку играющую согласную. Отдавал зверь лесной купцу кольцо свое волшебное. Надел Драгомир кольцо то на мизинец правой руки, повернул яхонт лазоревый и дома очутился в ту же минуточку. Загомонило подворье широкое купеческое, выбежали дочери отца-батюшку родимого встречать! Засуетились хозяюшки и челядь дворовая. Стали столы дубовые скатертями браными накрывать. А уж ввечеру уж объявили замуж среднюю дочь купеческую выдавать. Обошли посыльные весь посад, все деревеньки окрестные. Через три дня уж собрались все соседи, сродники, угодники, да прихлебатели. Приехали сватья с зятем и со старшей дочерью Гордеюшкой. Благословляли молодых родители, венчали жрецы Сварожьи⁵, соединяли Отцом Небом да Матерью Сырой Землей. А затем хороводы пошли, игрища веселые да величание. Много дней пели, пили, веселились. Порадовалась Смеянушка подаркам бесценным от зверя лесного, чуда морского, а купец честной стал думать-подумывать что ему привезти в гостинец другу сердешному. Все базары, все лавки исходил Драгомир Гордеевич. К купцам знакомым хаживал, у гостей заморских выспрашивал. Вот как раз свезли гости с корабля чужеземного гусли диковинные заморские, с сажень без чети, изогнутые, со струнами золотыми⁶, а как играть на них никто ума не приложит. Отдавал за них Драгомир Гордеевич цену немалую, а сам не скумекает — на что ему гусли те диковинные. «Отнесу-кось к другу сердешному, диву лесному, пущай потешится!» Еще одна дума была у купца печальная: что так и не воротился друг его верный, товарищ наиприсный, Деян Далматович. Уж более полугода гостил купец у дива лесного, а с той поры и запропал брат его названный. Расспрашивал Драгомир дочерей своих любезных, а те и не знают — ни слуха, ни весточки от дядьки не было. Наладил купец все дела свои домашние и торговые, порешил конца второй седмицы не дожидаться и на два денечка раньше срока воротиться. Взял Драгомир гусли дивные заморские, пожитки свои кое-какие, надел на мизинец руки правой перстень заветный, да и повернул яхонт лазоревый.***
Воротился Драгомир к зверю лесному, чуду морскому и не две седмицы будто бы не было его, а два века — так стосковалось сердце по другу сердешному. Взял хозяин лесной гусли заморские предивные в лапы свои когтистые, возложил на струны золотые бережливо и диво — полилась музыка согласная, ни разу досель купцом не слыханная. Замерло у Драгомира, сокола ясного сердце, всколыхнулось в нем что-то забытое, точно не по струнам, а в душе зверь лесной повел. Будто и не было перед ним зверя страшного, чудища поганого. Будто и совсем человечий лик явило диво лесное, друг его сердешный. И совсем не лапищами звериными — дланями узкими с перстами тонкими чудились Драгомиру руки хозяина его. С той поры и минуточка, врозь с другом сердешным проведенная, стала Драгомиру Гордеевичу вековечностью казаться. День-деньской вели купец с хозяином беседы согласные вели, по саду гуляя. А опосля чудо лесное на гуслях предивных играло. И томилась тогда душа Драгомира при звучании музыки согласной, услады переливчатой. Окромя того тешились купец с господином своим в тавлеи да шахматы, да купец все больше проигрывать стал, заглядясь в очи колдовского цвета смарагдового. Что ни день, так выходили Драгомир Гордеевич с чудом лесным поразмяться, силушку свою попытать да удаль молодецкую. Раз хозяин купца одолеет, силой немереной к земле придавит. Раз — за купцом удача окажется, уморит Драгомир Гордеевич хозяина своего, да ловкостью возьмет. А все больше поддавался хозяин ему, будто нарочно гостю свалить, к земле прижать себя дозволял. И не спешат они с травы мягкой вставать, лежат рядышком, а Драгомир шерсть шелкову на челе друга милого перебирает перстами ласково. Не стал зверь лесной, чудо морское забирать более у Драгомира кольцо свое заветное: — Не буду тебя, Драгомир Гордеевич неволей более у себя держать! У тебя пусть остается перстень мой яхонтовый. Коли надумаешь дом свой да дочерей повидать, так наденешь на мизинец правый, яхонт повернешь и дома очутишься. На то моего позволенья тебе просить более не надобно. На том и порешили. Возрадовалось сердце отцовское, что не станет господин его милостивый отныне препятствий купцу чинить и свидеться с дочерями ненаглядными сможет он в любую минуточку. Не было с той поры для купца большей отрады, чем диво лесное по утру встречать. И не искал, Драгомир Гордеевич, сокол ясный большей милости, нежели ввечеру с другом любезным по садам зеленым гулять да беседу вести неспешную, речи слушая разумные.