***
Ганнибал решительно удивлён, когда Уилл уходит. Ведь последние несколько часов прошли в праздной беседе, Ганнибал позволил себе полностью поддаться любопытству, как только первоначальный гнев прошёл, и вернулась его обыкновенная сдержанность. Было интересно, но совершенно сюрреалистично слышать, как Уилл говорит о далёком прошлом с такой усталой фамильярностью. И он не ожидал, что Уилл уйдёт вечером домой, чтобы покормить собак, пробормотав обещание вернуться как можно скорее, чтобы они могли поохотиться. Однако он благодарен за это расставание, каким бы неожиданным оно ни было. Хорошо было иметь возможность просто спокойно поразмышлять и собраться с мыслями без присутствия Уилла, которое, без сомнения, его бы отвлекало. Он осознаёт, что Уилл преднамеренно ушёл. С одной стороны он рад этому, с другой стороны не особо благодарен, учитывая всю ситуацию в целом. Ганнибал с любопытством относится к своему обновлённому существованию, стремится узнать больше о свёрнутой пружиной силе, которую чувствует в своих мышцах, о внезапной ясности своих чувств, которая превращает каждое мгновение в увлекательный новый опыт, и о более тонких изменениях, которые он сможет обнаружить в своей психике. Ганнибал изменился во многих отношениях, и, несмотря на его лицемерное раздражение на Уилла за то, что тот навязал ему вампиризм, ему невероятно интересно посмотреть, как это повлияет на него и их отношения. Ганнибал солгал бы, если бы сказал, что идея жизни, проведённой с Уиллом, ему не нравится. Он скользит из комнаты в комнату, терпеливо каталогизируя, насколько по-другому всё теперь ощущается: запахи, виды, звуки, текстуры — всё приобретает новые оттенки. Он старательно игнорирует постоянно усиливающееся жжение в горле. Когда в его животе расцветает привычный голод, он направляется на кухню, решив отказаться от своего обычного сложного приготовления и яркой подачи в пользу разогрева вчерашних остатков. Вопреки чужому мнению, Ганнибал иногда довольствовался ими, особенно в те моменты, когда его напряжённый график истощал его больше, чем он готов был признать. Кроме того, он хотел бы закончить к возвращению Уилла — самое большее, в течение получаса. Он хочет утолить свою неестественную жажду — не нужно уточнять, что именно в этом поможет, вкус крови Уилла всё ещё яркий и горячий на его языке. И перспектива охоты с Уиллом — это то, что он обдумывал уже некоторое время. Обстоятельства, конечно, радикально отличаются от того, что ожидал Ганнибал, их роли совершенно поменялись местами, но это не менее привлекательно. Запах должен был стать первой подсказкой — улавливаемый аромат не вызывал аппетит. Но первый кусочек… вот что шокирует его до глубины души. Сочное блюдо из пикантной смеси вкусов, превращается у него во рту в пепел. Его голод не слабеет. Он проглатывает ещё несколько кусочков, его опасения растут. Он ничего не чувствует, и ему удаётся продержаться целых пять минут, прежде чем предательский спазм в желудке заставляет его броситься в ванную. Он лишь отдалённо отмечает нечеловеческую скорость, с которой он добирается до места назначения, прежде чем наклоняется над унитазом. Его тело яростно отторгает непереваренные куски мяса. Испытание не из приятных, но не настолько изнуряющее, как обычная тошнота. Ганнибал не чувствует себя хуже физически, когда механически выходит из ванной. Чистый, неподдельный шок на мгновение подавляет его вечный голод, поскольку Ганнибал полностью осознаёт последствия своей неспособности ощущать вкус пищи. Мягкое онемение на его языке от мяса резко контрастирует с великолепными ароматами, которые наполнили его, когда Уилл делился с ним своей кровью. Нетрудно догадаться, что именно не так. И гнев, который почти полностью рассеялся, возвращается с удвоенной силой, пробуждая в Ганнибале желание разорвать Уилла на части. Потеря человечности несущественна. Отсутствие выбора в вопросе оборота можно проигнорировать. Но он не может легко простить Уилла за то, что он исказил и испортил акт, который был самым священным ритуалом в его жизни на протяжении десятилетий. В отличие от предыдущего раза, его темперамент не выходит из-под контроля, и даже несмотря на то, что его пальцы подёргиваются от желания рвать, метать, бушевать и разрушать, Ганнибалу удаётся сдержать порыв, пока он ждёт в гостиной возвращения Уилла. Он знает, что независимо от того, насколько велико его возмущение, или насколько сильна его ярость, он не убьёт другого вампира. Не потому, что Ганнибалу трудно по-настоящему возжелать покончить с Уиллом навсегда, а потому что он уверен, что недостаточно силён, чтобы убить Уилла. Опасность, исходившая от Уилла, была едва уловимой, но мощной, как свирепый шторм, ожидающий своего часа. Ганнибал хорошо знаком с хищниками. И Уилл, без сомнения, самый смертоносный из всех, с кем он когда-либо сталкивался, до такой степени, что теперь он удивляется, как мог быть настолько слеп всё время, что они были вместе. Насилие, каким бы сладостным ни было искушение в данный момент, ему не поможет. Но Уилл ответит за это. Не намного позже возвращается Уилл, заходит внутрь, не потрудившись постучать, и сразу же входит в гостиную, как будто чувствует присутствие Ганнибала там. Ганнибал сохраняет невозмутимое выражение лица, лишённый внутреннего волнения, когда Уилл останавливается перед ним, наблюдая за ним любопытным оценивающим взглядом. Через секунду Уилл наклоняет голову, глубоко вдыхая воздух, и Ганнибал понимает, что никаких объяснений не потребуется. — Ты пытался есть, — растягивает слова Уилл, его рот изгибается в коварной улыбке, которую Ганнибал хочет сорвать с его лица. — Знаешь, ты мог бы подождать меня. Ганнибал плавным движением поднимается на ноги, губы бессознательно растягиваются в оскале, когда он движется к Уиллу, который стоит на своём, совершенно невозмутимый. — Ты хоть представляешь, чего ты мне стоил? — произносит Ганнибал, его голос похож на низкое шипение, которое, тем не менее, опасно звучит в коротком пространстве между ними. — А ты наивно полагаешь, что меня это заботит? — возражает Уилл, его улыбка необъяснимо растёт, пока он продолжает спокойно наблюдать за Ганнибалом. — Ты должен понять, Ганнибал, что мои причины обратить тебя были исключительно эгоистичными. Я хотел, чтобы ты был моим во всех возможных отношениях, и я сделал то, что должен был. Последствия в конечном счёте несущественны. Сами по себе слова не так бесят, как должны были бы, их предыдущий разговор даёт Ганнибалу очень чёткое представление об одержимой жадности Уилла к нему — той, на которую он даже отвечает взаимностью в менее интенсивном масштабе. Но что-то в радостном блеске в глазах Уилла выдаёт его, и звук, поразительно похожий на рычание, вырывается из Ганнибала, когда он понимает, что Уилл хотел, чтобы это произошло. — Ты намеренно не сказал мне, что я не почувствую вкуса пищи, — это скорее утверждение, чем вопрос, и Ганнибал представляет, как вонзает свою руку в грудь Уилла, чтобы раздавить его сердце. — Почему? — Мне было любопытно посмотреть, что произойдёт, — отвечает Уилл, делая шаг вперёд, пока почти не прижимается к Ганнибалу, ещё раз проверяя его контроль. — И ты, конечно, не разочаровал. Уилл поднимает руку, как будто хочет коснуться лица Ганнибала, но она оказывается в карающем захвате, Ганнибал не делает никаких попыток обуздать свою новообретённую силу. Но Уилл только смеётся, лениво разминая пальцы в мёртвой хватке. Прежде чем Ганнибал успевает среагировать, другая рука Уилла с сокрушительной силой сжимает его затылок, короткие ногти впиваются в гладкую кожу. И через мгновение он оказывается лицом вниз на полу, Уилл сидит на его спине. Ганнибал не знает, быть ли ему впечатлённым или раздражённым. Он действительно рычит, когда Уилл проводит губами по его шее, прикусывая клыками, вдавливающимися в податливую плоть. Улыбающийся рот касается уха Ганнибала, и это совсем не похоже на поцелуй, когда Уилл говорит: — Боюсь, ты ещё не совсем понимаешь своё новое тело, Ганнибал. Позволь мне показать. Слабое давление на хрупкую кожу его шеи — это всё предупреждение, которое он получает, прежде чем клыки Уилла вонзаются глубоко, посылая ошеломляющие волны боли, проносящиеся по его телу, далёкие от умопомрачительного удовольствия, которое он испытал, когда Уилл впервые укусил его. Но боль сама по себе пьянящая, вырывает из Ганнибала звук удовлетворения, когда он распластывается на полу, автоматически обнажая шею для Уилла. Все рациональные мысли вылетают у него из головы в одно мгновение. Странно успокаивает чувствовать, как челюсть Уилла ритмично двигается у него на шее, как его рука сгибается в хватке, переплетая их пальцы в жутком жесте близости. И он сильно разочарован, когда Уилл отстраняется, чтобы в последний раз облизать колотые раны. Ощущение того, что его кожа заживает сама по себе, отвлекает Ганнибала на долю секунды, прежде чем жгучий огонь в горле и желудке заставляет его испуганно ахнуть. Ганнибал слишком ошеломлён, чтобы сопротивляться, когда Уилл поднимает его на ноги. Он спотыкается и поднимает руку, чтобы схватиться за собственное горло жестокой хваткой, как будто хочет погасить пламя, лижущее его внутренности. Несмотря на зверский голод, Ганнибал видит, что другой смотрит на него с нежной улыбкой на окровавленных губах. — Пойдём, Ганнибал, — смутно слышит он, как Уилл говорит. — Время обеда.***