Escape

Я всего лишь хотел, чтоб меня любили...

Кулакова Виктория Сергеевна, или М., была психологом в небольшой частной клинике, и казалось, что у нее уж точно было всё, что нужно для того, чтобы хвастаться перед бывшими одноклассники: карьера, знакомые, друзья, хобби – но не было любви. Банально, и для психолога слишком шаблонно, но это было фактом, который терзал ее периодически изнутри. Она много раз влюблялась, и пару раз даже успешно, но всё не то. Что-то рушилось при попытке выстроить крепкие отношения. Невезуха. Не прет. Последние несколько месяцев она провела, влюбленная в своего пациента. Та была умной, образованной и с отличным чувством юмора, они много проводили времени вместе, от терапии до случайной болтовни по ночам. М. чувствовала тепло в своей груди – но не была уверена, чувствовала ли то же самое её клиент. Или просто был благодарен за хорошие сеансы психотерапии. Однажды она была близка к тому, чтобы сказать о своих чувствах – но как только она открыла рот, чтобы начать, ей стало страшно. Клиент, кажется, понял, что она хотела сказать – и странно улыбнулся, поспешив закончив их сеанс. М. осталась наедине со своим кровоточащим гвоздем внутри, который будто противно царапал стекло, когда она вспоминала о том, во что вляпалась. «Дурдом», – короткий вздох, и свет в кабинете погас. *** – Анна Станиславовна Щербакова! – от голоса Этери будто пронизывает молнией изнутри, – какого, простите, черта ты заваливаешь тройные?! – Этери Георгиевна, я объясню... – Не нужно мне ничего объяснять! – ещё мгновение, и тренер разнесет от ярости половину арены, не меньше. – Ты не подготовилась и выходишь на лёд, и почему я должна тебя выслушивать? – Потому что у меня были причины. В глазах Анечки застыли слёзы, похожие на крупные ледяные кристаллы. Камила сглотнула, а кончики пальцев защипало от душевной боли за Щербакову, которая стояла рядом, виновато опустив голову. – Я не хочу слушать о каких-либо причинах, – отрезала Этери. – В следующий раз, будь добра, бери сразу с собой справку о смерти. Анечка прячет лицо в обе руки и уезжает в противоположную часть ледовой арены, пытаясь укрыться от шквала обвинений главного тренера. Ками только и остается, что закусывать нижнюю губу, и так же прятать свое состояние, лишь бы только не заметили. – Прости, что я тогда сорвалась на тебя. Меня будто разрывали мысли в моей голове. – Ты не виновата, – шепчет Валиева, вытирая тонкие дорожки слез с бархатных щек Анечки. Хочется слизать их языком, но нельзя. – Я знаю, как это бывает, и я не могу винить тебя за это. – Ками, понимаешь, я не смогу всю жизнь жить во лжи. Скрывать. Делать вид, что все в порядке. Мои чувства... они существуют, но моя жизнь не может быть полноценной, пока я не буду жить в полной честности. Валиева сглатывает горечь, которая режет изнутри от слов Анечки, и пытается вдохнуть. Немного кислорода, чтобы не упасть навзничь. – И ты выбираешь правду вместо собственного счастья? – Нет, я хочу выбрать жизнь, в которой я могу быть самой собой и любить тебя без вранья и масок. – Но почему я не могу быть частью этой жизни? Почему я не могу быть рядом с тобой и поддерживать тебя? – Потому что это будет ложью. Ложью, что я могу быть счастлива с тобой, не будучи счастливой с самой собой. Ложью, что любовь может перевесить правду и честность, и я смогу открыться всем. Пойми, Ками, я не могу быть с тобой, потому что я знаю, что сама любовь должна быть честной и настоящей. – Ты заблуждаешься, – качает головой Камила, а внутри грудь разрывает мириады острых осколков, – ты сильно заблуждаешься, Аня. Ты вбила в себе голову принципы, которые должны соблюдать, и якобы ты будешь счастлива. На самом деле это всё не работает. Наша жизнь – не набор схем и формул, не выверенные годами элементы на льду. Ты никогда не выгадаешь так, чтобы всё было идеально. Легкое прикосновение руки к лицу, которое горит огнем. – Мне так легче. «Ей так легче», – повторяет извечную мантру Валиева, и уезжает готовиться к очередным квадам. *** Каждый день Евгении Медведевой словно превращался в битву за внимание и понимание Этери. «Жень, ты от меня когда-нибудь уйдёшь». Всполох в груди. «Люблю ещё с того момента, как ты пришла ко мне, как человека, как юную фигуристку, подающую надежды. Когда ты мне на чемпионате подбежала и повесила свою медаль мне на шею, когда прыгнула лишний элемент, испугав меня; когда делала мне сюрпризы на день рождения, когда не сдалась, несмотря на свои травмы». Ещё один. Разрывающий насквозь, разбрасывающий повсюду осколки. «Бросай плыть против течения, Жень». Она крутит в руках телефон, подбрасывает его, будто тот решит все её проблемы, поможет выбраться из запутанных ситуаций, поможет сбежать – или эскапировать, как говорит М. Надо все-таки сходить на очередной сеанс, а пока она сидит в знакомой кофейне, смотрит в стол, и не знает, как ей быть дальше. М. бы сказала, что это как минимум нерационально, надо радоваться тому, что есть и развивать отношения. Либо заканчивать их, если есть сомнения, не держаться в этом омуте, не строить себе воздушных замков. Но какая-то недосказанность в Этери заставляла Женю каждый раз сомневаться и откладывать возможность переезда. Спросить напрямую – не боялась, понимала, что это было бессмысленно. Так она и утонула в этой паутине невыносимой легкости любви, как однажды Тутберидзе назвала их отношения – давным-давно, ещё до Олимпиады. – Добрый день, – бариста кивает, протирая чашечку из-под эспрессо. – Здравствуйте, – смущенно отвечает Валиева, и проходит в угол к Женьке, слегка надвинув кепку на глаза. – Почему здесь, Жень? Как ты нашла это место, его же, черт побери, даже на Яндекс.Картах нет? – Случайно, – рассеянно ответила Медведева, выглядывая что-то за окном. – Закажи себе латте, и рассказывай о своих сердечных драмах. – Я пью сейчас только чай без сахара, – грустно вздыхает Камила и достает банковскую карточку. – Калории, знаешь ли. – Ты наша чемпионка, – наконец улыбается Женя и треплет её по щеке. Тепло. – Этери Георгиевна была сегодня крайне злой, – подмечает Валиева, беспокойно стуча карточкой по каменной столешнице. – Аня сегодня получила по полной от нее. Медведева снова отводит взгляд от Ками, не желая, чтобы в её глазах можно было что-то прочитать. В мире фигурного катания, где всё было настолько искусственно, что реальные эмоции казались несуществующими, именно здесь, среди холодного льда и новых рекордов, зарождается любовь. И чаще всего она такая же болезненная, как и падения с неудачного прыжка на лёд. – Что Анечка сделала? – Ничего, в том-то и проблема. Аня вообще ничего не могла сделать сегодня на льду, – Камила будто погружается в себя и полностью забывает о чае, который хотела выпить ещё пару минут назад. – Есть причины? – поднимает бровь Женька. – Думаю, нет. – А если хорошо подумать? Ками отчаянно пыталась понять, что пошло не так, что она могла сделать, чтобы изменить ситуацию. Но все, что она видела, это пустота, которая охватывала ее сердце. – Нет. Медведева усмехается. Чувства вообще сложно скрыть от любопытных глаз, особенно если вы работаете или тренируетесь вместе. Валиева и Щербакова – как два полюса, которые не могли взаимодействовать друг без друга. Их нежная, местами двусмысленная дружба была как музыка, которая никогда не кончалась. На тренировках их можно было бы поставить в пару – и они танцевали бы вместе, превращая свои эмоции в движение, взаимодействуя в неразрывном контакте. Что очень напоминало Женю и Этери раньше. – Она призналась в любви, – немного помедлив, прошептала Ками. – Но сказала, что не хочет быть со мной. – Ты же знаешь, что на самом деле хочет, – улыбнулась Женька, украдкой взглянув на циферблат часов. – Ты что, – округляет глаза её подруга. – Она жутко боится, страшно, как... – Как тогда, когда о нас с Этери догадались все, – невесело усмехнулась Медведева. – Вы были такими притягательными, такими заботливыми, такими... – Ками немного замечталась, взяв обеими руками кружку. – Такими, какими ты бы хотела видеть вас с Анечкой. – Да, – окончательно опустила голову Валиева. – Но Аня другая, – мягко говорит Женя, и гладит рукой совсем ещё юную нежную щеку. – И поступать с ней придется иначе. Во-первых, тебе нужно будет донести до нее словами или поступками, что страх это не помеха, он ещё больше усиливает влечение людей друг к другу. Ты вовсе не обязана оправдываться за свои чувства. Все в порядке. Ну, настолько, насколько всё может быть в порядке, учитывая, что ты втюрилась в свою одногруппницу, – хохотнула Женька, потягивая кофе. – А ты – в своего тренера, – обиженно пробубнила Камила, заметно расслабившись. – Каждый из нас грешен. Донеси ей всё, что ты хочешь, на самом понятном людям языке. – Это каком? – непонимающе спросила Ками. Дверь в кофейню открылась, и бариста поприветствовал нового гостя, дружелюбно улыбнувшись. Часы отсчитали ровно шесть вечера, и Женька прикрыла глаза на долю секунды: надо действовать согласно своему плану. В конце концов, она сейчас читала лекцию про страх. – Вот таким, – и наклоняется к Ками, внезапно целуя ее почти невесомо в губы, отчего та чуть не давится, теряя воздух в легких. – Ты... Женя делает большие глаза и пинает Валиеву под столом, отчего та замолкает, ещё больше не понимая эту реальность. – Вот так свою Анечку и удивишь, – подмигивает Медведева, а у самой чуть сердце не выпрыгивает за пределы грудной клетки. Дверь кофейни захлопнулась так же резко, как и открылась. М. ушла.