Escape

Раздражение, скопившееся за день, плотно засело в горле тугим комком. Пальцы, набирающие один-единственный номер, сдаются в попытке дозвониться до нужного абонента. Гудки. Тупые длинные гудки, разрезающие тишину. – Да блядь, – выругалась Женя, бросая телефон в карман куртки. Хрустальный был перед ней, осталось только зайти, она могла. Но что-то ее держало снаружи, пока она не дозвонится Этери. Она должна предупредить о своем визите, это нехорошо, вламываться без разрешения. – Женя? – раздался тонкий голос за спиной. Рядом возникла Камила, которая, судя по всему, уже опаздывала на тренировку, но остановилась, чтобы поболтать с Женей. Взгляд её показался Медведевой каким-то пустым и усталым, будто дементоры высосали из нее последние силы. Но всё это можно списать на насыщенный сезон, проблемы с новыми элементами в программе, требования тренерского штаба. Но в этих прежде искристых глазах было что-то ещё, что казалось Жене тревожным, неправильным. «Просто прими в себе эти чувства. Нельзя себя ненавидеть, ты этим разрушаешь только себя. Просто прими все, что происходит сейчас, как будто так и должно было быть. Переживания временны, а испытания – это ступень к чему-то высшему. Я сама прошла через преграды, и ты пройдешь. Вместе со мной». Она вспомнила эти слова, сказанные Валиевой на Олимпиаде, и сглотнула. Сколько уже прошло? А как будто вчера было. – Да я к... – Этери Георгиевне, – тихо за нее закончила Ками. – Иди. Она тебя ждет. – Откуда ты знаешь? – удивленно спросила Женька. – Да это все знают, – невесело усмехнулась фигуристка, доставая карту от пропускной системы. – Я не могу больше задерживаться, уже и так опаздываю на ОФП. Увидимся. – Увидимся, – ошалело попрощалась Медведева и остановилась прямо перед входом. «Чертова М. Это она меня заставила прийти к женщине, неразрешенный диалог с которой мучает меня уже которую неделю. Это она убедила меня в том, что мне нужно первой пойти на встречу. Это она сказала, что в этом мире нет ничего ценнее любви. Это она...» – Так, ладно, кажется, я уже расфилософствовалась, – проворчала Женя и решительно толкнула стеклянную дверь. Страхи обрисовались под кожей холодными сплетенными узорами, когда она шла по длинному коридору мимо раздевалок и технических помещений. Слегка провела рукой по шершавой стене, вспоминая, как бежала по первому звонку, как устало плелась после тренировок, как шла сюда с огромными букетами. Перед белой дверью воспоминания катятся огромной морской волной. – Ну прыгнула каскад и после него ещё раз прыжок, что вы на меня так смотрите? – Ничего, просто иногда ты меня с ума сводишь. – Я вас свожу с ума? – кокетливо спрашивает пятнадцатилетняя Женя, выгибая дугой бровь. – Женёк, иди отрабатывать риттбергер, пока не надавала по одному месту! – Давайте вместе, – Медведева откатывается от бортика. – Покажете мне, как нужно. – Но Сергей Викторович... – К черту Сергея Викторовича, – одними губами шепчет она, и Этери улыбается. Через пару мгновений главный тренер выйдет на лед, сделает пару колких замечаний по постановке рук и оси элемента; положит руки на талию, приблизит к себе и скажет: – Ты лучшая, Жень, никогда это не забывай. Даже в самые страшные времена и в самые больные падения. Боль внезапно расцвела под ребрами острыми иголками. Судорожный вздох и нерешительное желание постучать в дверь, прежде чем врываться. – Наутро будет плохо, – честно предупреждает Этери, прежде чем налить вина в бокал. – Сегодня можно, – важно заявляет Женька, опьяненная уже присутствием Тутберидзе в своем номере. Так близко, аромат духов щекочет нос. Так и хочется вдохнуть его, прижаться к плечу... – Меня посадят за спаивание несовершеннолетних, – улыбка ей очень шла. Такая легкая, невесомая, как сама женщина. – Почти совершеннолетних. А дальше были разговоры, музыка, обсуждения проката. Женя помнила, что ей очень хотелось целоваться, дикое и сильное желание разрывало грудную клетку изнутри. И понимала, что Этери хочется тоже прикоснуться к её губам, только страх раздирал в клочки их желания. Они целовались раньше. Нежно, приторно, местами чуточку грубо, кусая губы, невыносимо хорошо. Но каждый раз переступить эту черту внутри себя и начать целоваться было нелегко. Обеим. Но в этот раз Женя слишком долго ждала и слишком много пила. А поэтому нагло села своему тренеру на колени, спокойно улыбаясь в ответ на беспокойный взгляд, а затем, совершенно бесстыдно провела языком по нижней губе, заставляя отвечать. Все было острее. – Какая смелость, – выдохнула Тери, когда Женя запустила руки под ее рубашку. – Вся в тебя, – прошептала та на ухо, получив в ответ сдавленный стон. Женя запустила руку в светлые кудрявые волосы, вдохнула сладкий цветочный аромат, слегка царапнула ногтями по шее. Надо подстричь, Этери давно ругалась на это. Все забывает в пылу сумасшедшей любви и жарких тренировок. До этого момента она думала, что так бывает только в кино. Затем они каким-то образом оказываются на кровати, Жене ничего не хочется, только подчиняться этой женщине. Поэтому она позволяет себя раздеть, гладить руками везде, касаться влажным языком выпирающих ключиц. Но она знает, что Тери задаст этот дурацкий, но важный вопрос. – Ты... – Да, – спокойно перебивает ее Медведева. – Я ни с кем ещё не спала. Этери, отстранившись, слезла с нее и присела рядом, качая головой. – Быть в семнадцать девственницей – это нормально, – говорит Женька, про себя думая «Блин. Опять не повезло». – Да, конечно, – как будто сама себе сдавленно ответила женщина. – Иди спать. – Без тебя? – Без меня. Она и не чувствует, как горькие слезы заполняют её глаза и катятся по щекам. Перед ней – туман воспоминаний, злость к себе, злость ко всем словам, сказанным ранее. Настолько слабой она себя не чувствовала никогда. И все советы психолога кажутся бесполезными, ведь что было – не вернуть, на фундаменте прошлого не построить какого-либо вменяемого счастья. Всё это – не стоит ничего. – Медведева, – выдернул ее знакомый голос из потока мыслей, – ты стоишь перед моей дверью и ревешь? Я не понимаю, тебе во въездной визе отказали в Канаду или что? Такие родные подколы. Слова, которые всегда ставят ее на ноги, вне зависимости от ситуации. Фразы, которыми Этери может убить, но предпочитает поддерживать свою до сих пор заблудившуюся и ничего не понимающую Женьку. – Тери, – всхлипнула Женя и, уже ничего не тая, уткнулась носом ей в грудь. *** Она давно говорила, что эти дурацкие белые часы надо убрать со стены, расколоть на части, выкинуть в мусорное ведро. Они отвратительно громко тикали, раздражали, напоминали о том, что время скоротечно, его не вернуть, издевательски оглушали: тик-так. Тик-так. Сейчас Женя заметила, что часов нет. Вместо них на стене – пустой белый квадрат. И от этого осознания в душе было так же пусто, будто частичку прошлого тайно сняли ночью и избавились от нее. Чего, черт побери, стоят эти часы? Однако горечь на душе никак не хотела растворяться. – Значит, ты ходила к психологу, – задумчиво произнесла Этери, водя пальцем по краю кружки. Хоть кружка осталась какой-то константой – всё та же, из которой она пила и пять лет назад. – Она психотерапевт, вроде, – тихо ответила Женя, жадно наблюдая за чужими руками. Сейчас – чужими. А раньше невероятно родными. – Выписала тебе таблетки? – Легкие транквилизаторы. Но, видишь, я не овощ, вполне нормально мыслю. Этери как-то неоднозначно хмыкнула, и Медведева вжала голову в плечи. Нормальной и адекватной ее назвать было нельзя после того, как она ревела под дверью Тутберидзе, наплевав на то, что её может кто-нибудь увидеть, и на то, как она вообще выглядит. М. бы точно ошалела от нее, и скорее всего, отказалась бы от дальнейших сеансов терапии. – Зачем пришла? – легко и спокойно спросила Тери после минутного молчания. – Я, – Женька сглотнула, – я не хотела, чтобы всё снова заканчивалось так. Чтобы теперь ты уехала, а я себя сгрызла за невысказанные слова. За то, что живет у меня в груди. – Ну и что там живет? – знакомая легкая полуухмылка. За эту улыбку хочется вцепиться своими тонкими руками в чужие плечи и начать кусать губы так страстно, жестко, сладко, растаскивая на части то, что принадлежит ей. Просто потому, что это её. Женя всегда знала, лет с пятнадцати, в Канаде ни на секунду об этом не забывала. А Этери сомневается. Ей так всегда хотелось доказать обратное. Идеальная пара – амбициозная молодая девчонка и Снежная Королева, скрывающая чувства под маской, и наведывающаяся посреди ночи, чтобы растревожить чужую душу. Плевать. Женя эту речь давно репетировала. – Ты хотела, чтобы я тебя полюбила, чтобы осознала, чего именно хочу. Я осознала и не отказываюсь от своих слов, что единственное, что я хочу – быть с тобой рядом. У меня эта мысль в голове засела, я ее пытаюсь выкорчевать – а она не поддается. И даже если ты уедешь за чертов океан, как я в свое время – ждать не буду, я за тобой полечу, больше не потеряю свой шанс. Только не закрывайся от меня, ты последние месяцы меня избегаешь, а раньше даже за вечеринки отчитывала. Что изменилось? – Ничего. Женю как будто холодной водой окатили, но она продолжила: – Если ты мне скажешь уйти навсегда, то я уйду. Но ты же никогда такого не говоришь, даже когда я напрямую тебя об этом спрашиваю. Мы миллион раз обсудили, каково быть с нашими отношениями, хотя об этих чертовых отношениях, кажется, уже полмира знают, – она не заметила, как перешла на крик, и Тери приложила указательный палец к губам, – и вот ты снова струсила. Ну как так? Женя тяжело дышала после своих пламенных фраз. Было стыдно, но при этом чертовски приятно, что она осмелилась прийти в этот кабинет и все высказать Этери. Всепонимающая М. бы точно похвалила её за честность, и сказала, что этого того стоит. Она всегда так говорила. Она зажмурила глаза до искорок в них. Ещё не хватало мыслей о другой девушке перед Этери. – Женя, ты ведь предала меня дважды. Сбежала. Ты отказалась от меня. Дышать стало откровенно тяжело, если не невозможно. – Я не предавала тебя после 2018, – выдохнула Женька. – Ты поставила ультиматум. Загнала меня в угол. И кроме того, тебя видели с этой... психотерапевткой. Несколько раз. И точно не в клинике. – Мы познакомились в кофейне, – хотелось произнести уверенно, а получилось сдавленно и одним лишь шепотом. – Ну вот видишь. Я чувствовала это, чувствовала, что ты можешь сбежать от меня. Поэтому я звонила тебе, смотрела фото с твоих вечеринок и отчаянно надеялась, что они посвящены мне. Но судя по всему, я ошибалась. Слова издевательски разрезали пространство. Прежняя горячность в груди куда-то делась, ее заменила огромная глыба льда. – Ты ведь все не так видишь, только со своей колокольни, – качает головой Женя, пытаясь при этом оставаться в реальности. – Я ведь ни с кем... – Не буду спорить. Но кому-то же нужно было разорвать эту связь. А сейчас извини, мне нужно на тренировку, Сергей и Даня заждались меня. – Постой, Тери, – нетерпеливо говорит Женька, вскакивая со своего стула. Перехватывает рукой чужое запястье, боится отказа, но Тутберидзе молчит, вопрошающе смотря на нее. – Прошу, если ты можешь меня выслушать, то я на все готова. – На все? – смеется Тери, но руку не отдергивает. Это радует. – Как раньше, да, Женёк? Каскад, тройной сальхов, двойной аксель? Медведева чуть не говорит, что готова даже на тройной аксель, но вовремя спохватывается. Этери она такая, ловит на слове, потом не отстанет, как репейник. – Восстановлю, – одними губами шепчет она. – Ради тебя восстановлю. – Ну насчет сальхова не сомневаюсь, – рассуждает тренер, – а вот насчет акселя... Медведева сильно закусывает нижнюю губу – ей так больно, и одновременно хочется показать, что она самая сильная здесь. И что ее желания сильнее возможностей, и она снова готова перепрыгнуть через преграды, выгрызть себе свое же счастье. – Если я прыгну на шоу каскад из двух тройных и двойной аксель, ты заберешь меня в своем чемоданчике? – пытается неловко шутить Женя, а сердце так и ходит ходуном. – Придется докупать дополнительное место в багаже. Женя выдыхает. Все кажется таким правильным и неважным одновременно.