Будто ледяная вода поутру. Будто прыжок со скалы в черную бездонную пропасть, или без парашюта прямиком с вертолета. Как у «Короля и Шута» – разбежавшись, прыгну со скалы, вот я был и вот меня не стало.
Когда Женя впервые увидела Этери, ее заполнило лишь одно чувство – полное, непередаваемое восхищение. Такая высокая, красивая, серьезная. Ей хотелось нравиться, показывать все то, что она умеет, а маленькая Женька умела немного – ну так, двойные прыжочки. Полноценными элементами их не назовешь, но Тутберидзе никогда не упрекала ее за это.
Позже она влюбилась, и не поняла, как это произошло. Вероятно, Этери бы не заметила никогда, если бы не один случай.
Как-то Медведева спросила, расположившись в номере своего тренера:
– Этери Георгиевна, а какого цвета для вас любовь?
Она не стала задавать глупых вопросов: что для вас любовь, любили ли вы когда-нибудь, можете ли влюбиться в человека своего пола. Понимала, что эти вопросы слишком обыденны для такой женщины.
Этери чуть растянула губы в улыбке.
– Цвета марсала.
Женька опешила.
– Это что за цвет такой?
– Это новый оттенок. Если верить определению от института цвета Pantone, то это теплый оттенок темно-красного с выраженным коричневатым подтоном. А если смотреть своими глазами, то это насыщенный винный цвет, который размешали с молочным шоколадом.
Медведева быстро облизала свои губы, пытаясь прочувствовать описание на вкус. Такое чувство, что все вокруг заполнилось вином, шоколадом, и этим удивительным цветом – марсала.
– Что, Женя? – тепло улыбнулась Этери, слегка касаясь ее рукой. – А для тебя,
медвежонок?
– Раньше я думала, что любовь – это ярко-красный цвет, как сама страсть. А сейчас я согласна, что любви больше всего подходит именно названный вами цвет.
Быстрый внимательный взгляд. Женя одновременно надеялась, что Этери не замечала ее чувств, потому что недопустимой была даже одна мысль о романтической любви к своему тренеру, и о том, что женщина когда-нибудь о них узнала; и тайно надеялась, что Тутберидзе все-таки не слепа и все это видит.
Видит, какой пожар происходит внутри, когда Этери смотрит на нее дольше пяти секунд.
Поэтому сейчас невыносимо было переварить внутри себя одну фразу: «Женя, я уезжаю тренировать в другую страну. И да, я устала. Женя, слышишь меня?»
Женя хватает воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег. Женя пытается дышать, а легкие пылают огнем. Казалось, что она этим переболела в 2018 году. Валялась одна дома, слушала грустные песни, читала какие-то глупые рассказы про любовь. Попыталась впервые в жизни закурить, закашлялась, бросила на половине сигареты. И слава богу, иначе она бы не вытянула тренировки в Канаде с такой зависимостью.
Казалось, она тогда ощутила полной грудью свое падение вниз. Оно могло продолжаться так, что девушка бы пробила дно и оказалась в глубине Марианской впадине.
– Женя, все хорошо? – обеспокоенно спрашивает Валиева, когда Медведева выходит из кабинета Этери со стеклянными глазами, и доходит до раздевалки, в конце держась за косяк двери.
Она медленно переводит взгляд. Не может же она сейчас сказать: Камила, твой тренер бросает тебя, да и всю вашу группу. Можете начать паковать чемоданы к Плющенко, Саша проводит.
– Все замечательно, – кашлянув, отвечает Женя. – Устала просто очень сильно.
– Устала? – Камила подходит и утыкается лбом ей в плечо. – Я тебе передаю свою энергию. И ещё мы собираемся у Евы сегодня, – бормочет она в синюю ветровку, – приходи. Саша будет, Артем...
На глаза у Жени выступают едва заметные слезы, как бисер.
– Я занята, – мотает она головой. – Спасибо за предложение, Ками. Ты чудо.
– Отдыхай, пожалуйста, – просит Валиева, отходя на шаг назад. – И береги себя. Ведь в этом мире больше добра и тепла, чем плохого. Уж мне-то не знать, – как-то грустно усмехается девушка.
– Спасибо.
Люди в основной массе своей злые, жадные, тщеславные, напичканные гордыней, – думает Женька, выходя из Хрустального на парковку. Такова их природа, что надо кого-то обставить, обойти, пусть даже в честной борьбе, а серебряному призеру только и остается, что слезы подтирать рукавом. А добрые дела совершаются для галочки, в карму, да черт их знает, почему.
Ветер задувает куда-то за шею. А есть такие, как Камила, как Ева, Морис, Аня, Саша... Они все со своими изъянами и тараканами, но сами по себе довольно неплохие ребята. Умеют отдавать тепло и ласку, даже будучи искалеченными судьбой. Такое чувство, что в их мире с утра обязательно поют птицы, а вечером нежно-розовое солнце садится за горизонт, а они с чашкой чая в руке провожают его.
– Женя!
Взгляд лениво скользит по парковке и натыкается на знакомый внедорожник молочного цвета. А есть такие, как Этери. В таких какое-то скрытое противоречие, они всю жизнь выбирают между плохим и хорошим, между собственным удовольствием и чужой болью. С одинаковой широтой души могут причинить как зло, так и добро. Сотканы из страсти, мести, хаоса.
– Женя, ты идешь?
Она много раз пробовала доверять Этери, не боясь, что завтра это обернется против нее. И ее не подводили, вся эта мораль оставалась глубоко внутри них обеих, затерянная под пластом их тяжелой любви.
Женя, ты молодец, вырвала победу...
Женек, вот здесь нужно поднажать... Ты же хочешь, чтобы он тебя поцеловал? –
Я хочу, чтобы Вы меня поцеловали...
Пойми, это не...
Я вас...
Уходи, пожалуйста, из моей жизни
Слезы предательски катятся по щекам, разрывая изнутри. Чувства оголяется до одного сплошного нерва, который искрит, стоит только вспомнить о том, что было. Дурацкая слабость, хочется взять меч и сделать харакири прямо в сердце.
– Медведева, черт подери, ты меня слышишь?!
Женя наконец-то оборачивается, не стараясь даже скрыть мокрых дорожек на лице. Этери замирает, не в силах идти дальше, будто ее заковали на месте в кандалы. А в глазах темных – непередаваемое ощущение сопереживания и боли.
– Дождь идет, – улыбается Медведева, шмыгая носом.
Этери медленно кивает.
– Пойдем в машину.
– Пойдем.
И Женя понимает, что никакого четкого разделения не существует. Все так изменчиво, ровно, как пасмурная погода, которая сменила солнце на небе. Вполне возможно, что Тутберидзе – самая настоящая благодетель, а может – и антигерой ее фильма. И эта дихотомия с добром и злом служит лишь отвлечением от чего-то большего.
***
Обычно их поцелуи не были такими глубокими, болезненными, словно затянувшийся укус, сомкнувшиеся челюсти на нежной коже. Они были разными – легкими, нежными, восхищенными, печальными. Сейчас между ними – что-то серьезнее, чем просто тоска по телам друг друга.
Внутри Жени бушевал самый настоящий хаос – ей хотелось обладать и подчиняться одновременно, и внутри теплился странный вопрос: а правильно ли это? А нужно ли оно сейчас? Нежность, переходящая в боль, когда Этери кусает ее за мочку уха. Дикое влечение, завязавшееся внизу живота, когда она сидит на чужих коленях.
И она уверена, что с Этери происходит то же самое, затмевающее разум. Линия поцелуев проходит вдоль по шее, до выпирающих ключиц, ниже, ещё ниже, пока то позволяет заранее расстегнутая рубашка. Растрепанные волосы, глаза с поволокой возбуждения, пальцы, изучающие выученные линии тела.
Они были настолько влюбленными, живыми, страстными, как и тогда, четыре года назад.
Женя рухнула на колени, не обращая внимание на боль, и начала целовать внутреннюю часть бедра, проводя языком по молочной коже. Зубами оттягивая резинку нижнего белья, и продолжая языком распалять огонь внутри.
– Сними, – хрипит Этери.
Сложно спорить, особенно когда женщина права. Избавляется от ненужной ткани под тихие стоны, дрожа от накала и тысячи тонких иголок-мурашек, проходящие по рукам.
Этери запрокидывает голову назад, говоря что-то не совсем цензурное, когда язык двигается навстречу ее извивающемуся телу. Одну руку она кладет на голову Жени, направляя, помогая; а другой ласкает собственную грудь, сжимая темные соски между пальцами.
Женя и сама чувствует, что скоро придет к самой верхней точке. Этери почти рычит от удовольствия, когда Медведева
делает именно так, как нужно – небольший вакуум ртом и ускоряет темп.
– Ты... – Этери не хватает на большее.
– Я готова была тебя съесть, – ухмыляется Женя, зная, что это понравится женщине. У той в глазах вспыхивает какой-то азарт, и она валит Женьку на кровать, придавливая своим телом сверху.
Входит без прелюдий, зная, что девушка уже давно готова, и сейчас хватит нескольких грубых движений, все, как любит Женя – заодно сдавливая ее шею свободной рукой. Задыхаясь, Медведева чувствует, что сейчас в ней больше воздуха, чем было после признания Тутберидзе в ее кабинете сегодня днем.
С каждой секундой пальцы двигаются быстрее, и почти на пике наслаждения Этери резко выходит из нее, и Женя кричит, умоляет о продолжении, сводя бедра вместе; а та издевается, кусая ее шею и водя скользкими пальцами по животу.
– Умоляешь? – шепчет Этери на ухо, и Женька не сдерживается в выражениях, за что получает легкую пощечину, которая на секунду отрезвляет ее.
Пальцы снова резко входят, и Женя громко стонет, царапает спину и кусает чужое плечо, пока ее вдавливают в кровать так, будто это их последний раз.
Внезапно вспышка озаряет сознание. Последний раз. Точно.
И слезы, не сдерживаясь, катятся из глаз, благо, это можно списать на яркий оргазм.
***
Воздух с балкона освежает пылающие щеки. Женя прикладывает указательные пальцы к вискам, будто пытаясь удержать разум в черепной коробке.
Этой ночью чье-то сердце от любви горит
Все внутри
– Не замерзла? – заботливо спрашивает Этери, накидывая на нее плед со спины. Женя отрицательно мотает головой.
– Да тут тепло.
Где же слезы мои?
Где-то сердце горит
– Заболеешь ещё, мне за тебя отвечать.
Женя вздрагивает.
– Перед кем теперь? – срывается с губ.
– Перед самой собой.
Женя набрала в легкие воздуха и выдохнула весь мир в форме одного вопроса.
– Можно я уеду с тобой?
