Русалочка

Силко всегда любил подводных монстров. Таких, про которых едва ли кто-то слышал — потому что не выбирался. Таких, которыми русалы пугали сами себя, таких, о которых ходили легенды. Джинкс, когда была маленькой, часто разрисовывала стены и бомбочки зубастыми и шипастыми тварями, чтобы они пугали всех — но улыбались хозяйке. Девушка никогда не думала, что эти монстры существуют на самом деле. Но вот они с Силко заплыли сюда — далеко-далеко за пределы Зауна, туда, куда даже рассыпающиеся в прах наркоши не сумели доползти. Они выплыли в почти дикий океан. Вода стала освежающе-солёной, но удушающе-тёмной. Без привычных городских фонарей, шума и гула наркозаводов, драк, сплетен — без всего этого было... пусто. И очень, очень одиноко. Лишь неясные скелеты заброшенной промзоны напоминали, что Заун всё ещё близко. — Когда я заплыл сюда впервые, — прошелестел Силко, — я понял, почему никто не уходит из Зауна. Это было много лет назад, но уже тогда город гнил. От грязной воды многие умирали раньше положенного, и часто рождались мёртвые русалы... Но почему же никто не уходил? Мужчина лениво обогнул какую-то огромную тень, и Джинкс поспешно нырнула вслед за ним. Клочки солнечных лучей, которые едва-едва пробились сюда, упали на эту преграду и выхватили из тьмы мясистую чешую и кривые шрамы на ней. Тусклый силуэт представшего перед русалами чудовища был настолько громаден, что сложно было поверить в его реальность. Девушка крепче сжала слезу в кулаке, чтобы чудище не среагировало на свет. — Разве русалам не противно так жить? — голос Силко служил ориентиром в полумраке. — Разве океан не бесконечен? Почему именно Заун? Они остановились резко, как будто... наткнулись на стену. Девушка пощупала воду перед собой. Плотная. Маслянистая. Рука как будто отскакивала от толщи. Само море, казалось, кончилось здесь — и дальше начиналась только вязкая тьма. — Однажды я попробовал уйти. Я и мой друг. Все эти монстры за городом... на самом деле, мы для них даже на закуску не тянем. Да к тому же они неповоротливы. Все эти сказки про них, про то, что они сожрут отплывших от Зауна — такая чушь. То, что действительно не даёт русалам уйти отсюда, таится не в них. Силко тоже вытянул руку, нажал на тьму — и та втянула его пальцы, жадно зачавкав. От движения масса перед ними заколебалась, и Джинкс окинула волнующуюся пустоту взглядом. Бесконечная. Безразмерная тьма. Силко высунул пальцы: каждый миллиметр на них окрасился чёрным. Девушка вскинулась — не больно ли? — но он только покачал головой. Чёрная кожа на ощупь была маслянистой. Напоминала отходы, что люди выливали русалам на голову (в последнее время реже, благодаря небесному порту). Только... это было плотнее. И совсем не оттиралось. Рука так и оставалась тёмной, как будто окутанная бездной. — Эта стена, как кольцо, окружает весь город. Куда ни поплыви. Но не она мешает русалам: нам не даёт уйти страх. Им страшно заплыть внутрь. Страшно потеряться. Поэтому они придумали все эти сказки про чудищ и спрятались в своих норах. Они забыли дорогу назад, к дикому океану. Силко мягко подтолкнул девушку к колеблющейся тьме. — Но мы с тобой знаем: нам нельзя бояться. Лучше пусть боятся нас. Русалка покрепче сжала в ладони слезу. Та испуганно замигала — но Джинкс, наоборот, загорелась предвкушением. Ей не страшно было окунуться в черноту: та вряд ли оказалась бы темнее её души. — В пустоте слеза уснёт — и не будет тебе докучать. И уж точно не взорвётся раньше времени, — оба заговорщически переглянулись. — Плыви. И помни: чтобы вернуться, надо от кого-то отказаться. Потому что тьма не прощает любви. Мозолистые ладони легонько хлопнули девушку по плечам, подталкивая. Силко зло усмехнулся своим воспоминаниям, смотря на стену; задумчиво потёр шрам. Джинкс сжала слезу покрепче и вывернулась из тёплых объятий. И всё померкло. Тьма прилипла к ней. Русалка попыталась вдохнуть — и в лёгкие полилась сочная, густая нефть. Джинкс забарахталась, как глупая рыба в ловушке, но поняла, что так только теряет направление. Вперёд. Силко сказал — плыви вперёд. Пока не найдёшь то, что искала. Пока не потеряешь того, кого хочешь потерять. И Джинкс поплыла — поползла даже, тягуче елозя хвостом по маслянистому облаку. Пустота просочилась внутрь неё. Залилась в глаза, в уши — и девушка увидела приходящих сюда призраков, услышала вой их древности. Так плакали умирающие киты. Все они плыли куда-то вперёд. Холодной массой стекались куда-то в середину, в гигантский водоворот. К гигантскому ржавому нефтетанкеру, разломленному надвое — либо морским чудовищем, либо человеческой жадностью. Джинкс тронула изъеденный солью борт — и отколовшуюся ржавчину всосала тьма. Правильно. Сколько бы ни цвёл ржавый запах — тот, которого боялась маленькая Паудер, — его всё равно найдётся, чему поглотить: пустоте. Морионовой пустоте, которую Джинкс погладила, как новообретённую сестру. «Ты больше меня не держишь», — шепнула Джинкс девочке в своей голове. Та рыдала, рычала, захлёбывалась соплями, но Джинкс отвернулась от неё — и оставила сторожить морское горе, постепенно угасающее в чёрной жиже. Пришла пора отпустить прошлое. Джинкс покончила с тоской — и оставила только яростное, безудержное веселье и навязчивое стремление разрушать. Что угодно. Лишь бы больше не видеть на поверхности город. Лишь бы не дышать им — и знать, что эта же пыль оседала на щеках мерзавки, променявшей сестру на принца. Когда русалка вынырнула из пустоты — скрюченная, спелёнутая маслом — Силко подхватил её, как новорождённую. Безо всякого омерзения поцеловал в лоб: — Теперь. Теперь ты совершенна. Теперь мы покажем им всем.

***

Всё стало грязнее. Это было первым, что заметила Вай. У неё появилось время оглядеться: миротворица оказалась девочкой изнеженной. Стоило ей принять экспериментальную таблетку, разработанную Виктором, — она сразу же согнулась от боли из-за вырастающего хвоста, а потом то и дело блевала. Приходилось жаться по углам подводного города — и смотреть на медленно дряхлеющие улицы, пока «Кейтлин» плевалась маслом и привыкала к жабрам. Ну да, красотка, вот так ощущаются эти вонючие таблетки. Но русалы жрут их тоннами, чтобы заработать хоть какие-то гроши в Пилтовере, так что и ты потерпи немного. Тем более Виктор обещал какой-то усовершенствованный эффект: таблетка будет действовать сутки?.. Или двое? Вай было, в общем-то, плевать: у неё во время подготовки то и дело шумело в ушах от волнения. Какая похищенная слеза? Какая месть? Вай всё это пережила, переросла — и теперь в ней жила древняя старуха, забывшая после бесконечного лежания в четырёх стенах, как толком управлять хвостом. Только кулаки её были сильны — чтобы защищать ими самое дорогое. Свою семью. — Итак, — откашлялась Кейтлин, неуверенно разгибаясь, — где нам следует поспрашивать о Джинкс? «Тебе — нигде», — хмыкнула про себя Вай, но смиренно повела сухопутную к бару Вандера. Потому что туда тянуло. Потому что других убежищ в Зауне Вай не знала — а тут, оказывается, было от чего прятаться. От наркошей, похожих на иссохшие скелеты. От дилеров, делящих свои районы как дикие мурены. И где-то там, далеко-далеко, как вишенка на торте, сверкал кислотными огнями оплот зла — дом Силко. Его крепость, построенная прямо под носом у двуногих богачей. Прямо рядом со старым портом. Рядом с проклятым местом, где всё время случались пожары — и обгоревшие призраки танцевали над головами. Только покосившийся бар, тихий и опустевший, ощущался островком спокойствия. Вай сама была как этот бар — истончившаяся, потрёпанная. Успокоившаяся, ничего не ждущая. Она столько раз представляла, что скажет Вандеру, может быть, даже подерётся с ним — но сейчас просто хотелось обнять его. Его сгорбленный силуэт легко угадывался уже от входа, и Вай гулко сглотнула. Она вплыла неслышно. Миротворица, настороженная, за ней. Какие-то старики травили байки за дальним столом. Лениво звенела пара бокалов. Вай дрожащими пальцами вытащила свою любимую пластинку — и завела патефон. Вандер вздрогнул, узнав мелодию. И так же, как Вай, он не вымолвил ни слова: стремительно подплыл, как в лихие времена, — и сграбастал в огромные тёплые объятия, так, что затрещали рёбра. И девушка наконец-то почувствовала, что оживает. Что всё позади. Они не стали говорить о прошлом. Вай давно уже всё поняла, пока год за годом металась по камере бессонными ночами: что Вандер не мог сторожить покой города без сговора с миротворцами; что капитанша Грейсон, даже спасая Вай по его просьбе, не могла пренебречь служебным долгом; что принц не мог стать убийцей, но и отпустить Вай с её глупой злобой тоже не мог. Что им всем нужно было время. — Спасибо, что вернулась, — прошептал Вандер, и Вай пробрало мурашками от того, как постарел его голос. Впрочем, прокашлявшись от непролитых слёз, Вандер вдруг задорно распрямился, и взгляд его заблестел озорством, совсем как раньше. Он, явно рисуясь перед Вай, подкрался к притаившейся Кейтлин, вытягивая её поближе к свету. — А это что за маленькая леди? Неужели теперь это твоя... спутница? — старик поиграл бровями и рассмеялся: гулко, живо, весело, — так, что старожилы Зауна вздрогнули, выуживая из памяти давно не звучавший смех. Вай только показательно закатила глаза, не обращая внимания на потеплевшие от смущения уши. Она несильно стукнула по перевитой венами руке и деликатно задвинула миротворицу за спину: та, густо покрасневшая, явно была не привычна к таким шуткам. — Эта моя... спутница, — Вай язвительно вернула шутку, — попросила меня найти Джинкс. Ей надо кое-что вернуть назад, откуда взяла. С Вандера сразу схлынула весёлость. Он потупил взгляд. Русалка понятливо поджала губы: опасения подтвердились. Пока Вандер ненавязчиво выгонял престарелых гостей, пока закрывал бар, она напряжённо размышляла: что теперь? Бывало, Грейсон рассказывала, что банда Силко творила наверху. Бывало, Вай даже давали разглядеть пару фото, чтобы узнать пару имён — и она делала вид, что делилась со следствием информацией. Но на самом деле главного она никогда не говорила. Главное она боялась сказать. Она понимала, кто такая Джинкс. В каждом рваном рисунке, в каждом осколке бомбы, запечатлённом дотошными следователями, Вай видела её. И её затаённую боль. Такую, что разорвёт всё на своём пути, пока весь мир не превратится в морскую соль и пустоту. — Ты... знаешь, кто такая Джинкс? — Кейтлин впилась взглядом в лицо Вандера, но тот перестал обращать внимание на маленькую миротворицу. Они с Вай понимающе смотрели друг на друга. Они оба знали, кто такая Джинкс и почему она появилась — и оба чувствовали горькую вину. — Я налью вам выпить. Вандер потащил свою боль к стойке и открыл недопитую бутылку. Запахло чем-то очень горьким, чем-то неотвратимым: как детские воспоминания Вай, как старый Заун в её голове, не вязавшийся с нынешней картинкой. Пахло забвением.