***
— Ох, Уилл… что ты наделал…***
Деревья плакали, их влажные причитания бесконечно раздражали Ганнибала. Дождь физически не беспокоил вендиго, он с легкостью переносил экстремальную жару и холод. Его просто раздражало ходить с промокшим мехом, и перья потом требовали особого внимания. Голод был почти единственной вещью, которая могла выгнать его из тепла его дома, постоянная потребность в свежем мясе — проклятие вендиго. Ганнибал быстро шагал к своему дому с несчастным фейри, перекинутым через плечо, кровь которого окрашивала его смуглую кожу в липкий красный цвет. К счастью, идти было недалеко. Эльф оказался настолько глуп, что отправился в его лес на какие-то поиски. Мольбы существа были почти милыми, будущий герой пытался воззвать к лучшему в натуре Ганнибала. Щелчок когтей превратил эти мольбы в крики. Странный звук привлек внимание Ганнибала, вендиго остановился, еще больше слез покрыло его кожу и свернуло пернатый мех. Он был рад, что притормозил, зрелище, которое встретило его, было дорогим и долгожданным. Единственное существо, у которого был шанс хоть мельком увидеть лучшую натуру Ганнибала, ютилось под большим листом папоротника, которым оно защищало свою рогатую голову от дождя. Однако укрытие плохо справлялось с задачей. Фавн промок насквозь, несмотря на все свои усилия, он выглядел несчастным и потерянным. Уилл наконец-то вернулся к нему домой. — Привет, маленький фавн. Что снова привело тебя в мой лес? — улыбнулся Ганнибал, хотя он мог предположить «что». От Уилла разило отчаянием, страхом и кровью, но не его собственной. Не нужно было много времени, чтобы догадаться, что в его стаде что-то пошло не так. — Я убил кое-кого, — задохнулся Уилл, признание заставило фавна топнуть своими маленькими раздвоенными копытцами. Свернувшийся калачиком под своим листом фавн только казался меньше, чем был на самом деле, более хрупким. Фавны были такими хрупкими созданиями, но Ганнибал знал, что Уилл сделан из более прочного материала, чем остальная часть его стада. — Как ты себя от этого чувствуешь? — спросил Ганнибал; его встретили молчанием, Уилл опустил голову, начиная дрожать. — Уилл, не будь грубым. Ответь на вопрос, и я позволю тебе пойти со мной домой, — настаивал Ганнибал, наклоняясь и красуясь своим ростом и раскидистыми рогами. Уилл ответил на это красиво: его глаза расширились, он присел еще ниже, его раздвоенные копыта погрузились в грязь. Фавн по-прежнему мог сбежать, если бы захотел, и у Ганнибала не было бы никаких шансов поймать его. Несмотря на этот факт, вендиго был уверен, что Уилл больше убегать не станет. — У тебя есть дом? — Уилл удивленно моргнул, глядя на него. Это был не тот ответ, на который рассчитывал Ганнибал, но, по крайней мере, фавн ему отвечал. — Я не дикарь. Конечно есть, малыш. Возможно, я был бы готов поделиться им с тобой, но ты должен дать мне что-то взамен. — Ганнибал обнаружил, что усмехается. Его голос был низким и сладким, обманчиво успокаивающим. — Как ты себя чувствовал, когда убивал? — Хорошо. Справедливо, — прошептал Уилл, осмеливаясь поднять на него широко раскрытые испуганные глаза. — Очаровательно. Ты расскажешь мне больше, но позже. А пока давай тебя накормим и высушим, — сказал Ганнибал, довольный на данный момент и желающий убраться подальше от соленого дождя. — Пойдем со мной. Уилл двигался недостаточно быстро, вендиго наклонился, чтобы подхватить фавна свободной рукой. К чести Уилла, он не особенно сопротивлялся. Сдавшись, Уилл положил голову на широкое плечо так, чтобы смотреть на труп, который должен был стать обедом. — Хорошо пахнет, — пробормотал Уилл в кожу Ганнибала, заставив вендиго усмехнуться. — На вкус будет еще лучше, — сказал Ганнибал, делая более широкие шаги, чем раньше. Раньше он тоже торопился, но теперь расстояние между его домом и этим местом казалось почти невыносимо длинным, когда тело Уилла так приятно прижималось к его собственному. Кожа к коже, вендиго мог чувствовать сердцебиение фавна. Как ни странно, все замедлилось до ровного темпа, Уилл находил его присутствие успокаивающим. Ароматы лугов и полевых цветов, исходящие от фавна, несомненно, подтверждали это, не запятнанные кислотой страха или горечью гнева. Уставший физически и морально Уилл устроился на руках вендиго, несшего его с легкостью. Идея дома была новой для фавна. Он никогда раньше не видел домов, только слышал о них в рассказах путешественников, которые останавливались на лугах его стада. В то время как он понимал их назначение, Уилл не мог разобраться в необходимости там жить. Почему кто-то решил ограничить себя такими пространствами, когда мир был таким открытым и обширным? Небо было крышей фавна, а земля — его комнатами и покоями. Видя, что теперь у него мало выбора в этом вопросе, Уилл смирился со своей судьбой. Казалось, что он всегда должен был прийти сюда так или иначе. Фавн уставился на мертвого эльфа и подумал, не станет ли он следующей добычей вендиго. Если такова была его судьба, Уилл поприветствует смерть. Он совершил худшее преступление, которое мог совершить любой фавн. Теперь он никогда не сможет вернуться к своему стаду, даже если захочет. Не то чтобы его грехопадение было большой потерей. На самом деле для него там никогда не было места среди других фавнов. Он всегда был другим. В лучшем случае он до некоторой степени сливался с прочими, подражая их поведению, пытаясь скрыть свою собственную истинную природу. Было несколько особей, которые ему нравились: Алана и Эбигейл. К остальной части стада он ничего не чувствовал. Однако их отвращение и недоверие сказались на нем. Дом вендиго стал отличным поводом отвлечься от таких мрачных мыслей. Уилл заставил себя забыть о своем нынешнем положении, по крайней мере, на мгновение. Дом когда-то был гоблинским, но всевидящий лес захватил каркас, поглощая его, корни надежно росли вокруг глины и камня. У здания было два часовых по обе стороны: деревья прилегали к дому от фундамента до крыши. Густые темно-зеленые побеги, похожие на плющ, боролись за пространство с синим грибом, который освещал лес изнутри, заставляя дом вендиго выделяться жутким рельефом на фоне вечной ночи. Дом не был построен для вендиго или им самим. Это было ясно, когда Ганнибал нырнул в прихожую, помня о своих рогах по укоренившейся привычке. Он повернулся боком, чтобы разместить свою ношу и голову. Все, что Уилл мог делать, это оглядываться по сторонам; дом соответствовал описанию одного из рассказов в том смысле, что у него были стены, крыша и полы. Стены выглядели ограничивающими, и за ними могло скрываться что угодно, а полы были ненужными. Однако он мог оценить потолок, поскольку верхнее покрытие прекрасно защищало их от дождя. Внутри было достаточно интересно: пространство было заполнено тем, что называли мебелью, хотя Уилл не был уверен в названиях или назначении большинства предметов. Второго этажа не было, он был выломан, чтобы с комфортом вместить вендиго такого размера. Уилл не спрашивал о первоначальных обитателях этого места. У него было довольно четкое представление о том, что с ними могло случиться. Уилл обнаружил, что его перенесли совсем в другую комнату, в которой было кострище и множество других интересных предметов, выставленных на полках и прилавках. Фавн мог только предположить, что это была кухня или, по крайней мере, она соответствовала описанию таковой. Уилл обладал идеальной памятью на такие вещи и мог вспомнить любую историю, которую ему когда-либо рассказывали. Он знал, что его стадо не будет вспоминать его с нежностью, но однажды они будут скучать по нему из-за этого. Чтобы кровь стекла в кувшин, мясо бросили на стол, а борозды, вырезанные на его поверхности, способствовали этому. Кострище разгоралось само по себе. Прежде чем Уилл смог задать какие-либо вопросы об этой комнате или самом доме, его увели в другое место. Это пространство находилось под самой землей, глубокая яма, вырубленная в почве. Уиллу не нравилось в пещере, фавн возобновил свою борьбу по мере того, как Ганнибал спускался все ниже. В этом месте обитала старая смерть, пахло кисло и металлически. Темноту разогнало свечение голубого гриба, достаточно яркое, чтобы фавн мог видеть куски соленого мяса, свисающие с корней. Как бы бесполезно это ни было сейчас, Уилл боролся, чтобы заставить вендиго отпустить его, чувствуя себя в ловушке в этом месте. Однако теперь у Ганнибала были обе руки, чтобы держать его в клетке, вендиго легко подсунул руку под покрытые мехом ноги фавна и прижал к груди, чтобы удержать на месте. — Тише, Уилл. Мы просто идем к здешнему источнику, чтобы помыться. Соль высушит твою кожу и позже вызовет зуд. Это испортит твой прекрасный мех, — успокаивал Ганнибал. Ему нравились попытки упрямого фавна освободиться, но не нравился исходящий от него страх. Это портило естественный сладкий аромат Уилла. Запах свежей воды успокоил Уилла сильнее, чем слова вендиго, когда они вышли из мясного погреба, чтобы наткнуться на подземный источник: бассейн с водой, свежей и прозрачной, как вырезанный кусок небесной лазури; он был освещен изнутри. Крошечные рыбки, сияющие, как звездный свет, заставляли воду искриться и покрываться рябью от их свечения. Когда Уилла поместили в середину, он обнаружил, что вода была теплой и легко доходила ему до шеи, когда его копыта коснулись дна, фавн вздрогнул от этого ощущения. Вся вода, которую он когда-либо знал, была прохладной и текучей. На лугу было больше ручьев, чем прудов, и даже тогда все они были холодными. Отложив свирель и сумку фавна в сторону, чтобы они не намокли еще больше, вендиго устроился позади Уилла и усадил ошеломленного фавна на колени так, что его худая спина уперлась в твердую грудь. Не имея другого выбора, так как вода доходила ему до шеи, Уилл заставил себя оставаться неподвижным; его взгляд остановился на крошечных рыбках, которые начали впиваться жадными поцелуями в кожу и мех, желая очистить их от крови, соли и грязи. Когтистые пальцы пробежались по кудрям Уилла, когда сложенная чашечкой ладонь влила воду на темные пряди. Вендиго с большой осторожностью чистил фавна, пока маленькое существо дрожало рядом с ним. — Ты восхитительно пахнешь, — пробормотал Ганнибал, наклоняясь, чтобы слизнуть капли воды, стекавшие по шее Уилла. — Достаточно хорошо, чтобы съесть? Каков страх на вкус? — осмелился спросить Уилл, поворачивая голову, насколько позволяла рука Ганнибала в его волосах. — Кислый. Страх оставляет определенный горький привкус на языке, — сказал Ганнибал безобидно, прижимая Уилла еще ближе, скользя рукой от мокрых кудрей к шее фавна, чтобы почувствовать, как маленькое существо судорожно сглотнуло в его ладони. — Мясо огорчено тем, что умрет, — прошептал Уилл, осторожно облизывая губы, чтобы обнаружить, что вендиго следит за движением его языка. Кровавый оттенок глаз Ганнибала завораживал, фавн не мог отвести взгляд. — Чем огорчен ты? Чего ты боишься? — спросил Ганнибал, поглаживая кожу фавна когтистыми кончиками пальцев, осторожно, чтобы не оставить на ней следов. — Тебя, — сказал Уилл без колебаний. Ганнибал бы зааплодировал, но не собирался прекращать прикасаться к фавну теперь, когда мог. — И все же ты здесь. Перестань лгать себе. Ты боишься не меня, а только того, на что я способен. Того, что ты сам жаждешь сделать, — произнес Ганнибал, наблюдая, как лицо Уилла снова превращается в маску горя. Фавн рухнул под тяжестью своей вины, прислонившись своим телом к телу Ганнибала, позволяя вендиго делать все, что тому заблагорассудится. — Того, что я уже сделал, — признал Уилл вслух, правда теперь почему-то казалась более реальной. — Как ты чувствовал, когда убивал? — спросил Ганнибал, отпуская горло фавна, чтобы продолжить мыть кудри осторожными движениями. — Это самое уродливое чувство в мире, — прошептал Уилл дрожащим, едва слышным голосом, как будто из него высасывали жизнь. Ганнибал покачал головой, зная, что там было еще так много всего, что можно было бы рассказать. Он больше не позволит фавну прятаться внутри себя. — Что еще? — пробормотал Ганнибал, позволяя своим губам коснуться раковины уха Уилла, которая быстро приняла ярко-красный цвет. Фавны были не из тех, кто уклоняется от близости; Уилл повернул голову, чтобы посмотреть прямо на Ганнибала, его серо-голубые глаза изучали лицо вендиго. Ганнибал понял, что фавну, должно быть, понравилось то, что он нашел в глубине его глаз, потому что он наклонился, чтобы коснуться его губ. Уилл повернулся на коленях вендиго лицом к нему. Желание придало фавну смелости, он потянулся, чтобы обхватить лицо Ганнибала руками. — Сила. Я чувствовал себя могущественным, — тихо сказал Уилл, хотя его скупые слова говорили о многом. Ганнибал с трудом сдержал улыбку, когда они коснулись лбами и Уилл позволил ему это; маленькие рога врезались в кожу Ганнибала. Они не были гладкими и острыми, как у него, казались грубыми на ощупь. — Кого ты убил, милый Уильям? — спросил Ганнибал, настаивая на вопросе, даже когда губы Уилла искали его собственные, а шныряющий язык соблазнительно дразнил его нижнюю губу. Уилл бы отстранился, если бы не руки вендиго, удерживающие его на месте. — Другого фавна. Его звали Гаррет. Он пытался увести Эбигейл к своему стаду. Однако она хотела остаться с Аланой. Он не принял «нет» за ответ. Все так быстро вышло из-под контроля… — пробормотал Уилл, воспоминание повлияло на него, возобновилась дрожь. В своем сознании Уилл вновь пережил момент своего становления, своего перерождения. Драки особой не было, фавны были мирными созданиями, не склонными к насилию, по крайней мере, предполагалось, что они не должны были быть такими. Уилл мог сказать, что Гаррет был исключением из этого правила, когда он схватил Эбигейл и попытался утащить ее. В то время как остальная часть стада смотрела широко раскрытыми глазами и была напугана, Уилл оказался тем, кто вмешался и забрал Эбигейл обратно. Он солгал бы самому себе, если бы сказал, что не хотел убивать Гаррета. Это было его намерением с самого начала, как только другой фавн заявил о своем интересе к Эбигейл. По мнению Уилла, единственным сюрпризом было то, насколько легко это было сделать. Нож был даже не совсем оружием, просто чем-то, что Уилл нашел в своих странствиях; металл его проржавел, а лезвие затупилось. Однако он был достаточно острым, чтобы пронзать плоть Гаррета снова, и снова, и снова. Слова Аланы, все еще звучавшие в голове, ясные и острые, как серебряный колокольчик, заставили его копыта застучать быстрее. — Шшшш… — успокаивал Ганнибал. На данный момент этого было достаточно, признание в убийстве заставило что-то вспыхнуть внутри вендиго, когда он поцеловал фавна должным образом, их тела прижались крепко и собственнически. Здесь, глубоко в Лабиринте, укрывшись в лесу глаз, у них было все время в мире, чтобы узнать друг друга.***