Escape

– У вас ушиб ребра первой степени. Без переломов, судя по снимку, – врач приспустил очки и внимательно посмотрел на результаты МРТ. – Сочетайте мазь с приемом обезболивающих. Если боль будет слишком сильная, можно делать уколы диклофенака. – Спина не повреждена? – Нет. Но соблюдайте постельный режим, если есть такая возможность. Заживает недолго, так как ушиб с небольшой гематомой, но все равно не стоит тревожить организм. Неделю-две подлечитесь – и можете снова приступать к тренировкам. Медведева кивнула. Спорить было абсолютно не с чем. – Осложнений не будет? – Не должно, если вы завтра не пробежите марафон. – Спасибо. Я могу идти? – Да, всего хорошего. Выздоравливайте, Евгения Армановна. Женя выходит из кабинета, аккуратно прикрывает дверь и выдыхает. Напиться бы в отчаянии, забыться, окончательно высказать всё, что она думает. Лежать на груди у Этери и думать о том, что всё между ними приобрело такую странную форму отношений. Что абсолютно все её тренировки, начиная с шестнадцати лет, были для Этери Георгиевны Тутберидзе, а серебряная медаль-2018, сломавшая их идеальные отношения – пойдет в плавильный станок, если женщина того захочет. Между ними теперь не приземленный каскад и ещё одно невыполненное обещание. – «Ерундовая травма, пройдет», – прошипела Этери, вырвав у нее из рук лист с результатами приема. – «Само заживет, не перелом же». Если бы я тебя не вытащила в больницу, то ты бы так дальше и продолжала прыгать аксель на тренировках до полусмерти. Женя пожала плечами. – Продолжала бы, я ведь обещала. – У тебя что, проблемы с головой? – спросила Тутберидзе, внимательно смотря на нее. – Может, ещё и на сотрясение проверимся? – Не надо, – рассеянный взмах рукой. – Лучше отвези меня домой. Мне прописали постельный режим. – Слава богу, хоть неделю я поживу спокойно. Московские дороги приветливо встречали мерцанием зажженных фонарей. Серые дома слились в одну монументальную полосу, когда Женя полууставше смотрела на них из окна машины. Полосы МКАДа, машины-муравьи, темное небо с проблесками таких же мрачных облаков – всё это не волновало её, пока они ехали домой. Диалоговое окно с М. пустовало с тех пор, как они случайно встретились за вином, оставив на прощание короткое «добралась, все ок». Женя иногда брала в руки телефон, порываясь что-то написать – и натыкалась на стену собственного непонимания, а что писать и поймут ли её. Понятно, что прежние сеансы перечеркнуты навсегда. Невозможно быть объективным с тем, кого целуешь в пьяный вечер. – Этери, – подала голос Медведева, – я не хочу домой. Поехали к тебе, посмотрим фильм. Обещаю лежать тихо. Женщина усмехнулась, на секунду помедлив с ответом. – У меня сегодня планы. – Так отмени их. – Медведева, так нельзя. Я свои обещания сдерживаю. Последние слова полоснули по сердцу Женьки острым лезвием, и она отвернулась к окну, затянув капюшон потуже. Сдерживает она. Попробовала бы прыгнуть каскад после многочисленных травм, Женя бы на нее посмотрела. /// У Жени в груди неприятно ноет и вены взрываются внутри какой-то ядерной смесью ненависти и ярой любви. Штырит не хуже амфетамина, когда Этери Георгиевна касается ее плеча и говорит: «Жень, ну можно и лучше. Жень, покажи золотой прокат на этом чемпионате». Женя показывает. И показывает так, что трибуны кричат от восторга, что сама Этери захлебывается в радости, искусно скрывая это на камеры. Зато за трибунами она позволяет себе чуточку больше, целует Женьку в шею, незаметно, чтобы Даниил Маркович не увидел, не заподозрил между ними чего-то большего. Захлёбывается по ночам в своих чувствах, когда зарывается в подушку и видит одну и ту же картину. Видит тонкие губы, теплый влюбленный взгляд, изящный излом бровей. Скучает по прохладе пальцев и молит отчаянно, чтобы женщина пришла сегодня. Приходит. Говорит: – Жень, ты от меня когда-нибудь уйдёшь. – Никогда, Этери Георгиевна... – Жень. Ты молода. Ты поймешь, так не бывает. А как бывает? Как бывает, когда хочется кричать до лопнувших стекол в ледовом дворце? Как бывает, когда эта граница нарушена, когда все мыслимые препятствия пройдены, когда вот только вы вдвоём – и мира больше нет. /// На колени хрупкой каплей едва заметно капает слезинка. Но этого достаточно, чтобы услышать тяжелый вздох и короткое: – Поехали, я перенесу встречу. В стекле отражается слабая Женькина улыбка. *** – Ты чай будешь? – с кухни донесся голос. – Зеленый. Крепкий, без сахара, – Женя рассеянно отвечает, смотря в окно. Этот год кажется таким далеким и туманным, как дымка над озером. В горле образовывается странный липкий комок. Кажется, всё хорошо, но она испытывает вину за тот вечер, правда, не зная, как признаться в этом Этери. Даже если признается, та пожмет плечами и скажет: «ну и что, Жень? Мы не вместе». – Твой зеленый чай, – на стол с небольшим стуком ставится темная чашка из керамики. – Ещё что-то? – Нет, спасибо, – легкая улыбка. Этери отпивает свой чай, привычным движением откидывает свои длинные волосы назад, и садится на подлокотник дивана, стараясь держаться как можно естественнее. Медведева чувствовала ее неудобство даже сейчас, в собственном доме. Эта женщина не знала, как вести себя с Женькой после череды последних событий. – Ты хотела посмотреть фильм, – мягко напоминает Этери, склонив голову. – Да, фильм, – спохватывается Женька, будто лихорадочно роясь в своих мыслях. – Точно. Посмотрим «Запределье»? – Найду, прочитай пока описание в интернете. «В результате неудачно исполненного трюка каскадер Рой Уокер попадает в больницу. Будни, проведенные прикованным к постели, и так не слишком радуют, а тут еще и возлюбленная уходит от Роя к успешному актеру. Несчастного Уокера настолько терзают физические и душевные мучения, что он всерьез задумывается о самоубийстве. Но тут к нему приходит маленькая девочка Александрия – пациентка, угодившая в больницу с переломом руки». На половине фильма, когда Уокер придумывает героев собственных сказок: головореза Черного бандита, итальянского революционера и даже Чарльза Дарвина, Тутберидзе хмыкает и говорит: – Интересный ты фильм выбрала, Жень. Про побег от реальности. – Тебе не нравится? – Нравится. Тематика только специфична для тебя. – Мне психотерапевт посоветовала посмотреть, – тихо говорит Женя, отводя взгляд куда-то в стену. – У тебя что-то с ней есть? – обыденно спрашивает Этери, положив ноги на пуфик перед собой. – Только сеансы терапии. – Кроме этого. – Она мой специалист, и... – Жень, не дури, – Этери поморщилась. – Эти сказки про рабочие отношения можешь рассказывать кому угодно, но не мне. Так у тебя что-то с ней есть? – Было один раз, – прошептала Женька, смирившись с собственным поражением. – Мы только целовались, потом я уехала. – В кабинете? – У нее дома. Повисла неловкая тишина. Медведева прикрывает глаза, и вспоминает слова М. о том, что эскапизм это самый действенный и простой метод. Нужно всего лишь воссоздать в голову тот мир, куда ты хочешь сбежать от своих проблем. Погрузиться полностью, с утра, днем, ночью. Этим страдают почти все живущие ныне люди, и всех объединяет одно большое желание убежать от подавляющей их реальности, не ассоциировать себя со своей же жизнью, забыть о проблемах. Раствориться. Способов может быть множество: кто-то смотрит фильмы и сериалы круглыми сутками, кто-то погружается 24/7 в компьютерную игру; кто-то принимает вещества или пропадает в барах, попутно обезболивая алкоголем свою душу. Сбежать в сны, на худой конец. Или как Женька. Пытается влюбиться, сама того не осознавая, убегая от любви, которая так неудачно выпала на ее душу тяжелым грузом. Кажется, это намного легче, чем пытаться смириться с тем, что тебе предначертано. Женьке паршиво, и она кладет свою голову на колени Этери, чтобы успокоиться. Думать о чем-то больше не осталось сил. – Жень. Я тебе сейчас кое-что скажу, выслушай меня, пожалуйста. Она кивает, как это возможно, на коленях у женщины. Становится ещё более муторно, в горле завязывается узел тревоги, неприятно саднит, страх разрастается и заползает прямо под грудную клетку. – Я тебя люблю, Жень. Правда люблю. Люблю ещё с того момента, как ты пришла ко мне, как человека, как юную фигуристку, подающую надежды. Когда ты мне на чемпионате подбежала и повесила свою медаль мне на шею, когда прыгнула лишний элемент, испугав меня; когда делала мне сюрпризы на день рождения, когда не сдалась, не смотря на свои травмы. За честность тоже люблю, хоть меня и взбесило твоё «накуролесили» в интервью. Но понимаю, что больше никто так никогда мне сказать не сможет. Медведева сглатывает и прижимается сильнее к коленям Этери. – Я раньше думала, что бегу от себя, когда не хочу продолжать с тобой отношения, а сейчас вижу, что ты сама бежишь не только от меня, но и от себя. Загнала себя в какие-то рамки того, чего можно и нельзя. Даже к психологу пошла, похвально, но это не то, что тебя вытащит из этого болота. – Психотерапевту. – Ну Жень! – Ладно, ладно. Продолжай, – хихикнула та, переворачиваясь на другой бок. – Бросай плыть против течения, Жень. Не нужно доказывать мне, что ты крутая и наравне с моими фигуристками можешь делать каскады один за другим. Не за это ты мне дорога. Медведева приподнимается, и заглядывает прямо в глаза Этери. А в глазах – бездонный океан нежности, и хочется в нем раствориться. – А за что? – Глупая ты, Жень, – Этери заправляет ей за ухо выбившуюся прядь волос. – Моя глупая. Женя хочет что-то сказать, но в горле будто отказывают голосовые связки, и она полуоткрывает рот, как рыба, выброшенная на берег. Этери даже не смеется над ней, просто наблюдает за реакцией. Со стороны она наверняка выглядит восхитительно. Как ребенок-даун, у которого не развит речевой аппарат. – Я тебя люблю, Этери, – пересохшими губами говорит Медведева. – Всегда любила, и видимо, буду продолжать любить после смерти, такой уж мой крест. – Не нужно. Некрофилию мы тут осуждаем, – Тутберидзе смеется, но по мелким искоркам в глазах видно, что она рада тому, что ей наконец в этом признались. – Давай ограничимся обычной любовью до конца твоей или моей жизни. – Лучше моей. – Увы, по законам существования, это скорее всего, выйдет до конца моей жизни. Будешь за моей могилкой ухаживать, рассказывать про свои дела. Как в шутке, услышишь, ворона каркнет – это я смеюсь над тобой. Медведева рассмеялась и уткнулась лбом в теплое плечо Этери, которое так маняще пахло сладостью духов с нотками ванили, где так гармонично вплетается запах самой женщины. Женька готова была поклясться, что никогда и ни с кем его не спутает. – Из меня хуевый анекдотчик, Этери. Боюсь, вороны помрут от скуки. – Да я уже поняла, Медведева. Она дотронулась пальцами до мягкой щеки, провела ими по линии скул, спустилась до шеи. Этери продолжала спокойно смотреть на нее, слегка закусив нижнюю губу. И это было так маняще, так возбуждающе, что Женя не удержалась и приблизилась к ее губам. – Я поеду за тобой на край света, Этери. Женщина что-то хочет сказать, облизывает языком пересохшие губы, но сдается и подается к Жене, прижав ее крепче к себе. Сердце бьется аритмично, отдается в ушах, когда они совсем близко и все страхи – позади. В груди саднит от сказанных слов, что-то важное и теплое снова завязывается между ними. В процессе поцелуя настойчиво вибрирует телефон Этери. Женька неохотно оторвалась от теплых губ. – Ответь. – Жень... – Ну мало ли, Диана, может. Тутберидзе вздыхает, ругается про себя, тянется за телефоном, придерживая Медведеву за поясницу, и это движение двигает Женю на мысли обязательно сбросить с себя лишнюю одежду, чтобы не мешать их объятиям. – Да, привет. Говори, но я сейчас занята, – нетерпеливо говорит Этери, накручивая на палец прядь волос девушки, и та довольно мурлыкает. – Давай на следующей неделе встретимся, у меня на этой времени нет. Ну Марин... Женя внезапно отстраняется: от упоминания одного имени у нее сводит низ живота, но не от страсти, а от страха. Понимает, что совпадение глупое, и имя достаточно распространенное, но от мыслей в голове становится дурно. Они пульсируют вихрем, стучатся в виски, просятся наружу, но не складываются в единую цепочку. – Что такое, Жень? – обеспокоенно спрашивает Этери, когда кладет трубку. – Ребро болит, – сморщившись, притворяется Медведева, и ей верят. – Наверное, мне нужно идти. Отлежусь дома и напишу тебе. – Я провожу тебя, – женщина хватает ключи от авто со столика. – Не стоит. – Жень... – Правда, не стоит. Я могу передвигаться, не буду тебя выматывать лишними поездками. Закажу такси. Не переживай, – Женя встает на цыпочки и целует женщину в нос. Получается немного неловко. Она старается не спеша одеться в прихожей, чтобы не выдать свое волнение, накидывает куртку, в своем стиле неаккуратно наматывает шарф, лишь бы был. Хватается за ребро, когда завязывает шнурки, больно, но терпимо. Надо действительно перейти на постельный режим, чтобы не было хуже. Этери внимательно наблюдает за запыхавшейся Женькой, наклоняется к ней и слегка целует в щеку на прощание. Просит написать, как та будет дома – действительно переживает. – Я буду ждать. – Я напишу. Странное прощание. И жизнь у них тоже странная. Нелепая какая-то. Женя выходит на улицу и ловит ртом морозный воздух, пытаясь успокоиться. Ничего страшного не произошло, они с Этери снова вместе (по крайней мере, очень хочется на это надеяться), Марин в Москве существует сотни тысяч, если не больше. На психотерапию больше не имеет смысла ходить, а от Тутберидзе нужно просто не убегать. Все так просто, как дважды два. Она достает телефон, чтобы проверить номера такси, и видит два пропущенных уведомлениях. От обоих ёкает сердце: одно от Камилы, другое от М. Ками: нам нужно срочно поговорить, когда сможем встретиться? М.: привет. не избегай меня. давай встретимся в нашей кофейне? Женя блокирует телефон и бросает его в карман куртки. Пока совершенно не до этого.

Любовь моя Всегда выходила мне боком Сто шагов по болоту Необходима осторожность линий Но оступаюсь и падаю в воду