Но переживи миг.
И переживи век.
Переживи крик.
Переживи смех¹.»
Идея оживить бывшую рок-звезду и в теории звучит бредово, что уж говорить о практике? В реальной жизни Джонни вообще чертовски не везло с этим делом. Ну, а если совсем честно, то воскрешение давалось ему через задницу, как, в принципе, и большинство дел. Сперва, помоешное тело странного рода девицы с дырой в башке. Не самый лучший вариант для перерождения, правда? Да и будь перерождение выбором, вряд ли бы Джонни Сильверхэнд в графе «Ваши пожелания для будущего перерождения» выбрал бы хоть что-то в сумме равняющееся нестабильной, во всех смыслах, гормонозависимой Ви. Она была, скажем так, слегка не в его вкусе. Как зуб мудрости во рту — несмотря ни на что лезла там, где ей не было места и норовила разрушить своего здорового сожителя. Ви, по его скромному мнению, слишком часто пила эти жуткие таблетки, отнимала у него контроль и вела себя как наглая выскочка. Словом, были они друг для друга как масло и хлеб. А вот Горо в их ядрёный бутерброд никак не вписывался. Вот уже битый час он сидел перед полоской света, касающейся его ботинок, водрузив локти на широко расставленные колени. В руках пистолет, в голове — отчетливый звук его рвущейся по швам карьеры, прерываемый лишь, разве что, чужим журчанием, да плавным жужжанием застегивающихся ширинок. Вместе с его сутулым образом так же смиренно, сомкнувшись в единое белое ничто, опасливо сверкали умывальники. Как и Горо они ждали баталий, в следствии которых падут громогласно и быстро. Разобьются вдребезги, и осколками полетят во все стороны, униженные, обездвиженные и безмолвно глядящие перед собой. Одно между ними в корне различалось. Горо не собирался умирать здесь, в этом космическом сортире, на другом конце их человеческой вселенной. Пускай эти двадцать минут он провел в окружении собственной паники, на холодном полу, полумёртвыми глазами уставившись в пустоту, вздрвгивая от любого звука и в целом, не зная себе места, он всё ещё хотел вернуть Ви этого полудурка с мировым именем. Потеряшку в руки потерявшей. Хотел, да, но вот чего он точно не хотел, так это оставлять Ви в таком состоянии и если ей так нужен был этот террорист, что ж, значит эти безжалостные двадцать минут, переросшие в целый час, наполненный молчанием, шагами, аммиаковым душком, журчанием воды и отголосками фраз, не были таким уж и бессмысленными. За этот час Горо успел помолиться и разорвать все свои отношения с Богом, что тоже весьма продуктивно. Около каких-то гребанных сорока или пятидесяти минут? И Горо успел слететь с катушек от раздражения. К таким мытарствам его не готовила даже Арасака. Тишина, вонь, писающие люди, труп рядом — он готов был поклясться, что теперь и ядерная война страшила его чуть меньше. На семидесятой минуте он стал закатывать рукава. Кое-как справился с застёжкой своих любимых наручных часов и чуть было не выронил их, злостно запихивая предмет роскоши в карман. На восьмидесятой Такемура отковырнул несколько пуговок на рубашке, умудрился несколько раз присесть на корточки и тут же с них подорваться. Он поплотнее заправил выбившуюся из штанов рубашку и сосчитал до десяти. Затем ещё раз пихнул к носу трупа свою руку. Джонни Сильверхэнд дышал. Дышал, как чёрт на родине, а вот подниматься не спешил. Прошло ещё несколько мучительных минут, прежде чем Горо совсем потерял рассудок. С лицом его приключилось сразу три необычные метаморфозы. Началось с улыбки, с самой дурацкой на которую он вообще был способен. Она всплыла на его лице без всяких причин, скатилась в уголок губ и обратилась в безмолвный упрёк. С недвижимым взглядом он собрал руки на груди, как мать, ожидающая несовершеннолетнего, в хлам пьяного ребёнка. На этом не закончилось. Улыбка эта сползла в мятую линию, а затем лицо его, с горечью осунулось и расслабилась, да так резко, точно лопнуло. Все на его лице рухнуло, но особенно выразительно — улыбка. Упала и комично сильно натянулась. Горо стал отстукивать носком тонкого ботинка ритм, ужасно нервирующий и резкий. Он стоял перед ним и чувствовал то же звучание, что выскакивало у него из-под ботинка, те же нарастающие нарывы из звуков. Монотонные ноющие в пальцах звуки. Что-то просто должно было случиться. Туалет будто бы умер, был обездвижен и только колотился, доживал свои последние минуты в звуке его бьющегося нервного ботинка. Его бросило в жар, он вдруг подумал, что произошедшее могло быть постановкой. Его аккредитацией или самой ебанутой выходкой Арасаки. Горо подавился резко возросшим биением сердца и закашлялся. Тишина вокруг него наполнилась горячей неизбежностью, сожалением и самым, что ни на есть, животным страхом. Он вдруг почувствовал, что воздух плотной ватой стал прилипать к стенкам его легких, обжигать слизистую носа. Единственным спасением для него стал бы внезапный конец света и, как ни прискорбно, Джонни. Джонни, мать его, Сильверхэнд. Мужчина бросил обреченный взгляд на новое тело рок-звезды. Не питал он к нему добрых чувств, но готов был разрыдаться как младенец, будь этот придурок здесь, с ним. Наверное, только этой мыслью он и жил эти последние двадцать минут. Представлял, как вернется с ним на землю, навсегда оставшись Арасаке предателем (присвоят ли ему какой-нибудь титул за это?). Как тут же покинет зловоние Найт-Сити с его кабаками, использованными презервативами, раскиданными в самых неоднозначных местах, освободится из этого прокуренного, навечно запущенного места. Горо Такемура не собирался оставаться там ни на йоту своего времени, снимать пахнущий людскими телами хостел, ложиться на кровать, полную пятен и волос. Думая о Найт-Сити, Горо даже стало чуточку легче, как когда болит нога, а ты с силой бьёшь по руке и боль больше не кажется непобедимой. Да и смерть в его представлении была бы лучше, чем этот извращенный клоповник. Горо смущало лишь одно — смерть подобная этой. Рядом с полуживым Джонни Сильверхендом, разложившимся перед ним как самодельная табуретка. Когда сил терпеть всю эту вонь у него не осталось, он яростно дернул его за грудки. Тело Джонни было легким, оно поддалось ему как взбалмошное тесто и упало вперёд, прямо в руки. Голова рокера рухнула на грудь и вскользь коснулась руки Горо. От неожиданности он убрал руки, а тело парня, как освободившаяся птица, полетело к земле. Горо запаниковал и пихнул его в плечи. Тело парня упало на спину и свесилось через бачок, раскинув руки. Попутно с этим голова его умудрилась собрать все углы. Она с глухим «бам» ударилась о заднюю стенку кабинки, а затем с душераздирающим, почти пустым звуком вернулась на бачок. Горо тут же вцепился ему в плечи, а затем вдруг коротко моргнул и сощурился. Он резко переполз пальцами ему на лицо, оттянул верхнее веко парня, как и ожидалось, зелёный глаз его в карих крапинках тут же закатился. Джонни, казалось, был далеко-далеко отсюда.****
И это было сущей правдой, пока Ви маялась в физическом мире, Джонни отбывал очередной свой срок в духовном. Сложно сказать, что из этого было большей мукой, но сидеть в собственных мыслях ему, как и Ви, было крайне неприятно. Мир его так и остался в той пиксельной симуляции кафе, больше не рвался, как прежде, не швырял его по кругу из одних и тех же событий, а просто взял и оставил его, наконец, в покое. Ви в его мире тоже было место, она осталась сидеть с ним за колючим пиксельным столом. Ничего нового она не говорила, просто сидела тенью себя прежней, муляжом. Её присутствие ощущалось как смерть. За ней, за её лицом, за недвижимой позой уже давно ничего не было. А ведь когда-то было, он был в этом уверен. Когда она не была для него пустой оболочкой, образом, так накрепко впечатавшимся в роговицу глаз. В то недолгое время, длинною в несколько месяцев, когда она всегда была рядом. Настолько рядом, что никто другой в жизни не сможет подойти настолько же близко. Никого ближе Ви у него вообще никогда не было. Близко, очень близко была капризная Бестия, Альт со своей вечной биполяркой люблю-не люблю, амбициозный Керри с загоном заранее несбывшихся мечт и Ви. Ви, да, Ви! Ви, какая-то там безызвестная воровка с улиц Хейвуда. Сколько она с ним промотала? Месяц, максимум. Вот она, блять, взяла и узнала его. Никто не справился, а она бесстыжая, не смотря на его вечные подъебы, всё выяснила, вылепила его дерьмовый образ, как в натуру, и все равно проявляла к нему невероятную эмпатию. Не сразу, конечно. В их первую встречу Джонни просто почувствовал, что Ви несанкционированно забралась к нему в сознание, скачала все его мысли и чувства, а потом даже не постеснялась их обнародовать. Взяла и выдала какому-то там доктору то, что ей вообще не принадлежало. Как он должен был себя чувствовать, когда она плакала и предлагала избавиться от него, как от какой-то вещи? Конечно, он устроил ей взбучку. Его трясло лишь от одной мысли о том, что теперь все его мысли, воспоминания, да даже случайные перепихоны доступны левой полудохлой тёлке. Будто всю его драгоценную биографию просто взяли и слили в «Торрент». Поэтому он решил напасть на неё первым. И как только она заснула Джонни воткнул кинжал ей прямо в спину. Он разбудил её, разорался и со всей своей силы отыгрался на ней за собственное отчаяние. Он швырял её из стороны в сторону, с остервенением таскал за волосы по полу, угрожал, маятником разрезая комнату, и агрессивно требовал своих вонючих сигарет. Он сразу же что-то сломал в ней. Надавил на что-то, что и так давно болело. И будь у него возможность, он бы убил себя, лишь бы не делать этого. Ви дала ему отпор, не подала виду, а затем проплакала всю ночь. Он очнулся и узнал об этом, почувствовал, всё, что она попыталась оставить при себе. Наконец, он узнал контекст и причину, по которой Ви не смогла и никогда не сможет простить его за это. И хотя он тысячу раз успел пожалеть об этой ночи, пытался потом замять этот инцидент и поговорить с Ви, о том, что он случайно увидел в её воспоминаниях, Ви была неумолима. Она так и не простила его и, против собственной воли, постоянно возвращалась в начало, в котором она просыпается ночью, становится жертвой его злости и глотает таблетки, просыпаясь потом в застывших в уголках глаз слезах и всё старается заглушить панику, бьющую иглами в ладони. Ви его действительно боялась и ненавидела. В такие ночи и он себя ненавидел. Девушка не могла слезть с кровати, ведь высота кровати казалась ей высотой небоскрёба с улицы Корпораций, ноги резал страх высоты, а сердце всё сильнее долбилось о рёбра. Он, конечно же, чувствовал тоже самое. Видел себя со стороны и видел Ви, просыпающуюся ночью от ужаса и мурашек. Остановить её крупные панические атаки, которые с той ночью стали только уродливее и внезапнее, Джонни был не в состоянии. И пока Ви с кончиков пальцев до головы покрывалась беспричинными мурашками, садилась в ближайший угол и дышала, дышала, дышала, захлёбываясь в панике, он мог только смотреть на неё. Джонни не мог даже коснуться её, ничего. Просто стоять, сидеть рядом с ней и чувствовать себя какой-то хуйнёй, а не человеком. Болезнью для неё, раком, блядским вирусом. Приступы и извержения этой бесконечной паники. Для одного человека ноша Ви была слишком тяжёлой. Ежедневно из неё вытекло столько крови, что Джонни каждый раз задумывался, как Ви вообще жива и сколько ещё выдержит. Больше всего на свете он хотел остановить её жуткий кашель, только, кажется, это желание Ви в нём никогда не чувствовала. Пока они были вынуждены жить на одно тело, Ви запытала Джонии бесконечыми вопросами, часто агрессировала и, скажем так, закрывала глаза на вечное похмелье по утрам, отчего он чувствовал себя ещё большим мудаком. Она до конца несла с собой ночь их знакомства и обиду вместе с ней, пускай, уже не такую сильную, но всё ещё достаточную, чтобы помнить и держать её при себе, как агрессивную, вечно голодную собаку. Обида эта рвала ей руки и нервы, тряслась и лаяла на тяжелой цепи где-то слишком глубоко, чтобы вытащить её, такую злобную и колючую, самостоятельно. С цепи Обида её, злобная, как огромный белый медведь, сорвалась только в последнюю их встречу в голубой тишине, среди мигающего света и парящих кубиков, тающих под пальцами. В этом самом кафе. Тогда он и понял, что их встреча действительно последняя. Она высказала все, что думала и её тяжелая душа, до этого помещающая Обиду, с зубами дикого хищника, обратилась в слова, растянулась на предложения, сверкнула пару раз в её карих глазах и навсегда исчезла. Ви ушла, растворившись вместе с ней, подобно хаосу из пикселей виртуального пространства, и забрала с собой все свои идиотские выходки, все свои воспоминания, решения, чувства, болезнь, слёзы и себя саму. Она делила с ним свою душу, а тут вдруг взяла и оставила его в покое. Отделилась и ушла. Да, она не самовольно влезла к нему в душу, заодно устроившись к нему личным мозгоправом, нудным менеджером, ассистентом по решению проблем, лучшим другом и назойливой малявкой, считающей себя слишком умной и взрослой для его советов, но она влезла и так в ней и осталась. Прощупала каждое его воспоминание и сунула любопытный нос в каждое его воспоминание, каждый клочок его сознания. Не пьющая, не курящая, слишком снисходительная и, в целом, слишком бесхарактерная на его взгляд Ви, знала Джонни лучше всех его друзей, подруг, бывших. Она взяла и пополнила список его приоритетов. Ещё бы не пополнила, помогая ему, даже отдавая тело целиком. Она несчастная терпела его многочисленные похмелья, молча находила закончившиеся пачки «Sobranie», пропускала мимо ушей все его подъебы и ничегошеньки ему не говорила про все те вещи, что он переставлял в её доме. Она была либо такой же ебанутой, как и он сам, либо действительно хотела скрасить ему заточение в своей черепной коробке. И в ту секунду, что образ Ви обращался в грёбанное ничто, он вдруг почувствовал насколько многое она со своим уходом заберёт у него. Кубики киберпространства пульсировали и опадали на пол. Пространство обретало форму.***
А Горо, так и не выпуская из рук слишком красивое для такого мудака, как Джонни, тело, светил фонариком в его насильно раскрытый, вредно закатившийся зелёный глаз. Соседняя кабинка очередной раз всколыхнулась и громко хлопнула дверью. Такемура вздрогнул и машинально обернулся на звук. Вернувшись к лицу Джонни Горо чуть не проглотил язык от неожиданности. Раскрытый глаз теперь совершенно здраво наблюдал за ним. Горо замер и за свою задержку тут же поплатился. Парень, конечно, тоже был крайне обеспокоен, но взял себя в руки намного быстрее. Он ярче распахнул глаза и вот-вот готов был взорвать это место в собственном крике, открыл было рот, но пошел против всех стандартов нормальной реакции. Вместо жуткого, высокого или до смешного низкого крика он вцепился ему двумя согнутыми пальцами в нос, как злобный краб в чужую пятку. Теперь настал черед Горо орать и удивляться. От боли, неожиданности и самой сильной обиды он отвешивает ему не удивление сильную и звонкую пощечину, возвращает свой нос из плена и, влетев спиной в запертую дверь, ошарашено зажимает пульсирующий нос. Глаза его бешено застывают, парень же в свою очередь надувается, втягивая воздух, будто до этого не глотнул и капли и держится за покрасневшую щёку. Горо агрессивно сощуривается, скрывая за своей мнимой злостью настоящее облегчение, чуть ли не эйфорию. Вот он, нахохлившаяся легенда Найт Сити. Развалившаяся на толчке селебрити, тяжело хрипящая и надувающаяся от каждого вздоха. Он тут же окидывает его взглядом с ног до головы, мысленно визжит от радости, но улыбку тут же прячет в недовольство. Поднимает его за воротник, выбивает плечом дверь и выволакивает его к раковине. Тушка парня тянется, как спагетти по тарелке, тащить его одно удовольствие. Заново рожденный в его руках безобиден, он весь трясется в кашле, словно коматозник, хватает ртом воздух, болезненно щурится и тянется руками к шее. Брови Такемуры взлетают вверх. Судя по всему, Джонни разделяет последнюю боль того паренька во всей её красе. Парень обрушивается на раковину, но на ней не удерживается и оседает на колени. Горо ещё раз присматривается к нему. Он уже не кажется ему подходящей кандидатурой для свержения Арасаки, ну, или хотя бы для побега, что уж там. В исполнении Джонни парень слаб, худощав и едва ногами ворочает — не чета ему прежнему. Такой же растормашённый и разобранный на кусочки инвалид, как Ви. Ну, прелесть. Горо морщится и собирает руки у груди. Сквозь пелену кашля, спасенным им мудак все же с улыбкой вымучивает из себя бессвязные звуки, поднимает на него свои зелёные глаза и пробует собрать их в слова. — Твою мать, Ви, получилось! Бляя, — он смотрит на руки, — слушай, а без твоих ногтей, уже не та малина. В поисках Ви, он с явным усилием поворачивает голову. Горо смотрит на него, как питон на мышь, да и слушает в пол уха. Он далеко отсюда, он продумывает план и, отключённый от реальности, рассеяно обращает глаза к потолку. Ему хватает пары секунд, чтобы прокрутить в голове план их побега, поиски Ви, а затем долгосрочный отпуск на Гавайях. В голове даже слышится мотив укулеле, запах моря и песок, играющий на ветру. Он приходит в себя. Натыкается на возмущённого Джонни и отсутствующим взглядом упирается в него. Берет себя в руки, а заодно и поднимает завалявшегося музыканта. С нескрываемым отвращением, как мокрый, не понятно от чего, пакет с мусором, он безмолвно тащит его к двери. — Слушай меня внимательно, ты Конни Эдвард Джонс, молча за мной. Успеем уйти до обеда, понял? — внушаемо произносит он, носком ботинка пододвигая к нему чемодан, а затем понижает голос, – об остальном позже. — Чё? — брови парня выразительно кривятся. — Сам пиздуй, куда тебе там надо, от меня только, — он его отпихивает, возмущенно хмурится и с кислой миной раздаётся в кашле, — отъебись, якудза. Горо перехватывает его за руку и тащит к двери. Он все же наступает на спавшие с лица звезды очки, со злостью выпускает его руку и сверкнув на него исподлобья, останавливается. Как мамаша после истерики ребёнка у прилавка с игрушками. Его так и порывает сказать ему что-то типа: «Ну вот и сиди здесь, понял? Сиди, а я домой пошёл, без тебя!» — О, это что такое? Ты мне глазки строишь? Я не Ви, на меня эта ебанистика не действует. Кстати, о Ви, — он окидывает туалет взглядом и хрипло продолжает, — а где вечеринка в мою честь? Горо даже крякает от смеха, тут же заслонив рот рукой. Немного оправившись он вновь садится перед ним на корточки и подпирает рукой голову. — Вечеринка? В твою честь? — Горо стягивает губы, едва сдерживаясь, чтобы не ударить его. — Да, блять, в нашу честь, — уже с заметным раздражением выплевывает Джонни. Горо трёт глаза. А Джонни моментально выходит из себя. — Где Ви? — голос его становится тише, а Горо готов поклясться, что именно в эту самую секунду, он, наконец, маленькими шажочками идёт к осознанию того, какой пиздец на самом деле происходит. — Я спрашиваю, где она? Горо берёт его за воротник. Джонни взбрыкивает и ударяет его по пальцам. — Поори мне здесь, ты хоть иногда думаешь своей головой или там нет ничего кроме. Кроме.Рока? Горо не в восторге от своей реплики. Джонни наплевать. Он судорожно осматривается. Находит сломанные очки, раскрытую нараспашку кабинку, брошенный чемодан. Зеленые глаза тускнеют, а осознание происходящего портит его прекрасную, совершенно незаслуженную мордашку. Горо прослеживает его взгляд, поднимается и поднимает заодно чемодан с пола. — Веришь или нет, но за день я по твоей физиономии совсем не соскучился. А теперь, Джеки Чан, держим курс до Ви, — он предпринимает вялую, рывковую попытку подняться и совладать со своим новым сосудом. Такемура же обеспокоенно наклоняется к нему и осматривает на предмет повреждений, сотрясений и прочего вида контузий. Не найдя в нём ничего значительного, кроме, пожалуй, умственных отклонений, он безэмоционально выпускает его из рук. Джонни смотрит на него с жалостью и презрением, как на дедушку, славного дедушку, но в маразме. — Не знаю, как там течёт время, — Горо указывает вверх пальцем. Джонни безрадостно наблюдает за ним исподлобья и чтобы увидеть, куда этот ненормальный тычет пальцем, он даже запрокидывает голову к потолку. На потолке только потолок. Парень возвращается к нему взглядом с кривым раздражением и сочувствием на губах. —…но здесь два года уже прошло. Горо даже жаль его. Ну, так. Не сильно. Просто ему неприятно смотреть на такое жалкое и тонкое существо, как Джонни. Он не находит ничего лучше, кроме того чтобы просто похлопать Джонни по плечу. Парень же по-прежнему выглядит потерянным. Такемура отворачивается в сторону, чтобы дать ему немного времени, чтобы оправиться, а затем протягивает Джонни кейс. Им нужно немедленно отсюда убраться и, кажется, только он один это понимает, он один вообще куда-то торопится. К счастью, к великой удаче им везёт. Действительно везёт. Конец света решает обрушится на них именно сегодня. Туалет их, маленькое убежище аммиака, чужих сплетен и случайных интрижек вдруг заходится в трещинах. Потолок покрывается паутинкой, а господин-внезапный-аппокалипсис, война, до что бы это не было зверски встряхивает это место, судорожно пинает их комнатушку и вгрызается в стекла. Горо тут же хватает новорожденного за шкирку и тащит его тело к выходу. Хозяин же этого тела все тычет пальцем в дрожащий потолок. Штукатурка, плитка, черные кусочки с аппетитным хрустом отламываются от потолка и сминают в ряд стоящие кабинки. Когда Джонни всё же приходит в себя и теперь самолично выпихивает Горо из этой вонючей западни, на былой глади потолка уже мотаются ржавые балки, а дорогие туфли его нового тела уже лижет канализационная вода. Что бы это ни было, кто бы это не сотворил, все произошедшее кажется адом воплоти. Оказавшись в коридоре и перекидываясь ошалевшими взглядами, они перешагивают через двух огромных охранников, нашпигованных пулями. На лице Горо расцветает улыбка облегчения, а Джонни пихает его и требует объяснений. На них, к слову, совсем нет времени, поэтому Горо просто радуется и забирает у них оружие, а Джонни просто делает тоже самое, но с охуевшим лицом. Стены вокруг них мнутся и норовят сложиться, как картонные декорации. Бешенное зрелище, когда ранее такой покладистый мужичок на побегушках, как Горо, грабит тело такого же сотрудника, тянет тебя по коридору, с которого валится чёртов потолок и вводит тебя в курс дела, агрессивным и громким шёпотом с летящими тебе в ухо слюнями. Джонни просто нечего сказать, когда Горо успокаивается, отлипает от него и они вместе выталкивают с прохода к лестнице девушку в тесной черной юбке-карандаш. Мистика, темнота и ужас вокруг арасаковской клиники вмиг улетучивается, остаются лишь повиснувшие на худющих проводах лампы, выбитые, беспорядочные дырки от пуль на красных стенах и все те, кто этому хаосу сопротивлялся. Всё они, чёрные матовые лица, все на полу. Джонни и Горо под звуками бесконечных выстрелов карабкаются по лестнице на верхние этажи. Парень наступает на какую-то стеклянную трубку и та с треском превращается в пыль. — А ты и не говорил, что здесь так весело, — без тени улыбки произносит он, — может объяснишь, что происходит? Очередной черный коридор. куда они только что выползли сотрясается в очередном кашле Апокалипсиса, висящая на одном добром слове лампа, оторванная от потолка бурным развитием событий, раскачивается и норовит убить любого, в кого попадёт. Горо резко пятится назад, от его шагов вода хлюпает и нехотя пропускает его. Джонни инстинктивно делает тоже самое, все также ощущая себя каким-то клерком с чемоданом, спокойно идёт за ним и с той же слоновой невозмутимостью направляет на него оружие. — Рассказывай, мать Тереза, зачем я тебе сдался? Горо безобидно поднимает перед собой руки и неспешно разворачивается. Всем своим видом он внушает ему только доверие. Он окидывает его взглядом. Да, что-то в нём точно изменилось. Может быть дело в расстёгнутых, мятых манжетах его рубашки или что-то во взгляде. Будь здесь Ви, она бы обязательно поверила, однако он не Ви и верить человеку, бывшему столько лет на коротком поводке у Сабуро, он совсем не в настроении. Джонни чуть ведёт головой и по-свойски трёт дулом пистолета кончик носа. — А ты мне не пиздишь, случайно? — Да пошёл ты, я не нанимался спасателем твоим, — кажется, он давно это держал в себе. Джонни даже как-то неловко видеть его таким эмоциональным. — Мы заберём телефон Ви, обзвоним твоих дебильных друзей, найдём Ви и я уеду из страны, ты понял? Где там законы полегче? Мексика? Техас? Россия? Горо прикладывает ключ-карту к двери, толкает её рукой и скрывается в мягкой темноте комнаты. — Предлагаю Индию, там...– Джонни скомканным движением суёт оружие в штаны, опирается о дверной косяк и обращается в темноту, — я там был, дохуя глушилок, никакого интернета. Только ты, дети свалок, собаки и бесконечные базары. Для тебя настоящий рай, скажи? Лицо Горо подсвечивается в темноте из-за найденного и ныне включенного телефона. — Пароль знаешь? Джонни облокачивается головой о стену, силясь вспомнить. — Кажется это... — Забудь, она сняла пароль, — Горо с каменным лицом высовывается из темноты и тянет его вдоль очередного коридора. Джонни заглядывает ему за спину. — Серьёзно? Мы идём по навигатору? Как это вообще возможно? Горо молча тащит его под локоть. Коридор дрожит им в след и очередной раз покрывается рябью. Их чёрное пространство расходится по швам, рвётся на лоскутки. Со стен, будто фишки домино, скатываются черные-черные стеклянные плиты. Оба они пробираются сквозь красную гущу, чёрные развалины, они месят ногами грязную воду, протекают сквозь щёлочки ранее свободных коридоров, бегут по лестнице и уклоняются от вечно падающего потолка. — Куда теперь? — после нехилого марафона и прыжкам через препятствия он припадает щекой к ближайшей стене. — В больничное крыло, — Горо оборачивается, замечает раскрасневшегося Джонни и тут же вновь тащит его в темноту, — не думаю, что Ви успела выбраться.****
Падение свершилось. Арасаковская консервная банка действительно вздулась, замерла и с металлическим визгом дала трещину в полдень. Оборудование обернулось против хозяев и изо всех щелей полезли чужеродные пули. Когда это случилось, вся космическая база, а заодно и всё её нутро вздрогнуло, как в зловещей икоте, наполнилось страшной тяжестью и качнулось. Всё что могло скатится, упасть или разбится упало, скатилось и разбилось. Черные силуэты перепуганных до смерти техников завились по стенам, врачи, до этого такие недостижимые и серьёзные попадали в общей давке к аварийным капсулам, многие потеряли свои узенькие зеркальные очки и в общей куче совсем не отличались от оголтелых любителей распродаж. Они пихались, они пыхтели и впивались в бока друг дружку локтями. А космос лишь скромно потягивал жизнь из этого места, как курортник, прильнувший к коктейлю с трубочкой. Вирус этот был с ним заодно, он, как от нечего делать, сразу же загнал под ноготь нетранеров. Он задушил их, быстро и безжалостно, вгрызся плотоядными зубами в их общую сеть и отрубил к херам всю связь с землёй. На землю попадали бесконечные капсулы, забитые людьми доверху. Для всех землян, особенно для этих вечно пьяных, так называемых «коренных жителей» Найт Сити, ночка выдалась та ещё. Из темноты повылезали маленькие глазки чужеродных шаттлов. В глазах особенно впечатлительных всё это выглядело как инопланетное вторжение. Уж слишком много капсул с беглыми космонавтами нападало в отстойную яму, известною ныне под гордым именем Найт Сити. Вирус произвёл настоящий фурор и разыгрался на их драгоценной базе не на шутку. Подобно изящному маэстру он выкашивал всех желающих отрубить его щупальца от системы, а с остальным и арасаковские солдатики справились. Был отдан настоящий приказ, куда круче прожорливого вируса. Словом, на землю вернулись только доктора, бесконечные лауреаты нобелевских премий и умники с высоким ай-кью, ну и те вип гости с толстыми кошельками и хорошенькими адвокатами. Остальные, в том числе и Ви, попали в список на уничтожение. На то были веские причины и Ви поняла бы, какие именно, будь она в этой жизни бывшей корпораткой. К несчастью, она таковой не была и, когда бесстыжий голубоглазый Вирус слизал все данные на пациентов и заставил всех, кто ещё оставался в здравом уме и здравии улепётывать на спасательных капсулах, она только смутно чувствовала, что ничем хорошим для нее это не обернётся. На двадцатой минуте общего хаоса Голубоглазый рубанул по системам безопасности, получил доступ к локальному оружию и с силой бахнул по опустевшим закуткам главного корпуса. Он буквально прогрызал себе путь сквозь металл и не стыдился использовать всё подручное оборудование. Клиника задрожала и зловеще разошлась во взрывах. Во всём этом хаосе люди, негласно шедшие на истребление, всё еще боролись за жизнь. Они совсем озверели, стали скапливаться в узких коридорах, топтали друг друга и всё орали каждый о своём. Можно сказать, они даже облегчили работу местным солдатикам. Неугодных просто смешивали с полом, покрытым липкой кровью, ошметками чужих тел и волос. Растащенные и испуганные, тела оставались не земле. Тела менее важных людей, тех несчастных, которые так и не смогли сохранить в общей давке равновесие. Пока «Арасака» занималась своим казусом и улаживала вопросы бизнеса, Голубоглазый Вирус захватил все мониторы и камеры. Он во всю порезвился, побегал по этажам, повыжигал всем желающим синопсисы и вдоволь порезвился с захваченным оружием. Словом, поработал он на славу. Без стеснения он вылез на все доступные экраны, заполнил собой каждый объектив и утопил клинику в голубом бархате света. Настиг он Ви в нижних закромах клиники. В каком-то смысле ей вновь повезло, ведь в тот момент она ближе всех находилась к капсулам, когда клиника вот-вот должна была слететь с орбиты, упасть и сгореть в атмосфере. Тогда темнота обрушилась на неё и её двух охранников внезапно. Как второе пришествие, как конец света, как падение. У охранников полностью отказали импланты, их навороченные костюмы и все те трубки, окутывающие их стали лишь трубками. Пластиком и стеклом. Ви застыла в темноте, пока темнота эта не разразилась брызгами пуль и слабеньким голубым светом вируса, занявшего все цифровые устройства. Её поводыри ослепли и теперь палили по воздуху, судорожно пытаясь сохранить себе жизнь или они вообще целились конкретно в неё, этого Ви так и не поняла. Она стояла среди них в темноте, стараясь с нею слится. Любое её лишнее движение и.. Пулемётные очереди рикошетили по коридору, бились о сталь. Девушка стояла вся мокрая и липкая от пота и боялась пошевелиться. Общий крик и стон, град пуль и темнота, которую можно было подчерпнуть руками. Пространство перед ней выгибалось и ломало свои собственные стены, как человек, захваченный бесами. Зловещий гул, бегущих на тебя людей, стоны, вновь пулемётная очередь. Кто-то всё же выбрался из этой толпы или толпа уже дышала ей в спину, она просто услышала шлепок этих бесконечно бьющихся ног. Её тут же с остервенением отбросили в сторону, как какой-нибудь пакет, прицепившийся к ботинку. Люди бежали по коридору и не замечали никаких пуль. Они бежали сквозь неё, отпихивая её из стороны в сторону. Ви просто казалось, что с каждым таким столкновением, на её спине, руках, появляются синяки. Она постаралась припасть к стене, но поток просто бил её и нес в неизвестном направлении. Женский крик хлестнул её откуда-то слева, плачь и свист поднимающийся в воздухе отнял у девушки всё, что в ней оставалось. Ви побежала вперёд, однако её попытка не увенчалась успехом. Она отскочила от кого-то, как мячик от стены, и с размаху влетела спиной в стену. От боли из её глаз посыпались разноцветные мушки. Кто-то вновь отшвырнул её, но она не могла избавится от ощущения, что ей всего лишь показалось. Не было прикосновения. Было слишком темно и слишком страшно, чтобы разобраться, что на самом деле только что случилось. Ви просто упала на колени и закрыла голову руками. Толпа должна была споткнуться, налететь и раздавить её, а она взяла и исчезла. Тогда Ви встала и качнулась в сторону, судорожно заелозила руками по пространству. Девушка не могла найти ту злополучную стену, куда так больно только что влетела. Сердце её пропустило удар, будто нашло на что-то, остановилось и закачало кровь, извиваясь в сумасшедшем ритме. Всё это время она стояла в кромешной темноте без всяких стен. Единственное, что было реальным, что до сих пор жгло её живот и вязало не проглатываемые кислые узелки в её горле, было это странное ощущение, разлившееся в ней после удара. Оно было. где-то в районе желудка. Было же что-то ещё? Эта боль не могла просто взяться и. Только если. До Ви медленно доходит этот жжёный запах крови. Она расширяет ноздри, старается услышать этот жуткий запах. Боль становится интенсивней и судорогой выворачивает из Ви всё её нутро. От боли у неё пропадает голос, она оседает на пол и дышит, как торчёк в пакет. Быстро и надломлено. Мысленно она молится, лишь бы эта боль не была бы пулей, ядом, лезвием ножа. Лишь бы эта боль в животе была бы болезнью, просто болезнью. Всегда так было? Ничего страшного, поболит и отпустит. Вот так, да. Глоток за глотком. Не забывать дышать. Поболит и отпустит, ерунда какая. Сделав над собой неимоверное усилие она дрожащими руками касается живота, ведёт по нему и холодеет от ужаса. Ладони её топнут в чем-то мягком и теплом. Тепло мерно сочится через лесенку замочка на её костюме, ошмётками заполняет в темноте белые руки и падает на пол. Падает и падает. Кровь Ви скатывается по животу, обрамляет тыльную сторону её бёдер и всё катится и катится линиями по ногам. Такое уже было.Было же?.. Чёртово дежавю. Несколько лет тому назад, да. А кажется, будто несколько тысячелетий. Он скрипел во сне зубами, он будил её мать. Он не готовил есть, только ел. Он вечно жаловался. Да, именно жаловался, но не как простые люди, не словами. Он ходил с одним и тем же недовольным лицом, он поджимал свои губы, когда ел, когда спал, когда злился, но молчал. Молчал и скрипел зубами во сне. Этот вечный стон имали колотил весь дом, сильнее, чем это делал он сам. Колотил по столу, ему нравилась их с матерью реакция. Ему нравилось раздражать. Зевать в пол первого ночи во всю глотку, шуршать по обоям, когда мать выгнала спать его на кухню, ему нравилось ударять по стене кулаком якобы во сне. Ви нравилось представлять, как он расслаивается на кусочки, как тофу, как капельки жира в наваристом бульоне, как грязь, отходящая от тела мелкими комочками, как бутон жухлого цветка, как мамина лазанья. Ви нравилось, когда он уходил. А ещё ей нравилось жить без него. Как будто так и должно было быть изначально. Вдалеке от квартиры с желтым светом, с вонью в подъезде. Далеко-далеко от железных табуреток, маминого костюмчика из «Травма Тим», скрипа чужих зубов, поношенных самой жизнью занавесок с выжженными следами от сигарет. Далеко от жизни на улице к жизни с каким-то левым дядькой. Да ещё и слепым. Да, пожалуй, Ви помнит последний день своего детства слишком ярко и детально. Помнит ту же дёргающую боль, жаркую кровь, стекающую с ног в домашние треники и собственную истерику. Но эту историю было бы слишком больно вспоминать перед своей собственной смертью. Ви быстро отгоняет от себя ненужные картинки, кое-как вылезает из арасаковского костюмчика и тут же обматывает мягкой штаниной живот. И пока на другом конце корабля Горо прощупывает дорогу и разгребает перед ними плотную темноту, таща в охапке какого-то буйного, она потуже затягивает на талии узел, закрывает глаза и тонет в ритме собственного дыхания.