Песнь Короны и Вируса

30.05.299 г. от з.Э. ДОТРАКИЙСКАЯ БОЙНЯ: ООН СООБЩАЕТ О СОТНЯХ ПОГИБШИХ И ТЫСЯЧАХ РАНЕНЫХ. ОБЕ ОРДЫ В БЕСПОРЯДКЕ ОТХОДЯТ НА ВОСТОК ОТ ПЕНТОСА НОВАЯ ВОЙНА В ЭССОСЕ? ДНИ РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКИХ ПОЛИСОВ СОЧТЕНЫ? КИТАЙСКОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО ПОДТВЕРДИЛО ИНФОРМАЦИЮ О ВСПЫШКЕ АТИПИЧНОЙ ПНЕВМОНИИ В ГОРОДЕ УХАНЬ «ДРАКОНЫ ЧИСТО ФИЗИЧЕСКИ НЕ МОГУТ ЛЕТАТЬ», — ПИШЕТ ИЗВЕСТНЫЙ АКАДЕМИК АЛЕКС ДЖОНС: «ОЖИВШИЕ ТЕНИ» С ТОЙ СТОРОНЫ КОЛЬЦА ДОЛЖНЫ БЫТЬ ТЩАТЕЛЬНО ИЗУЧЕНЫ *** За два месяца после коронации Станниса в Королевской Гавани многое изменилось. Включая погоду — долгое лето подходило к концу, уступая место осени. Теперь дождь почти каждый день хлестал по окнам Красного Замка, а в коридорах свистели холодные сквозняки. За стенами замка город еще не залечил черные шрамы войны, но восстановление продолжалось. По настоянию лорда Флорента чужеземцы начали потихоньку возвращать в столицу ее жителей, большинству которых пришлось ютиться на пожарищах в палатках (подаренных теми же чужеземцами). Но, по крайней мере, торговля вернулась на рынки, а порядок — на улицы. Посольства в оживающем городе росли, в буквальном смысле, как грибы. Русская, японская, китайская, немецкая, испанская речь каждый день наполняла тронный зал, а автомобили с дипломатическими номерами носились по городским улицам, разгоняя местных жителей воем сирен. А сами горожане, несмотря на все пережитое, выглядели… скажем так, не слишком бедственно. Теперь даже самый последний нищий мог позволить себе пару обуви, которая стоила дешевле хлеба. Городские сапожники в буквальном смысле рвали на себе волосы, предвкушая скорое разорение, из-за этого несколько раз случались серьезные беспорядки, которые один раз даже дошли до кровопролития. В итоге было решено передавать большую часть обуви из гуманитарных грузов тем самым сапожникам, которые могли их продавать, пусть и за гроши. Те из них, что сумели удержаться на плаву, переключились в основном на ремонт обуви, которая — вот удача — часто разваливалась очень быстро. Либо, как вариант, находили другую нишу. И никого уже не удивляли вывески в стиле «Сэм и сыновья: ремонт кроссовок и велосипедов». Война, прокатившаяся по столице огнем, стала потихоньку забываться — особенно после того, как королевские войска заняли Росби, а следом за ним и Стокворт. Сейчас битвы шли где-то далеко: Сумеречный Дол, Глубокая Нора, Ясноводная… Недавно пришла весть о том, что воинство северян под командованием Робба Старка подошло к стенам Золотого Зуба. И все же, несмотря на все войны, перевороты, религиозные реформы и возникшие из ниоткуда порталы в параллельные миры, никто не забывал о таком важном событии, как десятые именины принцессы Ширен. Никто, включая австралийцев и прочих жителей Земли. Файфилд поднимался в тронный зал. Гобелены со сценами охоты, которые при Роберте висели буквально везде, пропали, уступив место творчеству жителей Вольных городов. И процентах в девяноста новые картины изображали какие-то жуткие образы из огня, пожаров, извергающихся вулканов и прочей атрибутики, присущей скорее адскому пеклу или Апокалипсису. Но последователям леди Мелисандры, которых с каждым днем становилось все больше, такое искусство пришлось по душе. Половина королевского двора теперь носила красные одежды. Но не такие яркие и, можно сказать, жизнерадостные, как у Ланнистеров, а скорее цвета огня и крови, так любимого их новым богом. Среди собравшихся гостей посол узнал старого лорда Джайлса в длинном розовом плаще, расшитом тремя красными шевронелями их дома. Из всех замков Королевских земель, сохранивших верность Серсее и Тайвину, именно Росби пал самым первым. Едва десятитысячное войско Веларионов подошло к его стенам, лорд Джайлс вышел из ворот с радужным флагом, означавшим в Вестеросе мир, потом два дня обсуждал условия сдачи и, не прекращая кашлять, согласился преклонить колено перед Станнисом. Он ничего не потерял, ни земель, ни титула (хотя какой в нем смысл, наследников у него все равно не было), и даже публично принял Красного бога. Файфилд слышал, что старик стал совсем плох и в его окружении вовсю идет грызня за право унаследовать его замок и прочие владения. Лорды и леди продолжали прибывать, дарить подарки и громко восхищаться маленькой принцессой. Стайка придворных дам (это слово казалось послу наиболее точным определением) кружила вокруг Ширен почти неотступно. Он заметил в этой толпе ее кузин из семейства Флорентов, а также Тиреллов, Мартеллов, Эстермонтов и дочерей других знатных фамилий. И все как одна, последовав примеру Маргери Тирелл, которая измазала себе половину лица и шеи какой-то серой пастой, напоминающей плохо разведенный цемент — чтобы еще больше походить на обожаемую принцессу. И они с гордостью демонстрировали свои «следы хвори» тем, кто позволял себе обращать на них внимание. Файфилд хотел, конечно, поверить в то, что они таким образом хотели просто немного подбодрить застенчивую девочку, но опыт и здравый смысл подсказывали послу, что это всего лишь банальное подхалимство. И королева Селиса, похоже, думала точно так же. Пока девушки шептались, смеялись и сплетничали, она почти неотрывно следила за Маргери и смотрела на нее так, как обычно смотрят на заползшего в туфлю огромного ядовитого паука. Вскоре герольды затрубили в свои трубы и все замолчали, пока лорд-десница поднимался на Железный Трон. Мейсу Тиреллу было не очень комфортно в присутствии короля, зато это шипастое и жутко неудобное сиденье, несмотря ни на что, пришлось ему явно по душе. — Милорды, миледи… И прочие уважаемые гости, — начал он. — Наше королевство подвергается множеству бед и опасностей, которым его милость, Малый Совет и верные королевские знаменосцы посвящают большую часть времени и сил, но сегодня я прошу забыть обо всех невзгодах на один день и праздновать! Пусть этот день будет посвящен принцессе Ширен, дочери Баратеонов и Флорентов! Собравшиеся радостно зааплодировали. Сама виновница торжества держалась очень скромно и, можно даже сказать, застенчиво, словно ей было не по себе от такого внимания со всех сторон. Маргери Тирелл, все это время не отходившая от нее, улыбнулась еще шире, взяла принцессу за руку и помахала ей гостям, вызвав тем самым смех других природных дам. — Девушка из благородного семейства, благочестивая и отлично воспитанная, с добрым сердцем и острым умом! — продолжал лорд-десница. — Которая когда-нибудь станет великой королевой и, я смею надеяться, назовет мою дочь верной подругой! Еще больше радости. Еще больше аплодисментов. Мейс тем временем, тихо отдуваясь, вытащил из-за пояса туго свернутый пергаментный свиток. — Его милость очень сожалеет, что не может присутствовать на нашем с вами торжестве… Но долг перед страной имеет для него первостепенное значение. И его милость не успокоится, пока правосудие не восторжествует и мир не будет восстановлен на нашей земле. Поэтому честь преподнести великий дар наследной принцессе выпала сегодня мне… Принцесса Ширен, прошу вас выйти вперед. Ширен послушно сделала несколько шагов, звонко стуча каблуками по каменному полу, и остановилась у подножья огромного трона, рядом с которым казалась еще меньше. Особенно сейчас, когда на нее смотрело больше людей, чем она видела за всю свою жизнь. Но воспитание все же одержало в ней верх над волнением и она сделала хорошо отработанный реверанс перед десницей короля, пока тот разворачивал свиток. — Приказом его милости, короля Станниса, именуемого Первым, Ширен Баратеон с настоящего момента даруется титул леди Драконьего Камня со всеми вассальными ему землями и доходами, а также правом передавать этот титул своим потомкам вплоть до скончания времен… Выдержав еще один шквал оваций, Ширен с благодарностью приняла подарок, сделала еще один реверанс и вернулась к своей стайке, которая меньше чем за минуту выросла в несколько раз — множество лордов и леди стремились воздать дань уважения дочери короля. Среди них была и Арианна Мартелл, одетая в платье из насквозь просвечивающей ткани, перепоясанное ремнем из змеиной кожи, который обхватывал ее талию и левое плечо… Хотя, как оказалось, это был не ремень, а настоящая живая змея. Ширен, когда поняла это, застыла на месте, Маргери же продолжала смеяться, как ни в чем не бывало. — Не бойтесь, принцесса, она не ядовита, — заверила Арианна. — Это всего лишь безобидный уж… Видите, у него даже клыков нет! Не будь здесь такого количества чужих глаз, Ширен, скорее всего, просто ушла бы. Но сейчас она нашла в себе смелость погладить «ремень», который тут же недовольно зашипел. Под очень неприветливый взгляд королевы Селисы Арианна сняла с себя змею и передала одному из герольдов, который отнес ее в королевский зверинец. Потом были и другие дарители. Файфилд терпеливо ждал своей очереди, понимая, что его дар может показаться самым скромным из всех, несмотря на то, что на его подготовку были потрачены месяцы труда многих людей. Когда его очередь подошла, он вышел вперед, поклонился трону, потом принцессе и начал: — Милорды, миледи. Позвольте вручить мой скромный дар… Первый из паспортов Вестеросского королевства, официально признанного Организацией Объединенных Наций. Этот документ открывает вам свободный доступ через Кольцо и права перемещения между странами нашего мира, полностью аналогичные тем, коими обладают граждане Австралии… Файфилд вытащил из своей сумки маленькие черные книжечки, одну за другой, вспоминая, каких трудов стоило их выпустить и заверить. Даже такой простой, на первый взгляд, шаг, как выбор флага и герба, представлявшего Семь Королевств Вестероса, обернулся долгой неразберихой. Никто не мог решить, что именно там должно изображаться. Малый Совет по запросу министерства иностранных дел и торговли Австралийского Союза предоставил личное знамя короля Станниса, под которым он вел свои войска — оленья голова с короной на фоне объятого пламенем кроваво-красного сердца. Наследие дома Баратеонов, наложенное на новую религию. При этом личный герб принцессы — и будущей королевы Ширен выглядел по-другому — разделенный начетверо щит, на котором олени Баратеонов соседствовали с лисами Флорентов. Сотрудники министерства иностранных дел и торговли пробовали объяснить, что страна должна иметь какую-то постоянную символику, а не менять ее с каждой сменой власти, чего вестеросцы никак не желали понять и принять. Разве не Железный Трон (и тот, кто на нем сидит) скрепляет Семь Королевств воедино? Разве не он символизирует единство страны? С какой стати им принимать какие-то иные символы? Тогда австралийцы предложили несколько альтернативных вариантов: семиконечную звезду, упрощенный силуэт Железного Трона, силуэт континента (с Застеньем или без), радужный семицветный флаг, герб дома Баратеонов, возвышающийся над символами других великих домов, сердцедрево, заключенное в семиугольник, звезду на фоне пламени, всевозможные комбинации перечисленных вариантов… Целая армия вексилологов с энтузиазмом взялась за эту задачу, пытаясь найти какой-то символ или комбинацию символов, сполна отражающих общественный строй, образ жизни, религию, культуру, язык и географию единственной страны, имеющей сухопутную границу с Австралией. Ничего из предложенного ими не устроило вестеросцев. В конце концов МИДТ плюнул и согласился изобразить на вестеросских паспортах пылающее сердце с оленьей головой. После этого будущих обладателей документов сфотографировали и Королевский монетный двор в Канберре приступил к печати бланков, что должно было стать очередным шагом в интеграции Вестероса в современный мир — и Файфилд был рад его совершить. На сегодняшний день было готово уже несколько сотен паспортов: номер первый достался Ширен, второй — королеве Селисе, третий — Мейсу Тиреллу, далее следовали члены Малого Совета, несколько десятков лордов и леди, наиболее воодушевленно приветствовавших контакт двух миров. В общем, свою задачу он выполнил и отошел в сторону, давая возможность другим гостям почтить именинницу. И единственным, кто ничего ей не подарил, оказался Оберин Мартелл, который подошел к трону и, широко улыбаясь, поздравил принцессу, пообещав ей «незабываемый сюрприз» ближе к вечеру. Мастер над молниями был одет во все красное — то ли он следом за многими другими принял веру в Красного бога, то ли просто любил такой цвет. Файфилд склонялся к последнему варианту — он лучше других понимал, с каким азартом дорнийский принц нырнул в свои новые обязанности при дворе. Последние несколько дней он лично руководил австралийскими инженерами, устанавливавшими десятимегаваттные генераторы в небольшом здании между старой псарней и конюшней, потом следил за тем, как электрики монтируют проводку и устанавливают по всему замку разные приборы. Понятно, какой «сюрприз» он хотел устроить для Ширен… И если он действительно выбрал себе новое божество, то это был скорее Юпитер Громовержец, чем местный бог огня с непроизносимым именем. Прием завершился и следующая часть церемонии должна была состояться уже на закате в бальном зале. А значит, у Файфилда было несколько часов, которые он мог использовать для других дел. И когда он со своими спутниками вошел в замок во второй раз, его у самого входа перехватил лисенийский «адмирал частного военного флота» на службе короля Станниса Салладор Саан. — Вы хорошо выглядите, посол, — приветствовал его лорд-пират. — Как и вы, милорд, — вот тут Файфилд ничуть не покривил душой. Для сегодняшнего вечера Салладор выбрал свой лучший наряд, поверх которого набросил багровую шелковую накидку, скрепленную пуговицами из чистого нефрита, вырезанными в форме крошечных танцующих обезьянок, а на голову надел бейсболку с нарисованным американским флагом, из которой торчало несколько павлиньих перьев. Любой из вестеросских аристократов на его фоне выглядел, мягко говоря, уныло. — У меня для вас хорошие новости, посол, — продолжил Салладор, когда они вошли во двор замка. — Я написал управляющему моего поместья в Лисе и уже получил подтверждение того, что мои указания выполнены. Раньше мое поместье обслуживали двадцать три раба. Теперь он их всех освободил — и каждому предложил наняться ко мне на то же рабочее место, за справедливую плату. Отказались только двое. Файфилд внимательно смотрел ему в глаза — и не видел ни малейшего признака того, что лорд-пират лжет. — Получается, вы больше не рабовладелец, милорд? — Получается, так! — кивнул Салладор. — Еще я написал всем своим родственникам и они пообещали поступить точно так же. И хочу отдельно отметить, что на всех моих кораблях нет ни единого невольника. Даже на веслах сидят свободные люди, которые получают звонкую монету за свой нелегкий труд. И сегодня я, наконец, могу честно заявить и чем угодно поклясться, что у Салладора Саана из Лиса нет ни единого раба — и никогда больше не будет. Файфилд задумался на мгновение. — Это… И в самом деле хорошая новость, милорд. Вы приняли мудрое решение. — Согласен с вами, — сказал Салладор. — Мне кажется, оно было очевидным уже тогда, когда ваши воздушные корабли впервые появились в небе. Увидев их, я понял, что мир изменился навсегда… Правильно ведь? И горе тем, кто был настолько слеп, что не понял этого сразу… А кто-то не понимает до сих пор. — Я уже говорил, что когда-то мой народ был во многом похож на ваш, но потом мы нашли лучшую альтернативу рабству и в конце концов весь наш мир признал рабовладение неприемлемым. И никто из нас не станет строить отношения с рабовладельцами. Но мы верим и в то, что все способны измениться. И ваш пример, я надеюсь, вдохновит и других… — Вы правы, посол, я полностью с вами согласен… Они изменятся, дайте только время. Обязательно изменятся! Старое время ушло, а новое даст море новых возможностей, в этом я не сомневаюсь! Судя по том, как загорелись его глаза, Саан уже присматривал себе в «новом времени» местечко потеплее. А Файфилд все-таки решил поинтересоваться: — Знаете, милорд, я не могу не спросить… Вы знаете, что многие в Вестеросе зовут вас «лордом-пиратом»? — А сами они разве ведут себя как-то иначе? — искренне удивился Салладор. — Мы берем деньги с тех, кто не способен себя защитить и даем им взамен свою защиту — чем мы отличаемся от тех, кто сидит в замках? И кто такой король, как не самый главный пират на суше? Нет, конечно, можно сочинить истории про благословение богов и заветы предков… — он пожал плечами со скептическим выражением лица. — Да какая, в самом деле, разница? И потом, если представить, что все, кто диктовал другим свою волю на острие меча, вдруг пропали бы в никуда… С кем бы вы сейчас договаривались? — Знаете… — ответил Файфилд. — Мне кажется, в ваших словах есть доля правды. Очень весомая доля. В нашем мире даже поговорка есть: «две вещи неизбежны — смерть и налоги». — Серьезно? — рассмеялся Салладор. — Похоже, наши миры не такие уж и разные! Если это так, я, наверное, признаюсь в том, что отказался от рабовладения и даже пиратства, рискуя спровоцировать свою команду на бунт, имея за душой корыстный интерес… Раз уж теперь я не совершаю ничего из того, что вы считаете запретным, могу я надеяться получить ту книжечку, которая дает право на проход в Кольцо-на-Закате? Я столько всего наслышался о вашем мире, что готов на все, лишь бы увидеть его собственными глазами… Это возможно. Файфилд задумался на секунду. «Он, конечно, тот еще авантюрист… Но при этом разумный человек». — Я слышал, что ваша семья обладает немалым влиянием в Вольных городах? — Немалым? — картинно оскорбился Салладор. — Да дом Саан — один из самых уважаемых на всем континенте, от Иббена до Кварта! Наши суда знают от Дрожащего до Нефритового моря! А мой прямой предок, Саатос Саан, тридцать лет правил всеми островами Василиска… Он еще долго перечислял достижения и успехи своего обширного семейства, пока они с Файфилдом шли в сторону крепости Мейгора. Следы битвы были залечены, но облик внутренней цитадели за эти полгода изменился очень сильно. Мало кто из собравшихся понимал, что это за канаты, уходящие внутрь замка сквозь бойницы, натянуты на свежевбитые между камнями стальные штыри и зачем из натянули между вкопанными во двор деревянными столбами. Пиратский лорд, в отличие от большинства гостей, внимания на них не обращал — хотя чему тут удивляться, он полжизни провел на палубе корабля в таком же окружении… В конце концов, Файфилд отделался от него, пригласив завтра в посольство, где он мог подать документы на паспорт и визу. Салладор ушел от него очень довольным. «Итак, двадцать три раба освобождены. Осталось еще двадцать три миллиона. Совсем немного…» Сир Годри, охранявший вход в крепость, молча пропустил австралийскую делегацию внутрь. А там уже начиналось веселье. Возле принцессы и ее матери возвышался сир Барристан — остальные пятеро королевских гвардейцев ушли на запад с королем. Пока лорды и леди разговаривали между собой, группа телевизионщиков монтировали свои камеры в углу, желая запечатлеть это событие для потомков. А прямо напротив них… А напротив них была целая выставка электроприборов, где обычные бытовые приборы расставили вперемешку с совершенно бесполезными, но весьма эффектными конструкциями, главной задачей которых было ярко блестеть и громко звучать. Китайская стиральная машина стояла рядом с огромной катушкой Теслы, позаимствованной из мельбурнского Музея Науки, микроволновка скромно пристроилась к старому, но еще рабочему автомату для игры в пинбол, на котором был изображен молодой еще Киану Ривз. Все это заняло около трети зала, еще одну треть заняли гости, а между ними находилось свободное пространство — и Файфилд уже знал, кто сейчас сюда выйдет. Знал он и то, почему этот зал был так плохо освещен: в нем не было ни единого факела, лишь несколько свечных канделябров на стенах кое-как разгоняли темноту. Когда принц Оберин, наконец, появился, все взоры обратились к нему. — Милорды, миледи, ваша милость, принцесса, лорд десница и все остальные уважаемые гости! Многие из вас сейчас задаются вопросом, что мы строили в нашем замке последние дни… Сегодня я, наконец, раскрою вам эту тайну! Мы установили два чудесных прибора, которые наши летающие гости называют «генераторами». Эти волшебные приборы, способные призывать и укрощать силу самого неба. Сейчас я включу их, чтобы вы все смогли увидеть и попробовать плоды нашего труда. Он повернулся к оруженосцу, который молча подал ему два толстых электрических кабеля. Оберин взял их, повернулся к гостям. — Итак, уважаемые лорды и леди… ДА БУДЕТ СВЕТ! И соединил провода между собой. И свет появился. Кто-то даже закричал от неожиданности, когда под потолком и на стенах загорелось около полусотни электрических ламп, и в комнате стало светло, как в самый яркий день. Некоторые женщины закрыли руками лица от страха, Леонетт Фоссовей даже потеряла сознание и поскольку ее любимый муж, сир Гарлан, сейчас находился в родном Хайгардене, ловить ее пришлось Джалабхару Ксо. Однако страх быстро прошел и испуганные крики постепенно сменялись восторженными. Оберин выглядел героем дня. Собранные в зале электроприборы ожили и помощники мастера над молниями, ходившие между ними, нажимали на кнопки заранее отрепетированными движениями. Вот загудела стиральная машина, вот замигал пинбол, вот заиграл бумбокс, вот зажужжал холодильник… Высшая знать Семи Королевств в изумлении смотрела на все это. Сам Оберин охотно демонстрировал, как работают чудеса из иного мира. Первым делом он достал откуда-то упаковку с наггетсами, умело ее вскрыл, засунул в микроволновку, несколько минут смотрел на то, как они вращаются внутри, а потом вытащил и угостил всех желающих. Затем попытался поиграть в пинбол, но быстро проиграл. Тем временем Маргери со своими кузинами и подружками разглядывали стиральную машину, пока Эллария Сэнд объясняла, зачем эта штуковина вообще нужна. Королева Селиса, бормоча что-то благочестивое, немного подержала руки над электрическим нагревателем, потом остудила их перед вентилятором. Великий мейстер Гормон показывал лорду Тиреллу, как удобно читать книгу при свете настольной лампы. Сир Стеврон, окруженный другими членами семейства Фреев, вертел в руках тостер, тщетно пытаясь понять, что с ним надо делать. Но больше всего пиетета вызвала, конечно, катушка Теслы, с которой работали не подчиненные Оберина, а техники из Музея Науки. И они, перед тем, как включить ее, приказали вестеросцам отойти подальше. И только потом устроили для них электрошоу. Сначала гости, конечно, испугались, когда в потолок стали бить молнии, но потом разразились аплодисментами. Больше всех выставкой была очарована леди Мелисандра, которая даже вышла вперед, чтобы потрогать сверкающую катушку. Австралийцы тут же отодвинули ее назад и выключили прибор. «Зачем вы это сделали? Я не боюсь молний, Владыка меня защитит!» — протестовала она, но они не стали включать прибор снова. А вечер продолжался. Гости с интересом рассматривали и пробовали сюрпризы, приготовленные мастером над молниями. И если кто-то желал заполучить себе один из этих чудо-приборов, обращаться нужно было тоже к нему. Причем не только сегодня, но и вообще. Потому что согласно условиям договора, подписанных между ООН и Вестеросом, любой товар и иное изделие земного производства, попавшее в иной мир, причислялось к одному из трех категорий. К группе A относились в основном товары первой необходимости: продукты питания и напитки, одежда и обувь, средства гигиены и туалетные принадлежности, лекарства и домашняя утварь, и прочее, и прочее. Все это можно было свободно продавать, менять и распространять по всей территории Семи Королевств, единственным условием было то, что фирмы-экспортеры и Малый Совет фиксировали на бумаге получение очередной партии товаров, но отслеживать их дальнейшую судьбу не требовалось. В отличие от товаров группы B, куда относились более сложные и потенциально опасные товары — их можно было продавать только напрямую через Железный Трон от имени короля Станниса. Но фактически курировали это направление десница, мастер над молниями и мастер над полетами. Собственно, большая часть позиций в этой группе относилась либо к электрическим приборам (за их продажи отвечал принц Оберин), либо к транспортным средствам (Стеврону Фрею решили поручить не только воздушные, но и наземные машины). Всеми остальными товарами, не попавшими в эти две категории, заведовал Мейс Тирелл. И, наконец, в группу C включались товары, которые ни при каких обстоятельствах не разрешалось продавать, дарить и как-то еще передавать иномирянам, а завозить их можно было исключительно для собственного использования землянами. Каждый предмет из этой группы требовалось не только декларировать при ввозе, но и вывозить в том же самом количестве — либо предъявлять доказательства того, что «запретный» предмет был уничтожен и не попал в руки туземцев. И список этих позиций был очень обширным: огнестрельное оружие и боевая техника, а также боеприпасы к ним, аппараты, использующие реактивные двигатели, любая электроника сложнее транзисторного радио, любые радиоактивные материалы и многое другое. Ничего из этого продавать вестеросцам не разрешалось. Да и желающих не было, если честно. На проработку и согласование этой системы ушло несколько месяцев, но даже сейчас в списки вносились поправки. Австралийцам пришлось убить уйму времени и сил на то, чтобы убедить лорда Тирелла включить презервативы и прочую контрацепцию в группу A — десница короля не желал верить в то, что земные «таблетки следующего дня» не имеют тех же побочных эффектов, что и местные снадобья. Немало споров было вокруг алкоголя и других «веществ» — если пиво и прочие легкие напитки, особо не раздумывая, отнесли к группе A, то крепкую выпивку — особенно ту, которая не имела местных аналогов — поразмыслив, включили в группу B. Табак запретили совсем, как и прочие наркотические вещества. Все согласились, что в этом мире и так много проблем, чтобы подсаживать новых соседей еще и на курево. В общем, пока вестеросцы восхищались электрическим светом и жужжащими приборами, американский посол Салливан ненадолго покинул зал — у него тоже был небольшой сюрприз для гостей и именинницы. — Милорды и миледи, — сказал он, вернувшись. — Сегодня мы рады представить наш великий музыкальный талант, который, я уверен, придется вам всем по душе и покорит ваши сердца, как уже покорил наши. Она очень рада познакомиться с юной принцессой и спеть для нее. Представляю вам леди Тейлор Свифт из Нэшвилла. Следом за ним в зал вошла светловолосая девушка в элегантном синем платье, которое хорошо гармонировало с цветом ее глаз. В туфлях на каблуках она была одного роста с леди Мелисандрой. Она держала в руках гитару, а следом за ней вышли еще трое музыкантов. Собравшиеся в зале лорды оторвались от осмотра электроприборов, некоторые вежливо похлопали в знак приветствия. Большая их часть все-таки отвлеклась от технических диковинок — в конце концов, они уже и так видели фильмы из иного мира и слышали музыку из их волшебных ящиков. А вот услышать кого-то из их песнопевцев живьем… Такое было впервые. Остановившись у микрофона, Тейлор поздоровалась со всеми, поздравила Ширен с днем рождения и выразила надежду, что им понравится музыка. А потом ее голос, усиленный электроникой, заполнил весь зал. «Мы были молоды, когда я впервые увидела тебя… Я закрываю глаза и снова вижу, Как стою там, на балконе летней ночью…» Какое-то время Файфилд наблюдал за реакцией публики, сдерживая веселье. Последний раз он видел на лицах туземцев такой восторг в тот день, когда они впервые показывали «Титаник». И он знал, что местная знать будет помнить сегодняшний вечер еще очень долго. Тейлор пела почти целый час, а зрители все никак не желали ее отпускать… Однако все когда-нибудь заканчивается. Певица еще некоторое время общалась с придворными дамы, даже сделала несколько селфи с Ширен, Маргери и Арианной. Даже королеву — и ту растрогало ее пение. — Владыка благословил ее прекрасным голосом, — услышал он слова Мелисандры. — И нас благословил, приведя ее в наш дом… Остаток вечера Файфилд курсировал от одного гостя к другому, общаясь, приглашая, обещая, обсуждая, торгуясь, договариваясь — словом, делая все, что и полагается послу. Принцесса из зала уже исчезла — мать чуть ли не силой вытащила ее вскоре после заката. А рядом с Файфилдом словно из ниоткуда возник посол Вэй с бокалом вина. — Добрый вечер, — тихо произнес он. — И вам, — ответил Файфилд. — Как вам выставка? — Нормально, — ответил китаец. — Отрадно видеть, что они даже не попытались прибить стиральную машину к кресту, а потом на всякий случай сжечь. — Разве это не называется прогрессом? — возразил Файфилд. — Пусть и скромным, но все же прогрессом… Вэй посмотрел на него с грустью. — Вы все равно упорствуете в тщетных попытках цивилизовать этих варваров, даря им зубные щетки и фонарики? Файфилд в ответ улыбнулся и, приобняв своего коллегу за плечо, повел его к выходу. — Вы бы поосторожнее со словами, а то у этих стен ушей больше, чем можно себе представить, — тихо сказал он, одновременно помахивая рукой нескольким местным лордам. Дальше они шли молча, пока не перешли подъемный мост и не оказались во дворе, где не было никого, кроме их помощников и охранников, но и они держались на расстоянии. И только там Файфилд ответил на вопрос китайского посла. — Я не считаю эти попытки тщетными. То, что мы здесь делаем, так или иначе, было неизбежно. — Вы действительно верите, что несколько лампочек помогут им стать цивилизованными? — Нужно же с чего-то начинать… Почему бы не с этого? Вэй покачал головой. — Чем больше технологий вы им даете, тем более серьезному риску подвергаетесь. Сколько еще рук вашим людям они должны отрезать, прежде чем вы это поймете? — Одна отрубленная рука за целый год — это меньше, чем мы думали, — пожал плечами он. Вэй не улыбнулся в ответ и Файфилд понял, что разговор будет тяжелым. — Да, это был серьезный прокол. Но мы заранее просчитывали все риски. Послы, пилоты, советники, техники… Мы все в той или иной степени уязвимы по эту сторону Кольца. Чтобы снизить эти риски, мы могли либо ввести сюда армию, либо заручиться надежной поддержкой местных. И мы несколько месяцев выстраивали отношения с лордом Ренли и его людьми. А потом… Потом все рухнуло в одночасье. — Да. Из-за «ожившей тени». Файфилд не ответил. Они шли по Змеиным ступеням, по которым раньше по ночам лучше было не ходить. Теперь же Оберин, никогда не знавший меры, развесил на внешних стенах такое количество галогенных ламп, что каждая щель и каждый закоулок был прекрасно освещен. Отсюда посол слышал далекое гудение генераторов — и лай собак, встревоженных новым соседством. — Мы не знаем, что именно там случилось, — в конце концов сказал он. — Смерть лорда Ренли — не единственная вещь в этом мире, не поддающаяся объяснению, — покосился на него Вэй. — Помните ту стену на севере? Как она была построена? Как она держится? Как эволюция этого мира создала огнедышащих драконов? Где, наконец, находится этот самый мир? Наши астрономы не нашли ни одного узнаваемого созвездия. Возможно, это не наша галактика Млечный Путь. Возможно, это вообще не наша Вселенная. Но кто соединил их вместе? И зачем? И сколько раз это случалось раньше? — Очень серьезные вопросы, — согласился Файфилд. — Возможно, на некоторые из них мы никогда не найдем ответов. Тем не менее… Не знаю, как вы, но я рад, что живу именно в это время. Каковы были шансы на то, что такое событие случился именно при мне? Вот такие иногда фокусы подкидывает нам жизнь… — Если вы считаете интересным общение с этими дикарями, некоторые из которых поклоняются деревьям, а их король молится богу огня… — А что с ними не так? — пожал плечами Файфилд. — В нашем мире тоже немало мест, где женщин до сих пор обвиняют в ведьмовстве и жгут заживо. И где даже в цивилизованных странах есть немало людей, верящих в то, что мир плоский. И где люди перемалывают рога носорогов и выдают их за лекарство от всех болезней… Последний намек был предельно откровенным, но Вэй не обиделся. Напротив, он даже улыбнулся. — Да, это так. В Китае и не такое встречается… Но мы оба знаем, что ваш подход в работе с заколечниками слишком нерешителен и… Я бы даже назвал его половинчатым. Вы презираете местные рабовладельческие государства — и откровенно заискиваете перед феодалами, которые представляют собой точно такой же пережиток прошлого. Вы надеетесь подкупить их современными игрушками… С чего вы вообще решили, что они вдруг размякнут и допустят в своей стране подлинные перемены? Их сила строится не на том, что у них что-то есть — а на том, что этого нет у других. На том, что они богаты, а остальные бедны. Что у них есть хорошие мечи, а у других нет. И когда вы начнете улучшать благосостояние простолюдинов, для них это будет самой страшной угрозой, сильнее любых бомб и пулеметов. Вот тогда они сразу ополчатся против вас. Половина уже ополчилась. Как думаете, когда к ним присоединится вторая? — Конечно, местное общество по-своему сбалансировано… — признал Файфилд. — Можно ли реформировать существующую структуру так, чтобы каждый стал жить лучше и был относительно доволен своим положением? Вот, к примеру, мейстеры. Они, среди всего прочего, обеспечивают связь с помощью почтовых птиц. Мы внедряем радио — они остаются ни с чем. Поэтому мы предоставили приоритетный доступ к радиостанциям именно им. Вот и решение. Технологии шагают вперед, а их роль в обществе остается жизненно важной. — Мудрое решение, — согласился Вэй. — Но это лишь пластырь на огромной гноящейся ране. Вы подумали о том, что случится, когда вы начнете ликвидацию неграмотности? Тут мейстеры уже не удовлетворятся новыми игрушками. Если все научатся читать и писать, их влияние рухнет. И они это понимают. И отреагируют соответствующим образом. — Возможно, — продолжал Файфилд, — мы найдем компромисс. Например, Цитадель может превратиться в нечто вроде университета. По мере развития прогресса и индустриализации нам потребуется все больше образованных людей… — А что насчет аристократии? Не надо заблуждаться, они никогда не примут новых порядков. — Очевидно, что аристократы ожидают более высокого уровня жизни, чем простые подданные, — ответил Файфилд. — Их предки сотни лет по кирпичику собирали свои привилегии. И если мы хотим их согласия… Или хотя бы непротивления, нам придется это привилегированное положение сохранить. Но почему, в конце концов, нельзя сделать так, чтобы бедные стали зажиточными, а богатые — еще богаче? Возьмем тот же транспорт. Простолюдины могут ездить на велосипедах, рыцари, скажем, на автомобилях, а высшие лорды получат в свое распоряжение самолеты. Как говорится, прилив поднимает все лодки. — Да, одна из лучших фраз, позаимствованных президентом Кеннеди, — усмехнулся Вэй. — Если процветание, то сразу для всех. Дэн Сяопин тоже говорил нечто подобное. «Неважно, какого цвета кошка, лишь бы она ловила мышей». Вот только туземцы этого не понимают. Они до сих пор уверены в том, что для того, чтобы кто-то получил больше благ, кто-то другой должен это потерять. И вы верите в то, что если раздать этим варварам новые игрушки, они сразу проникнутся идеалами равенства и гуманизма? Нет. Это невозможно. Сколько бы вы им не давали, им всегда будет мало. А потом начнет литься кровь. Здешняя элита сокрушит любой прогресс, которого вы пытаетесь добиться, какими бы светлыми идеями вы не руководствовались. Рано или поздно, аристократия должна быть искоренена, чтобы пролетариат смог подняться и начать управлять собственной жизнью. Они вернулись во внешний двор замка и прошли мимо главного здания, где находился тронный зал, который сейчас пустовал, если не считать нескольких пробегавших мимо слуг и охранявших двери стражников. Наступающая ночь была прохладной, в воздухе уже чувствовалось наступление долгой зимы. — А что предложите вы? — спросил Файфилд. — Просто собрать вещи и уйти? Бросить этот мир, оставив его нетронутым и неизведанным? — Разумеется, нет. Здесь есть что исследовать. Сотни культур — находка для социологов. Генетикам будет интересно узнать, насколько флора и фауна этого мира отличается от наших видов. Да и само Кольцо… Воистину загадка тысячелетия. Но если посмотреть за пределами научного интереса — что еще может дать нам этот мир? Ресурсы? Можно попробовать поискать их здесь, но нет никакой гарантии, что Кольцо не закроется так же внезапно, как и появилось. Кто в таких условиях рискнет инвестициями? Да и вообще, в каких ресурсах мы так отчаянно нуждаемся, что нам приходится добывать их из параллельного мира? Даже пресловутый пик добычи нефти наступит еще очень нескоро, что бы там ни говорили конспирологи. Нехватки металлических руд мы тоже не испытываем. Единственное, что приходит на ум, это золото. Но все, что произошло до сих пор, не принесло ничего, кроме обвала цен на золото. И нашим странам это вредит больше, чем кому-либо еще. «Он прав», — с горечью подумал Файфилд. За год с момента появления Кольца цена золота упала на сорок с лишним процентов. И Австралия, занимавшая второе место в мире по добыче этого металла, почувствовала это на своей шкуре сполна. А первое место занимал как раз Китай… Он не знал, что сейчас происходит в Китае, но австралийское правительство буквально завалило жалобами и требованиями от советов директоров и акционеров Newcrest Mining, BHP Billiton и других компаний — все они требовали, как минимум, прекращения всякой межмировой торговли, а как максимум, полного закрытия портала. — Хотя варианты на самом деле есть, — продолжал Вэй. — Этот мир чист и малонаселен, он еще не дорос до индустриализации. На континенте размером с Южную Америку живет всего сорок миллионов человек. Во всем этом мире, по нашей оценке — миллионов двести-триста. Если, конечно, здесь нет какой-то великой цивилизации, которую мы случайно пропустили. Одна провинция Гуандун, если ее перенести сюда, может удвоить население этого мира. — Но если Кольцо закроется… — Тогда они останутся здесь и будут отрезаны от нашего мира, — пожал плечами Вэй. — Но даже если это и так… Ваши предки ведь тоже не смогли вернуться в Англию? Как и многие другие, кто перебрался в Австралию, как добровольно, так и нет… Но они все равно построили свою родину на новом месте. Да и сейчас, я уверен, мы найдем немало добровольцев. Китай никогда не был колонизатором… Но сейчас обстоятельства изменились. Полтора миллиарда человек и сорок миллионов лишних мужчин. В Индии ситуация аналогичная. Я считаю, если им предложить… многие согласятся. — Да, я слышал, что в Индии… — Я не отрицаю, что предприятие рискованное, но не лишенное достоинств, — продолжал Вэй. — На самом деле, все не так уж и трудно. Находим относительно малозаселенные, но плодородные земли, покупаем у местного лорда за какие-нибудь бусы, и селим там несколько миллионов добровольцев. А дальше — либо интегрируемся… либо интегрируем. На нашей стороне будут технологии и знания. И все будут в выигрыше. Этот мир получит движение вперед, а мы снижаем напряжение в самых перенаселенных странах. Даже если Кольцо в один прекрасный день пропадет — все равно оба мира выиграют. А потом… Кто знает? Может, через десять тысяч лет Кольцо снова появится. И два мира откроют друг друга заново… — Вы говорили об… этих планах… с королем или лордом-десницей? — Нет пока. Во всяком случае, напрямую. Можно представить их реакцию… Да и с нашей стороны это пока на стадии обсуждения. К тому же, кто в здравом уме начнет колонизацию в разгар гражданской войны? — Станнис имеет подавляющее превосходство над Ланнистерами и их союзниками. Мы надеемся, что боевые действия будут прекращены в течение… шести-двенадцати месяцев. Вэй усмехнулся еще шире. Они как раз проходили под внешней стеной. Файфилд краем глаза увидел сидевших возле сторожке солдат Фоллардов, игравших в карточную игру, поразительно похожую на уно. Перед каждым из игроков лежала горстка фишек. Сами они шли к своим автомобилям, рядом с которыми прогуливались охранники посольства и городские стражники. — Надеетесь закончить войну к Рождеству? Вы извините, конечно, но я не ожидал от вас такой наивности. Война будет тянуться и тянуться, год за годом… Слишком уж нестабильны эти Семь Королевств. Не обманывайтесь их изысканными манерами и яркими нарядами. Это такие же немытые и злобные дикари, как моджахеды в Афганистане. Вы там двадцать лет возитесь. И чего вы добились? — Три миллиона девочек учится в школах — этого достаточно? И детская смертность снизилась в разы… — А сколько девочек останется за партой, когда талибы вернутся? — Если они вернутся, — поправил Файфилд. — Даже если войска коалиции будет выведены, правительство… — Они не протянут и полугода, — отрезал Вэй с пугающей уверенностью. — Вы не хуже меня знаете, что их армия существует только на бумаге. Коррупция носит повсеместный характер. Половина военнослужащих — наркоманы. Боевой дух на нуле. Если вы считаете иначе, значит ваши собственные спецслужбы вас обманывают. Через полгода-год мы увидим, как вертолеты забирают людей с крыши американского посольства, как это было в Сайгоне или Пномпене. «Или в Королевской Гавани полгода назад», — чуть было не вырвалось у Файфилда. Он понимал, что китаец ошибается. Шесть месяцев борьбы против талибов в одиночку были слишком уж оптимистическим прогнозом. Шесть недель — вот это было ближе к правде. Или даже шесть дней… — Америка до сих пор упорно держится за свою привычку навязывать так называемые «западные ценности» чуждым ей культурам. И все, чего им пока удается, это создавать насквозь коррумпированные государства-клиенты. Южный Вьетнам, Афганистан… А теперь еще и Вестерос? Если вы ищите альтернативное решение, оно, на мой взгляд, очевидно. — Какое же решение? — Соберите всю высшую знать под каким-нибудь предлогом. Коронация, свадьба, религиозный праздник. И возьмите всех тепленькими. А дальше правьте через них. Если кто-нибудь откажется… Расстреляйте у всех на виду и замените новым, более покладистым. К сожалению, на простой народ опереться очень сложно, они пока не развили не то что классового сознания, но даже простого национализма. Если только вокруг религии… Но в остальном это общество — чистый лист, на котором мы можем написать все, что нам угодно. Перед тем, как ответить, Файфилд настороженно огляделся, убеждаясь, что вблизи нет вестеросцев. — Честно скажу… Это очень радикальный шаг. Вы ведь не планируете провернуть что-то подобное? — Нет, конечно, — ответил Вэй. — Мы никогда не предпринимаем подобных шагов, не посовещавшись с нашими союзниками. Мы же не американцы. — Тем не менее… Вы действительно считаете, что такое… было бы правильным решением? — Это было бы единственным решением, друг мой. Вы можете хоть завалить их безделушками, но сдвинуть этот мир с мертвой точки может только выстрел в голову каждого из угнетателей. Так было везде. Во всех странах. Французская революция, русская революция, китайская революция… — Не везде, — возразил Файфилд. — В Британии до сих пор правит королева. — Царствует, а не правит. А перед этим у вас была гражданская война, в которой победители отрубили голову монарху. Потом благодаря историческому казусу короновали нового, но с тех пор ни один английский король не бросал вызов парламенту. А сейчас и вовсе монархия свелась к соблюдению традиционных ритуалов, что у вас, что у японцев. Во всех остальных странах то же самое. Германии и Японии демократию принесли бомбы, перемешавшие их города с землей. А ваши колониальные проекты… Как долго они просуществовали? Есть ли вообще хоть одна страна, которая переходила от тирании к демократии без крови и огня? — ЮАР? — предположил Файфилд. — Вы шутите? — Плохой пример… Может, Швеция? Или Индия? — Тоже не очень, — возразил Вэй. — Как думаете, долго ли Ганди прожил бы в Вестеросе? Ответить Файфилд не успел — китайский посол подошел к своей машине, а он к своей. Когда они разворачивались, он увидел королевский замок во всей красе. Мастер над молниями и в самом деле постарался на совесть — Красный Замок походил на огромную рождественскую елку, впервые в истории его освещало электричество, а не факелы и свечи. И все же… Разговор с Вэем испортил ему все настроение. И Файфилд никак не мог выкинуть из головы его аргументы. Даже вид первого электрифицированного здания в Вестеросе не мог вернуть его оптимизма.