Поздравляем!
Этап "скорая помощь" — 1/2, завершён. Этап "лесные повара" — 2/2, завершён. Лесная локация пройдена. Успехов! — Мда-а, — тянет Хан, вновь принимая непринуждённый вид, — названия у них и правда упоротые. Что ж, могу поздравить, Минхо, мы успешно прошли первый этап, — улыбается он, а сердце болезненно колется в забвении волнения. Кажется, будто смерть цапает все ближе и ближе, удлиняя свои острые когти. — И я тебя поздравляю, Сони, — искренне лыбится Хо, находясь в приятном предвкушении: по-началу он считал, что Джисону совсем не выгодно выигрывать в подобного рода вещах, но судя по его действиям — никого валить тот и не пытается. Так что Минхо, на удивление, полностью спокоен и расслаблен. Он даже не волнуется о том, пройдет ли — умереть тихо-мирно всегда остаётся неплохим вариантом. Внезапно, лампочки, горящие синим, становятся ярче, а экран плазменного телевизора загорается — на нем всего два слова черным по белому, и от этого обоим становится как никогда волнительно. Как они вообще сюда попали? В очередной раз бессмысленно отключились? Все это кажется не столь важным, когда Джисон вчитывается в простое короткое предложение. «Добро пожаловать».★
Феликс ещё никогда так не прихуевал с происходящего, как сейчас. Сначала ему говорят, что у студентов появляется возможность стать полноценными работниками, затем отправляют в какую-то канаву и оставляют в ней совершенно без никаких подсказок, а потом ещё и злятся, мол, ведёт себя он не так, как надо. А что ему ещё остаётся? Погладить по головке внезапно появившегося парня, который, вдобавок ко всему, ещё и в крови? Ли, конечно, владеет английским, но его уровень оставляет желать лучшего. Он, максимум, может поговорить с ослом, издавая звуки с особым акцентом, не больше. Так чего ж от него хотят, присылая англоговорящего парня, который ещё и использует сложнейшие обороты и времена? Ёнбок о таком и в помине не слышал, так что посчитал, что этот израненный юноша какой-то недоброжелательный. Он, конечно же, не сразу на него набросился, а подарил ему перед этим парочку ласковых. Феликс все детство занимался тхэквондо, так что подобные сопляки ему не страшны, хоть он по своей натуре душа и добрая — инстинкт самосохранения превыше всего. Раза четыре спросив, что тому нужно, на самых разных языках, вплоть до испанского (ходил на курсы пару месяцев в детстве), и не получив никакого должного ответа вместо бессвязной английской болтовни не выдержал: раненый парень подбежал к Феликсу, хватая за плечи, а тот ебанул его с ноги, да так, что хруст чужой челюсти услышал. После он, естественно, опешил, присел на корточки и поинтересовался, все ли в порядке. И только тогда этому ненормальному наконец хватило ума заговорить на корейском: то-то же, Ёнбок его сразу раскусил! Незнакомец обрисовал всю ситуацию и сказал, что на него напали дикие животные. Он бежал около получаса, и когда, наконец, наткнулся на лесную опушку, увидел Феликса, на тот момент только очнувшегося. Он показался ему дружелюбным и способным помочь, так что на этих строчках Ли почувствовал неконтролируемый стыд за самого себя. Феликс, предварительно выслушав до конца (но не получив никакой новой информации), принялся многочисленно кланяться с извинениями и предложениями о дружбе, построенной на вражде. Паренек незамедлительно согласится, и тогда Ликс решил мельком глянуть на его внешность: худощавый шатен, ростом около ста семидесяти. Одет обычно, в повседневку, правда, покусанную. В остальном ничего примечательного. — Будем знакомы, Феликс, я — Донгэй! — Улыбается тот, протягивая руку для рукопожатия. Ёнбок с радостью ее пожимает, морщась от того, как юноша болезненно шикает от собственных ссадин. — Угу..Слушай, — неуверенно начинает Ли, — моя жизнь тесно связана с больницами, так что я неплохо в этом всем разбираюсь. Ты не против, если я перевяжу тебе раны? — Конечно! — Светится Донгэй, — я буду тебе чрезмерно благодарен. Общаясь с новым знакомым, Феликс, пока ещё плывующий по течению задания, совершенно позабыл о кое-ком другом — Сынмине, его изначально предназначенном напранике.★
Сынмин никак не ожидал, что кого-то здесь встретит. Очнувшись в громадном, густом лесу, Ким вообще подумал, что попал в рай: нет никого живого, мертвого и говорящего, а значит, жизнь удалась. Довольно необычно, но судя по всему эта локация — место проведения экзамена, а Сынмин особо не горит желанием стать работником и вообще пошел по приколу, как и, впринципе, половина студентов. Поэтому он спокойно наслаждался жизнью, разгуливая по красотам влажного местечка, пахнущего смешанными деревьями, сыростью и мокрой почвой, вдыхая приятную атмосферу и тишину, пока ему не решили помешать. До кончиков ушей Сынмина донёсся женский крик, и он незамедлительно обернулся: молоденькая девушка в военной форме со всех ног бежала к нему навстречу, спотыкаясь о ветки и суки́. Кима от такой картины аж передёрнуло, но он решил не паниковать, а спокойно спросить у незнакомки, что и как случилось. К его огромнейшему удивлению, эта юная девица могла общаться только на турецком, в котором Сынмин разбирается чуть лучше, чем в физике. А в физике он полный ноль. Нет, конечно, спросить «как дела» он может, и даже «привет» сказать, но это почти тоже самое, что и написать число и «классная работа», так что расспросить девушку о ее нынешней ситуации особо не удалось. Из ее рваных разговоров Ким понял немногое, но хотя бы уловил суть: на нее напали, причем не люди, а животные. Какая-то стая, Сынмин не понял, чья именно. В любом случае, его это не особо волновало. Он посмотрел на нее так, словно не вдупляет, развернулся и пошел прочь. Незнакомка знатно удивилась: резко замолчала, продолжая стоять на месте, а после сорвалась и побежала вслед за уходящим Сынмином, продолжая что-то говорить. Но Ким не пренебрегает словами мамы, напротив, Ким ее очень любит и слушается. Поэтому он никогда не заговорит с незнакомцами, уж тем более в каких-то непонятных местах и обстоятельствах. Тихо насвистывая под возмущения незнакомки, Сынмин продолжал брести по лесной опушке, совершенно не интересуясь происходящим, пока не почувствовал себя странно — головокружение, сонливость, взятая из ниоткуда слабость — все это очень напоминало предобморочное состояние, но ещё больше перемещение, характерное только превеликой вселенной девятнадцать. Проведя в отключке n-ное количество времени, Ким все же неспешно открывает глаза и, повернув голову, облегчённо выдыхает: его взору открывается вид на незнакомую комнату, но зато более чем знакомого человека — Феликса, лежащего рядом с уже открытыми удивлёнными глазами. — Привет, — здоровается Сынмин, поднимаясь на локтях и ойкая: тело с непривычки побаливает. — Привет, — негромко выдыхает Феликс, продолжая лупить в потолок, и решает не ходить вокруг да около, — где мы? В ответ на его вопрос Ким призадумывается, оглядываясь по сторонам: приятная локация, напоминающая «комнату отдыха» с парой кресел, пушистым ковром и большим телевизором на стене напротив, а ещё небольшой тумбочкой, содержимое которой он чуть позже обязательно проверит. — Не знаю, — пожимает плечами он, — но, кажется, мы провалились.★
С самого детства Хенджин был ранимым ребенком. Чувственным, падким на милые вещи и нежным. За такие своеобразные черты характера одноклассники часто дразнили его, обзывая «маменьким сыночком», только вот мамы у него не было. Умерла, едва ли он родился, так что подобные обзывательства были обидны вдвойне. — Ха-ха, Джунхен, посмотри на него! Опять ревёт, как девочка! — Боже, Хенджин, свали отсюда. Мы с нюнями не обедаем. — Что такое, Джинни-добрая душа? Стало жалко кошку? Открою секрет, их у нас топят, а иногда и сжигают. Скоро и тебя сожгут, плакса! — Черт, Хенджин, отойди, сопляк! Будешь вмешиваться — я надеру тебе зад, а если кому-то расскажешь, можешь и вовсе с жизнью прощаться. Бесишь. В связи с неприятными обстоятельствами Хван постепенно научился скрывать свое истинное «Я». За долгие годы учебы он выработал искусственные качества, отдаленно напоминающие высокомерность и самолюбие, чёрствость и непреодолимый холод — все, что присуще настоящему недоступному бэд бою. Хоть в душе он и оставался прежним, заблуждающая обложка действительно выдалась на ура, ведь в университетские двери он шагнул уже совершенно другим — самоуверенным и чутка язвительным. Розовые свитера и прилизанные волосы сменились драными джинсами, косухами и однотонными рубашками с тремя расстегнутыми пуговицами. Прическа стала длиннее, темнее, растрепаннее, действия вольнее и уверенннее. Хенджину не нравился этот образ, но он симпатизировал другим — Хван быстро заполучил статус главного красавчика универа и в общем-то наслаждался жизнью, окружённой вечным вниманием. Он даже обзавелся большим количеством знакомых, с ним частенько здоровались и угощали бесплатным обедом вне занятий. Ему нравилось это отношение к себе, он наконец почувствовал себя кому-то нужным. И все шло хорошо, пока не произошло одно переломное событие. Однажды один из его друзей пригласил Хенджина на бои без правил, аргументировав это тем, что там одни слабаки, да и Хван с ними на раз-два справится. Он, находясь под влиянием момента, согласился, и только на месте событий понял, что это было зря — кровь, удары и смешки, одобрительные возгласы толпы и девушки в мини-юбках, выступающие в роли чирлидерш — все это заставляло его коленки трястись от животного страха, а нервную улыбку не сходить с лица. Хван уже и не помнит имя этого фальшивого знакомого, зато хорошо помнит едкие смешки, сопровождающие его глупый побег. В тот же день он оборвал с ним все связи и послал к черту, заблокировав в придачу. Не сказать, чтобы тот был столь плохим, просто он был не ровней для Хенджина. Слишком чёрствым, холодным и диким. Таким, каким Хван все это время старательно стремился быть, но на деле все равно оставался собой, именно поэтому ему было правда жаль тех, чьи лица в тот вечер набивали такие же бешеные псы. Хенджин жил в смятении недолгий срок, но ему казалось, что он длился вечность. Пары стали совсем уж однотипными, лекции скучными, а рожи высокомерных одногруппников чересчур назойливыми. Так, Хван плавно сменил свой раздражающий образ. В его биографии остались прогулы, пошлые шутки и некоторые препирательства, но теперь он стал обычным, совершенно. Вежливым в общении со старшими, добрым и умным. Это сразу же сказалось на отношении ребят — девушки стали тянуться к нему сильнее, предлагать вместе выпить кофе или просить его о помощи в предметах. Они больше его не боялись. Парни же стали обходить Хвана стороной — слишком красивый, слишком добрый, слишком много внимания. — Никакого мужика в тебе и не видно, — однажды сказал Субин, один из тех бунтарей, что были постоянными участниками боёв без правил. — Что ж, значит половина красоток университета предпочитают женоподобных, — спокойно ответил Хенджин, а затем взял клубничное молоко с подноса и покинул оживленную столовую. Тем же вечером его побили. Подобное положение продолжалось, пока Хван не познакомился с Хан Джисоном — новеньким, жутко похожим на белку. Он был довольно тихим и мрачным, Хенджин сразу приметил, что это какой-то дед инсайд, и сближаться с ним у него даже и в мыслях не было. Тот ходил тенью, словно призрак, не расставаясь со своим серым кардиганом, и частенько уходил из универа с телефоном у уха — Хенджин, живя неподалеку, до развилки шел с ним одним путем, так что ежедневно слышал недовольства Хана в трубке и то, насколько сильно он ненавидит университет, а ещё он не мог с ним не согласится, ведь как минимум первый минус учебного заведения — отбитые парни, каждый раз устраивающие «вступительную» вечеринку в честь очередного новенького, которые Хенджина неимоверно бесили. Но, на удивление, в этот раз она стала для юноши довольно-таки приятным воспоминанием, оставив за собой его — лучшего друга, который, кстати говоря, совсем не умеет пить.★
Когда Хенджин просыпается в приятном помещении, забитом минималистичной мебелью и пахнущим лавандой, его голова сразу же начинает болеть от вида Чхве Бомгю, лежащего рядом. События возвращаются на места и Хван, осознавая свою вину в провале задания, готовится к возможному неприятному разговору. — Привет, — из мыслей вырывает Бомгю, не так давно приоткрывший глаза, а затем поднимается на локтях и закрепляет взгляд на Хенджине. — Утречко, — как ни в чем не бывало отвечает Хван, чувствуя неловкость. — Мы не прошли, да? — С долей надежды и грусти интересуется Чхве. — Да, — отрезает Хенджин, — извини. Бомгю вопросительно уставляется на Хвана, когда экран стандартно висящего плазменного телевизора загорается и начинает показывать какой-то сомнительный канал о природе и диких животных. Но за что? Гю абсолютно плевать, ведь он изначально не планировал умирать. — Что посмотрим? Хенджин хмыкает, утыкаясь в экран. — Не знаю. А где пульт?★
— Взаимно, — усмехается Минхо, считывая приветливую надпись. Это задание кажется ему иным — интересным, предначертанным. Здесь нет нескольких концовок или веток, лишь два пути — проход вдаль, в случае, если ответы окажутся верными, и наоборот. Все просто, как дважды два, но ведь.. двойка в квадрате тоже даёт четыре? Хан Джисон начинает молиться. Молиться на то, чтобы вопросы были сложнее, чем могут быть. Но, видимо, для данной процедуры он выбрал не того Бога, или тот, неправильно восприняв его слова, решил просто убить Джисона отключкой или очередным заданием, которое оказывается не таким простым, как казалось бы. Надежда Хана на простые вопросы и викторину, по типу передачи "Где Логика?", иссякает одним простым взмахом руки. Он чувствует предобморочное состояние, а вместе с тем то, как на глаза постепенно начинают наворачиваются слезы отчаяния. И все же, я не Минхо. Я правда хочу домой.. Школа. Ученики-старшики, обсуждающие рутинные проблемы и слухи, запах свежей выпечки и светло-серые полы. Джисон явно узнает это место, он здесь был. Он проучился здесь все свои классы. Приятное чувство настольгии пробирает тело, и Хан ненароком улыбается. «Хоть что-то человеческое», — думает он, оглядываясь по сторонам. Забавно, даже столик, за которым он так часто обедал, все ещё с той самой вмятиной, которая осталась после небольшой драки, за которую Джисону и Ёнджуну потом сильно влетело. Тогда он был готов со страха и смущения под землю провалиться, а сейчас вспоминает это, тихо посмеиваясь, пока его внимание не привлекает внезапно скучковавшаяся неподалеку толпа. — Помогите! Кто-нибудь, Бомгю плохо! — Светловолосая девчонка с брекетами визжит на всю столовку, чуть ли не плача. Хан, ещё не до конца осознавая происходящее, подбегает к подросткам и встаёт на носочки, дабы разглядеть причину криков. Знакомое имя заставляет сердце болезненно сжаться и на секунду задуматься: как там Хенджин с Гю? Но сейчас на это нет времени. Растолкав любопытных детей, Джисон садится на корточки перед мальчиком и внимательно вглядывается в его бессознательное лицо. Это он, это точно он! Совершенно не имея понятия, что нужно делать в подобных ситуациях, Джисон спешно вспоминает все прожитые уроки ОБЖ и ему на ум приходит несколько развитий действий, самым адекватным из которых является непрямой массаж сердца. Но сколько? Сколько, черт возьми, ударов в минуту подойдёт подростку? Хан растерянно прикусывает губы, пока толпа принимает решение позвать медика, и Джисон вынуждает себя думать быстрее. Он не знает, он не уверен, но его не покидает чувство, что это все ещё часть задания, тем более, когда перед ним лежит маленькая версия того самого странного Чхве, так сильно любящего различные благовония. Внезапно, череп пронзает острая колкая боль, которая уходит так же быстро, как и появилась. Мир на секунду помутняется, и уже в следующее мгновение Хан окончательно думает, что рехнулся. Дело в том, что прямо перед ним появились варианты развития действий! — Как в ебанной новелле.. — ошеломленно шепчет Джисон, считывая полупрозрачный текст из ниоткуда. Постепенно, вокруг букв начинают появляться окантовки, и это начинает походить на таблички. Бомгю продолжает пребывать в отключке. Хан забивает на собственную психику и всерьез начинает выбирать. Первое: 100 ударов в минуту. Нет, много.. это точно перебор! Я его, блять, убью! Второе: 80 ударов в минуту. Так, это более вероятно, я даже что-то припоминаю. Только вот, для ребенка это или нет.. Третье: 120 ударов в минуту. Чего? Я кто по вашему?! Четвертое: 60 ударов в минуту. Его озаряет. Оно! И Джисон принимается за работу. Он, стараясь не прикасаться пальцами к грудине Бомгю, складывает основания ладоней и, помолившись прародителю, начинает надавливать. Толпа начинает что-то говорить, выкрикивать, кажется, к нему тоже обращаются, но сейчас Хану до всего этого нет дела, на кону — жизнь его друга, будь то настоящая или искусственно выведенная. Совершив тридцать ритмичных, плавных и строгих толчков, Хан прислушивается к ощущениям: ничего. Тогда он решает применить искусственное дыхание методом "Рот-ко-рту" и, легонько приподняв голову юноши за подбородок, зажимает его нос двумя пальцами и припадает к губам, делая два вдоха, а затем доделывает оставшиеся 30 нажатий, и, о чудо! Буквально перед тем, как поспевают врачи, Чхве медленно открывает глаза и прокашливается. — Слава прародителю! — Облегчённо выдыхает Джисон, не в силах сдержать победной улыбки. Его не волнует то, что все взгляды устремлены на него, не волнует то, как слёзно его благодарит та блондинка с брекетами, ему сейчас совершенно не до этого. Он медленно расставляет мысли по полочкам и только тогда осознает, что самостоятельно приблизил их на шаг к победе, поддавшись чувствам. Он ведь мог ждать профессиональной помощи как и все остальные! Но, это ведь Бомгю.. Кто знает, может они, предположим, учились в одной школе, просто Хан его особо-то не примечал, занятый своими делами. Предположим также, что все происходящее на данный момент — реальный мир, только пару лет назад, и если бы он не помог Чхве, кто знает, вдруг он бы по-настоящему умер? Черт, все равно глупо. Тогда он бы просто попал в девятнадцатую вселенную чуть позже, умерев по другой причине. Или... — Сука-а! — Чуть ли не вопит Джисон, оценивая одну из развилок исхода событий: что если это и была та самая смерть Чхве, прежде чем попасть в университет, и теперь он, из-за глупости Хана, и вовсе исчезнет, оставаясь живым? Как он тогда будет объяснять свой поступок? Мысли путаются в клубок. Джисон, проклиная весь мир, резво встаёт с колен и пропихивается между школьниками, желая как можно быстрее покинуть это место. Он выходит во двор довольно быстро в силу того, что помнит столь привычный маршрут, засовывает руки в карманы и старается отвлечься, разглядывая светящиеся растения. Ему кажется, что ненавистные сигареты, от которых у него начинается жуткий кашель, сейчас зашли бы, как никогда. Вследствие виртуального табачного дыма он вспоминает и о главном курильщике, страдая от нарастающей тревоги ещё сильнее. "Интересно, как там Хо?", — проносится у него в мыслях и Хан на секунду задумывается, одинаковы ли их нынешние задания. Если так, то чьим прототипом стала жертва Ли? Поступил ли он так же, или был близок не к чувствам, а к разуму? Все это он обязательно спросит по возвращению. Ну а пока, его внимание привлекает немного другое, а точнее другой: недоброжелательный мужчина в полицейской форме, надвигающийся прямо на него. — Хан Джисон? — Грубо бросает он, мельком показывая удостоверение, на которое возмущенный Хан даже не смотрит. Только этого не хватало, — Оперуполномоченный Ли Чон Сок. — Верно, — отрезает он. — Вы задержаны по подозрению в отравлении Чхве Бомгю. Пройдите со мной для сдачи дальнейших показаний. Что, нахуй? — Отравление? Я? — Джисон округляет глаза, издавая нервный смешок, — это шутка такая? — Не вижу ничего смешного, — полицейский хмурит брови, повторяя немного настойчивее, — пройдите со мной для сдачи дальнейших показаний. — Да вы с ума сошли! — Несдержанно кричит Хан, — я с ним даже не знаком, о каком отравлении может идти речь? Я его, вообще-то, спас только что! Оперативник продолжает сохранять хладнокровие, когда Джисон активно жестикулируют руками и оправдывается, пока первый не лезет в карман и не вынимает руку уже с пушкой, заряжая ее перед опешевшим Ханом. — Ты, сопляк мелкий, сейчас же пойдешь со мной, или я прикончу тебя прямо на месте, — кажется, ещё чуть-чуть, и Джисон услышит противный скрежет чужих зубов. Внутри у него скручивается узел, а сам он нервно сглатывает. Это уже совсем перестает походить на розыгрыш, а былая уверенность в нереальности происходящего теряется. Джисону становится страшно. — Ладно.. — Хан поднимает руки в примирительном жесте, неловко улыбаясь, — хорошо, эм, я дам показания. Не хватало на задании еще умереть!★
Дорога до участка кажется мучительно долгой. Хан смотрел мало фильмов про копов, поэтому не совсем представляет, как все должно происходить. После произошедшего у школы он перестал сопротивляться и вел себя хорошо, так что наручники не пригодились, но весь путь так называемый Ли Чон Сок все равно недоверчиво поглядывал на него через зеркало заднего вида. Когда машина, наконец, замедляет свою скорость и неспешно припарковывается задом, оперуполномоченный приказывает Джисону сидеть смирно, пока тот не выйдет сам. Полицейский глушит двигатель и освобождает Хана от ремня, который тот, в порыве страха, даже не решился собственноручно снять. — Беспомощный ребенок. И откуда у тебя такая жестокость? Джисон хотел было возразить, но его грубо подхватили под локоть и неприятный ветер разом ударил в лицо, молча затыкая. Мигающие синие лампы мешают видеть, заставляя регулярно жмуриться. Воздух здесь неприятный, спертый, а настроение итак на нуле. Полицейский участок схож с представлениями — серый, мрачный, холодный. отчужденный. И всем на тебя плевать, никому неважно, что ты чувствуешь, никого не ебет, кто там у тебя умер. Они просто делают свою работу, получают зарплату и выживают. Выживают, как могут, являясь такими же жертвами не пойми кого. То ли Бога, то ли дьявола. Джисон умоляющим глазами смотрит на единственное знакомое лицо, все ещё имея надежду, что сейчас из ниоткуда появится Чонин и радостно объявит: — С первым апреля! Это шутка, Сони! Испугался? — И ведь он бы на него даже не обиделся. Но жизнь решает иначе. Хана усаживают на холодный стул, прямо напротив неприятной незнакомки, чье лицо кажется до боли знакомым, но Джисон сейчас не придает этому особого значения. Чон Сок покидает комнату допроса, закрывая изнутри. Хан недоверчиво косится на пистолет, торчащий из кобуры сидящей напротив. Атмосфера оставляет желать лучшего. — Здравствуй, Хан Джисон, — ее голос оказывается мягче, чем подошёл бы дерзкой внешности: рыжие, небрежно спадающие локоны и ярко-красная помада. И все-таки, кого-то она ему напоминает.. — ... Здравствуйте, — немного помедлив, отвечает Джисон, и на последнем слоге его голос неконтролируемо дрожит. Женщина легонько усмехается, прежде чем продолжить. — Не бойся меня. Я всего-лишь задам тебе пару вопросов, хорошо? Тебя никто ни в чем не обвиняет, это Ли со своим умением запугать на тебя надавил, ведь так? — Она выглядит доброй и совершенно безобидной, как только обнажает белоснежные зубы. Страх постепенно начал отступать на второй план, а на первый пришло любопытство. Кто она такая? Но слишком долгое витание в своих мыслях могло вызвать подозрение. — Хорошо, — уже более твердо отвечает Джисон, сцепляя руки, лежащие на столе, в замок. Пронзительные глаза знакомой незнакомки открыто изучают подозреваемого. Она раскрывает блокнот, который Хан ранее и не примечал, щелкает ручкой и задумчиво прикусывает нижнюю губу. Все это время Джисон старательно пытается вспомнить хотя бы то, где он мог ее увидеть. В мыслях прокручиваются места, в которых Хан чаще всего бывал при жизни: магазин у дома, ларек с жареной курочкой, универ, школа, Макдональдс.. нет, все не то. В четырнадцатой вселенной он ее точно не встречал. Или.. точно! Рыжие волосы, фильм, ключи. Задание по проживанию суток в теле убийцы! Она и была той самой женщиной, работающей в любовном мотеле. Хан узнал это лицо, но что это ему дало? Как минимум, ещё парочку подозрений, ведь женщина напротив уже в третий раз обращается к подозреваемому. — Хан Джисон, вы здесь? — Немного раздраженео бросает она. — А.. — Хан теряется, неловко отводя взгляд, — да, простите. Задумался. — Ничего, — она делает какую-то пометку в блокноте, что сильно настораживает Джисона. Не дай Бог ещё за сумасшедшего сочтут, — итак, первый вопрос. Где вы были сегодня в районе двенадцати часов дня? Странно. Я учился со второй смены.. — Я был.. в школе, — Хан знает, что делать такие паузы опасно, но врать гораздо более рискованно. Дело в том, что сегодня "около двенадцати" он, вероятнее всего, ещё находился в промежутке между двумя вселенными. И что делать в такой ситуации? — Где именно? — ...На уроке. — На каком? Блять, блять, блять! — Эм... Английский? — Ну да, чертова привычка всплывает именно сейчас. — Вы у меня спрашиваете? — Усмехается рыжеволосая, делая очередную пометку. Мозг Джисона окончательно отказывается работать, — хорошо, допустим. Когда началось занятие? Вороша все свои воспоминания, Хан приходит к выводу, что совершенно ничего не помнит. Тогда он быстро начинает высчитывать начало урока, при этом сохраняя непринужденное лицо. — В 11:40, — благо, с арифметикой у него все не так плохо. Очередная запись в дневнике. — А закончилось? — 12:25, — уверенно выдает Хан. — Хорошо. Это может кто-нибудь подтвердить? Конечно, нет. — Конечно, да. Учитель, одноклассники, кто угодно. С дубу рухнул! Женщина кивает, а затем медлит, прежде чем озвучить следующий вопрос, и в глазах ее промелькает какой-то коварный, хитрый огонек. Она усмехается, слабо улыбаясь правым кончиком губ, и наконец подает голос: — А.. Как зовут вашего учителя, Хан Джисон? Так.. А вот это уже совсем неприятные вопросы.