***
Какое-то время Эд не видится со своим эксцентричным соседом, потому что занят распаковкой вещей, обустройством новой квартиры и работой в ресторане. Каждый раз, засыпая на этих роскошных фиолетовых простынях, он мимолётно думает о том, чтобы постучать к нему и, возможно, вернуть бельё и форму для запекания. Но вместо этого отдаётся на милость глубокому истощению.***
Спустя несколько недель Эд уже не так занят, каким-то образом вещи для распаковки закончились, и квартира наконец стала выглядеть обжитой. У него также появилось время постирать постельное бельё Стида (строго следуя инструкции на упаковке, чтобы не рисковать испортить высококачественный материал), поэтому он складывает его в большую сумку, берёт форму для запекания и отправляется к Стиду. Эд в несколько шагов добирается до квартиры №807 и стучит в дверь. Через несколько мгновений Стид появляется на пороге, тепло приветствуя его: — Эд! Как дела? Проходи! — Закрыв дверь, он ведёт его через прихожую в гостиную, а затем, указывая на форму в его руках, говорит: — Давай. — Эд передаёт посуду и кладёт сумку с бельём на кожаный диван с плюшевым пледом. Стид идёт на кухню, чтобы убрать форму, и Эд следует за ним по пятам. — Извини, что так долго не возвращал твои вещи, приятель. Был занят, — виновато объясняет он. — О, не беспокойся об этом, — отмахивается Стид. — Скажи, ты уже поел? — Эм, нет, ещё нет. — О, Эдвард, уже почти полдень, а ты ещё ничего не ел? — Нет, — смущённо отвечает он. — Я обычно не завтракаю. Ответ шокирует Стида. — О нет, завтрак — самый важный приём пищи за день! Так говорят учёные. Вот, — заявляет он и приглашает Эда за маленький обеденный стол рядом с открытой кухней. — Я только что закончил готовить обед, так что я настаиваю! Если у тебя нет никаких планов? Эд открывает рот, чтобы озвучить какую-нибудь отговорку, но вместо этого произносит: — Нет, свободен, как ветер. Стид восторженно хлопает в ладоши. — Хорошо, замечательно! Я приготовил суши, надеюсь, ты не против морепродуктов? — Нет, приятель, я люблю морепродукты. Маори, знаешь ли, — говорит Эд, указывая на себя. — Дома только морепродуктами и питался. Стид возвращается с горстью роллов, разложенных на блюде, и вручает Эду чистую тарелку и палочки для еды, а затем хватает немного соевого соуса, маленькую банку маринованного имбиря и тюбик искусственного васаби. Он ставит всё на стол и садится напротив Эда со своими палочками и тарелкой. — Налетай, — поощряет он. — Бери всё, что тебе нравится. Я сделал несколько с лососем и несколько с крабом. Эд со всей осторожностью цепляет пару суши и медленно переносит их к себе на тарелку. Ролл был недостаточно плотно свёрнут при нарезке, поэтому они могли развалиться от одного неверного движения. «Разрезы тоже не очень аккуратные», — мимоходом замечает он. Стид открывает банку маринованного имбиря, и Эд накладывает себе горстку на тарелку и наливает в плошку немного соевого соуса, в который затем обмакивает один из кусочков суши и отправляет в рот. Через мгновение он сталкивается с превосходящей сладостью переваренного мягкого риса — соотношение сахара и рисового уксуса в приправе для риса нарушено, — но, к счастью, соевый соус сдерживает приторную сладость. Эд сглатывает, пытаясь сохранить невозмутимое лицо перед Стидом, который с нетерпением ждёт его реакции. — М-м, ням-ням, — неуверенно отзывается он, и тот лучезарно улыбается. — Я рад, что тебе понравилось, Эд! Знаешь, я впервые готовлю суши, — рассказывает Стид, запихивая в рот кусок практически развалившегося крабового суши. Какое-то время стоит тишина, пока они едят, но затем Стид спрашивает: — Так ты маори? Ты вырос в Новой Зеландии? Эд моргает, удивлённый искренним любопытством, и кивает. — Да, ты, наверное, можешь понять это по моему акценту. Не бывал там уже лет семь-восемь. А ты? Я немного слышу акцент. Стид смеётся, признаваясь: — Да, мои родители киви, как они утверждают. У меня есть небольшой акцент, но я вырос здесь, в Штатах. Но я там побывал. Невероятно красиво. Такое ощущение, что куда ни глянь — от вида просто дух захватывает. Они болтают о Новой Зеландии, и общение выходит таким знакомым и лёгким. Эду кажется, что он вернулся домой: в тот маленький городок, откуда он родом, где все друг друга знали и где он никогда не чувствовал себя чужим. Разговор со Стидом дарит ему это чувство. Он как будто навёрстывает упущенное со старым другом, а не сидит здесь с незнакомцем, которого знает от силы час. Суши исчезают, но они ещё долго говорят обо всём, что приходит им на ум, начиная от учёбы в школе и путешествий и заканчивая книгами, которые они недавно прочитали: Стид — свежее фэнтези, Эд — бульварный роман в мягкой обложке. Наконец, наступает время, когда Эду приходится вырывать себя из уютной атмосферы квартиры Стида Боннета, чтобы отправиться на работу. Стид провожает его, обнимает на прощание и... Да, хорошо. Эд уступает вселенной. И даже когда на следующее утро он страдает от пищевого отравления, обнимаясь с унитазом, он знает, что ни за что не перестанет есть ужасную еду Стида, если может получить в награду его счастливую, сияющую улыбку.***
Еда не перестаёт прибывать: недожаренные блины и пережаренные яйца, хорошо прожаренный стейк и подгоревшие овощи, жареная сухая курица, соус для пасты с жёсткими стеблями зелени — и Эд съедает всё это. Потому что каждый раз их сопровождают широкая улыбка Стида, странные и безумные разговоры и тёплая дружеская атмосфера. Потому что каждый раз, когда они со Стидом проводят время в его квартире, он чувствует себя как дома. Потому что он никогда за всю свою жизнь столько не смеялся и не улыбался. Он начинает каталогизировать каждое упоминание о любимых блюдах Стида — апельсиновое варенье, любой вид морепродуктов, баранина, козий сыр, — мысленно составляя меню мечты, чтобы однажды накормить его. Эд надеялся, что его вкусная еда подарит Стиду то же ощущение теплоты и заботы, что чувствует он от его ужасных блюд. Стид до сих пор не знал, чем Эд зарабатывает на жизнь: каким-то образом они обсуждали детские травмы, доставшиеся от отцов, вместо работы, и он пока не торопится это менять. Учиться и работать в Париже под руководством Хорниголда — одного из лучших шеф-поваров, обладающего мишленовской звездой, было мечтой, но она шла в комплекте с огромным стрессом и нечеловеческими нагрузками. И когда Хорниголд ушёл на пенсию, на его плечи легла большая ответственность: он должен был не только соответствовать своему наставнику, но и превзойти его. Ожидалось, что он сам получит заветную звезду и сохранит ресторан в списке «Мишлен». Так много людей наблюдали за ним, и он... Он посыпался. Он оставил дело своему су-шефу Иззи, отправился в Штаты и попытался снова начать любить еду. Поэтому он не хочет говорить Стиду, пока что нет. Стид не питает никаких ожиданий, не строит предположений, что, конечно, Эд будет готовить и только давать, давать, давать. Так что он с удовольствием ест подгоревшую еду, и она ему нравится, потому что Стид готовит её для него. А для Стида он съест всё что угодно.***
Сегодня всё не так плохо. В ресторане выходной, и Стид пришёл с бранчем: подгоревшие тосты с вареньем и взбитыми сливками, чай и подозрительно водянистые яичные кексы. Взбитые сливки из магазина спасают подгоревший тост от слишком сильной горечи из-за дополнительных горьких ноток варенья. Эд хрустит тостом, слушая, как Стид жалуется на клиента, который не прекращал с ним спорить. — Я тысячу раз сказал ему, что карта доступна только в виде микрофиши, и всё равно, Эд, всё равно он продолжал настаивать, что я должен подать ему оригинал! Как будто любому прохожему можно брать в руки карты восемнадцатого века! — Раздражённый, он взмахивает тостом — и маленькая капля варенья попадает на щёку Эда. Стид тут же извиняется, откладывает тост и берёт салфетку, молчаливым жестом указывая на его лицо. — Прости, Эд! Можно? Эд тупо кивает и замирает, когда тот осторожно стирает варенье с его щеки. — Ну вот, — бормочет Стид, — всё убрал. — Спасибо, приятель, — тихо благодарит он, стараясь подавить румянец. Некоторое время они едят молча, прежде чем Эд спрашивает: — А как в остальном прошёл твой день? Стид надувается и отвечает: — Хорошо! Но я всё время пытаюсь забронировать столик в новом ресторане на другом конце города, «У Чёрной Бороды»? — При упоминании своего ресторана Эд замирает, резко поднимая взгляд и ощущая ком в горле. — Но все столики забронированы на целый месяц вперёд. Мне о нём рассказал мой помощник, Люциус. Он смог попасть туда ещё в первую неделю, до того, как поднялась шумиха. — Стид уныло вздыхает. — Надо было просто идти с ними, пусть и был бы третьим лишним для них с Питом. Эд мог бы просто перевести тему, мог бы дождаться лучшего момента, когда он не нервничал бы и когда Стид был бы в лучшем настроении. Он хочет дождаться идеального момента, потому что уже уверен, что трепет в животе и тепло на сердце — это нечто большее, чем обычная маленькая влюблённость. Но идеальных моментов не бывает, есть только идеальные возможности. И слегка заикаясь, он говорит: — Н-ну, Стид, в общем, я там работаю, и я, наверно, мог бы провести тебя туда без брони. Может, мы могли бы пойти вместе? Например, в понедельник? На довольном лице Стида проступает румянец. — Как свидание? — спрашивает он. Эд кивает и получает ответ улыбку ярче Солнца.***
Эд ждёт снаружи гриль-бара и беспокойно барабанит пальцами по кирпичной стене. Он уже всё подготовил и даже приготовил десерт раньше времени, так что теперь не остаётся ничего другого, кроме как ждать и надеяться, что Стид обрадуется, что ему понравится еда и что она заставит его улыбнуться. Стид появляется из-за угла и машет ему рукой. Эд делает глубокий вдох. «Пора начинать», — думает он про себя. — Эд! Привет! — Стид одет в свой лучший пастельно-бирюзовый наряд. — Привет, — криво улыбаясь и обнимая Стида, отвечает Эд, а затем кладёт руку ему на спину и ведёт в ресторан. Глаза Стида в замешательстве блуждают по пустому помещению. — Гм, почему здесь... пусто? Нам можно здесь находиться? Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности, Эд! Качая головой, Эд провожает его к бару напротив открытой кухни, выдвигает стул и жестом приглашает сесть. — Нет, приятель. У меня не будет никаких неприятностей. «Чёрная Борода» не работает по понедельникам, поэтому нам никто не помешает. И мне не нужно разрешение, потому что... — Он делает паузу, нервничая из-за реакции Стида. — Потому что… ну, потому что я владелец и главный повар. Стид смеётся, но замолкает, когда замечает, что выражение лица Эда абсолютно серьёзно. — Подожди, правда? Но Эд, ты никогда не готовишь! Ты ешь хлопья и еду на вынос, поэтому я тебя и кормлю! Эд смущённо улыбается. — Да, кстати об этом. Мне жаль, что я сразу не внёс ясность. Мне просто никогда не хочется готовить для себя после того, как я целый день готовлю здесь. С нарастающим ужасом Стид оглядывает ресторан: высокие потолки, приглушённое освещение и явно высококлассная атмосфера. — О боже, я подал тебе подгоревший тост! А ты тот самый модный шеф-повар, о нет. Эд видит проблеск зарождающейся паники, и берёт руку Стида, поднося её к губам, чтобы остановить уничижительные мысли. Стид смотрит на него, слегка краснея, когда Эд нежно целует тыльную сторону его ладони. — Стид. Я с радостью съем всё, что ты мне приготовишь. Мне всё равно, насколько эта еда хорошая или плохая. Важно то, что ты приготовил её для меня. — Он опускает его руку и мягко говорит: — А теперь я хочу приготовить что-нибудь для тебя. — Что ж, хорошо, мистер Шеф. Мне не терпится попробовать всё, что вы приготовили для меня, — тихо отвечает он с довольной улыбкой, которая с каждой секундой становится только шире. Эд смеётся от переполняющего восторга. — Отлично! Начнём с вина. — Он хватает припасённую из бара бутылку и, открыв штопором, наливает бокал для Стида. — Вот бокал нашего лучшего шардоне, чтобы можно было что-то потягивать, пока я готовлю, — предлагает он, а затем становится за прилавок, открывает мини-холодильник и достаёт предварительно подготовленные порционные ингредиенты. Эд включает плиту и разогревает несколько сковородок. — Мы можем поговорить, пока ты готовишь? — спрашивает Стид, наклоняясь над баром, чтобы осмотреть все ингредиенты. — Да, конечно, приятель! Разговор завязывается сразу, и теперь Эд может говорить о своей работе; о плюсах и минусах работы на такого гениального и известного повара, как Хорниголд; о самых нелепых на его памяти просьбах от богатых идиотов, желающих потратить как можно больше денег на ужин. Готовя для одного человека, он не только чувствует меньше напряжения, но ещё и постепенно погружается в то состояние покоя, которое испытывал лишь в детстве, когда учился готовить вместе с мамой. Когда еда была способом выразить любовь и признательность, а не тем, чем она стала для него сейчас — соревнованием, испытанием, инструментом превосходства над другими поварами. Добавив сверху пенку, Эд представляет первое блюдо. — Вот первое блюдо. Обжаренные морские гребешки на подушке из протёртого травяного горошка, покрытые имбирно-лимонной пеной. На гарнир сливочная буррата, засахаренные помидоры и солёная нотка икры. Стид ошеломлённо смотрит на блюдо, прежде чем вынуть телефон, чтобы сделать снимок. — Это самое красивое блюдо, которое я видел в своей жизни. Эд хихикает, уже принимаясь за следующий пункт в меню. — Давай, Стид, приступай. Я обещаю, что следующие блюда будут такими же красивыми и твоё желание попробовать их не уменьшится. Стид соглашается, берёт приборы и разрезает гребешок пополам, а затем убедившись, что собрал каждый ингредиент, отправляет вилку в рот. Он закрывает глаза от удовольствия, и Эд останавливается, наблюдая за ним с мягкой улыбкой. Снова открыв глаза, Стид благоговейно заявляет: — Это лучшее, что я когда-либо пробовал. — Следующую порцию он протягивает вперёд. — Вот, попробуй. «Всё ещё пытается меня накормить», — с любовью Эд думает и наклоняется к зависшей в воздухе вилке. Остаток вечера они проводят вот так: Эд готовит для Стида целый пир — омары, баранина, ризотто, тюрбо, — а Стид делится с ним каждым вторым кусочком. После ужина наступает время десерта. Эд подаёт маленький торт с апельсиновым вареньем под желатиновым куполом из маракуйи с шафрановым ванильным мороженым и апельсиновым грильяжем и садится рядом со Стидом за стойку бара. Стид отламывает часть грильяжа, разрезает купол вилкой и отправляет всё в рот с порцией мороженого, а затем благодарно вздыхает. — Я солгал, вот это — лучшее, что я когда-либо пробовал. — Следующую вилку он подносит ко рту Эда, и тот съедает кусочек торта, с удовлетворением отмечая, как горько-сладкий вкус варенья контрастирует со сливочным мороженым и как грильяж идеально завершает композицию. «Довольно неплохо для того, кто давно не занимался выпечкой», — самодовольно заключает Эд. Затем Стид продолжает: — Однако кое-чего не хватает. «Слишком рано заговорил», — внутреннее съёжившись, думает он. — Чего? Стид смотрит на него с озорным блеском в глазах. — Да, в моём десерте не хватает поцелуя. Эд откидывает голову назад и смеётся. — Думаю, я могу это исправить. Наклонившись вперёд, он гладит Стида по щеке и оставляет на губах поцелуй со вкусом варенья. Невозможно не улыбнуться в ответ, когда Эд чувствует, как губы напротив его изгибаются в улыбке. Они расстаются, и Стид тихо говорит: — Что ж, теперь могу сказать, что это самый прекрасный вечер в моей жизни. На щеках появляется румянец, и Эд застенчиво бормочет: — О, заткнись. — Он притягивает Стида для ещё одного поцелуя, и, что ж... В конце концов, Стид прав. Поцелуи действительно делают десерт только лучше.