***
Силко принял девушку уставшим. Лениво скользнул по ней взглядом — и забыл, как пустое место. Так он выражал свою ярость. Прятал её глубоко, но только тронь — взорвётся и сотрёт всё в мелкую соль. Джинкс надулась. Силко был ей недоволен, но было бы за что! Она несла ему такой подарок! Такую чудесную вещь! Девушка фыркнула и рывком подплыла к столу, раскидывая в стороны какие-то таблички и глянцевые записи. Обиженно ткнула Силко пальцем в щёку. Барон отстранённо усмехнулся. Кому-то такой смешок мог предвещать смерть, но не Джинкс. Она не боялась взрыва, не боялась бури, которую мог устроить босс: она сама была бурей и вечным хаосом. Она была Джинкс — предвестницей смерти. — Гляди, — шепнула она, улыбаясь в предвкушении, и положила перед мужчиной синий шарик. Но — ничего. Силко узнал, что это, — Джинкс ясно видела, — но остался безучастным. — Зачем тебе это? — А тебе не нужно? — Джинкс надулась уже по-настоящему. Она-то думала, что беспорядок в Пилтовере стоил того. Или что слеза хотя бы загладит её с Сейвикой вину за сорванную сделку. Но странно. Силко просто улыбнулся — слабо, но искренне. В его глазах плавала воющая грусть — так же лениво, как она делала это в глазах Паудер. — К чему мне морские слёзы? У меня их достаточно. Я хозяин Зауна: щёлкну пальцами — и любой заплачет по моей вине, — Силко равнодушно пожал плечами. — Они уже плачут. И будут плакать. Чужое горе — это, вообще-то, деньги. Джинкс покусала губы. И впрямь. Король наркотиков — король сломанных судеб. — Ну тогда... тогда... — девушка улыбнулась безумно, но совсем не весело. Ей вспомнились слова принца. «Вай». Имя чертовки, которое никому нельзя произносить. Вай. Он сказал это без запинки. Он сказал это так, будто она ему не незнакомка. Он произнёс имя мягко, раскатывая на языке — да-да, Джинкс запомнила, всё запомнила! — так что, может, сестра продала свою душу дьяволу? Может, теперь Паудер ей и не нужна? Кому нужна соплячка, не умеющая управиться ни с чем в своей жизни? И кому нужна Вай? Лучше бы она умерла, чем стала приспешницей золотого мальчика. Лучше бы умерла. Джинкс ей это устроит. Джинкс им всем устроит. — Тогда я заберу это себе, — она подняла шарик над головой, и синие отблески отразили зло в её глазах. Силко наконец-то оторвался от разглядывания потолка и уже всерьёз взглянул на девушку. Но не стал ни о чём спрашивать. Не стал предостерегать. Он действительно видел Джинкс насквозь — потому что сам же её и создал. — В таком случае… — Силко лениво выгнул испещрённый шрамами хвост (такой же блёклый, как и он сам) и поднялся. Мягкий ил его мутного кабинета взметнулся, ласково оседая на девушке. — В таком случае, надо его спрятать. Хм, это будет сложно. Где спрятать то, что ищут все сухопутные? То, что все русалы чувствуют? То, что каждый считает ценностью — сокровищем из легенд, путём к магической силе, подвластной некогда только колдунам, давно сгинувшим в сказках? — Где? Силко улыбнулся в предвкушении. Давно у него не было такой широкой улыбки, давно опасность не щекотала его нервы. Чем шире барон улыбался, тем больше неприятностей это всем сулило. Всем, кроме Джинкс — ведь она сама была улыбчивой предвестницей смерти. — В центре ничего. В пустоте, куда призраки приходят, чтобы она их стёрла, — Силко впился взглядом в Паудер, он сам будто навис над ней. — Только чтобы пройти туда, придётся умереть самой. Повисла тишина. Но не гнетущая, нет. Предвкушающая. Русалы одновременно улыбнулись друг другу. Они оба знали, кем пожертвуют. Маленькой девочкой, которая давно стала воспоминанием. Синеволосым призраком, ждущим, чтобы его стёрли.***
Ржавчина. Вай ненавидела запах ржавчины. В её просторной камере, где вода пахла хлоркой, а от ламп было светло как днём, можно было забыть о тухлом море, купавшемся в мутной дымке даже в самые солнечные дни. Но забыть о ржавчине было нельзя. Где бы ни стояла твоя тюрьма, пусть даже под сияющим дворцом, со стенами из лучшего железа, — она всё равно начнёт ржаветь, рано или поздно. Вай почуяла этот тонкий, зарождающийся в щелях запах совсем недавно. Ещё не видимая глазу, ржавчина тем не менее доносилась до носа. Значит, Вай и впрямь жила здесь так долго... Уже много лет. Пленница под золотым колпаком. Тогда, стоя в комнате, среди разбросанных по полу слёз, Вай замерла от ужаса, приготовившись расстаться с жизнью в одиночестве, без принца. Но ничего не произошло. Капитанша Грейсон молча зашла в кабинет, плотно прикрыв за собой дверь, а потом приказала спрятаться. Вай — глупая девочка — послушала. А потом оказалась в тюрьме. О русалке не знал никто, кроме капитанши и принца. Потом добавился король. Потом Виктор. Все, кроме Грейсон, — безумные фанатики от мира науки. Одна капитанша была ничего. С ней Вай нравилось болтать больше всего. Грейсон была той ещё штучкой: приходила только тогда, когда нужно было поймать кого-нибудь из Зауна. Вытаскивала информацию, порой незаметно, а порой будто клешнями. Но тем интереснее было ей противостоять, и в эдакой игре они обменивались нехитрыми новостями, шутками и подколами — и на душе становилось теплее, что ли. Грейсон никогда не говорила, почему спасла Вай. Откуда вообще о ней узнала. Только скупо усмехалась и смотрела на русалку, как на глупышку. Вай догадывалась, если честно: от капитанши, бывало, доносились нотки знакомого алкоголя и морской соли. Но она не нашла храбрости спросить. Всё лелеяла надежду, что когда-нибудь подплывёт к нему сама и всё узнает из первых уст. Она всё ещё надеялась выбраться. Хотя виноватые глаза принца совсем не добавляли уверенности в этом. Поэтому Вай не любила с ним встречаться. Он говорил: «Ты для меня — самая большая ноша». Но Вай думала — он для неё тоже. Они смотрели друг на друга виновато, с толикой недоумения, как это их судьбы связались. И если не ненавидеть друг друга... то теперь что? Они оба не знали. Его высочество делал вид, что обустраивал Вай комфортную камеру в обмен то на чешуйки, то на кровь. Она делала вид, что у принца не было их в избытке — и принимала подачки, наступая гордости на горло. Потому что не было в её жизни ничего, кроме этих подачек. И вообще-то, новая камера была не в пример лучше: когда Вай поначалу закинули в старый ржавеющий бассейн, собранный на скорую руку, она чуть с ума не сошла. Под нынешнюю камеру в лаборатории Джейса оборудовали целую нишу, как отдельную комнату: ниже уровня пола располагался большой резервуар для воды; тактично был предусмотрен высокий бортик — чтобы Вай не утыкалась взглядом в чьи-то ноги, когда выглядывала на поверхность. В стенки камеры даже вмонтировали лампы, дабы не русалка не жила в сумраке. Было предусмотрено всё, чтобы Вай не чувствовала себя обделённой. Однако клетка есть клетка. Прошли годы. Прошла целая вечность — то в злом мареве, то в серой обречённости. Время шло, но как будто стояло на месте — до того дня. До дня, когда Вай почуяла ржавчину в своей воде и высунулась подышать. А вдохнув воздух поверхности, почуяла ржавчину и там. Солёную. Хлюпающую. Ту самую, страшную, от которой страх продирал позвонки. Кровь. Принц пришёл весь в крови. Уселся как можно дальше, чтобы Вай не заметила — но она увидела из своего закутка, и предчувствие чего-то мерзкого осело на языке. Оказывается, Вай была способна на что-то, помимо тоски. На сочувствие. И надежду. Безнадёжную, глупую — но она так жадно скреблась под сердцем, что Вай решила: была не была. Она прочистила горло. — Что там на улице? — явно какое-то дерьмо, судя по ироничному взгляду его высочества. Но, знаете ли, почти любое дерьмо вылезает из Зауна, и если в этот раз случилось что-то настолько грандиозное, что достало даже принца... может, им понадобится Вай? Знаете ли, хотя бы в роли консультантки. Лучше — в роли ищейки. А ещё лучше — в роли сбежавшей ищейки, но это как пойдёт. — Куда Виктор дел слёзы? — болезненно каркнул Джейс. В их лаборатории вечно был бардак, но даже в нём за столько лет Вай успела разобраться. Она молча указала принцу за спину. Русалка до сих под недоумевала, почему морское горе так подходило его высочеству. Почему магия была так благосклонна. Настолько благосклонна, что случись что с принцем (а с этим экспериментатором частенько случалось) — слёзы тут же бросались лечить драгоценного хозяина, бусинками прокатываясь по ранам. Обожание на грани помешательства — и Вай иногда задавалась вопросом: а те ли это самые слёзы из легенд? Те, что будет чудом увидеть, оплыви ты весь океан? Хотя не то чтобы кто-то из Зауна видел другие слёзы (там вообще было много «везунчиков», повстречавших легендарные кругляши — ибо горя в Зауне было сполна). Приходилось признавать: наверное, эти слёзы настоящие. Просто какие-то дурацкие. Любящие дурака, не знававшего бед. По дворцовым подвалам характерно застучала трость — и Вай фыркнула. Дурацкими были не только слёзы. — Ты в порядке?! — в лабораторию ворвался Виктор, весь в таких же ожогах и кровоподтёках. Но он не замечал боли. Ну да, куда этой боли было до мук, испытываемых от постоянного перевоплощения. Вай было неприятно даже представлять, каково это — отказаться от хвоста. Ходить на дрожащих ногах почти десяток лет. Скрипеть суставами. Мучаться от нефтяных пилюль — и блевать потом этой слизью. Ради чего? Ради кого. Виктор, ровно так же как слёзы, добровольно запер себя, чтобы тянуться к странному, чуждому человеку — и едва ли что-то получать в ответ. В этом был весь принц. Купался в драгоценных дарах и изводил их на идиотские мечты. Но Вай, если честно, было не до чужих загадок. С Виктором она за столько лет перекинулась от силы парой фраз: презрение, недоумение и собственная боль от роковой ошибки не внушали желания общаться. Но сегодня всё стало ощущаться по-другому. Запах ржавчины — резкий, назойливый — будил в Вай страшные воспоминания, но ей, оказывается, этого не хватало — напоминания, откуда она родом. И кого из любимых она хотела защитить, чтобы ржавчина никогда не осела на них. — Виктор, так что там? — Вай нетерпеливо ударила хвостом по воде и высунулась за бортик, насколько могла. На неё даже не обернулись. Ну да, ну да, она давно стала для этих чудиков лабораторным экспонатом. Русалка раздражённо пригладила подсыхавшую на воздухе чёлку. Мужчины шебуршали в углу. Виктор судорожно ощупывал принца, хоть сам качался от усталости — а принц пытался его усадить, чтобы обработать раны, ведь слёзы помогали только одному из них. «Парочка идиотов», — вздохнула Вай. Поязвить над ними (это было наибольшим развлечением в неволе) ей не дали новые шаги. Незнакомые шаги. — Да сегодня аншлаг, — насмешливо буркнула Вай, скрывая своё беспокойство. Наверху явно что-то случилось. Что-то серьёзное. Русалочье чутьё складывало для Вай обрывочную картину. Беготня людей над головой, по замку. Громкий гул голосов, доходивший даже до этих подземелий. Запах гари. Запах крови. Вай слишком хорошо помнила это состояние. Атмосфера хаоса, болезненное мельтешение. На этот раз недоставало только рыдающего навзрыд океана, рябящего алыми волнами. Но и до этого, кажется, могло дойти. — Это была русалка! — в лабораторию ворвалась молодая женщина. Синие растрёпанные волосы — у Вай на миг перехватило дыхание, — но обмундирование миротворцев. Чужачка. Русалка поджала губы и неслышно скользнула в воду. Звуки разговора доносились и досюда: вибрациями и колебаниями, прекрасно различимыми для её ушей. Просто голоса стали приглушённее — и хорошо, потому что принц и некая «Кейтлин» кричали друг на друга не жалея сил. Через пару минут всё стало ясно. И про бойню в небесном порту, и про пожар на фестивале. Про нападение на принца, про кражу слезы. Про то, что это была Джинкс. Возможно, со стороны его высочества было опрометчиво разговаривать именно здесь. Уж Виктор-то за его спиной не мог не знать, что русалы слышат даже под водой — но учёный притаился в тени и спокойно крутил в руках трость. Может, Вай показалось, но он слабо ей улыбнулся, поймав за подглядыванием. — Я найду её, Джейс. Я поймаю её. Даже в одиночку. Миротворица выглядела одержимой — растрёпанная, с горящими глазами, в царапинах и подпалинах на одежде. Она выглядела, как будто вот-вот сломается — так тяжела была ноша от бушующей в Пилтовере катастрофы. Возможно, эта женщина потеряла друзей, сослуживцев. Или увидела слишком много смертей вокруг. Но итог один: она ухнула в горе и захлебнулась им. Теперь не выплывет. Теперь ей дорога одна — на дно. Вай знала эту ошибку слишком хорошо. Как и то, что человека не остановить, если он принял решение. Принц обречённо поджал губы: он тоже знал. Его взгляд скользнул к бассейну, обласкал металлические пруты горечью. Плечи Джейса тяжело опустились: и вина, и правительственные обязанности были слишком тяжелы. Надо было скинуть что-то одно. — Хорошо, — хрипло выдохнул он. — Но одну я тебя не пущу. Пойдёшь... поплывёшь с настоящей русалкой. И, пожалуйста. Пожалуйста. Возвращайся? Почему Вай показалось, что принц просил об этом её?