obsession

1 сентября. День, который для многих подростков официально является проклятым, ведь нужно снова вливаться в состояние учебы, просыпаться ни свет ни заря, таскаться в ненавистное здание каждый день, слушать противные преподавательские голоса. Все эти досадные мысли об учебе зарождаются еще в школе. С поступлением в институт мало что меняется — все те же ранние подъемы, бесконечное количество домашки, куча людей вокруг. Меняется только здание, одноклассники превращаются в одногруппников, и на место учителей приходят преподаватели. — Слышал уже? — взбудораженный Феликс плюхается на место рядом с Сынмином, которому нехотя приходится оторвать полный невероятно тяжких мук взгляд от экрана телефона. Кима напрягала такая активность светловолосого друга практически всегда. А особенно утром. Да еще и первого сентября, когда, превозмогая всё свое гнетущее нежелание и лень, Сынмину пришлось выпутаться из коварного теплого одеяла, чтобы прийти на несчастную первую пару. У студентов третьего курса никакой торжественной части первого сентября не было, поэтому для них День знаний начинался с банальных пар, на которые, к удивлению и искреннему его непониманию, пришел почти весь поток. Лекционная аудитория гудела от громких разговоров и смеха студентов, что желали поделиться своей летней жизнью: кто-то был с друзьями на море, кто-то уезжал далеко за город, кто-то ночами тусовался в клубах, кто-то стал вести блог, завел собаку… Сынмин не понимал, зачем всем этим делиться, ведь о жизни друг друга корейские студенты всегда узнавали все из ленты в социальных сетях, что пересказывать события из своей жизни просто не было смысла. Все и так все знают. Высшее учебное заведение — это место, где все новости разлетаются быстро, очень часто становясь не правдоподобными из-за правила «сломанного телефона». Ким не был человеком чрезмерно депрессивным или закрытым в себе. Так считал Феликс, который дружил с ним уже два года, несмотря на то, что пересекались они только на нескольких лекциях и семинарах по современному танцу (пары по которому были обязательны для всех студентов Корейского Национального Университета Искусств). — Эй? Земля вызывает Сынмина, ты с нами, дружище? — Феликс замахал ладонью перед лицом шатена, пытаясь снова привлечь его внимание, ведь ему так сильно не терпелось рассказать очередную новость. — Не маши перед лицом, — Ким чуть пренебрежительно отодвинул руку парня от своего носа, но Ли не придал этому никакого значения, ведь это было вполне себе привычной практикой для них двоих. — Чего тебе, Феликс? — Фи, как неприветливо, — спародировав манеру друга, ответил Ли, а после лишь залился смехом, что на него с презрением и раздражением глянули четыре девушки, перешептывающиеся о новой коллекции туфель Джимми Чу двумя партами выше. — Ты слышал уже, что у нас на потоке новенький? — Нет, с чего бы я должен знать о новеньком, в такую рань, да еще и на потоке, а не в моей группе? — Ах, ну да, прости, ты же у нас мистер-не-хочу-ничего-знать, точно, я совсем забыл, — снова спародировал акцент Кима светловолосый, но тут же продолжил свою мысль, что рвалась из него. Казалось, еще чуть, и феликсова голова просто лопнет от возбуждения, что принесла в его жизнь эта новость о несчастном студенте. — Этот парнишка будет учиться со мной в одной группе. Говорят, что он учился раньше в Пусане, был там одним из лучших танцоров, представляешь! Сынмин, казалось, пропускал все это мимо ушей, потому что просто не понимал, зачем ему еще и эта информация. А просто порадоваться за друга, которого так осчастливила сия новость, он не мог. Это просто был недостижимый уровень эмпатии, которого достичь он уже долго не мог. — Ну… и? — Сынмин, какой ты скучный, кошмар! Даже не посплетничаешь с тобой! — фыркнул Феликс, вставая с места и пересаживаясь куда-то вперед к компании из парней и девчонок, которые уж точно не откажутся с ним поболтать. Иногда Ким очень переживал и винил себя в том, что не может дать Феликсу общения, которого он так желал. Парадоксально, но при таком обращении Ли никогда не обижался на Сынмина. Он принимал это как должное, ведь знал, что у возникающих из ниоткуда депрессивных и упаднических замашек шатена есть, скажем так, весомая причина. И у Кима не всегда получалось упрятать эту причину, чтобы продолжать поддерживать здоровые дружеские отношения с кем-либо. Он был очень признателен Феликсу за то, что тот понимает его и знает, когда лучше замолчать или оставить Сынмина наедине с его мыслями.

***

Хёнджин считал, что жизнь к нему максимально несправедлива, ведь искренне не понимал родительского рвения перевести его из родного пусанского тихого университета в огромный сеульский. Конечно же он был благодарен родителям за шанс развиваться в танцах под контролем профессионалов, но перспектива знакомства с новыми людьми его натурально пугала. Вернее сказать, перспектива знакомства с ещё большим количеством людей, потому что Хёнджину посчастливилось въехать в общежитие буквально за пару дней до начала учебного семестра и заиметь нового знакомого с факультета продюсирования и музыкального менеджмента. Хан Джисон — так звали нового соседа Хёнджина, — спокойный и не особо доверчивый парень, который почти всегда ходил в наушниках и часто игнорировал Хвана. У этого парня, парой которому по жизни служили вечно торчавшие в ушах эирподсы с поломанными проводами на местах соединений, была одна страсть — продюсирование. Первое, что Хёнджин увидел, когда с чемоданом зашел на порог своей новой комнаты номер 825 на 8 этаже 1 корпуса общежития, были разбросанные везде тетрадки в клетку с загнутыми уголками, выдранные с особым остервенением из этих же тетрадей листочки с перечеркнутыми надписями размашистым почерком. Мусорка была дополнена скомканными бумажками доверху, да и вокруг, на полу, валялось с десяток таких комков. Хан состоял в продюсерском трио, участники коего называли себя «3RACHA» (откуда такое название, почему именно, Хёнджин и понятия малейшего не имел; только знал, что 3 в названии — количество участников). Писал песни и музыку Джисон со своими друзьями с факультета — Кристофером и Чанбином — парнями, учившимися на 4 и 5 курсах этого же вуза. О том, как их свела судьба, Хёнджину не поведали. Но все ещё впереди, ведь ему с Ханом жить не один год. А оставшиеся два — до конца обучения в вузе (если, конечно, он не заработает магическим образом крышесносную сумму денег и не снимет себе квартиру где-нибудь в Сеуле). Первого сентября Хёнджин боялся, как огня, хотя сам не понимал, чем была обусловлена его боязнь и нервозность. Он встал гораздо раньше нужного, не давая Джисону выспаться своими метаниями по комнате в поисках нужной одежды. «Ты что? На свиданку собираешься или на первый учебный день?» — звучало недовольное джисоново с кровати возле противоположной от Хвана стены. Но Хёнджину казалось, что новые люди в университете — самое страшное, что можно придумать. В голове без устали крутились одни и те же мысли о том, что он может не понравиться никому, над ним будут издеваться и он останется один, с кучей собственных давящих мыслей и обсуждениями за спиной. А обсуждать было что. Как минимум, его внешность, которая цепляла всех уж точно; навыки в танцах, которые сразу же откроются, тут даже думать не о чем. Ну и финальное: шрамы на руках, которые Джисон заметил еще в первый день их знакомства. После увиденных белых полосок (что очевидно появились неестественным путем) Хан смерил своего нового соседа таким прожигающим и осуждающим — так казалось Хёнджину — взглядом, что захотелось сквозь землю провалиться. Хван боялся, что ему в спину будет лететь незамысловатое «суицидник», стоит только всем прознать и растрепать о его шрамах на левом запястье. Поэтому в гардеробе у него были преимущественно свитера, кофты и худи с длинными рукавами. Чтобы руки спрятать. Нарядившись в простую одежду, у Хёнджина получилось составить хорошее и стильное сочетание, поэтому образ казался дополненным и складным. Широкие и светлые коридоры нового места обучения казались Хвану чем-то невероятно огромным и вселяющим надежду. Само здание университета уже давало понять, что тут работают профессионалы, знающие толк в своем деле, а учатся молодые и перспективные студенты, прошедшие самые строгие отборы и понимающие, за что платятся такие огромные деньги и тратится время в этих стенах. По пути в сторону нужной поточной аудитории Хёнджин не чувствовал дискомфорта, пока не зашел в нужное помещение: все взгляды тут же полетели в сторону нового лица, а по рядам прокатились оживленные шепотки. Даже не пытаясь скрыть свое любопытство, студенты обсуждали пока что только внешний вид парня, сканируя его взглядами искрящихся глаз, а виновник такой оживленной реакции ощущал себя голым, пусть и был в одежде. С разных сторон то и дело слышалось: «ой, посмотри только, какой пупс», «да он сахарный», «как ты думаешь, если его облизать, он растает?» и всякие подобные извращенные и грязные колкости в адрес Хвана. В такие моменты ему всегда было дико тревожно, но пришлось противостоять трясущимся побелевшим рукам и желанию спрятаться. Хёнджин нашел пустое место на передних партах рядом с парнем, который, казалось, был единственным, кто на него и малейшего внимания не обратил. Он сел чуть поодаль, глянул вскользь на парня в серой толстовке на молнии, что была ему явно велика — тренды, что взять с молодежи, — удостоверился, что между ними нормальная социальная дистанция, не доставляющая дискомфорта. Лекция обещала скоро начаться, поэтому Хёнджин достал из большого шоппера айпад со стилусом, чтобы записывать конспекты (носить записи в цифровом формате — еще один молодежный тренд, которому многие старались следовать, если позволяли возможности), а после снова невольно стал смотреть в сторону соседа по парте. Темноволосый парень аккуратно, с точностью перфекциониста, раскладывал на столе письменные принадлежности, чехол от наушников и крутил в руках гигиеническую помаду со вкусом… земляники? — Что? — это незамысловатое слово вывело Хёнджина из гипноза, коим способом на него подействовал процесс наблюдения за руками парня рядом. — А… э, прости, я просто… — начал мямлить Хван, пытаясь как-то выстроить нормальное предложение, но мозг соображал слишком туго, поэтому с языка слетали только странные междометия и ничего внятного. — Тебя раздражает? — равнодушно спросил шатен, повернув к соседу только голову. Он расслабленным взглядом рассматривал новенького, о котором все без умолку говорили, даже когда лектор зашел в кабинет и проследовал за кафедру, чтобы начать читать заранее подготовленный текст. — Нет, извини, — Хван лишь поджал губы, виновато потупив взгляд в пол и отвернувшись от парня. Какое-то чувство вины засело у него в подсознании, что аж от самого себя противно стало, а в носу неприятно зачесалось. Старенький мужчина в очках и с проседью начал читать лекцию, а шум в аудитории поубавился. Лишь иногда были слышны тихие смешки откуда-то с верхних рядов, где обычно в поточных аудиториях сидят оболтусы, не отдающие должного внимания учебе и считающие, что лекции ничего полезного в себе не несут, как и время, проведенное на парах в высшем учебном заведении. Какое-то время и Сынмин сидел спокойно, пока голос совести не решил заговорить в его подсознании. Шатену неожиданно стало жаль новенького паренька с блондинистыми волосами: Ким какое-то время наблюдал за тем, как парнишка аккуратно выводит каждую букву в своих конспектах, выделяет важные пункты цветом, усиленно сжимая пальцами натянутую ткань бежевого кардигана на кулак левой руки. А на правой Сынмин заметил аккуратное кольцо из бисера. С белой ромашкой. Изучая внешний вид скромника рядом с собой, шатен видит еще один белый цветочек с желтой сердцевиной, только уже не из бисера и не на пальце — кулон на короткой цепочке. Ким лишь про себя усмехается, пока взгляд продолжает выискивать что-то, за что можно зацепиться и начать разговор даже на лекции. Поэтому, шатен выпалил то, что первым пришло ему в голову: — У тебя милые ромашки, — он чуть приподнял уголок губы, как только заметил глаза-бусинки, что теперь пристально на него смотрели, пусть даже и чувствовалось какое-то опасение. Блондин сначала и не понял, о чем говорит сосед по парте, а потом оглядел свои руки и догадался, о каких ромашках идет речь. Он тут же отложил стилус и принялся изящными пальцами снимать с руки кольцо. — Хочешь? — он протянул милый элемент бижутерии Сынмину, на что тот даже опешил: такой реакции от парня он точно не ожидал. Но нужно ведь проявлять дружелюбие, так? Отказать нельзя. — Я настаиваю, возьми, — кивнул на кольцо блондин. Ким с некой робостью, ему не присущей, забрал кольцо и покрутил его немного в руках, а после натянул на безымянный палец левой руки. — Я Хёнджин. — Сынмин, — представился парню шатен, а после заметил, как блондин тут же расслабился. Он будто оттаял и напряженность как рукой сняли. Вероятно, того он и ждал, чтобы с ним просто заговорили, потому что сам безумно боялся ляпнуть что-то не то. — Приятно познакомиться, Сынмин. На этом их небольшой диалог закончился. До самой последней минуты лекции парни молчали и ничего больше не говорили, а Сынмин то и дело посматривал на кольцо из бисера, которое ему подарил новый знакомый. Просто так, без повода. Стоило преподавателю закончить свой рассказ, как в аудитории снова начался гул, разлился смех, топот ног, и студенты стали покидать аудиторию. Хёнджина как ветром сдуло, что снова ввело Сынмина в замешательство, пока его внимание не привлек Феликс, подошедший к нему сзади и положивший одну ладонь другу на плечо. — Стоило мне пересесть на одну пару от тебя, так ты уже заводишь новых друзей среди смазливых новеньких, да, Сынмин? — в голосе Феликса была слышна ничем не прикрытая насмешка, которая не несла в себе издевательского смысла — просто шутка. — Белый, пушистый и наивный, как ребенок, — заключает Ким, беря свою сумку и выходя из аудитории, пока Феликс провожает его полным замешательства взглядом.