***
Шесть недель спустя
Ранним утром Ганнибал возвращается обратно в постель рядом с Уиллом, бесшумный, как призрак. Уилл притворяется, что просыпается, приоткрывает веки наполовину, чтобы показать настороженные глаза, и невнятно что-то произносит, чтобы привлечь внимание своего человека. В конце концов, Ганнибал не знает, что он не может по-настоящему спать. Что даже при том, что он может изобразить подобие сна, его развитые инстинкты и обострённые чувства никогда не позволят его телу и разуму полностью расслабиться. Даже снотворное, которое, как он знал, Ганнибал подсыпал в его безвкусное вино прямо перед тем, как они легли спать прошлой ночью, не оказало на него никакого эффекта. На самом деле, Уилл был одновременно раздражён и удивлен, когда Ганнибал выскользнул из постели всего через час после того, как он предположительно заснул. Уилл точно знает, что завтра будет найдена новая жертва Потрошителя. — Ганнибал? — бормочет он, заставляя свой голос звучать хрипло ото сна, когда сильные руки обнимают его, кожа Ганнибала восхитительно тёплая в отличие от вечно прохладной плоти Уилла. — Куда ты ходил? — шепчет он и позволяет Ганнибалу притянуть его ближе к своему телу. Лектер раздет до боксеров, как и был до своей внезапной вылазки посреди ночи, и его тело кажется знакомым — слишком знакомым — когда он прижимается к Уиллу, они оба идеально подходят друг другу. — Я просто был внизу, Уилл, — складно лжёт Ганнибал, перемежая это лёгким, как пёрышко, поцелуем в лоб Уилла. — Не мог уснуть. Я разбудил тебя, дорогой? Уилл не отвечает, вместо этого зарывается лицом в изгиб шеи своего человека и глубоко вдыхает, вздыхая от удовольствия, когда запах Ганнибала наполняет его. Это так ново для него — привычка другого мужчины обращаться к нему с нежностью. Он не возражает, на самом деле нет, но он не может не думать о том, как слои секретов между ними двумя разрушают святость таких сладких слов. Он не доволен, когда эти мысли напоминают ему, что их непростые милые отношения скоро подойдут к концу. Прошло уже почти семь месяцев. Они оба, по-своему, неуклонно теряют терпение. Ганнибал не сможет долго довольствоваться тем, что Уилл знает лишь его незначительную часть. И Уилл не уверен, как долго сможет подавлять свои более смертоносные побуждения. Убийств Ганнибала становится всё больше, они ни в коем случае не безрассудны, но они становятся всё более личными. Они наполнены маленькими, тонкими деталями, которые могут понять только Уилл и он сам. Уилл знает, что они предназначены для него: и подарки, и предостережения. Часть Ганнибала хочет поглотить Уилла (ирония его собственного желания, отражённого таким образом, не ускользает от него), но большая часть доктора просто хочет, чтобы Уилл увидел, принял его — человека и монстра и всё, что между. Инстинкт самосохранения, которым обладает Ганнибал, борется с этим желанием, считая — между прочим, правильно — что Уилл представляет слишком большую угрозу. Тем не менее, он испытывает искреннюю привязанность к Уиллу, настоящее желание удержать его рядом с собой. Конечный результат — смертоносный каннибал с противоречивыми чувствами в ситуации, которая была бы чрезвычайно опасной для жизни Уилла, если бы он был человеком. Но при нынешнем положении вещей Уилл знает, что неизбежная конфронтация вызовет у Ганнибала только жестокую агрессивную реакцию. Хотя даже и не имеет значения, как отреагирует Ганнибал. Как только Чесапикский Потрошитель будет разоблачён, этот мираж жизни, который они построили, развалится на части. Он был таким терпеливым, так долго сдерживал себя. Слишком долго. Он скоро сломается. И Ганнибал умрёт. Хотя, какую смерть Уилл хочет для своего человека, он не знает. Мимолётного замешательства достаточно, чтобы заставить его вообразить, что было бы, если бы он просто ушёл сейчас, оставил эту жизнь позади, чтобы начать другую, как он делал бесчисленное количество раз до этого. Он мог бы сделать это, уйти и никогда больше не видеть Джека, Алану или Ганнибала. Он мог бы, но это абсурдная возможность, которую он никогда по-настоящему не рассмотрит. Потому что его отношение к Ганнибалу не менее сложное и интенсивное, чем у человека к нему. Он никогда не был так глубоко, безнадёжно заинтригован кем-то. И даже сама мысль о том, чтобы навсегда исчезнуть из жизни Ганнибала и оставить его не запятнанным, невыносима. Нет, есть только два пути — разрушительные и опасные. Выбор между настоящей смертью и имитацией жизни. Мысль о том, чтобы питаться Ганнибалом до тех пор, пока он не превратится в пустую оболочку, уже не так привлекательна, как когда-то. Он уверен, что мир без Ганнибала не будет даже отдалённо интересным. И с тех пор как Эбигейл поселила идею обратить его в голову Уилла, он не мог перестать думать о такой возможности. О, он хочет этого, хочет, чтобы этот человек был его спутником на всю вечность. Он знает, что никогда не устанет от Ганнибала. Раньше ему никогда не приходила в голову мысль о паре, но теперь… Тем не менее, он слишком хорошо знает, как трансформация может повлиять на человека, меняя его фундаментальным и неожиданным образом, искореняя его человечность и вытаскивая на поверхность тьму, которая скрыта в глубинах его души. И хотя Уилл уверен, что смерть прекрасно подойдёт Ганнибалу, он боится, что их совместимость ослабнет, как только Ганнибал будет обращён, как это произошло с ним и Молли. Он знает, что в конечном итоге убьёт его, если не сможет заполучить. Ганнибал принадлежит ему. И будет принадлежать до самого конца. — Я слышу, как ты думаешь, Уилл, — шепчет Ганнибал ему на ухо, и, хотя в его голосе звучит улыбка, Уилл слышит слабое скрытое напряжение. Он воображает, что Ганнибал тоже это чувствует, их конец приближается: тяжёлое, зловещее присутствие пронизывает каждое мгновение их жизни. Тик-так, тик-так. Наши отношения стали как бомба замедленного действия. — Думаю о тебе, — честно отвечает Уилл. Он сдвигается так, что оказывается наполовину поверх тёплого, твёрдого тела Ганнибала. — Что именно обо мне? В момент этой спонтанной открытости Уилл отвечает ему, ласково и искренне. — О том, как много ты для меня значишь. Ганнибал не отвечает, но всё его тело на мгновение напрягается, прежде чем он снова расслабляется со слабым вздохом. Уилл улыбается и сползает вниз, пока его голова не упирается в грудь человека. Он кладёт голову прямо на сердце Ганнибала, прислушиваясь к сильным, ровным ударам, которые стали привычными за последние несколько месяцев. Он дрейфует между имитацией сна и бодрствованием, представляя, каково это — чувствовать, как этот плавный ритм прерывается и умирает. Он задаётся вопросом, каким был бы Ганнибал на вкус, если бы он пил прямо из сердца.***