Escape

«Спортсменка, неофициально завершившая спортивную карьеру и пустившаяся во все тяжкие...» «Евгения Медведева, пример для подражания остальных фигуристов Хрустального, устроила вчера вечеринку в клубе Москвы...» «Главное, чтобы ее тренеру это понравилось!» – издевательский комментарий поставил точку в терпении Этери, и она заблокировала телефон, раздраженно бросив его в карман куртки. – Я убью Медведеву, – задумчиво произнесла Тутберидзе, опираясь о бортик. – Ммм? – промычал Глейхенгауз, рассматривая на льду новую младшую группу. Обычно они не приходили на занятия детей, но тут нужно было цепким взором выявить будущие таланты. «Таланты» старались как могли, изящно растягиваясь на льду. – Ничего. Видишь что-нибудь интересное? – Неа, – устало зевнул Даниил. – Может, по кофе? – Или чего-нибудь крепче. *** Проснувшись около полудня, вполне себе отдохнувшей и разморенной, Женя несколько минут пыталась осознать, где находится. События вчерашнего дня проявились в памяти мутной фотопленкой. И эти кадры совершенно ее не радовали. – Мамочки, – Медведева закрыла лицо руками, будто ей это поможет скрыться от пожирающего изнутри стыда. Она помнит яркий свет, громкую музыку, перья, случайные фотографии, танцы... Танцы. Да, кажется, она вчера танцевала чуть ли не стрип на полу. Чертов Филипп, он вчера разместил пару сторис, после чего она вообще не хотела брать телефон в руки. Она примерно представляла, какие ей написали сообщения и комментарии после вчерашнего. Хотя какая разница, ей 22 и она уже давно не представительница Хрустального. «Ты лицо фигурного катания России», – напомнил внутренний голос, от которого Женя отмахнулась. Кряхтя и ворча, она встала с кровати, закутавшись в тонкую простыню. Пол приятно холодил ступни ног, так и хотелось приложиться к нему лбом. Немного подумав, она открывает кран с водой и начинает пить из него – Женька не сумасшедшая, просто под раковиной стоит фильтр обратного осмоса. Напившись прохладной воды, она вытирает рот тыльной стороной ладони, и ловит случайное отражение в кухонной поверхности. – Красавица, – отвешивает она помятой самой себе комплимент. – Заснять бы селфи и выложить, никто не поверит. Она находит вчерашний зеленый чай в кружке и делает глоток горького напитка, задумчиво смотря в окно. Она не понимает, зачем делает это – напивается, устраивает головокружительные вечеринки, делает провокационные фотографии. Наверное, хочет заткнуть дыру в себе или же просто разгрузиться, хотя самотерапия не должна превращаться в скандал. А он грозит разразиться, если за дело возьмется тренерский штаб Тутберидзе. Из спальни противно звенит телефон. Женька лишь кривит губы и забрасывает ноги на соседний стул. Сейчас она не хочет ни с кем говорить, объясняться, это лишнее. Размышляет над странными словами «береги себя». И почему Этери не отказывается с ней говорить, при этом пишет «Больше не пиши мне»? Странная женщина. Непонятная и непонятая. Впрочем, женщина всегда была окутана ореолом загадочности и противоречий. Воспоминания все-таки отдельными кадрами лезут в больной голове. // Вот незнакомая девушка смотрит ей прямо в глаза, внимательно, будто чего-то ждет. Глаза голубые, почти синие, ледяные, нелюбимые. Жене тяжело в них смотреть, но она настолько подавлена и разочарована собой, что подается вперед и касается чужих губ, сохранивших отпечаток вина. Девушка кладет свою ладонь на ее затылок, притягивая к себе в кулуарах клуба. // Медведева сжимает пальцы в кулак, больно напрягая костяшки. За стеклом окна только яркие солнечные лучи, как пляшущие зайчики. Такие хорошие. Когда Жене надоедает смотреть на них, она закрывает глаза, и эти пятна-зайчишки прыгают под закрытыми веками. Прямо как в детстве, и это расслабляло лучше любого алкоголя. Из полудремы ее вывела настойчивая трель дверного звонка. Она чуть не упала со стула, пытаясь подняться и поплотнее закутать себя в простынь. В голове была одна мысль: приоткрою дверь, прогоню курьера, наверняка опять цветы. И продолжу спать, я это заслужила. – От кого там ещё доставка, – трясущиеся пальцы не хотели справляться с замком, но со второго раза ей это удалось. Дверь приоткрылась, Женька увидела нежданного визитера, громко ойкнула и с силой захлопнула ее обратно. – Открой, – угрожающе сказали по ту сторону. – Нет, – замотала головой Медведева. – Не заставляй меня бить окно и лезть через него, Медведева! – А ты сможешь? – Женя представила эту картину, и вдобавок стоимость разбитого окна, и вздрогнула. – После твоего вчерашнего перформанса – смогу, – пообещали ей из-за двери, и Женя сдалась. На пороге стояла донельзя злая Этери, у которой глаза могли метать молнии. Красивые губы сурово сжаты в тонкую ниточку, глаза прищурены. Будто ещё секунда – и она растопчет, разорвет Медведеву в клочки. Та сглотнула, забыв как дышать. Пространство вокруг расплывалось. – Впустишь? – скорее для галочки интересуется женщина, входя в квартиру. – Как будто тебе можно перечить, – бубнит Женя себе под нос и закрывает дверь, поправляя сползающую простынь. Не самый лучший вид для приема гостей. – Чай, кофе? Впрочем, есть только чай. – Какой шикарный выбор. Знаешь, буду, пожалуй, чай. И и что это за наряд, римская тога? – Он самый. Люблю, знаешь, по вторникам так встречать нежданных гостей. – Я тебе звонила. И из Хрустального ради тебя сорвалась. Женя махнула рукой, – дескать, телефон черт подери где, – и пошла ставить чайник. В мыслях полная сумятица, Этери явно пришла учинить ей разбор полетов, по головке за вчерашнее не погладит. Ее взгляд – темный, непроницаемый, изучающе скользит по Женькиному телу. Ещё немного – и пронзит рентгеном насквозь. – Есть конфеты, печенье и хлебцы для ... – Жень, что это вчера было? – нетерпеливо спрашивает Тутберидзе, и Медведева опускает плечи. Разговора не избежать. – Вечеринка, – как можно более безразлично отвечает Женя. – Я видела. Не слепая. Хотя, знаешь, очень хотелось стать слепой, когда узрела, что ты вчера вытворяла. Я молчу о том, что ты все-таки представляешь Хрустальный – хоть уже и не участвуешь в соревнованиях. Я молчу о том, что ты позвала моих девочек и устроила там шабаш – хотя как их тренер я должна тебе устроить выволочку. Но танцы на полу и фото с парнем... Медведева вздохнула и залила горячим кипятком заварку. Она так обычно не делала, но сегодня весь день решил пойти наперекосяк. И обычные традиции тоже. – И что? – она разворачивается и смотрит прямо в глаза Этери, которая готова была ее эти взглядом порезать на лоскуты. – Ты моя мать или мой партнер, чтобы мне так говорить? – Я тебе не чужой человек. Чайник со стуком опустился на столешницу. – Не чужой?! Поэтому ты меня игнорируешь, посылаешь, а затем фальшиво говоришь в коридоре «береги себя»? Ох, спасибо, – Медведева отвешивает поклон, придерживая простынь на груди, – крайне тебе благодарна. Они смотрели в упор друг на друга, подыскивая очередные колкие фразы. Даниил Маркович как-то пошутил, что об их взгляды можно порезаться, и это сейчас казалось абсолютной правдой. По крайней мере, если бы кто-то сейчас зашел к ним, то ему бы однозначно пришлось заземлиться, чтобы не умереть от повышенного напряжения. Почти год они редко виделись, не общались, Женя постоянно в мелочах ловила себя на том, что скучает. Этери она до сих пор, наверное, любила, но себя любила также сильно. И разбивать свое сердце могла позволить лишь единожды. А больше и не получится. – Забавно получается, – медленно произносит Этери, скрещивая руки на груди, – ты яро отрицаешь то, что я тебе не чужая, и просишь при этом поговорить со мной. Это тебе не кажется нелогичным, м? Интонации в тягучем низком голосе не внушали доверия. Женя отрицательно качает головой. А дальше вообще перестает что-то понимать. Прохладные руки Этери коснулись ее талии, а темные глаза продолжали смотреть так же сурово и при этом спокойно. Дыхание участилось, ритм сердца стал рваным, моторчик норовил выпрыгнуть из груди. Когда ее губ коснулись, сил бороться за правду и гордость уже не было. Женя ответила на этот странный поцелуй, прижимаясь всем телом в ответ. Поцелуй вышел какой-то странный, неглубокий, но при этом отбирающий остатки здравого смысла; Медведева чувствовала, как ее искусанные губы побаливают, а руки трясутся из-за легкого похмелья. И почему Этери так спокойна, как удав, учитывая, что это не вновь приснившийся сюрреализм? Сумасшествие какое-то. – Ты по этому скучала? – спрашивает Тутберидзе, а Женя в ответ лишь кивает. Слова только путаются, застревают в горле нервным комком. Этери отпускает ее из своих объятий и нежно проводит пальцами по ее плечам. – Ты это потеряла, – полушепотом говорит она; и сердце Жени чуть не останавливается. – Каждый поступок имеет свои последствия. Подумай над этим. Медведевой становится очень тяжело дышать.