Русалочка

Джейс был совсем крохой, когда упал за борт на морской прогулке. Тогда ещё люди не боялись выходить в море на небольших парусниках (сейчас они бороздили воды исключительно на металлических пароходах). Посему родители Джейса решили отпраздновать день рождения их чада именно в открытом море, подальше от шумных машин и вонючего порта. В тот день Джейсу разрешили побыть не принцем, а просто шаловливым мальчиком — и он решил набаловаться всласть, под тёплый мамин смех и тихое сопение дремлющего отца. Снятая с отцовской головы корона высвободила непослушную шёрстку — и сам Хеймердингер как будто стряхнул с себя тяжесть королевских забот. Он оживился, начал шутить и рассказывать сказки о подводных феях с хвостами вместо ног и диком море, плачущем по пропавшим в его пучинах. Потом его величество устал, а Джейсу наоборот наскучило сидеть и слушать истории, поэтому догонялки на солнечной палубе показались Его Высочеству достойным развлечением. Увы, тогда малыш ещё не знал, что проклят богами на неудачи. Нога соскользнула сама собой. Поручни тоже выскользнули из пальцев, хотя он вроде бы держался крепко — и великое, древнее море (по сказкам, оплакавшее стольких, что сделалось необратимо солёным от пролитых слёз) поприветствовало Его Высочество. Странно, но Джейс совсем не испугался. Он, кажется, вовсе забыл, как дышать: зеленоватый небесный купол качался над его головой, обрамлённый сетчатыми бликами, а внизу мальчика аккуратно придерживали руки, не позволяя пойти ко дну. Мальчик не разглядел, кто это. Понял только, что то была подводная фея, потому что краем глаза увидел плавный танец хвоста. Тот извивался, кружил и красиво сверкал чешуёй, ибо всё в этом мире желало быть красивым, дабы угодить Его Высочеству. Джейс подумал, что очень хочет подружиться с этими волшебными существами. Но попытался он хоть что-то сказать — и тут же наглотался горькой воды, а потом всё померкло.

***

Когда Джейсу было десять — или побольше? — он горько плакал в своих покоях. «Неудачливый принц». «Принц-чудак». Он не понимал, чем заслужил такое злорадство — он всего-то хотел помочь жителям Зауна! Он был так воодушевлён после своего чудесного спасения (хотя охрана почему-то, наоборот, посчитала это покушением русала на королевскую семью). Он прочитал в библиотеке всё и о русалах, и о хаосе, таившемся в голубых безднах — морской и небесной. Но просто прочесть было мало: хотелось увидеть, пощупать, изучить — сказывалась кровь исследователя-отца. Хеймердингер не препятствовал интересам сына, хотя и не потворствовал, затравленно оглядываясь на недовольно фыркающий Совет. Отец давал и серебро для фабрик (чтобы сын не таскал его из маминой шкатулки), и приглашал преподавателей-добровольцев для народных школ... Джейс только с годами понял, что горстки цепочек и пары людей не хватило бы, чтобы изменить целый город. Город теней, город грехов и опасностей. Все боялись его, но Джейса туда тянуло — и он ничего не мог поделать. Когда страх Пилтовера и ярость Зауна достигли пика, Джейсу было не больше пятнадцати. Его заперли в покоях, слугам запретили что-либо говорить о развернувшейся внизу бойне — но Джейс всё равно слышал залпы пушек и вой бушевавшего моря. Стёкла дрожали от взрывов, и в этом непрекращавшемся шуме Джейс сходил с ума. Он бился о стены, стенал вместе с безумием, творившимся под окнами. В конце концов хаос услышал его мольбы: ветер ворвался в покои, срывая замки — и Джейс сам не заметил, как убежал, сбивая дыхание, как очутился в пустом от кораблей порту. Он дотянулся дрожащей рукою до воды — но сразу отшатнулся, испугавшись её малинового цвета. Вдалеке он слышал крики боли и горький, горчайший плач. Такой, который даже море не может вынести — и оно не вынесло: взбеленилось, раскрыло перед рыдающим Джейсом беззубую от старости пасть. Из воняющей нефтью темноты одна за другой полились слёзы. Они смешивались со слезами Джейса, кутаясь в них, как в оболочку, — и оборачивались синими шариками. Джейс обнял их, едва удерживая в руках. Один шарик всё же выпал, постучал по безлюдному пирсу. И вдруг тихий морской скулёж, идущий от кругляша, превратился в крик — и пирс взорвался, стёрся в соль. Принц в страхе покосился на шарики в своих руках, но те спали мирно. Только слабое мерцание напоминало о заключённой в них буре. Море успокаивалось под ладонями Джейса. Оно доверяло ему, ластилось к нему: как в тот день, когда мальчик впервые искупался в нём. Может, в этом был его талант? Может, ему было суждено познать магию? Чтобы хаос гнулся под его умелыми пальцами. Чтобы, возможно, хаос спас их всех — и верхний, и нижний город, — и море прекратило бы оплакивать утонувших в нём. Джейс был уверен: он на верном пути.

***

Оглядываясь на родную пещеру, Вай была уверена: она не вернётся. Не потому что ей так хотелось, но потому что так было нужно — выйти на сушу, уничтожить угрозу в корне. В изобретательности двуногим было не отказать. Их гигантские корабли, везущие нефть к самым дальним берегам; их рычашие машины, стрекочущие шестерёнками механизмы... Иногда Вай поражалась, как можно было изготовить столько всего. Не будь люди такими агрессивными, не будь между городами столько различий, Вай думала... может, можно было бы подружиться с парочкой двуногих? С кем-нибудь таким же сильным, как она — потому что под водой Вай не было равных (или она думала так, чтобы не просыпаться по ночам от страха). Вандер видел, как она уходила, — но промолчал. Лишь скрылся в своём баре, подняв тучи ила, и загремел бутылками с алкоголем. Вай было не остановить. Вай была сильной, и она знала: ей было по плечу убить принца. Выбраться из замка после — не факт, но убить — да. Она даже продумала, как заманить его в ловушку. Как обставить всё так, будто произошёл случайный взрыв: у принца оставалось полно морских слёз, она видела. Всё действительно шло, как задумано. Ядовитые пилюли переплавили чешую в кожу, жабры — в лёгкие: Вай каждый раз бесил сухой кашель, какой всегда появлялся от пыльного воздуха Пилтовера. Дороги были сонными и тихими. Газовые фонари тускло мерцали в тумане, надвигавшемся с моря. Спокойствие. Умиротворение. Ни следа страха, никакого гула слухов и шепотков: о трагедии в дворцовом парке, о ворах из Зауна. О жертвах того происшествия. Вай сделала вывод: обо всём умолчали. Она не увидела ни одной листовки со своим лицом, хотя «доска почёта» исправно полнилась именитыми наркобаронами и их посредниками. Странно. Но Вай это было на руку. По парку теперь расхаживали стражники, но их всё равно было не слишком много. Достаточно, чтобы Вай, на суше ничем не уступавшая двуногим — ведь она лучшая, — проскользнула в холодные стены дворца. Главное не вспоминать. Главное не смотреть: на тёмное пятно взрыва, прикрытое от чужих глаз; на пустующие полки, которых совсем недавно касались друзья. Вай гнала от себя сосущую пустоту. Страх. Одиночество. И ещё мерзкий звон ветряных ловцов, блестевших в лунном свете. Под их колыбельные спали разбросанные на подставках слёзы — мерцавшие словно звёзды. Девушка занесла руку над ловцами, но засмотрелась на магическое сияние. Её охватило странное чувство: страшно, но спокойно. Возможно, так и чувствовали себя морские слёзы. — Кто здесь? — Вай дёрнулась от шёпота за спиной, и один из ловцов сорвался с потолка. Хрустальные подвески покатились по мраморным плитам. Вай зажмурилась. За её спиной дышал принц — жертва сама пришла в руки. Лучше не придумаешь. Почему тогда всё было спокойно так, как не бывало даже в глубоких пучинах? — Кто ты? Вай обернулась. Его Высочество стоял растерянный, но уже не такой напуганный, как в их первую встречу. Он узнал её. Горечь отразилась в его глазах — но он не дрогнул. Смелый принц. — А ты как думаешь? — Вай по-хулигански улыбнулась: зло, с напускной бравадой. Может, принц и не заслуживал этого. В его глазах, в конце концов, плескалось что-то доброе, наивное — такие глаза бывают только у мечтателей, у сказочников, отвлекающих простых людей от каждодневной грязи. Вай нравились такие. Чудаки с долей оптимизма. Но она не могла стоять и смотреть, куда принца заведут его эксперименты — пусть даже он мог пустить их на благо. Вай засмеялась: громко, в последний раз — и опрокинула стол с шариками, и те разлетелись по всей комнате. Девушка приготовилась к взрыву. Специально не жмурилась — смотрела в глаза напуганному принцу, думая, что это последнее, что она увидит. Но ничего не произошло. Было страшно и спокойно. Стража стучала сапогами по золочёным коридорам, магический ветер свистел в небе. Принц стоял, весь взмокший, и к его босым ногам — наверняка Высочество готовился ко сну — катились шарики. Прилипали к коже, как напуганные дети жмутся к родителю. — Ваше Высочество! — низкий женский голос прозвучал совсем близко. Вай с ужасом поняла: стража уже добежала, они повсюду — и её пробрал нервный смех. Она не планировала подставлять Заун — у русалов репутация и так была хуже некуда, куда им ещё убийство принца. Вай не планировала светиться. Она хотела исчезнуть невидимой: распылиться в соль, прихватив с собой принца и, возможно, ещё ползамка. — Это капитанша Грейсон, Ваше Высочество! Если не ответите, мне придётся выломать дверь. Принц прокашлялся. Нервно посмотрел на ноги, облепленные синим хороводом: видимо, такими секретами он не готов был делиться. Но делать было нечего. За дверьми стояла толпа. — Да, — хрипло отозвался принц, — я уже иду! Прошу меня простить, я не совсем одет... За дверью раздались смешки, и юноша облегчённо выдохнул: пусть уж лучше его считают дураком, чем колдуном-самоучкой. Вай подумалось: а принц ведь не сильно старше неё. Возможно, ему около двадцати? Плюс-минус. «Пфф, что за глупости», — её разбирал смех, и слёзы от стыда выступали на глазах. У Вай в рукаве была припрятана заточка. Надо было только потянуться — и чиркнуть по горлу, отсечь принцу его глупые идеи: буквально и кроваво. Прекратить игры с хаосом. Позволить всему идти как идёт. Принц совсем забыл про несостоявшуюся убийцу, заговаривая зубы обеспокоенной страже. Сейчас был самый момент... Но увы. Вай слишком любила чудаков. И безумно боялась крови.