★
Сегодня солнце взошло особенно рано, и хоть Джисон его и не видел, он, только разлепив глаза, сразу же решил — медлить нельзя. Уже привычный ему Надзиратель наведывается без стука, заставляет нюхать бетонную стену и сковывает запястья тяжёлыми металлическими кольцами, но все нормально, Хан не должен показывать сопротивления. Это все ещё простая игра. Те же мигающие лампы заставляют испытать дежавю, пока они направляются в столовую. По дороге Хана, обозвав послушным пареньком и знатно пригрозив, оставляют одного на пару минут, пока Надзиратель отлучается по своим делам. Джисон — парень, хоть и не всегда, умный, поэтому времени зря не теряет: его так и манит приоткрытый кабинет напротив туалета, с которого уже приличное количество времени доносится джазовая музыка. Хан эти мотивы узнал сразу же, как только они с Надзирателем ступили на первый этаж. Несильно приоткрыв дверцу, одним глазком Хан заглядывает внутрь. Обычный непримечательный кабинет — голубоватые стены, кожаный диван, высокие растения, офисный стол из темного теплого дуба и кресло прямо за, на котором с задумчивым видом сидит мужчина средних лет и усердно помешивает свой кофе. Вроде как ничего опасного, а терять Джисону уже явно нечего. Прокашлявшись, он несмело хрипит: — Эм, здравствуйте.. Мужчина, пребывая в своих мыслях, чуть ли не дергается от такой неожиданности, но быстро совладает с эмоциями и поправляет галстук: точно. Он полностью одет в деловой костюм. Интересно. — Вам чего? — «Вам чего»? — Удивляется Джисон, — и вы даже не вызовете охрану или не накричите? — Хан юркает внутрь кабинета, демонстрируя себя, — видите мою одежду? — Вижу, — спокойно кивает тот. — Ну, я заключенный.. — Я тебя искренне поздравляю, — устало выдает мужчина, наконец откладывая ложку в сторону и скрещивая руки под подбородком, — но мне совершенно все равно. Я здесь не по своей воле, и здешние порядки меня не особо-то и волнуют. — Но как же так? — Удивляется Хан, — вы не боитесь лишиться должности? Вы вообще кто? — Тюремный губернатор, — улыбается тот, и у Джисона по спине невольно пробегает табун мурашек. Вот это он выбрал местечко для разведки.. Да если захочет, его этот щетинистый и на электрический стул посадить может. Главное быть вежливым.. — Ох, вот как… г-губернатор.. — Хан неловко чешет затылок, пятясь назад. Мужчина смеется над опешевшим пареньком, затем отпивает кофе и шуточно бросает: — Длинные у тебя волосики, — он немного щурится, пристально следя за реакцией Хана, — невидимками закалывать не пробовал? — Ну, вообще-то, на воле я иногда делаю хвостики.. — стоп. Что-то не сходится. Джисона часто подводит память, но.. Слова своего первого и единственного Надзирателя он помнит, и даже очень хорошо. — Эй, слушай, может все-же выпустишь меня? — Хан кривит жалобное личико и недовольно пыхтит, когда видит, как кривится Надзиратель в ответ. — Цель? — Сухо выдает он. — Туалет.. — Третий раз за час. Недопустимо. Джисон отчаянно стонет. — Мне бы хоть голову в раковине, водой и мылом помыть.. — бурчит он, — у меня она каждый день жирнится, а банный день раз в неделю. Я как жить должен? Надзиратель громко усмехается. — У тебя-то? — Он поправляет упавшую на лоб прядь, и из ниоткуда (из кармана) достает небольшое складное зеркальце, разворачивая к себе тыльной стороной. В маленьком окошке виднеется опухший, исхудавший и безумно грубый мужчина. — Посмотри на свои три волосинки. Не длиньше сантиметра. Хоть маслом полей, ничего видно не будет. — Я.. Но Надзиратель уже не слушает. Он, развернувшись на пятках, бредет в другой конец коридора, поглядывая на остальных заключенных. — Уебок. Джисону требуется пара секунд, прежде чем собрать весь пазл в голове. Пренебрежение, незнание, высокая должность, «длинные волосики».. — Что такое, Хани? — Лыбится генерал, — тебе поплохело? — Ты! Чонин!… — Ах ты, сукин сын, — чья то грубая рука резко вытягивает юношу из кабинета — Джисон случайно ударяется головой о косяк и болезненно шипит, зажмуривая глаза, но на фоне все равно расплывчато слышит чужие извинения. — …Такого больше никогда не повторится, Господин Ян, — и он выходит следом за Ханом, аккуратно прикрывая дверь. Джисон было уже и подумал, что все обошлось, но не тут то было: Наздиратель зовет его тихо, и только убедившись в полном внимании Хана (который все еще был в наручниках), со всего размаху бьет его в челюсть. — Хавай, урод! Джисону кажется, будто даже Чонин услышал этот пронзительный, острый хруст и жалобный стон следом. Хан, не в силах удержать равновесие, падает на пол, заваливаясь на бок. Губа, также попавшая под удар, неприятно саднит, а на языке чувствуется привкус крови. Ну просто замечательно! — Р-разве это вообще законно, блять? — Хан хрустит челюстью, продолжая лежать на холодном полу, словно в мягкой кровати. И если обычно он не принимает издевательства близко к сердцу, старается их игнорировать или не замечать, то тут злость накатила просто с двойной силой: во-первых, над ним сейчас наверняка угарает Чонин, принявший облик Тюремного губернатора, а во-вторых, этот чертов амбал, отношения с которым не были столь плохи, как с теми же соседями по камерам, только что пал в его глазах ниже плинтуса. Так что «эмоциональные» силы помогают ему медленно встать, развернуться к Надзирателю и грозно посмотреть в глаза. — Ой, как страшно, — хохочет тот, — у тебя, считай, и рук нет. — А лоб есть, — улыбнувшись, Джисон со всей силы впечатывается в чужой лоб своим, отталкивая Надзирателя на добрых полметра, которых свободно хватает, чтобы тот отрикошетил в дверь позади и потерял сознание. Да чего уж там, Хан его сам еле как сохранил. Крепкое тело глухо падает на пол, и Джисон довольно мурчит, вспоминая про камеры вокруг: отключены. Жалкая дешевая тюрьма. За последствия Хан особо не волнуется: он живет моментом, здесь и сейчас. Да и как ситуация может стать хуже, если все итак хреново? Лучше бы он вообще не соглашался на чертов экзамен: все из-за Минхо. Минхо.. Он ведь знает о нем совсем немногое. Несомненно, было немало откровенных разговоров, поцелуев, ласк, тайн и секретов, доступных лишь двум влюбленным сердцам. Несомненно, чужие глаза, до боли ставшие родными, их карий блеск, улыбка его счастья, милый смех, мягкие волосы и нежная кожа пленят настолько, что на антиинформированность становится плевать. Ведь кому нужны слова, долгосрочно появляющееся доверие и «давай узнаем друг друга получше», когда все может в любую минуту пропасть? Они уже мертвы. Уже. И за свою никчемную жизнь Джисон так никого и не встретил. А может, ему было суждено попасть в девятнадцатую Вселенную, дабы найти свою любовь? Возможно, все было решено еще задолго до его существования? Черт с ней, с этой судьбой. Он хочет следовать за Хо здесь и сейчас, и его, откровенно говоря, все остальное ни капли не ебет. Поэтому он не сдается. После небольшой порки в качестве наказания (последствиями стала пара синяков на ребрах, крупная ссадина на щеке и разбитые костяшки, так отчаянно блокирующие лицо, ведь сопротивляться пятерым — бесполезно), измученного Джисона все же отводят на ужин, отправляя на контроль за заключенным другого паренька. Этот выглядит и звучит явно приятнее. Роба ухоженная, чистая, ногти постриженные. Глаза небольшие, но такие кошачьи, что у Хана ненароком схватывает сердечко — в голове всплывает образ Минхо, и сразу вспоминается Тюремный Губернатор — его взгляд отдавал лисьей хитрецой. — Давай сюда руки, — Наздиратель мягко расправляется с наручниками, совершая несколько оборотов ключом, снятым с цепи — такой же, что была и у прошлого работника, который Джисон за эти пару секунд подробно запоминает, — иди, ешь. — Спасибо, — кивает Хан, удивляясь своему же голосу. Хриплый, тихий. Еще более грубый, чем обычно. Странно. Виной тому побои? Привычная злая буфетчица на этот раз в более приподнятом настроении: накладывая картофельное пюре Хан видит, как она обсуждает что-то с коллегой, а после задорно смеется. На голове нет привычного колпака, и юноша примечает, что у женщины очень длинные волосы. — Она ведь раньше работала одна, — слышится откуда-то из-за спины, и Джисон невольно оборачивается — вечный контроль был слишком бесшумным, — ой, мысли в слух, — Надзиратель смущенно склоняет голову, но заметив на себе пристальный взгляд, вновь ее поднимает, — ты что-то хотел? — Да нет, — улыбается Джисон, — рад, что ей нашли подружку, — в тарелке не остается пустого места, и Хан движется к напиткам, — иначе она была чересчур уж угрюмой. Мужчина кивает в ответ. — Это точно. — Ну вот, и я ему говорю: ты знай, с кем разговариваешь! Я занимаюсь тхэквондо 6-ой год, мальчик! Так он сразу и убеж.. — Извините.. — …Подожди, Джихе… — Повариха разворачивается к прилавку, кидая презрительный взгляд, — вам чего? — Ну вот опять — явно та же ненависть в глазах. — Компот, пожалуйста, — Джисон хмыкает, неловко теребя пальцы в ожидании и рассматривая действительно очень красивые, густые женские волосы, цветом и блеском напоминающие темный горький шоколад, и тут к нему в голову приходит гениальная идея. Он якобы невзначай оборачивается, дабы оглядеть столовку, и примечает, что Надзиратель отлучился, чтобы перекинуться парой фраз с коллегами. Возвращает свое прежнее положение и разглядывает прилавок — Джихе ушла вглубь кухни, грохоча сковородами. Если не считать толпу заключенных и их Надзирателей, они с поварихой почти-что наедине. Отличный шанс! Вернувшись все с тем же недовольным видом, женщина протягивает Джисону стакан и уже собирается затеряться вслед за коллегой, как вдруг Хан начинает неистово вопить — негромко, но внушительно. — Ты совсем поехал? — В непонимании повариха округляет глаза и хмурит брови, — свиньей заделался? По-твоему тут что, зоопарк? Или тебе не только лицо, но и мозги подправили? — О, боже, посмотрите! У меня в стакане волос! — Волос? — Женщина плюется, — а ну дай глянуть! Самым быстрым и незаметным способом Хан вытягивает собственный волос из под рукава и бросает в емкость, тут же тыча указательным пальцем. — Вот же! — Восклицает он, окуная руку в компот, — самый настоящий волос. Повариха недоверчиво присматривается. — Бред. Не мой это. Не видишь что ли, цвет совсем другой! — Да как же? — Наигранно удивляется Джисон, — точно ваш, дайте я сравню! — и прислоняет мокрый волос к чужой голове: женщина по-началу отпрыгивает, мол, прическу он ей портит, но после сдается: Хан делает вид, что знает весь спектр цветов и с умным видом щурится, а рука его, тем временем, максимально аккуратно и легко выуживает невидимку с женских прядей, но остаться незаметным у него не получается. — Ах ты, юноша! Думаешь, я совсем безмозглая? — Вопит та. Хан краснеет. — Я просто.. —…Голову мне замарать решил, извращенец! Еще и волос, небось, специально вырвал. — Повариха обиженно поправляет локоны, спеша надеть положенный колпак, — наверняка коллекционируешь их и делаешь всякие непристойные вещи, да? Чертов маньяк! — Извините, правда, я случайно, — отнекивается Хан, все еще держа невидимку между указательным и средним пальцем, — я не хотел рвать ваши волосы! — Немыслимо! — Настаивает та, — наверняка тебя посадили только потому, что дурка переполнена. — Так, что тут происходит? — Надзиратель! — Джисон улыбается так, словно маму родную увидел, — все в порядке, просто.. — Ничего не в порядке, — возмущается повариха, — следи за своими подопечными лучше, Вонхёк. Они совсем с ума посходили! Надзиратель устало прикрывает лоб рукой и выдыхает. Джисону кажется, что он даже слышит из чужих уст тихий мат. — Ну, во-первых, — заводит он, приобнимая опешившего Хана за плечи, — я наблюдал за вами издалека и ничего подозрительно «сумасшедшего» не увидел, во-вторых, — он косится на Джисона, слабо улыбаясь, — это ваша вина в том, что на рабочем месте вы не надеваете должный головной убор, и в-третьих — меня зовут не Вонхёк. В этом ответе странно все. Повариха, ожидавшая поддержки, молча стоит с открытым ртом и сверлит Вонхёка. Внезапно подошедшая Джихе удивляется лицу коллеги и недоверчиво косится на двоих мужчин, стоящих чуть ли не в обнимку (по инициативе Надзирателя). Джисон сейчас в ахере не меньшем. Компот остается стоять на стойке, вырванный волос Джисона все еще около. Какого черта.. — Кхм, — неловкое молчание нарушает повариха, — прошу прощения за то, что назвала вас своим настоящим именем, Вонхёк, — ее тон полон сарказма, но издалека слышны нотки недопонимания, — но разве это повод вставать на сторону заключенного и выставлять меня полной дурой? Надзиратель смеется. — Я ведь все правильно сказал, — пожимает плечами он, — парень не сделал ничего плохого, а его компот был испорчен. Да, он заключенный, но все же человек, ведь так? — Вонхёк выжидающе пронзает женские глаза, пока повариха наконец не сдает позиции в виде смиренного кивка, — и, кстати, ни разу не видел свой паспорт, но в одном я уверен точно: меня зовут Минхо, а вам следует просто обращаться ко мне на «вы». «Меня зовут Минхо». «Зовут Минхо». «Минхо…» — Минхо? — Вслух удивляется Джисон. Имечко не из редких, но Надзиратель не кажется таким уж простым.. Да и слова про паспорт, как такое возможно? А что если.. — Что ж, Минхо так Минхо, — женщина чуть ли не закатывает глаза, пока Джихе отвлекается от наблюдения за разговором и обслуживает других заключенных, — тогда, будь добр, Минхо, не создавай ситуаций, которые для некоторых людей могут показаться спорными. Здесь тюрьма, а не детский садик. Надзиратель ухмыляется. — Как скажете, — будто бы невзначай бросает он, а после чуть ли не за руку выводит так и не поевшего Джисона из столовки, но у того уже все равно пропал аппетит, — мда, вот карга старая, да? — Обращается он уже к Хану, минуя знакомый кабинет, из которого все еще играет приятный джаз. Джисон на секунду задумывается: может ли быть Чонин все еще там? А что если это и вовсе была галлюцинация? Кто знает, чем здесь преступников кормят.. — А с невидимкой ты правда неплохо придумал, я польщен. Смышленый. — Что? — Удивляется Джисон. Неужели, его малейшая надежда на побег буквально улетучивается на глазах? Если тот заметил, то почему сказал только сейчас? Помучать решил? Вот же.. — а, эм.. невидимка? О чем вы? Быть умным — это вовремя притвориться тупым, но, видимо, не в случае Джисона. Ему уже реально ничего не поможет. Надзиратель, услышав вопрос, звонко смеется, и смех его такой чистый, такой знакомый, что у Хана ненароком ёкает сердце, а в голову снова закрадываются сомнения по поводу чужого, но такого родного имени. — Я прекрасно видел, как ты снял заколку с волос и зажал между пальцами, — Надзиратель треплет Джисона за плечо и открывает тюремную камеру одним из ключей на шее — Хан якобы невзначай бросает на него взгляд и в этот раз разглядывает небольшой выгравированный номер: сорок три, — даю слово, она у тебя все еще там. Хочешь взломать замок и сбежать ночью, да? — Надзиратель заводит Джисона внутрь и внезапно Хан понимает, что шел обратно без наручников, — а хочешь, я тебе помогу, а? — Мурлычит Минхо и улыбается так хитро, что Джисона сводит дежавю. Может, это его Ли Минхо в прошлой жизни? — Поможете? То есть, в каком смысле..? — Хмурится Джисон. Подозрительно странный вопрос. Ему за это срока не прибавят? — В самом прямом, — отвечает Надзиратель, а позже добавляет, но уже шепотом, лицом прислоняясь к холодной решетке и пристально глядя в глаза напротив, — сегодня вечером пересменка в два ночи, как и всегда, в общем. В период с часу сорока у тебя будет двадцать минут пустых коридоров и отключенных камер, за исключением нескольких во дворе, хотя, сказать честно, они почти никогда не включены. Техника здесь очень стара, поэтому ее работа также требует перерыва. Взломаешь скважину невидимкой как показывают в фильмах, а после прокрадешься к черному выходу и дашь деру. Я, продолжающий патрулировать тебя как заключенного с неконтролируемыми приступами агрессии, естественно, сделаю вид, что ничего не заметил. Все запомнил? — Минхо улыбается вновь, и кажется, что Хану уже и этого мало — довольно странное чувство по отношению к незнакомому взрослому мужчине, — повторю еще раз: час сорок. — Я запомнил, конечно, но.. — Джисон на секунду осекается, когда встречается взглядом с Надзирателем и чувствует ранее неизвестную ему дрожь в пальцах — будто по телу пускают мелкие электрические разряды. Он сейчас так близко, но так далеко — по ту сторону решетки. И почему Джисон вообще об этом думает..? — Почему вы помогаете мне? — Он все-таки задает мучительный вопрос, и Минхо делает вид, будто правда задумывается, несильно отпрянывая от решетки. — Интересный вопрос, парень, — Надзиратель отходит от камеры и начинает наматывать мелкие круги в пространстве перед, — я, честно, и сам не знаю. Просто нравишься ты мне, и все. Не в романтическом плане. Говорю как должное, — он хмыкает, — будто ты — не ты, а моя вторая личность, — последнюю фразу он договаривает уже остановившись, да и к тому же глядя ошарашенному Джисону в глаза, — что, я тебя напугал, да? Не бойся, парень. Я не являюсь тем, кем ты меня считаешь, — отрезает он, и улыбнувшись в последний раз, уходит в другой конец коридора. Джисон, постояв в тихом шоке еще минуту, быстро-быстро моргает и пытается восстановить сбившееся дыхание. Руки предательски трясутся, а мозг собирает воспоминания по кусочкам. Где-то он это уже слышал.. — Я позвал тебя сюда по другой причине, — темп и голос Хо становится значительно медленнее и тише, чуть ли не сливаясь с лёгким постукиванием сахарных капель, — потому, что.. ты мне нравишься. «Что?» — В каком смысле ты сейчас это сказал? Джисон замирает от бешеного стука своего сердца. Джисон, сидящий в паре десятков сантиметров от Ли, прячет ладони в неконтролируемой дрожи. Джисон сжимает зубы, держа себя в руках, чтобы не признаться в ответ. Но Джисон также четко осознает то, что нынешнее время — точно не лучшее для любовных признаний. Причем, с обоих сторон. Поэтому он ждёт. Ждёт и молчит, мысленно готовя себя к чужим оправданиям. Минхо выдыхает, взъерошивая влажные локоны, и находит ладошку Хана, несильно сжимая вместо устного разрешения. И лишь когда Хан жмёт ее в ответ, он продолжает изливать свою душу: — Ты безумно нравишься мне, как человек. Я.. пока не могу объяснить, что это значит. Но одну вещь я знаю точно: меня тянет к тебе, — Ли немного разжимает руку Джисона, но только для того, чтобы начать поглаживать его пальцы, — и да, я знаю, что сейчас довольно странное время для признания, поэтому я его не делаю. Я просто говорю это как факт, будто ты — не ты, а моя вторая личность. — Это точно он, — шепчет сам себе Джисон, унимая дрожь в пальцах, — это Хо.. — он садится на все ту же скрипучую койку и прислушивается к чужим далеким шагам. И вправду, даже ходит как Минхо. Как Хан сразу не догадался? — Эй, Минхо! — Джисон резко вскакивает с постели и прислоняется к решеткам — сердце, кажется, вот-вот остановится, — Надзиратель! Вы слышите меня? Прошу, ответьте! Тишина. Хан уже успел было расстроиться, как вдруг из-за угла выворачивает знакомая глазу, но не сердцу, фигура. Это Минхо, но не его. Это.. — Господин Ёниль, я правда не знаю, как это произошло, — подчиненный, идущий рядом, действительно напуган: он неловко кусает губы и поджимает руки. Кажется, ему сейчас нехило так влетит, — еще вчера вечером мы проводили обход и все были на месте, но.. — Но, но, но — никаких но! — Кричит «Минхо», скалясь на собеседника. Он внезапно останавливается буквально в метре от камеры Джисона и хватает бедного юношу за шиворот, цедя: — Если эта шавка не будет найдена до завтрашнего утра, то его место в камере заменишь ты, — бросает тот и с максимальным отвращением отталкивает подчиненного, отворачиваясь в противоположную сторону: как раз туда, где, округлив глаза, сидит чуть ли не плачущий от счастья Хан. — А ты еще почему не в столовой? У заключенных сейчас ужин. Разве не так? — Эм, да, Господин, просто меня отвели в камеру пораньше, потому что я.. у меня живот заболел. Ёниль недоверчиво косится в сторону Джисона, но после, видимо, решает, что юноша не стоит его внимания, и возвращается к своему разговору. — Усиль контроль. Сегодня ночью работают две смены и мне плевать у кого там какие дела. Камеры должны быть включены, только попробуй заикнуться о приказе свыше, понял? — Испуганный паренек резво кивает в ответ, — если удерет еще кто-то, ни меня, ни тебя здесь больше не будет. — Я понял, Господин Ёниль. Все.. все будет сделано. — Вот и отлично. А, кстати.. — На фоне все еще слышно неразборчивое бурчание, затихающее с каждым шагом: эти двое отошли слишком далеко, чтобы Хан мог хоть что-то расслышать, но информации ему уже достаточно: сегодняшняя ночь просто ужасна для побега. Но где гарантия, что меры предосторожности не усилят навсегда? Действовать нужно решительно и бесповоротно! Джисон достает из рукава тонкую невидимку, покручивая ее в руках. Аккуратная, ценная, прямо как Минхо. И почему весь мир Хана так внезапно начинает крутиться только вокруг него?★
Время тянется медленно, но вот, наконец, Джисон бросает взгляд на камерные часы и видит, что до минуты Х осталось всего-то полчаса. Вечерний обход пройден, а значит, кроме дежурных, их никто больше не потревожит. Большинство заключенных спят и только единицы, играющие в нарды, прямо сейчас разгоняются Надзирателем Минхо по своим койкам. Джисон чувствует необузданное волнение. Порой он даже начинает забывать, что все происходящее — всего-лишь задание. Он так вжился в роль, привык к здешним порядкам и обычаям, что иногда ему и вовсе не хотелось уходить, тем более, когда еда тут неплохая, да и его недавно перевели с колонии строгого режима в обычное отделение за, так называемое, «хорошее поведение», хотя по сути ничего плохого он правда не делал, а это все одна большая огромная ошибка, но кто будет слушать виновного? Пока он удобный — никто. Размышления прерывают чужие шаги. Глаза мужчины, словно сапфиры, светятся в темноте — точно кошачие. Минхо одним лишь жестом подзывает Джисона к себе, и тот сразу же вскакивает, но после мысленно бьет себя по лбу: койку предательски громко скрипит. — Иди сюда, парень, — улыбается Надзиратель, шепча, — я тут подумал.. времени у нас мало, да и замки взламывать вовсе неинтересно, — Минхо вставляет нужный ключ в скважину и максимально беззвучно прокручивает его три раза, — ты, возможно, слышал, что этот ублюдок Ёниль усилил контроль? — Да.. — начинает слишком громко Хан, — кхм, да, — продолжает, но уже тише, — я, э.. Они проходили мимо моей камеры во время ужина. Что-то случилось? — Ох, не хочу даже ввязываться в эти дела, — отмахивается Минхо, выводя Хана в коридор за руку — ситуация странная, но Надзирателю хочется доверять, — кажется, один из заключенных сбежал. Бедный Вон Ги.. Ему довольно сильно досталось. Джисона уже в сотый раз за день (ночь) пробивает дежавю. Вон Ги.. кажется, так звали его бывшего надзирателя. Неужели он так быстро оправился после удара лбом и сразу же вышел на работу? Но Хан четко видел кровь.. — Погоди, Вон Ги? Но он же.. — Я не о том, — прерывает Минхо, — я, ну, о настоящем. Возможно, ты посчитаешь меня за сумасшедшего, если я расскажу тебе всю правду, но.. — Что? Правду? — Переспрашивает Хан, хотя прекрасно все услышал, — но, Минхо, ты.. ты ведь не Вонхёк..? — Верно подмечено, — подмигивает Надзиратель, заканчивая расправляться с ключами — теперь он ведет Джисона к себе, — в детстве я был умным и популярным, ходил на кружок программирования, — Хан недоумевающе хмурится, — я о том, что камеры на этом этаже разбиты. — Разбиты? Но причем тут программир.. — Слово «умный» не означает «всемогущий», Хан. Эта глупая техника никогда мне не давалась. Заходи. — Пропихнув Джисона в небольшую комнатку, мало отличающуюся от камер (разве что, стенами, а на решеткой), Минхо швыряет в него рабочую одежду, такую же, как и на нем, и закрывает дверь на замок, поясняя, — меры предосторожности. — Спасибо.. — шепчет Джисон, все еще находясь в некой прострации. Все происходящее внезапно начинает казаться чем-то сюрреалистичным, хотя таким оно, по сути, и является: за раздумьями Хан совершенно не придает должного внимания чужим словам, а в особенности тому, как именно Минхо его назвал. Внезапно, когда Джисон уже натягивает футболку, у Надзирателя шумит рация: — Прием, Вонхёк, на твоем этаже разбиты камеры. Проведи вооруженный обход, прием. Джисон напуганно сглатывает. Ответ летит незамедлительно. — Прием, вас понял, приступаю, конец связи. — Нас поймают? — Шепчет Хан, застегивая ширинку на брюках. — Если будешь вести себя как примерный Надзиратель, то нет, Хани. Ну в этот то раз Джисон точно все слышит. Его имя. Настоящее. Так еще и.. «Хани»..? — Как ты меня назва.. Глухой удар. Один, а следом еще два. Звук похож на стук по металлу, но Минхо-то точно знает, с каким пронзительным визгом ударяется о поверхность кухонный нож. — Черт, почему именно сейчас.. — В одной из дальних камер затевалась драка, причем с не пойми откуда взявшимся холодным оружием. Минхо медленно отворяет замок и выглядывает в дверную щель. Сейчас ночь, свет немного приглушен, а коридор довольно длинный, так что сбежавшиеся на шум работники могли бы их не заметить, но.. проблема в другом. Им как раз нужно в ту сторону, а рация уже разрывается от сообщений. — Минхо, что происходит? — Джисону уже не на шутку страшно. Кажется, будто весь, хоть и незамысловатый план побега уже рушится коту под хвост, так и толком не начавшись. — Не волнуйся, — шепчет Минхо, но голос его дрожит. Он достает с заднего кармана надоедливую рацию, с которой нескончаемо льются короткие, но все более гневные сообщения «Прием, Вонхёк, срочно на базу!»; «Прием, Вонхёк, повторяю, на твоем этаже что-то неладное»; «Черт побери!»; «Прием, Вон Ги, Минхек, бросьте все и идите на звук. Конец связи!», и тупо ее выключает, пряча под подушку. Недоумевающий Хан продолжает тупо стоять на месте. — У тебя ведь теперь будут из-за меня проблемы, да..? — Хан сам не замечает, как переходит на ты, — Минхо, пойдем со мной, ты ведь.. Ты ведь сбежишь со мной? Ты ведь правда тот Минхо, о котором я думаю? — Крики за дверью усиливаются, и даже слышится чей-то протяжный вопль. Минхо слабо улыбается и подходит к Джисону, беря его за щеки. — Если тот Минхо, о котором ты говоришь — я, то позволишь ли ты поцеловать себя, Джисон-а? — Что? Я, боже, конечно.. Минхо нетерпеливо выдыхает и приближается к чужому лицу, сталкиваясь носами. Когда губы Надзирателя наконец накрывают Хановы, Джисон слабо всхлипывает: это правда он. И он так сильно по нему скучал.. — Пойду, конечно пойду. — Шепчет Хо, выдыхая в губы Хана и снова и снова к ним припадая, — мне уже плевать на этот чертов экзамен. Я слишком долго не видел твоего красивого лица. — Минхо.. Им много чего нужно друг-другу сказать, но у них совсем нет времени. Отстранившись и подмигнув, Минхо коротко и ясно объясняет Джисону, все еще находящемуся в экстазе, план действий, придуманный наспех: у него было буквально пять минут. Сейчас Хан будет играть, наверное, самую важную актерскую роль в его жизни, хотя весь опыт юноши — год в театральной студии в восемь лет. Зовут его Ха Ныль, и он новенький, потерявшийся на чужом этаже. Первый рабочий день, все-таки. А Минхо, то есть Вонхёк, по счастливой случайности встретил бедного паренька по пути к месту происшествия и решил любезно провести. — Ты готов? — Минхо поправляет вывернутый воротник Джисона и все также мягко улыбается. — Нет. Мне пиздецки страшно.. — Тихо вопит тот. — Пора. Дверь открывается. Минхо, выбрав из своего арсенала самую уверенную походку, ведет за собой Джисона, который сейчас коньки откинет. — Эй, Вон Ги, кто это там? — Надзиратели всматриваются вдаль, на секунду отвлекаясь от истекающего кровью заключенного, — эй, вы, позовите медиков! — Отлично, — шепчет Минхо, продолжая надвигаться на место происшествия, — все выйдет даже проще. Можешь молчать, Хани, я сделаю все сам. Джисон, идущий рядом, утвердительно кивает, потому что доверяет. Безумно хочется взяться за руки, но не здесь, не сейчас, не поймут. Не пора. — Это я. Что здесь происходит? — Приблизившись на достаточное расстояние, Минхо заводит непринужденный разговор, будто его не тошнит от окровавленного тела и алых брызгов. — Где ты гуляешь, Вонхёк? Этот пацан помирает! И кто это с тобой? — Минхек недоверчиво оглядывает Хана, что стоит поодаль и сейчас просто умрет от страха. — А, это стажер. Ха Ныль зовут. Под моей опекой. — Ну ясно.. Не повезло ему, конечно, на практике уже такое повидать, — Минхек повторно прощупывает пульс заключенного, а позже чуть раздраженно добавляет, — Вонхёк, мне повторить? — А Вон Ги тебе на что? — Смеется тот. — Да у него от страха сейчас ноги откажут, о чем ты? — Разводит руками Минхек, — или идите за помощью, или сидите здесь. Я сам схожу. Минхек уже собирается вставать, но его быстро опускают обратно на пол. Взгляд Минхо становится чуть суровее обычного. — Не нужно. Мы позовем врачей. Хан.. Ха Ныль, идем. — Э-эм, да.. — Джисон, дрожа от страха, двигается вперед за Минхо. — Да у твоего практиканта шок, Вонхёк! Ему тоже к медику! — Кричит в след Минхек, переводя взгляд на молчаливого Вон Ги, — и тебе тоже. Иди успокой заключенных, все проснулись. Если слушаться не будут, пригрози бошки открутить! — Да знаю я, знаю, — обижено бурчит тот, — не тупой. — Хани, бежим! — За первым же поворотом Минхо срывается на бег, попутно хватая Джисона за руку, — у нас мало времени. О, черт, побег только начался — и вот уже первая развилка. — Я не особо хорошо ориентируюсь здесь, но.. — Налево! — Восклицает запыханный Джисон, — когда меня вели на пытку, я видел там черный выход. — Пытку? О, Хани, боже.. — Минхо хочет посочувствовать, но на разговоры нет времени. Джисон тянет Ли вслед за собой и ведет узким коридором, в конце которого виднеется одна единственная лестница, — о, кажется, это действительно аварийный выход! — Стоять! — Сзади слышатся выстрелы, один из которых пролетает прямо у Хана над головой, — сукин сын, я сказал стоять! Джисон сразу же узнает этот голос. — Чертов Ёниль.. — Шепчет Хо, продолжая бежать, но уже не так ровно: вразброс. Руки пришлось расцепить, а маршрут сделать хаотичным, дабы тому было сложнее прицелиться. Если здесь Ёниль, то остальные тоже скоро прибудут. Дела очень плохи, а здание пиздец какое запутанное, ведь еле-как добравшись до черного выхода и заперев за собой лестничный проход балкой, откуда-то здесь взявшейся, Джисон и Минхо обнаруживают очень неприятную вещь: дверь заперта. На ней висит массивный замок с кодом из четырех цифр, который они, конечно же, не знают. — И что теперь? — Чуть ли не скулит Джисон, пытаясь отдышаться. Озверевший Ёниль тарабанит дверь с той стороны и кричит: кажется, у него закончились патроны. — Вам не уйти, суки! Снаружи вас будет поджидать спецназ! — Пустые угрозы, — отмахивается Минхо, — у нас есть еще как минимум две свободные минуты. А по поводу того, что нам делать.. — Ли оглядывается по сторонам в поисках орудия и находит железный прут, который здесь Бог знает как оказался, — я попробую сломать замок. Карауль дверь, и если вдруг балка треснет, зови меня. Придется разбираться с ним по-другому. — Окей. Пока Минхо с глухим рыком отчаянно ударяет по двери нескончаемое количество раз, Джисон решает не поддаваться панике (из-за которой, кстати, трясутся не только руки, но и ноги, и не только у Хана, просто кое-кто виду не особо подает), а попробовать использовать не физическую силу, а умственную. Все-таки, Минхо сейчас в теле здорового Надзирателя, а Джисон — в изголодавшем заключенном, поэтому это самый логичный исход событий. Только вот.. Как в такой, блять, ситуации, применять ум? — Так, спокойно.. Это все еще экзамен. Думай Джисон, думай! Хан смотрит по сторонам в поисках ответов и натыкается на стеллаж, наполненный различными архивными делами. Он, не задумываясь, роется в них и откапывает нужную бумагу с собственным делом. «Обвинения в убийстве Чхве Бомгю», — что ж, интересно. Дело номер 1204. Может ли это что-то значить? А что если это и есть код? Настолько просто? Подозрительно, но попробовать стоит. — Эй, Хо, подвинься! — Хани, я уже почти его сло.. Джисон подбегает к замученному замку и второпях перебирает цифры, пока Минхо отходит к двери и шлет долбящего дверь Ёниль нахуй на разных языках. Три цифры введены, остается последняя, время на исходе, и… — Ничего? — Хан истерично улыбается, — не может быть, нет.. — Ну что там, Хани? Получилось? — Как оказалось, балка треснула, и теперь Минхо приходится сдерживать дверь вручную, дабы она вообще не разломилась пополам. Вдали слышатся чужие крики и вой полицейской сирены. Неужели это и правда конец? Внезапно, дерево несчастно разламывается и разъяренный Ёниль наконец проникает внутрь. Минхо, стоящий у дверей, тут же перехватывает его и сразу же бьет железным прутом по голове — бездыханное тело «Минхо» валится на пол, и Джисон отворачивается. Он прекрасно знает, что это не Хо, но ему чертовски больно видеть любимое тело таким. — Джисон, если ты сейчас ничего не придумаешь, сюда просто проникнет спецназ и нас с тобой повяжут! — Вопит Хо, снова закрывая двери, на этот раз подпирая их тем самым прутом. — Я понимаю, Минхо, но я, блять, в душе не ебу что здесь за код! — Он сейчас расплачется. Если Хан думал, что прошлые задания экзамена были довольно странными и необычными, то это переплевывает их всех — это одно сплошное «ахуеть»! — Хани, пробуй самые разные числа, например, 1419 — человеческая Вселенная и Вселенная девятнадцать, или попробуй наоборот, или.. Попробуй вспомнить все числа, которые ты видел сегодня! — Так.. Хорошо, сейчас.. Джисон дрожащими руками вводит обе вариации: 1419 и 1914, но замок не поддается. — Давай, думай, думай, думай.. «Попробуй вспомнить все числа, которые ты видел сегодня!» 43. Номер его камеры. 1204. Номер его дела. 1:40. Время побега. — Если выделить все числа, выходят как раз четыре — один, два, три и четыре. Но как узнать их чертову последовательность..? — Черт, Джисон, я слышу копошение! Мне кажется, они уже спускаются к нам! — Минхо кричит, хоть и находится в двух метрах, потому что обоим кажется, что звуки приглушаются. Потому что оба слышат раздирающую сирену. — Хорошо, попробуем.. попробуем самый банальный порядок: 1234 и 4321. Не поддается. — Джисон крупно вздрагивает от того, что в дверь начинают стучать. — Немедленно отоприте дверь! — Вопят полицейские. — Пошли нахуй! — Вопит Минхо в ответ. Он только кажется бесстрашным, но на деле сейчас заплачет. — Тогда.. тогда возьмем порядок моего информирования. Так, сначала я узнал о номере камеры.. да, точно, — Джисон вводит одно число из двух наугад: тройка, — тройка одна, поэтому она.. затем я узнал о.. времени побега? Вроде бы да, — Джисон вводит однерку, пока полиция угрожает применением физической силы, а Минхо продолжает крыть их матами, — после.. после было мое дело.. 1204, но.. тройка стоит первой, ведь повторяется один раз, однерка идет второй, ведь повторяется и во времени, и в деле, четверка будет третьей, ведь встречается три раза: на ключе, на часах и в деле, а двойка.. черт, у меня нет причины почему она может быть четвертой.. у меня нет причины, Хо! — Зато у меня есть.. — Внезапно шепчет непойми когда очнувшийся Ёниль, — заключенный, который сбежал, Сун Хи.. Его дело под номером 2222. — Что.. Но почему? — Минхо на секунду замер, оглядывая Ёниля будто новыми глазами, — какого хрена ты выглядишь как я? — Если вы находитесь около двери, то отойдите, потому что мы собираемся выбить ее! — Полиция все не унимается. На этот раз слова были не пустыми: за фразой слышатся гулкие удары и Минхо, держащий дверь, от неожиданности отлетает на пару шагов назад, продолжая сверлить взглядом Ёниля. Джисон, не до конца осознающий происходящее, вводит последнюю цифру и молится всем Богам, в которых не верит, дабы эта чертовщина поскорее закончилась, а махинация сработала. Петли дверей слабеют. Прут то выдержит, а вот они.. Сирена неприятно режет уши. — Отвечай! — Минхо злится, надвигается на Ёниля и берет его за ворот, — Чонин, это ты, да? Твои игры заходят слишком далеко! Ёниль улыбается краешком губ. — Ты глуп, Минхо. Неужели ты не помнишь? — О чем ты, блять? Ты назвал меня Минхо? — Боже, Минхо, получилось! Замок поддался! — Хан, не веря своим глазам, тянет дверь за ручку, но внезапно замирает: улыбка сползает с его лица, а рот раскрывается в удивлении. — Стреляй в петли, к черту! — Мужской голос слышится где-то за дверьми. — Я назвал себя Минхо, парень. Потому что ты — это я. Ёниль внезапно раскидывает руки в стороны и громко смеется. — Что за.. — Минхо, кажется, забыл про существование всех, кроме лежащего под, — какого хрена ты несешь? — Ты умираешь не в первый раз, Минхо, — выстрелы оглушают, заставляя морщиться. Джисон отчаянно зовет Минхо, но тот не слушает, или.. не слышит. — Твое истинное место здесь, во вселенной девятнадцать. Ты — не человек. Ты — работник. — О чем ты гово.. Конец. Двери выбиты, Ёниль закрывает глаза. Минхо мельком опускает взгляд — он только заметил. Огромная рана, красующаяся на чужом животе, больше походит на алую краску, обильно пролитую на парня. К голове Минхо приставляют автомат и приказывают поднять руки — тогда его сердце екает и он, сжимая губы, поворачивается в сторону Джисона — тот тоже сидит на коленях со слезами на глазах и смотрит в ответ. К его затылку также приставляют оружие, а за ним красуется открытая дверь аварийного выхода, за которой находится лишь одно — Чертова кирпичная стена. Минхо опускает взгляд на собственное тело и чувствует, как веки предательски закрываются, а горло сражает новый приступ тошноты: его живот, ровно так же, как и у Ёниля, нечеловечески распорот, а из раны хлыщет густая темная кровь. Раздается выстрел. — Хани.. — Зовет Минхо, но в ответ тишина: его уже никто не слышит.