Песнь Короны и Вируса

22.07.299 г. от з.Э. по вестеросскому календарю Дейнерис улыбалась, глядя на то, как играют ее дети. Три месяца назад, когда она еще брела по Красной пустоши, они втроем помещались в одном ящике. Сейчас она уже не могла удержать даже одного из них на своем плече, зато они могли легко парить в воздухе на высоте сотни футов. Она до сих пор кормила их с рук, но они все чаще добывали себе пищу и сами. И с каждым днем летали все выше и дальше над теплыми водами вокруг острова. Черный дракон, которого звали Дрогоном, был самым крупным и свирепым из своего выводка. Но и он не всегда добивался своего. И сейчас, стоило ему нырнуть вниз, чтобы схватить зубами неосторожную рыбу, как его братья завизжали и вцепились в него когтями, требуя поделиться добычей. Клубок драконьей плоти отлетел обратно к берегу, рыба, о которой все уже забыли, шлепнулась на песок. Наконец, они отлетели друг от друга, Дрогон глубоко вдохнул и… Поначалу это были лишь слабые струйки дыма из его ноздрей. Но потом из открытой пасти вырвалась струя огня. Пока слабая и редкая. Но она была. Ее дети еще не выросли, но уже могли жечь. — Они прекрасны, кхалиси, — услышала она голос рядом. — Просто великолепны. Дейнерис медленно повернулась. Дракос в последние дни преследовал ее по пятам. У сына Мейрессо были такие же серебристые волосы, как и у нее, но его локоны струились по плечам, а ее, даже через полгода после похорон Дрого, до сих пор не закрывали даже шеи. Погребальный костер пощадил ее, но ее прекрасные волосы обратились в пепел. Хотя Дракос и заверял, что это ничуть не умаляет ее красоты. «Будь ты даже совсем без волос, моя кхалиси, я готов был бы сразиться с кем угодно ради твоей благосклонности». Она и сама не могла отрицать, что сын магистра был ей симпатичен. Такой же высокий, как и сир Джорах, он был вдвое его стройнее. Он был всего на три года старше нее, но каждый раз, когда он называл ее «моя кхалиси», она краснела, как влюбленная девчонка. Сам Мейрессо давно отплыл обратно в Волантис, доложить магистрам о своем успехе и оставив вместе с ней Дракоса и несколько десятков воинов. Единственным, в чем Ксаро, волантийцы и она были единодушны, так это то, что оставаться в Кварте ей было нельзя. На этом согласие заканчивалось. Ксаро предлагал ей уехать в Кваркаш, или Порт-Ихос, или еще какой-нибудь из оставшихся квартийских городов, в каждом из которых у него были поместья. Мейрессо хотел увезти ее на запад, лучше всего, прямо в Волантис. Или, как вариант, в один из трех крупных городов залива Работорговцев. Сир Джорах предлагал прямо противоположный вариант — плыть как можно дальше на восток, по Нефритовому морю, туда, где ее драконы могли спокойно вырости. Дейнерис сразу резко отмела эту идею. «Я не собираюсь прятаться в Асшае, сир», — заявила она и тут же почувствовала укол стыда при виде того, как он пристыженно отвел взгляд. Она хотела узнать больше о загадочных сувериор хозалбори, которые, если верить людям из Волантиса, заполонили ее родное королевство. Нет, в Волантис она, разумеется, не поплыла — это было, пожалуй, худшее место из всех, где она могла спрятать своих детей. Но и оставаться в Кварте не собиралась. Ей хотелось быть ближе к месту событий. Ксаро разложил карту, предложил пять или шесть вариантов. И она выбрала собственный и настояла на своем, чувствуя себя едва ли не королевой. Они покинули Кварт через две недели. Ксаро убедил ее взять аудиенцию у Чистокровных, правивших этим городом. Она совершила традиционное жертвоприношение в Храме Памяти, предложила традиционную невесту Хранителю Списка и преподнесла традиционную хурму Открывающему Двери. И только после этого ее допустили в Зал Тысячи Престолов. Волантийцы всячески ее поддерживали. Мейрессо, пришедший на встречу вместе с ней, в красках описал квартийцам истории о чудовищах из иного мира, неуязвимых для меча и стрелы, безнаказанно опустошающих земли по обе стороны моря. И Чистокровные все-таки вняли ему. Некоторые из них заинтересовались, другим было явно не по себе. Третьи не слишком верили в то, что слышали, но и они сообразили, что перемены такого масштаба требуют от них каких-то действий. Они все еще продолжали спорить, когда Дейнерис и ее спутники вернулись в особняк Ксаро. Спустя два дня они снова призвали ее к себе. И она с облегчением услышала, что правители Кварта согласились выделить три военные галеры, готовые плыть в любое место, какое она назовет. А еще они пообещали всяческую помощь Волантису, когда их сами ознакомятся с обстановкой на западе и принесут более достоверные сведения. Ксаро выделил еще пару больших торговых судов, которые могли перевезти весь ее кхаласар. Итого вместе с волантийской караккой, на которой прибыл Мейрессо, у них было шесть кораблей. И на следующий день на рассвете они подняли якоря и взяли курс на запад. Спустя одиннадцать дней их небольшая флотилия вошла в гавань Порт-Ихоса, где пополнила запасы провизии, после чего направились на юго-запад. Еще через пару недель они достигли цели. Остров Гаэн, если верить картам, по площади почти равнялся вестеросскому Арбору. Широкий пролив отделял его от побережья Эссоса, где раскинулись три великих города залива Работорговцев — Миэрин, Юнкай и Астапор. Где-то между ними лежали руины Старого Гиса, где валирийцы, чьим потомком она являлась, сожгли дотла некогда великий город и посыпали землю солью, чтобы там никогда больше ничего не росло. Пять тысяч лет прошло с того дня, но Старый Гис до сих пор оставался заброшенным. Но не все гискарцы погибли. И не все выжившие стали рабами новых хозяев-валирийцев. Кое-кому удалось этого избежать. Они бежали на юг, бежали сначала пешком, а затем на кораблях, поселившись на Гаэне и других островах. Величайшее из поселений выживших превратилось в крупный процветающий город, хотя по-настоящему процветать он стал только после Рока. Новый Гис располагался на соседнем островке в нескольких лигах к югу от Гаэна. В большом заливе, над которыми кружили ее дети. — Да, — сказала Дени, переводя взгляд с них на сына магистра. — Ты каждый день говоришь мне, как они прекрасны. Юноша казался ей серьезным и искренним, но Дейнерис уже научилась не доверяться людям слишком легко. Тех, кому она действительно доверяла, можно было легко пересчитать по пальцам. Сир Джорах, трое ее кровных всадников — вот и все, пожалуй. Никому другому она не осмеливалась доверить свои мысли, свою жизнь и, тем более, жизнь ее детей. Насчет тех, кто сопровождал ее в этом вояже, она иллюзий не питала. Квартийцы бросили гавань в удобной бухте и вскоре из Нового Гиса прибыл корабль с местной знатью, с которой Ксаро был знаком лично. Они обменялись приветствиями, восхищенно поохали, глядя на ее драконов, а потом один из них, по имени Мейрдос зо Лаак, пригласил ее поселиться в его особняке вместе с ее кхаласаром и служанками. И она приняла его приглашение. Всего с ней было несколько сотен человек, этого эскорта было достаточно для Матери Драконов, но хозяева настояли на том, чтобы придерживаться необходимого минимума. Осторожность в столь непростое время имела первостепенное значение. — Мейрдос говорит, что из Нового Гиса пришли свежие новости, — Дракос вытащил откуда-то из-под своей роскошной одежды маленький клочок пергамента. При этом он смотрел почему-то на на нее, а на стоявшего рядом сира Джораха. — Какие? О чем? — с нетерпением спросила Дейнерис. Со дня отплытия из Кварта она не слышала почти ничего о происходящем в окружающем мире. — О твоем узурпаторе, кхалиси. — Мне казалось, что Роберт мертв, — нахмурилась она. — Твой отец так сказал. — Да, кхалиси, его больше нет. Но кое-кто из детей узурпатора выжил… — Выжил? — переспросила Дени. — Кто? Дракос вместо ответа протянул ей письмо. Она быстро пробежала взглядом по валирийским глифам. — Мирцелла? — удивилась Дейнерис. — Девочка? — Да, кхалиси. Тайвин Ланнистер, ее дед, бежал из Королевской Гавани сразу после того, как огонь уничтожил город. И увез ее с собой. А потом провозгласил ее королевой в месте под названием Кастерли. Дейнерис задумалась. — Получается, вместо одного узурпатора правят сразу двое? — Похоже, что это так, кхалиси. И Мирцелла, и этот Станнис называют себя законными владыками закатных королевств. — А что насчет хозалбори? — спросила она. — Я слышала, что Станнис покорился им, а Мирцелла нет. Это так? — Возможно, так оно и есть, кхалиси. После гибели Королевской Гавани новый верховный септон сидит в Староместе, — продолжал Дракос. — И он провозгласил Мирцеллу единственной законной королевой. Дейнерис продолжала читать письмо. — А Харренхолл? Что там произошло? — Это была великая крепость, сожженная Эйгоном, когда он явился в Вестерос. Хозалбори разрушили ее во второй раз и убили сотни людей, защищавших ее. — Как они это сделали? Тоже драконьим огнем? Дракос, до сих пор говоривший уверенно, засомневался. — Я слышал разные версии, кхалиси. Из Староместа идут слухи, что явился бог Неведомый, превратившийся в гигантскую летучую мышь, больше дракона. Налетел на замок в ночной темноте и обрушил на него огонь и гром. Дейнерис долго думала над его словами и тем, что сама только что прочитала. — Что скажете, сир? — спросила она сира Джораха, передавая ему письмо. Рыцарь тоже вчитался в текст. — Я скажу, что земли Вестероса расколоты, кхалиси. И для нас… Пожалуй, это даже хорошо. Если хозалбори и в самом деле оказались так сильны, как говорят слухи, Тайвин и его самозванка давно были бы разбиты. Но это не так. А значит, им еще можно противостоять. — Я согласна с вами. Вы правы, это хорошие новости. Как вы думаете… Может ли Мирцелла стать нашим союзником против великого врага? — Вам придется убеждать не Мирцеллу, кхалиси. Девочке сейчас лет девять-десять. Вся власть в руках лорда Тайвина. — Человека, который предал моего отца, после того, как тот вознес его, сделав своим десницей… — И он также заслуживает смерти за свои преступления, которых не счесть, — кивнул Джорах. — Но, возможно, вы могли бы проявить к нему милосердие. Дайте ему шанс раскаяться и преклонить колено — и вы получите сильных и преданных союзников в лице лордов Западных земель. — И верховный септон… Он должен был признать истинной королевой меня, а не эту самозванку. — Одного взгляда на ваших драконов, кхалиси, будет достаточно, чтобы он сделал это. — Прости, кхалиси, — вмешался в их разговор Дракос, — но у меня есть еще одна новость, касающаяся дотракийцев. Помнишь ли ты некоего кхала Моро? — Моро? Да, я его знаю, — тут же вспомнила Дейнерис. — Я видела его в Пентосе на моей свадьбе с Дрого. — Говорят, что хозалбори атаковали его кхаласар недалеко от того же Пентоса. Они наслали на него миражи из огня и дыма, надеясь устрашить. И когда им это не удалось… Иллюзии стали реальными. Они убили кхала Мото, всех его сыновей и многих его воинов. Выжили лишь те, кто скакал на восток так быстро, как только могли бежать их кони. Я слышал, что половина из них умерли от истощения по пути. Они переправились через Ройну и говорят, что Моро сейчас мчится в Ваэс Дотрак. Он отправил послание к Дош Кхалин. Они собирают всех кхалов. Вот это было уже серьезно. Обычно кхаласары собирались вместе раз в несколько лет, в зависимости от смены времен года. Но два сбора в течение года… Это и в самом деле было редкостью. — Значит, и дотракийцы боятся хозалбори, — произнесла она. Эта новость стала для нее очередным звеном в цепочке дурных предзнаменований. Ей уже сообщили о том, что все бои в Спорных землях прекратились, а Тирош, Мир и Лис возродили Триархию. Что Норвос и Квохор прекратили все пограничные стычки на берегах Темноводной и тоже заключили союз. Что Мантарис, Элирия и Толос тоже объединились. И Миэрин, Астапор и Юнкай тоже. И Кварт с Новым Гисом… И пираты на Ступенях… И даже короли-корсары на островах Василиска заключили перемирие и сосредотачивали флоты вместе. «И прекратятся в мире все войны…» — вспомнила она строку из пророчества. В любых других обстоятельствах такая новость была бы поводом для радости, теперь же она вызывала лишь тревогу. «Что может остановить все войны в мире? Только ожидание конца…» Она снова посмотрела на своих детей. И даже Дрогон, каким бы свирепым он ни был, показался ей маленьким и беспомощным на фоне надвигающейся тьмы. Она и сама, казалось, чувствовала ее приближение, словно поднимающуюся на горизонте чудовищную бурю. Дракос тоже почувствовал ее волнение. — Верь, кхалиси, — он мягко взял ее за руку. — В нас течет кровь древней Валирии. — Валирия уже встретила свою погибель, — вырвалось у нее раньше, чем она успела обдумать свои слова. — Да, кхалиси. Мы уже столкнулись с гневом богов. Но я не верю, что нам суждено пережить то же самое еще раз так скоро. Если оно и повторится, то тысячелетий через пять, не раньше, — он слабо улыбнулся. — А эти… С этими мы справимся. Весь мир встанет плечом к плечу против демонов. Три Сестры набирают новых рекрутов. Волантис в Кровавый век мог один собрать сотни тысяч воинов. И сможет сделать это снова. Астапор предоставит своих Безупречных. Он уже их предоставил. У Добрых Господ было восемь тысяч голов и половину из них купили мы, а вторую Квохор. И еще миллион дотракийцев, готовых хлынуть несокрушимой волной с востока. — Никто из тех, кого ты назвал, не умеет летать, — сказала Дейнерис. — Твои дети могут, — сын магистра улыбнулся еще шире. Он все еще держал ее руку, подняв ее поближе к своей груди. И Дени уже чувствовала тепло его тела… Нет, не сейчас. Она осторожно извлекла кисть из его пальцев и отстранилась, но сначала легонько чмокнула его в щеку. — Ты всегда найдешь нужные слова, чтобы успокоить меня, Дракос. Спасибо тебе. Она вернулась в дом. Сын магистра постоял на месте несколько мгновений, после чего вместе с сиром Джорахом направился следом за ней. Мейрдос зо Лаак любил чистоту и всегда поддерживал в доме идеальный порядок, несмотря на то, что жил в нем всего полгода, а вторую половину заседал в Совете Нового Гиса. Особняк Мейрдоса был не таким просторным и роскошным, как у Ксаро, но Дейнерис, все еще не успевшей выкинуть из головы воспоминания о Красной пустоши, он казался райским местом. Хозяину дома было чуть за пятьдесят, у него был объемистый живот и жесткие рыжие волосы, в которых медь постепенно уступала серебру. Но он до сих пор делал замысловатую прическу по гискарской моде в виде закрученных бараньих рогов. По-валирийски он говорил быстро, отрывисто и с сильным гискарским акцентом. — Ты слышала новости, кхалиси? — спросил он ее в тот же день, когда они сели ужинать. — Да, добрый хозяин. Спасибо, — ответила она. — Повелители всадников едут обратно на восток, в свой город. — Да, я слышала. — Они боятся сувериор хозалбори, кхалиси. И твердят о том, что видели шикети яворса. — Шикети яворса? — переспросила она, вспоминая основы дотракийского, который успела худо-бедно выучить за год жизни с Дрого. Перевод нашелся быстро. «Железные драконы». — Как дракон может быть железным? Она и в самом деле не могла себе такое представить. — Я не знаю, кхалиси. Никто не знает. Но все они повторяют одни и те же слова. Дейнерис посмотрела на скромную еду на своей тарелке, на чаши с абрикосовым вином. И внезапно ей захотелось сбросить их все со стола. Внимательный Дракос сразу заметил выражение ее лица. — Что с тобой, кхалиси? — Что со мной? — ее голос дрогнул, когда она обвела взглядом сотрапезников. — Что со мной? Да все! Все не так! Я водила своих людей по Красной пустоши. Я потеряла мужа. Я потеряла сына. Я потеряла брата. Я потеряла всех, кого знала. Я следовала за красной кометой и помогла родиться моим детям… А теперь узнаю, что на мое королевство, которое я никогда в жизни не видела, обрушились жуткие демоны верхом на железных драконах… И я не знаю, кто они, откуда они явились, чего им нужно… И даже как они выглядят! Она резко повернулась к Джораху Мормонту. — Мы слишком далеко от Вестероса, сир, — процедила она с неожиданной злостью. — Идем на запад. Сейчас же. За столом стало очень тихо. — Кхалиси… — сказал сир Джорах мягким, почти отцовским тоном. — Я бы не стал совершать… столь неосмотрительных шагов. Я понимаю, вы очень расстроены. Я тоже в смятении, но нахожу в себе силы воздержаться от опрометчивых деяний. Мы и так продвинулись на запад очень далеко… И я боюсь, что кто-то узнает о ваших детях. Кто-то, кто имеет отношения… к тем чудовищам. — Они и так наверняка уже знают. Их видели сотни людей. И они с каждым днем летают все выше и выше. Скоро поползут слухи… — Вопрос в том, какие слухи, кхалиси, — успокоил ее Дракос. — Лучший способ перебить слухи — заглушить их другими. Мой отец поручил мне распространять самые противоречивые слухи о тебе. Одни мои люди говорят, что ты погибла в Красной пустоши. Другие — что ты отправилась на восток, в И-Ти или Лэнг. Третьи — что ты сидишь взаперти в Дош Кхалине. Какие бы слова не достигли ушей хозалбори и их прислужников, они не поймут, чему можно верить, а чему нет. Не бойся, кхалиси. Мы сможем спрятать тебя. С нами ты будешь в безопасности. Дени постепенно успокоилась. Потом сделала еще глоток вина. — Ладно. Прости меня. Я чувствую… Мне кажется, что я до сих пор блуждаю во тьме. Такое ощущение… Что меня кто-то преследует. Я чувствую его дыхание, чувствую, что он рядом, но не могу понять, что он есть и чего он хочет. Нет ничего хуже и страшнее незнания… — Мы все чувствуем, кхалиси. Мы живем в том же мире, что и ты, — продолжал Мейрдос. — Когда-то мои предки жили в страхе перед твоими. Прятались в пещерах и землянках, глядя на парящих в воздухе драконьих всадников. Они ушли, а мы остались жить дальше. Кем бы ни были те демоны, из какого бы мира они не явились… Мы переживали и худшее. И их переживем. Я верю в это. — Да, добрый хозяин. Вы храбры. И ваши люди храбры, — она внезапно вспомнила о вежливости. — Я не снимаю с себя ответственность за поступки моих предков и не прошу за них прощения, но хочу еще раз выразить признательность за гостеприимство этого дома. — Не думай об этом, кхалиси. Твои драконы здесь в безопасности. Воды вокруг Гаэна хорошо охраняются и полны рыбы. Во всем мире нет более безопасного места. Она вяло ковырялась в еде и ее мысли были далеко. Внезапно они переключились с тех, против кого ей предстоит воевать, на тех, кто должен быть в этой войне на ее стороне. Она поймала себя на том, что вспоминает Ероих, оскверненную, изнасилованную и убитую в Дотракийском море. Чхако теперь называл себя кхалом, а Маго — его кровным всадником. А она еще тогда поклялась, что их участь будет стократ хуже и смерть станет для них избавлением. Но теперь, когда перед ними возникла новая угроза… Сможет ли она отбросить свою ненависть к ним? Сможет ли вступить в союз с этими? И самое главное — отличаются ли они хоть чем-то от остальных ее будущих союзников? Она проводила взглядом несколько слуг, обслуживающих их трапезу. Все они были рабами. И почти все — гискарцами, принадлежащими другому гискарцу. И она сама не могла сказать, лучше это или хуже. — Ваш народ был в рабстве у Валирии, добрый хозяин, — сказала она. — Теперь Валирии нет и вы свободны. Но вы все равно делаете рабами друг друга. Зачем? — Кхалиси… Рабы и хозяева были всегда, — удивленно ответил Мейрдос, поводя широкими плечами. — После Рока у нас появилась возможность стать хозяевами… Так почему бы и нет? — А если бы ты родился рабом? Мейрдос наклонил голову, он и в самом деле об этом задумался. — Тогда я бы надеялся на то, что мой хозяин будет добрым и справедливым. И был бы благодарен ему за возможность доесть пищу с его тарелки. — А если бы твой хозяин был жесток? — Излишняя жестокость неразумна, кхалиси. Жестокие хозяева часто сталкиваются с тем, что их рабы бунтуют. Это в любом случае плохо для дела. — Сир Джорах, — повернулась она к своему рыцарю. — В Вестеросе ведь нет рабов? — Нет, кхалиси. Мейрдос и Дракос удивленно переглянулись. — Кхалиси… — сказал сын волантийского магистра. — В Вестеросе полно бедных простолюдинов, делающих ту же работу, что и рабы в Эссосе… — Но они люди! — возразила она. — Они не собственность! Их нельзя покупать и продавать, как рабов! У нас нет невольничьих базаров! — Может, и нет. Но землевладелец может продать землю, к которой они привязаны как арендаторы, — продолжал Дракос. — У меня в Волантисе были хорошие наставники, которые рассказывали о жизни в Закатных землях. Один из них сам был оттуда родом. Его звали Марвин. Он говорил, что если лорд получает новый кусок земли… неважно, каким образом — покупает, меняет, забирает силой — люди, работающие на этой земле, тоже переходят ему. Они не могут покинуть эту землю без его разрешения. Она снова посмотрела на сира Джораха, который тут же помрачнел. — У простолюдинов есть некоторые права, кхалиси, — отметил он. — Их нельзя заставлять работать в седьмой день или в праздничные дни, установленные королем или верховным септоном. Их нельзя наказывать, если только они не нарушают королевских законов. Они просят согласия лорда на заключение брака, но он не может заставить их вступить в брак против воли. Да, они привязаны к земле, но ничто им не мешает ходатайствовать перед лордом о возможности уйти. Например, если в семье слишком много сыновей, слишком много голодных ртов… Я сам получал такие просьбы во время долгого лета. И обычно соглашался, потому что знал, что Медвежий остров не прокормит слишком много людей, когда ударит зима. И у лордов есть в отношении простолюдинов не только права, но и обязанности — они обязаны защищать своих людей… — Лорды и простолюдины, — мягко перебил его Мейрдос. — Хозяева и рабы… Разница между ними есть всегда, как бы они ни назывались. Большинству никогда не суждено управлять собой и, тем более, другими. Им суждено сеять хлеб и собирать урожай. Растить коров, овец и свиней. Строить корабли на верфи и выгребать навоз из конюшен. Кто согласится заниматься такими вещами по доброй воле, кхалиси? Никто. Поэтому им и нужен суровый господин с плетью в руке. — И в некоторых местах эта плеть слишком больно бьет, — заметила Дейнерис. — Если бы у меня был выбор, родиться простой крестьянкой на Медвежьем острове или рабыней в Волантисе… Я бы выбрала первое, не раздумывая. Дракоса этот выбор, кажется, очень удивил. — Возможно, в этом случае твоя жизнь была бы проще, кхалиси… Но какую славу снискал бы твой Медвежий остров? — Юный магистр, возможно, прав, — не стал отрицать сир Джорах. — Величайшие империи покоятся на величайших страданиях тех, кто ее строил. Но я тоже предпочел бы родиться на Медвежьем острове. Потому что рабы в Волантисе не имеют почти никаких прав, кхалиси. Им запрещено учиться читать и писать — кроме тех, кто работает писцами. Хозяин может убить раба по любой причине или выкинуть его умирать от голода, или поступить любым иным образом по своему усмотрению. У них есть несколько свободных дней в году — на праздниках в честь магистров или храмов, в которых они поклоняются своим богам. Но это все. — А другие… Вольные города? — спросила она. Почему-то сейчас слово «вольные» показалось ей издевательством. В детстве она посетила многие из них. И везде видела рабов. Но тогда не задумывалась, отличается ли жизнь рабов в разных городах. — В Тироше их жизнь почти столь же безрадостна, как и в Волантисе, кхалиси. Зато в Мире им намного лучше. Там хозяин не может просто так убить своего раба, если только он не совершил тяжкое преступление или не пытался бежать более одного раза. Да и в первый раз ему можно отрезать одно ухо или палец… И все. А в Лисе лучше всего. Там много законов о том, как надлежит обращаться с рабами. Каждый из них должен иметь как минимум одну пару обуви и ночлег под крышей. Они даже могут обратиться к Первому магистру с жалобой на плохое обращение, хотя я не слышал о том, чтобы эти жалобы удовлетворялись… Разные места — разные законы, кхалиси. — А Пентос? — Пентос после последней войны с Браавосом совсем отменил рабство, кхалиси. Уже девяносто лет как… — Пфф… — фыркнул Дракос. — Твой рыцарь-медведь не понимает, о чем говорит, — он посмотрел на вестеросца как на умственно отсталого ребенка. — Пентошийцы отказались не от рабовладения, а от работорговли — разница большая. В остальном не изменилось ничего. Магистры теперь называют рабов «прислужниками», которым, в теории, положено платить жалование. Но на самом деле они получают ровно столько же, сколько и раньше — еду, кров и одежду по минимуму. Только теперь в денежном выражении, а не в натуральном. В Лисе рабы, пожалуй, даже лучше живут, чем в Пентосе. Ужин подходил к концу и разговор постепенно стихал. Дейнерис, так и не сумев убедить никого в своей правоте, позволила молчаливой рабыне унести посуду. Девушка с жесткими рыжими гискарскими волосами была примерно ее возраста. Потом она легла спать. Ирри, как обычно, легла в кровать вместе с ней и вскоре тихо захрапела рядом. А вот Дейнерис все никак не могла уснуть, тяжелые мысли продолжали донимать ее. Она выжила в огне, выжила в Красной пустоши и теперь была в безопасности, ее дети были надежно спрятаны и могли не опасаться за свою жизнь… Но она продолжала думать о том, что же будет дальше. Действительно ли боги пощадили ее лишь затем, чтобы она вернулась домой верхом на драконе и избавила свое королевство от темных демонов? Но как она это сделает, если ей даже не могут сказать, как они выглядят? И откуда они явились? И когда она почувствовала, что вот-вот заснет… Послышался тихий голос: «Найди его, Дейнерис Таргариен…» Она резко села на постели, прижимая скомканную простыню к груди. Ирри пошевелилась во сне, но не проснулась. А в углу комнаты стоял еще кто-то. Несмотря на то, что дверь была заперта и она была готова ручаться, что ее никто не открывал. Дени не видела лица гостя, но лакированную деревянную маску она сразу узнала. — Куэйта? — прошептала она. Это была заклинательница теней, одна из тех, кто встретил ее возле Ваэс Толорро. Она приплыла сюда ночью? Села в Кварте на корабль и последовала за ней? Почему-то ей казалось, что на самом деле это было не так. В лунном свете из-за закрытого занавесками окна ее фигура выглядела не более чем тенью, а голос доносился словно со дна глубокой пропасти. «Найди человека с серебром в волосах, С серебром на лице и на языке, и со стеклом на глазах. Найди его, оставь ему жизнь, позволь ему говорить. Узнай правду — и выбери свой путь». — Кого мне найти? — в замешательстве спросила она. Разбуженная Ирри приподнялась на постели рядом с ней, а темная фигура исчезла так же внезапно, как и появилась. — Кхалиси, что случилось? — спросила служанка, оглядывая пустую комнату. — С кем ты говорила? На мгновение у Дейнерис возникло искушение сказать ей правду. Но она не сказала. Не хватало еще, чтобы ее сочли сумасшедшей — особенно если так подумает одна из немногих людей, кому она пока еще доверяла. — Ни с кем, Ирри. Просто сон приснился. Плохой сон, — она снова легла. — Спи давай.