***
Четыре недели спустя
В голосе Ганнибала звучит неприкрытая гордость, когда он описывает Уиллу меню на смеси английского и безупречного французского, в его словах нет даже намёка на ложную скромность. И Уилл не может винить его, не тогда, когда запах, исходящий от блюда, такой соблазнительный — разнообразие экзотических вкусов смешано во что-то чудесное в руках несомненно опытного повара. Жаль, что для Уилла это не имеет никакого значения. Он может оценить аромат. И он полагает, что люди сочли бы блюдо довольно вкусным, но ничто из этого не вызывает у Уилла даже малейшего чувства голода. Он знает, что всё это будет пресным и безвкусным для него: его палитра вкусов усовершенствована таким образом, что позволяет ему по-настоящему наслаждаться только одним блюдом. Кровью. Он может употреблять обычную пищу, но не чувствовать её, его организм не сможет ничего из этого переварить. И в итоге, желудок нужно будет очищать от непереваренной пищи, так или иначе. Всё это ужасная трата времени и довольно утомительно. Тем не менее, Уилл принял приглашение Ганнибала (казалось нелепым продолжать про себя называть человека Лектером, когда всё более интимные мысли о нём преследовали его днём и ночью) без особых колебаний, когда мужчина пригласил его после одного из их еженедельных сеансов «терапии». Это был крайне неортодоксальный шаг со стороны доктора, граничащий с неэтичностью, однако Уилла просто позабавило как предложение, так и не очень платонический подтекст в нём. И если Ганнибал хочет накормить его человеческим мясом, то так уж и быть. Сам по себе ужин — скучное мероприятие, благодаря пищевым предпочтениям Уилла, но компания — это совсем другое дело. Уилл с улыбкой ест пищу, которая по вкусу ничем не отличается от воздуха, и делает убедительные комплименты, от которых губы человека радостно изгибаются. А для Уилла настоящее удовольствие — это наблюдать за тем, как Ганнибал ест: довольно возбуждающее зрелище. Хотя Грэм уверен, что это — преднамеренное представление ради него, он ценит это. Он всегда был несколько очарован определёнными плотскими утехами. И Ганнибал, несомненно, был таков же. Уилл очень хочет насладиться им в меру своих сил и самыми разнообразными способами. Потом они вместе моют посуду — Уилл настаивает, и не просто из вежливости, — и вскоре затяжные взгляды и приглашающие улыбки переходят в откровенный флирт. Грэм не сомневается: Ганнибал знает, как он отлично осведомлён о том факте, что Лектер пригласил его с намерением соблазнить. Тем не менее, он задаётся вопросом, как бы отреагировал этот необыкновенный человек, если бы он понял, за кем ухаживает. Уилл терпеливо ждёт, пока они не выйдут из кухни, прежде чем прижать Ганнибала к ближайшей стене и завладеть его губами, обхватив рукой затылок. Ганнибал на мгновение замирает, застигнутый врасплох, но быстро приходит в себя, целуя в ответ, обвивая Уилла руками. На вкус он как плоть, кровь и самое грешное искушение. Ганнибал ухмыляется во весь рот, и Грэм, не глядя, знает, что это ухмылка триумфа. Добрый доктор считает, что поймал в ловушку того, кого он, должно быть, мнит добычей. Уилл в ответ ещё сильнее прижимает его к стене, стирая улыбку с его губ. Изначально он не собирался заходить дальше поцелуев и остальное оставить на потом, отчасти из любопытства: посмотреть, какие дальнейшие шаги предпримет Ганнибал, чтобы заманить Уилла к себе. Однако так близко запах человека затуманивает его разум, и он обнаруживает, что жадно проводит губами по подбородку, перемещается к шее, посасывая и облизывая там такую нежную тонкую кожу, желая попробовать кровь, которая течёт так соблазнительно близко под ней. Ганнибал стонет и усиливает хватку, когда Уилл хватает его за волосы, чтобы откинуть голову ещё дальше назад, обнажая изящный изгиб шеи. Было бы легко — так легко — взять его прямо тут, открытого и уязвимого, в блаженном неведении о том, как именно Уилл жаждет его. Так легко вонзить клыки в плоть, которую ему так охотно предлагали. Ганнибал даже не почувствовал бы никакой боли, даже не сопротивлялся бы по-настоящему: он наслаждался бы этим, захваченный пьянящим приливом эндорфинов, вызванным ядом в вампирской слюне. Он будет чувствовать только чистое, ошеломляющее удовольствие вплоть до того момента, когда перестанет чувствовать вообще. Уилл знает, что он будет изысканным на вкус, намного лучше любого человека, который был у него раньше. И он изголодался. Но тогда это будет конец. Больше никаких пятничных сеансов в семь часов вечера, никаких мрачных стихов о необъяснимой красоте смерти, никаких тайных взглядов, окрашенных таким сильным влечением, что оно граничит с одержимостью, больше никакого Чесапикского Потрошителя, никаких мастерских сцен преступления. Больше никакого Ганнибала Лектера. Такая растрата. Уилл отстраняется с последним укусом — что в любом случае нелегкая задача — и обнаруживает, что смотрит на абсолютно распутную версию вечно безупречного мужчины, которого он знал. Глаза Ганнибала широко раскрыты, зрачки расширены от похоти и чего-то похожего на удивление, его лицо раскраснелось, губы припухли и стали почти пунцовыми. Его воротник и галстук перекосились из-за того, как Уилл тянул за них, чтобы добраться до горла — шея покрыта яркими следами от укусов и засосов, которые к утру станут чёрно-синими. Зрелище воздействует на него сильнее, чем он ожидал, и подавленный голод поднимается с ошеломляющей силой, и голод этот совершенно другого толка. Изголодался. Во многих смыслах. Уилл не совсем уверен, кто двигается первым — он почти пьян от изобилия ощущений, — но внезапно они возвращаются друг к другу, целуясь, соприкасаясь языками и зубами: грубо, безжалостно — и это только подпитывает его помешательство. Уилл двигает бёдрами навстречу Ганнибалу, довольный тем, что Лектер твёрд, и счастливо глотает вздох своего человека при соприкосновении. Возможно, это не идёт ни в какое сравнение с пиршеством, в котором он себе отказывает, но губы Ганнибала сами по себе вызывают зависимость. Он проникает глубже, его тело и язык двигаются в резком, яростном ритме, который заставляет Ганнибала извиваться в его объятиях, звуки, вырывающиеся из него: грубые и вульгарные по сравнению с его обычным красноречием. Уилл хочет поглотить этого человека. Снова и снова, пока каждый дюйм тела не станет принадлежать ему. Эта мысль прорывается сквозь его бессознательный звериный гон, но её недостаточно, чтобы заставить его остановиться, но вполне достаточно, чтобы заставить его впервые задуматься о том, что Ганнибал опасен для него так, как ни одно существо никогда не было раньше и вряд ли будет в будущем. Он пробуждает в Уилле неистовую потребность обладать. Это волнующее знание, и дыхание Уилла вырывается из него с низким рычанием, когда он сильно посасывает язык своего мужчины, его зубы царапают нежную плоть. Он отстраняется, чтобы прижаться лицом к щеке Ганнибала, захватывая губами мочку его уха и дёргая. Он действительно не ожидал, что эта ночь приведёт к тому, что они вдвоём прижмутся друг к другу, как пара человеческих подростков (Уилл даже не может вспомнить время, когда он был таким юным), но он слишком очарован чувственностью момента, чтобы беспокоиться. Ганнибал, похоже, тоже, учитывая, как он цепляется за Уилла и двигает бёдрами вперёд, губы приоткрыты от стиснутых зубов, когда он изо всех сил старается сохранять спокойствие. Уилл резко останавливается и кладёт руку на бедро Ганнибала, чтобы остановить его. Он позволяет человеку на мгновение перевести дыхание, прежде чем проворными пальцами расстегнуть его брюки и спустить их вниз вместе с нижним бельём, чтобы освободить его член. — Уилл, подожди. Спальня… — говорит Ганнибал низким и хриплым голосом. Его слова прерывает сдавленный стон, когда Уилл начинает гладить его, дразняще проводя пальцами по шелковистой коже, туго натянутой по раскрасневшемуся члену. — Ох, никуда ты не пойдёшь, Ганнибал, — произносит Уилл, и глаза мужчины закрываются, когда он сжимает его в кулаке и начинает работать над ним всерьёз, распределяя смазку по головке. Ганнибал запрокидывает голову и выгибается навстречу прикосновениям, издавая ещё больше прекрасных звуков, которые заставляют Уилла гладить его ещё быстрее. Грэм зарывается головой в ложбинку на его шее, целуя учащённый пульс, всё больше и больше мучая себя пьянящим ароматом и обещанием блаженства, которое лежит прямо перед ним. Ганнибал кончает с отрывистым ругательством (литовским?) на губах, окрашивая руки и одежду Уилла жемчужно-белыми полосами, в то время как его пальцы сильно впиваются в одетую плоть спины. После этого Ганнибал падает вперёд, хватаясь за Уилла, и жарко дышит ему в ухо. Уилл крепко обнимает его и гладит рукой по волосам, жадно вдыхая смешанный запах секса и крови. Уилл твёрд, почти до боли, и мощный аромат, насыщающий воздух, только заставляет его член пульсировать в нужде, его тело требует удовлетворения, по крайней мере, сексуального. Он терпеливо ждёт, пока дыхание Ганнибала не станет относительно ровным, прежде чем схватить за волосы и толкнуть изумлённого человека на колени. Ганнибал смотрит на него снизу вверх, глаза всё ещё широко раскрыты и темны, алые губы чувственно приоткрыты. Это прекрасное зрелище заставляет его хотеть обрушить на мужчину всю силу своего желания. Уилл ничего не говорит, удерживая взгляд мужчины, всё ещё вцепившись в его волосы. Ганнибал не сводит глаз с Уилла, пока медленно, осторожно спускает джинсы до лодыжек, прежде чем наклониться вперёд, чтобы поцеловать головку его члена. В его глазах есть намёк на сопротивление, но не из-за самого действия, а из-за того, что он позволил Уиллу взять контроль. Тем не менее, он тоже наслаждается, и в нём нет никакого реального сопротивления, только смутная нерешительность, которая, очевидно является результатом почти патологической потребности в контроле. В момент, когда он сдаётся, его губы скользят по члену Уилла, принимая его примерно наполовину, всё ещё глядя на него снизу вверх. Уилл даёт себе мгновение, чтобы просто насладиться открывшейся перед ним картиной: Ганнибал выглядит намного моложе в таком виде, его влажные волосы падают вперёд в беспорядке, и его распухшие губы широко растянуты вокруг Уилла. Его рот потрясающий, горячий и умелый. Уилл некоторое время наслаждается медленными, мучительными движениями, прикрыв глаза от удовольствия, он вдыхает полные лёгкие опьяняющих феромонов, прежде чем улыбнуться Ганнибалу, предупреждающе сжимая его волосы, прежде чем резко дёрнуть бёдрами вперёд, вгоняя свой член в горло коленопреклонённого человека в один плавный толчок. Он игнорирует то, как мужчина давится и истекает слюной вокруг него, безжалостно трахая его в рот быстрыми, жёсткими толчками. Его глаза закрываются от чудесных ощущений, пронизывающих тело. Он прижимает руку, не лежащую на волосах Ганнибала, к стене, смазывая безупречную поверхность человеческим эякулятом. Требуется немало усилий, чтобы держать свою истинную силу в узде. Каким бы могущественным ни был Ганнибал, человеческие тела очень хрупки по сравнению с телами вампиров. И он, честно говоря, не хочет ломать этого человека, не сейчас, не когда он такой… Уилл откидывает голову назад с рычащим криком, когда Ганнибал проводит руками по его обнажённым бедрам, тупые ногти оставляют красные отметины, которые заживают слишком быстро, к сожалению. Ганнибал продолжает цепляться за Уилла с едва сдерживаемой жестокостью, его горло ритмично сжимается по всей длине. Вскоре Уилл извергается в горло Ганнибала, кульминация пронизывает его тело и вырывает из него рваный крик. Он немедленно выходит, сильнее прислоняясь к стене, чтобы восстановить равновесие. Ганнибал остаётся на полу, открыв рот и хватая так необходимый воздух. По его лицу текут слёзы, и он выглядит как полный хаос. Уилл запоминает эту картину. У него такое чувство, что он не скоро забудет это зрелище. По крайней мере, не в следующем тысячелетии. Он падает на колени перед Ганнибалом и целует его крепко и глубоко, мурлыча от наслаждения, услышав ответный стон. Часть Уилла, отделённая от удовольствия, вибрирующего сквозь его тело и разум, заедаётся вопросом: заметил ли Ганнибал, что его тело и даже его сперма несколько холоднее по сравнению с человеческой температурой. Он надеется, что это не приведёт ни к каким назойливым вопросам, на которые он не сможет ответить. Уилл отпускает губы Ганнибала, чтобы слизнуть слёзы, высыхающие на его щеках, и обнаруживает, что разочарован тем, что не может почувствовать их вкус. Он отстраняется, в последний раз чмокнув Ганнибала в губы, и видит, что тот наблюдает за ним усталыми, полузакрытыми глазами. Взгляд Уилла скользит по бледному, манящему изгибу шеи, и так усеянному его отметинами. И, несмотря на свой удовлетворённый аппетит, ловит себя на том, что проводит языком по острым кончикам клыков, сопротивляясь желанию позволить им удлиниться в полном размере. Похоже, что его решение не убивать Ганнибала на самом деле не изменит того, как сильно он этого хочет. Но до сих пор ему удавалось сдерживать себя. И ему просто придётся продолжать это делать. Он собирается встать и уйти, хотя и неохотно. Когда Ганнибал заговаривает, его акцент слышен сильнее обычного, а голос хриплый. — Нам стоит умыться. Ванная комната наверху. Уилл улыбается, удивлённый, но довольный. — Конечно.***