Saudade

      Раздевалка, которая выделенна для женской волейбольной команды Средней Намимори не то чтобы большая. На самом деле, Ёширо назвала бы ее довольно маленькой для клуба, в котором, ни много, ни мало, состоят около пятнадцати человек почти каждый год.       Два центральных, два либеро, связующий, а лучше тоже двое, трое диагональных и парочка в замену — и это только идеал первого состава с полноценной заменой, если вдруг что-то произойдет на поле, уже одиннадцать человек, а ведь еще новички, первогодки… Конечно, это лишь приблизительные числа, состав меняется каждый год из-за покидающих команду третьегодок, ставших первогодками старшей школы, и прибывающих первогодок средней.       Но раздевалка все равно кажется ей маленькой.       Савада с легкостью переодевается, ее не смущают посторонние люди рядом, когда она снимает школьную форму и достает новую спортивную, купленную специально для занятий в команде. Бюстгальтер летит в спортивную сумку, и кто-то из ее одногодок смущенно прикрывает глаза ладонями, хотя и подсматривает — как хафу, полукровка, смесок, она отличается от чистокровных японок более мягкими, более очевидными формами, да и развивается явно то ли быстрее, то ли просто отчетливее.       Ей, честно говоря, повезло в этом — не все смески красивы, складны, не представляют из себя зрелище на любителя. А Ёширо красива, она это видит в зеркале каждый день, иногда досадливо морщась. Ей даже становится интересно, а не влияет ли на красоту наличие Пламени? Все же большая часть тех, с кем ее брату еще предствоит встретиться, показывались очень уж… эстетически приятными взгляду, харизматичными, яркими.       Впрочем, это все патетика, сторонние размышления, пока Савада натягивает спортивный бюстгальтер, а потом и вовсе скрывает его удобной, свободной футболкой, не сковывающей движений. Шорты у нее тоже нормальные, длиной по колено, а не тот форменный кошмар, едва прикрывающий ягодицы и впивающийся везде, где можно, но не нужно. Честно, Ёширо вспоминает женскую спортивную форму команд и едва ли не плюется желчью — все эти маечки и короткие шортики совершенно не то, что должно быть в спорте, совершенно не то, что делает его удобным. Зрелищность должна быть не в том, чтобы облизывать глазами женские тела любого возраста, а в самом соревновании, в том, как напрягаются команды ради побед в своих локальных сражениях.       Натягивая на ноги наколенники, Савада позволяет себе мгновение, короткий миг, тихий выдох от тугого ощущения, обхватывающего ноги, кожу, мышцы. Это так знакомо-забыто, что ей хочется прикрыть глаза и сжаться в комочек. Но все это — лишь секунда текучего, бегущего, спешащего времени. Наколенники, конечно, недостаточная защита от какой-нибудь травмы, от нацеленности на ее здоровье, если найдутся какие-то излишне «умные» змеи, что решатся на подобное, но вот от случайностей, от внезапностей они уберегут. Ей совершенно не хочется, как тогда, когда… Она не помнит, на самом деле, но ощущение боли, непонимания, невозможности согнуть или разогнуть ногу, просто ступить без помощи живет где-то внутри, где-то в костях и под ребрами свило себе гнездо, не собираясь отпускать. Поэтому наколенники, поэтому осторожность и постепенные нагрузки.       Кроссовки, специальные, купленные под ее ногу и ощущения в спортивном магазине, достаточно дорогие, чтобы цена кусалась остро и немного болезненно — минимум четырнадцать с половиной тысяч йен за пару, — при полноценной «экипировке» чувствуются еще лучше. Они легкие, удобные, почти и не ощущается в них тяжесть собственных шагов… Самое то для продолжительных игр, для того, чтобы проводить тяжкие, продолжительные три или пять сетов друг за другом, почти без перерыва, так, чтобы потом болели мышцы и еле поднимались ноги. Ёширо слегка прыгает в раздевалке и довольно кивает от ощущений, прежде чем подхватывает бутылку с водой и выходит — ей не интересно слушать, о чем сразу же начнут перешептываться остальные первогодки, с большинством из которых она училась в младшей школе. Ну конечно, вечно незаинтересованная, повернутая на младшем братике хафу-Савада внезапно стала такой… живой.       Жаль, что в ближайшем лесу не сдох кое-кто определенный, раз уж подобное произошло.       В зале, во время начала тренировки, их, конечно, никто не ставит в первый или стартовый состав, нет. Они слишком новые, слишком неожиданные единицы, их способности и возможности развития никому пока неизвестны, они совершенно не сыграны с уже имеющимся составом, чтобы посмотреть на взаимодействие с остальными, хотя перспективных первогодок, которых выглядели еще в младшей школе, тренер уже перепоручил старшим товарищам для индивидуальных первых недель тренировок, рассматривая возможные будущие связки, замены, изменения.       Это ожидаемо и очень логично, и Ёширо подобному подходу ни капли не удивляется, не стесняется, хотя парочка остальных «новичков» в волейболе, таких же, как и она, только входящих в этот мир, выглядит смущенной. Саваде, говоря на чистоту, их просто жаль, настолько потерянными выглядят девочки, а потому она на пальцах и примерах поясняет, почему, зачем и как. Взгляд их тренера, внимательный, пристальный, девушка просто-напросто игнорирует. Тоже хорошая тренировка — ее такие взгляды могут ждать буквально через год, если с одним Проклятым взрослым ей не повезет пересекаться достаточно часто. Или все же повезет, тут уж кто знает.       Их учат буквально азам.       Как держать мяч, как бить, как его же не бояться — Ёширо мяча не боится, она сначала ловит его, как и говорил тренер, а потом пробует отбивать, сначала неуверенно, дрожащими пальцами, потому что это непривычно и, честно, немного страшно. У нее никогда не получалось принимать нормально или подавать, она никогда не была спортивной или что-то в этом роде. Но все это было когда-то, а не сейчас, и сейчас Савада пробует, пригибается, когда это нужно, даже резко приседает, чтобы принять мяч все еще неловко, однако уже более уверенно. Ей все еще нужны тренировки, все еще нужна практика, первых проб совершенно недостаточно для мастерства, но с каждым разом уже выходит лучше, а взгляд их тренера становится более задумчивым.       В какой-то момент тренер ловит мяч руками и не отпускает, не отправляет к любой из них заново, отворачиваясь. — Фушигуро! — голос у тренера громкий, зычный, когда он зовет, но тренировка ни на секунду не прекращается, остальные явно к такому привыкли, даже от своих занятий не отрываются и первогодкам не позволяют. Хорошая закалка, которая позволит не падать под моральным давлением, если поддержки команд-противников на соревнованиях решат использовать нечто подобное, как у школы в честь Инари. Савада едва заметно, но одобрительно кивает.       Из толпы почти сразу же выкакивает невысокая, тонка-звонкая девчушка, которая едва ли выше самой Ёширо. Она шустрая и ловкая, у нее не уходит много времени, чтобы оказаться рядом с тренером, внимательно оглядывая их троицу абсолютных новичков, профанов, будто бы пытаясь угадать, зачем ее позвали. Угадать, что она либеро выходит легко — на такую позицию всегда брали мелких и подвижных, активных. А Фушигуро слишком подходит под эту роль. — Бери Саваду, — тренер кивает на нее, и Ёширо почти по-военному вытягивается, едва не складывая руки за спиной, — и третируй так, как тебя третировали.       Девушка в ответ согласно, молчаливо кивает и одним взглядом только говорит следовать за собой. Савада с ней не спорит, выбивается из их тройки и только усмехается. Она даже не собирается оспаривать чужой подбор слов. Если она права, то в команде сейчас только один либеро — та самая Фушигуро, вместе с которой Ёширо отходит в сторону, а это значит, что либеро им нужны сейчас срочно, просто кровь из носу. И тренировки будут правда похожи на третирование, на ад на земле, но почему-то ее это только радует, заставляя губы растягиваться в хищной улыбке-усмешке. — Я Фушигуро Рейко, либеро. Третий год обучения, — представляется девушка и чуть щурится, снова окидывая ее взглядом, внимательнее, чем в первые разы. Точно ищет, за что тренер выделил первогодку-новичка, пытается понять его ход мыслей. Не то чтобы у нее получается, но у Ёширо есть еще около полутора часов, чтобы это изменить. — Да, я поняла это, еще только увидев, семпай. Комплекция, ловкость, скорость… Все подходящее для места либеро, да и второго я у вас не заметила… — Савада пожимает плечами и щурится весело-весело, с готовностью. — А что случилось с прошлым вторым либеро?       Вопрос не ее, он продиктован наблюдениями и интуицией, сопоставляющей факты, то, что осознанно она почти и не замечает, но вот подсознательно — да, даже очень. На чем-то же, помимо невнятных ощущений, подсказок внутреннего голоса, строятся ее предположения, выводы.       Фушигуро от него морщится, как от зубной боли. — Переехала в Токио с семьей из-за повышения отца. Мы ее еще с младшей школы готовили, а в середине первого года средней она просто свинтила. Теперь нам не повезет, если мы ее встретим на соревнованиях, — либеро прокручивает мяч в руках и стучит им об пол, отбивает незаинтересованно. — Токио ведь часть Канто, разве нет? Средние школы до Национальных не допускаются, чтобы пересечься, только в пределах своих тихо соревнуются за пределами своих префектур, — Ёширо напряженно хмурится, отвлекаясь, и пытается вспомнить подобности. — О, значит, это ты тоже знаешь? — вырывает ее из мыслей задорный, игивый голос Рейко, и Савада смотрит на нее с веселым удивлением. — Фукунава уже успела прожужжать нам все уши про новичка, знающего правила и положения в общих чертах, да еще и разбирающегося. Мне было… любопытно.       Ёширо на подобное тихо смеется, а потом машет ладонью, как бы говоря, что в этом нет ничего такого. В этом и правда нет ничего такого, ей нравится волейбол, и, ну… Немного освежить знания просмотром парочки матчей любопытных ей команд было довольно интересно. Да и Тсуне, кажется, это понравилось. Впрочем, многим наблюдать намного интереснее, чем напрямую участвовать.       А потом, после их смеха, для Савады начинается ад.       Фушигуро действительно ее третирует и совершенно не жалеет — они проходятся по всему, что должен уметь и знать либеро, пробуют все, до чего могут только дотянуться, чтобы найти то, что исправлять и подтягивать нужно вот прямо срочно, а для чего хватит и стандартных программ. Тренер иногда поглядывает на них, но ничего не говорит — да и сама Ёширо не жалуется — не на что ведь жаловаться, сама подписалась на это.       Не удивительно, что после тренировки в раздевалку она вползает с тихими стонами, а горячий душ встречает как благословение богов. — А я ведь говорила, что из тебя получится замечательный либеро! — хлопает ее радостно по ноющему плечу Мизуки и щурится весело, едва ли не вибрирует от веселья и предвкушения будущих матчей вместе. По ней это так заметно, что Савада не сдерживает довольной ухмылки. — Мы еще на это посмотрим, семпай. Кто знает, что будет дальше, мы же не пророки какие-нибудь. — Я знаю. Тренер никогда еще не выбирал вот так новичка в первую же тренировку для специальных индивидуальных тренировок, если первогодка не играл раньше в младшей школе. А тебя он сразу выделил и отдал нашей прекрасной либеро.       На подобное Ёширо может только пожать плечами — она не считает, что у нее есть какой-то замечательный талант или вроде того, это просто кажется ей странным и глупым. Талант для нее почти что оскорбление, потому что его наличие будто бы отбрасывает всю тяжелую и невероятную работу, которую делают люди без него, стремясь к вершине, стремясь к победам и к тому, чтобы уничтожить людей-препятствия на своем пути, которые не получается обойти именно из-за треклятого таланта. В этом она всегда, абсолютно всегда понимала Ойкаву, так раздраженного и взбешенного Кагеямой или Ушивакой. Люди таланта, что получают все с неким послаблением, чем люди, что вложили в свои способности пот, кровь и слезы, всегда ее раздражали. Хотя, конечно, нельзя отрицать, что и они много работают над собой. — Кто знает. Вдруг ничего не получится, или я навсегда засяду на скамейке запасных, — конечно, в ее голосе звучит смех, почти что язвительная, острая насмешка, но и такого Ёширо не отрицает — слишком много есть шансов и вероятностей для самых разных событий. Предполагать не худшее, но все возможное теперь стало ее стилем с момента, когда надежды и стремления были безжалостно растоптаны ее вторым биологическим родителем и его боссом-ублюдком, что прикидывается милым стариком, когда ему это выгодно.       Неторопливо, но Савада все же собирает вещи и прощается с оставшимися в раздевалке, еще не ушедшими членами команды. Они надолго станут ей хорошими товарищами, Ёширо чувствует это четко, ощущение поселяется внутри с мурлыканьем интуиции, которая слишком рада подобному повороту событий, если так можно сказать о голосе-предчувствии, хоть и говорит, что это еще не конец ее пути среди позиций в волейболе. Не то чтобы она ее слушает — ей бы с одной разобраться достаточно, чтобы появиться на поле, что уж говорить об отальных.       За спиной команда довольно весело обсуждает ее новых членов и даже — кошмар, как их еще на этом тренер не поймал! — делает ставки на то, как скоро она пройдет тренировки и заменит Фушигуро. Рейко в этом тотализаторе тоже участвует, говорит что-то про три или четыре месяца, и это удивляет только сильнее. Впрочем, вопоросы о чужом самочувствии и травме приводят все в норму. Да уж, с некоторыми травмами хоть и можно играть, но это тяжко, и Ёширо понимающе качает головой, когда выходит на улицу.       Она поднимает голову к небу, окрашенному в нежный розовый персика, в мягкое золото и алую киноварь, яркую, но столь приятную взгляду, и чуть щурится. Рассказ о первой тренировке Тсунаеши точно понравится, и это — все, о чем она сейчас думает, когда потихоньку покидает территорию школы. Есть ей хочется просто зверски, так что стоит поспешить.