***
Обнажённая кожа Ганнибала блестит тонкой плёнкой пота, придавая ему неземной вид в бледном лунном свете. Раздетый до пояса он беспокойно лежит на кровати, время от времени извиваясь и поворачиваясь на лазурных простынях так, что Уиллу хотелось забыть все остатки своей порядочности и трахнуть его прямо здесь. Но Уилл этого не сделает, потому что Ганнибал не в том состоянии, чтобы заниматься сексом, не тогда, когда его тело меняется, сдаваясь на волю токсинам вампирской крови, переполняющим его организм. Ганнибал даже не полностью в сознании, наполовину потерян в своём собственном разуме и наполовину потерян во всепоглощающих муках своей трансформации. Кроме того, Уилл сам виноват в том, что забрался в постель к человеку в переходном состоянии. Для Эбигейл он такого не делал. Он совершенно отчётливо помнит, как бросил её дрожащее тело в грязный сарай её отца и неохотно стоял на страже в течение двенадцати часов, которые потребовались, чтобы она пробудилась после своего перерождения. Но вот он, плотно обернулся вокруг Ганнибала, пока раскрасневшаяся лихорадочная кожа мужчины восхитительно прижимается к собственной прохладной плоти Уилла. Осталось чуть больше семи часов, прежде чем Ганнибал окончательно проснётся с телом, пойманным в ловушку иллюзии жизни, и горящим от бесконечной жажды горлом. Внезапно Ганнибал дёргается в объятиях опытного вампира, его тело выгибается над кроватью в соблазнительном изгибе, движение вызывает низкое рокочущее рычание из глубины груди Уилла. Он игнорирует своё растущее возбуждение, зарываясь носом в шею человека, зажимает зубами быстро заживающую плоть сбоку от шеи и прикусывает недостаточно сильно, чтобы порвать кожу, но достаточно, чтобы любовник почувствовал это. Эффект почти мгновенный, и Ганнибал с гортанным стоном падает обратно на кровать, бездумно впиваясь пальцами в шёлковое постельное бельё. — Шшш. Тише. Всё в порядке. Я рядом, — выдыхает Уилл, проводя ртом по раскрасневшейся коже Ганнибала, жадные губы приоткрываются, чтобы прижать острые кончики клыков к мягкой поверхности беззащитной кожи. Ганнибал скулит, зажмурив глаза, когда по его телу начинает пробегать слабая дрожь, его блестящее тело красиво дрожит в объятиях Уилла. — Я рядом. Ты — мой.***
Когда Ганнибал приходит в себя в первый раз, это происходит быстро и тихо, без драматизма. В один момент его глаза закрыты и беспокойны, а в следующий открыты, он проснулся, хотя и не совсем осознает это. Уилл знает, что это ещё не конец, что это всего лишь временное пробуждение, и что Ганнибал снова погрузится в сон, как только насытится. Уилл улыбается, когда ярко-красные глаза останавливаются на нём, затуманенные замешательством и жаждой крови. Где-то в их глубине мелькает узнавание, но Ганнибал не проявляет никакой внешней реакции на Уилла и остаётся совершенно неподвижным, даже не дышит, и сейчас ему это и не нужно. Он смещается так, чтобы нависать над Ганнибалом, а не лежать на нём, и подносит одно из своих запястий ко рту, поспешно разрывая плоть острыми, как бритва, зубами, не сводя глаз с вампира под ним. Всё лицо Ганнибала меняется, когда воздух наполняется запахом крови, глаза светятся ярче, а губы приоткрываются, обнажая новые нечеловечески острые клыки. Уилл просто смеётся, протягивая Ганнибалу своё запястье, прежде чем тот успеет напасть на него в безумии, вызванном жаждой. Влажный горячий рот смыкается вокруг раны, исследуя её языком и разрывая зубами, и Уилл громко стонет, когда изысканная смесь удовольствия и боли пронзает его тело. Вампирская слюна не действует на других вампиров так, как на людей. Нет ошеломляющих волн экстаза, которые могли бы вытеснить боль, но сама боль для них — величайшее удовольствие, признак самой интимной формы связи. Ганнибал пьёт со слепым энтузиазмом, совершенно не обращая внимания ни на что, кроме живительной жидкости, наполняющей его вены, когда он самозабвенно принимает подношение Уилла, сжимая кормящую руку. Член Уилла твердеет с головокружительной скоростью: видеть и чувствовать Ганнибала таким, лишённым чувственной грации и превращённым во что-то настолько дикое, подпитывает его возбуждение. Он чувствует, как эрекция Ганнибала прижимается к его бедру через тонкий материал штанов, хотя сам мужчина слишком поглощён своей жаждой крови, чтобы даже заметить это. Уилл ждёт, пока не убеждается, что Ганнибал выпил достаточно, чтобы стабилизироваться, пока у них не появится возможность поохотиться как следует. Он отдёргивает руку, и они оба одновременно стонут от потери. Ганнибал тянется вперёд, будто хочет схватить за запястье, но Уилл бросается к нему, чтобы поймать его в порочный поцелуй, слизывая кровь, пока он не чувствует покорность Ганнибала на своём языке. Когда он отстраняется, то обнаруживает пару горящих глаз, наблюдающих за ним с откровенным замешательством, на лице Ганнибала редкое выражение искреннего недоумения. — Уилл? — бормочет он, звуча почти по-детски в своём удивлении. — Что… Уилл прерывает его ещё одним поцелуем, на этот раз более нежным, глубоким и продолжительным. Рот Ганнибала приветствует его почти беспомощным стоном, дрожащие руки неокрепшего вампира поднимаются, чтобы отчаянно вцепиться в обнажённую спину Уилла. — Я же сказал, что сохраню твою жизнь, — выдыхает Уилл в губы любовника и не даёт ему шанса ответить, он откидывается назад, чтобы должным образом оседлать мужчину, прижимая их всё ещё твёрдые члены друг к другу. Всё тело Ганнибала содрогается от соприкосновения, глаза закатываются к затылку, пальцы отчаянно вцепляются в спину старшего вампира. А Уилл просто наблюдает за ним полуприкрытыми глазами, забавляясь непропорциональной интенсивностью его реакции. Гиперчувствительность. Побочный эффект оборота. Результат внезапного перехода от невероятно приглушённых человеческих чувств к тонко отточенным вампирским. Это особенно мучительно, когда дело доходит до прикосновений. По крайней мере, в течение следующих нескольких часов Ганнибал будет чувствовать с убийственной интенсивностью. И если бы Уилл был добрым человеком, как Молли, он позволил бы Ганнибалу спокойно отдыхать до конца его оборота и дал бы ему шанс сориентироваться в своём новом теле и его импульсах. Уилл, безусловно, добрым не был и начинать не собирался. Он вжимается сильнее, настойчиво потирая их спрятанные под одеждой члены друг о друга, и Ганнибал приоткрывает губы в сдавленном крике, одна рука взлетает вверх, чтобы оттащить Уилла от себя. Его попытка неуклюжа в таком состоянии, и Уилл ловит запястье, без усилий пригвоздив его к кровати. Однако он перестаёт двигаться, улучив момент, чтобы просто понаблюдать за Ганнибалом. Он дрожащий, взъерошенный, и Уилл хочет, чтобы он всегда был таким. Он снимает с Ганнибала и себя пижамные штаны, единственные предметы одежды на их телах, заставляя глаза другого расширяться от шока или, может, желания. — Уилл, подожди… Он успокаивает Ганнибала поцелуем, быстрым и жестоким, проскальзывает языком внутрь, чтобы погладить его новые клыки, и вырывает у него стон. Уилл наслаждается тем, как Ганнибал извивается и стонет под ним, когда он проводит дорожку из резких укусов и нежных поцелуев по твёрдому телу. Его кожа стала другой, более холодной и менее живой, чем была, но от этого не менее притягательной. И, несмотря на его явное нежелание, его член полностью затвердел, лёжа раскрасневшимся и напряжённым на животе. Уилл проводит языком по щёлке уретры, ухмыляясь ответному мяуканью Ганнибала. — Уилл, я не могу. Это слишком. Пожалуйста, — шипит Ганнибал сквозь стиснутые зубы, его голос хриплый от возбуждения, несмотря на его требование. Уилл смотрит на него снизу вверх, откуда где его лицо нависло над пахом Ганнибала, и ухмыляется, медленно и дико. — Тогда останови меня, — шепчет он, прекрасно зная, что Ганнибал ничего подобного не сделает. А затем Уилл заглатывает его до основания одним плавным движением. Реакция Ганнибала мгновенна, тело выгибается дугой на кровати, когда его пальцы впиваются, как когти, в плечи Уилла. Он чувствует, как его кожа рвётся и так же быстро заживает под острыми ногтями, и он рычит от восхитительных ощущений, вызывая ещё один стон у своей новообретённой пары. Он никогда больше не сможет увидеть Ганнибала в таком уязвимом состоянии, по крайней мере, после того, как он полностью привыкнет к переменам. И он, конечно же, ни за что не упустит такую возможность. Уилл проводит губами по всей длине Ганнибала, слегка царапая зубами нежную головку, и другой вампир вскрикивает — грубый, гортанный звук, который отражается от стен комнаты и подпитывает пыл Уилла. Он безжалостно обхватывает Ганнибала губами, игнорируя беспомощные всхлипы и нерешительные мольбы — «Боже, Уилл, пожалуйста» — извивающегося любовника, пригвождённого к кровати. И Уилла более чем забавляет то, что Ганнибал на самом деле не сопротивляется, хотя он мог бы легко сбросить Уилла, если бы попытался. Возбуждённый и чрезмерно чувствительный, Ганнибал не заставил себя долго ждать, выплеснулся в рот Уилла с диким толчком бёдер и грубым, ничем не сдерживаемым криком. Уилл не ощущает вкуса, когда заглатывает смягчающийся ствол, используя язык, чтобы собрать каждую каплю эссенции своей пары. Ганнибал дёргается, извиваясь от чрезмерной стимуляции, он сдавленно издаёт гамму звуков, которые Уилл поставил себе задачей вырвать из него зубами. Неохотно Уилл отпускает член Ганнибала и ползёт вверх по телу мужчины, облизывая и утыкаясь носом в каждый участок кожи, который ему приглянулся. Ганнибал не пытается остановить его, хотя и стонет от избытка ощущений, безвольно лёжа на атласных простынях. Глаза Ганнибала полузакрыты и затуманены, он утомлён из-за того, что Уилл позволил себе, когда новоиспечённый вампир был в таком восприимчивом состоянии. Если бы Уилл был лучшим человеком, он бы чувствовал хотя бы каплю вины за то, что сделал. Но он и чувство вины далеки как небо и земля, и всё, что он чувствует — это самодовольное удовлетворение. Уилл нежно трётся щекой о щёку Ганнибала, наклоняясь, чтобы прижаться губами к закрытым векам любимого. — Подремли немного, mon cher. Я буду рядом, когда ты проснёшься. Даже Уилл не уверен, обещание это или угроза. Возможно, и то, и другое.***