И я поверю тебе

      — Доброе утро, Чжань-гэ, — заголосил Ибо, внося в номер горячий кофе и свежие маньтоу.       Сяо Чжань сидел на своей кровати с вороньим гнездом на голове и явно пытался собрать реальность по осколкам. Утренний Сяо Чжань всегда вызывал у Ибо улыбку. Удивительно, насколько тяжело ему давалось каждое начало дня. Он как будто поднимался с постели, а оперативная система в его голове еще дозагружалась. Причём дозагружалась, как Windows 98. Организм Ибо работал совсем по-другому. Он начинал функционировать на все сто процентов сразу, стоило ему только открыть глаза.       В конце концов, собрав себя в кучу и приняв все утренние водные процедуры, Сяо Чжань плюхнулся в кресло перед небольшим столиком и благодарно ухватился за еще горячий стаканчик с кофе.       — Спасибо, Бо-ди, ты мой ежеутренний герой! — оживленно произнёс Сяо Чжань и отпил черный напиток, прикрывая глаза.       — Пару дней назад, когда я будил тебя, чтобы покататься на скейтах, ты так не считал, — хмыкнул Ибо, откусывая свою маньтоу. Сяо Чжань в ответ только что-то неразборчиво промычал и неопределенно помахал рукой.       Спустя пятнадцать минут, Ибо наконец увидел в глазах напротив осмысленное выражение и решил, что Сяо Чжань уже готов воспринимать информацию.       — Итак, гэгэ, — начал он, убирая посуду со стола. — На сегодняшний день мы имеем кучу заметок о всевозможных религиях и твою невзрослеющую подружку из детства. С чего начнем?       — Давай решим вопрос с заметками, — без промедления ответил Сяо Чжань. — Я хочу еще какое-то время поигнорировать вторую проблему, если ты не против.       — Согласен, — кивнул Ибо. — Меня самого эта жуткая девочка вгоняет в психоз. Бррр.       Вытряхнув из своих рюкзаков бумажки с добытой информацией, оба поняли, что стола для них явно будет мало, поэтому они решили просто разложить всё на полу и ползать от одной заметки к другой.       — Так, — первым заговорил Сяо Чжань. — Давай начнем с самого простого и самого очевидного. Что у нас есть?       — Куча макулатуры, — не удержался и сгиенил Ибо, расплываясь в ехидной улыбке. — Ну а если серьёзно, то все религии базируются на том, что людям испокон веков было свойственно объяснять непонятное с помощью мистики, обожествляя природные явления, находя ответы в сверхъестественном.       — Всё, да не всё, — тут же парировал Сяо Чжань. — Как насчет буддизма?       — Хм… Ты прав, — согласился Ибо, — в этой религии Будда не является Богом. Хотя и тут есть разные трактовки, поэтому я бы пока отложил это учение.       — Хорошо, — кивнул Сяо Чжань. — Еще религии делят на политеистические и монотеистические. Но вот что я заметил: даже монотеические по сути своей таковыми не являются.       Ибо не понимал, что именно Сяо Чжань имеет в виду, поэтому тому пришлось объяснить более подробно.       — Возьмём христианство. В любом из его направлений почитается единый бог — творец вселенной и человека, это правда, но ведь есть ещё и служащие ему ангелы, так же наделенные божественной сущностью. Подобную картину мы видим и в исламе. А теперь подумай, не напоминает ли тебе это, пусть и отдалённо, Юй-ди — нефритового императора в нашей китайской мифологии? Он считался верховным Богом в небесной иерархии, которому подчинена вся вселенная: небеса, земля и подземный мир, а также все божества и духи. Кроме того, китайские божества делятся на «прежденебесных» и «посленебесных». Ко вторым относятся те, кто в земной жизни были людьми, например Тянь-Хоу — богиня моря, которая изначально была простой девушкой, дочерью рыбака. Довольно похоже на христианских праведников, которые после смерти причислялись к лику святых.       — Хм, — задумчиво протянул Ибо. — Тогда можно сравнить китайский Диюй, христианский Ад и древнегреческий Аид или Тартар. Я, кстати, раньше думал, что Аид — это имя Бога подземного царства, но оказалось, что в мифологии Древней Греции Аид имеет двойное значение: это и имя бога и сама преисподняя, куда попадают души после смерти. Как по мне, так Ад, Диюй и Аид — те же яйца, только в профиль.       — Вот в последнем нужно разделять, — уточнил Сяо Чжань, доставая копию какой-то статьи из груды бумаг. — В первоначальной версии Аид был местом упокоения всех мертвых, и до эллинистической эпохи греческий ад не подразумевал каких-либо мук, скорее души влачили там не очень радостное существование без света и блаженства. Исключением тогда были особо провинившиеся, например, Тантал, обречённый на вечные страдания.       — Танталовы муки, — кивнул Ибо.       — Да! — Сяо Чжань еще раз взглянул на статью о древнегреческой мифологии в своих руках. — А вот Тартар служил местом заключения низвергнутого Крона и побежденных Титанов. Так что изначально понятия Аида и Тартара разделялись. В дальнейшем Тартар был переосмыслен, как самое отдаленное место Аида, где отбывают наказание грешники.       — Но вот Диюй не был окончательным местом пребывания душ, — задумался Ибо. — Скорее это чистилище, которое служит для наказания и обновления духа в рамках подготовки к реинкарнации.       — И тут мы подошли к ещё одному понятию, — ответил Сяо Чжань, — реинкарнация. В некоторых религиях души после смерти попадают в Ад и Рай, в других же основной упор идёт на перерождение.       — Вроде колеса Сансары, — кивнул Ибо. — Круговорот рождения и смерти, ради достижения Мокши.       — И теперь вопрос, Бо-ди, можно ли Мокшу считать аналогом Рая? Ведь оно, по сути, означает освобождение из круговорота рождений и смертей, от всех страданий и ограничений материального существования.       Ибо кивнул, зажмурился и потёр виски. Все сказанное кружило в голове миллионами хаотичных осколков.       — Как насчёт божественных триад? — немного передохнув, он отвлёк Сяо Чжаня от чтения записей. — Триада чистых во главе китайского даосского пантеона, возглавлявшая небеса. Тримурти в индуизме, как отражение Абсолюта в трех взаимодополнительных формах: Брахма, Вишну и Шива. Все они являлись проявлением единой божественной сути, но за каждым закреплялась определенная «сфера деятельности». Похоже ведь на иерархию даосского пантеона с триадой богов трёх сфер? Вообще много верований сформировано вокруг сакральности тройственных божественных символов. Даже в древней мифологии. Осирис, Исида и Го в Египте. Подобное можно найти и в древней Греции, Риме и во многих других верованиях. Да взять ту же христианскую троицу: Отец, Сын и Святой Дух.       — Христиане, кстати, отрицают её сходство с другими триадами, считая, что они, исповедуя три Ипостаси в Боге, сохраняют, тем не менее, полноту веры в единого Бога, — наконец снова включился в разговор Сяо Чжань, порывшись среди бумаг. — Вот Иоанн Дамаскин, например, писал: «Веруем в единого Бога, единое начало, безначального, несозданного, нерождённого... неописуемого, неограниченного… бестелесного... невидимого... находящееся выше сущности и жизни, и слова, и мысли... в трёх совершенных ипостасях, неслитно соединённых и нераздельно различаемых, что даже превосходит всякое представление». Но для меня, со стороны, это всё равно очень похоже на остальные «триады».       — Йаааааа, Чжань-гэ, — завопил Ибо, театрально хватаясь за голову. — У меня сейчас мозг от всего этого взорвётся.       — Терпи, Бо-ди, — усмехнулся Сяо Чжань и шуточно стукнул его по плечу.       Они провели ещё несколько часов, ползая по полу, перечитывая свои записи и статьи, пытаясь сопоставить факты и даже рисуя таблицы и графики, пока Ибо, жалобно заскулив, не упал на пол.       — Всё, Чжань-гэ, это какой-то труд имени Сизифа, я больше не могу, — Ибо обессиленно раскинул руки и ноги в виде звёздочки.       — Ха-ха, Бо-ди, ты уже говоришь лексиконом древнегреческой мифологии, — засмеялся Сяо Чжань и улегся рядом. — Тебе правда нужна перезагрузка.       — Не смешно, Чжань-гэ, — фыркнул Ибо и повернулся на бок в сторону Сяо Чжаня, подперев рукой голову. — Отталкиваясь от того, что мы тут навычитывали и если реально верить в мистическо-божественное, то я бы сказал, что это всё были одни и те же боги. Просто каждый, кто о них знал, описывал их, исходя из своей географии, культуры, знаний предков и собственного видения. Вот. Бред какой-то.       Сяо Чжань на какое-то мгновение замер, видимо осмысливая услышанное, а потом тоже повернулся на бок лицом к Ибо.       — Бо-ди, а если это как раз то, что мы искали? Ведь мы начали с кулона, в котором каждый видит то, во что верит.       — Но кулон один, — подхватил его мысль Ибо. — Что-то одно, что видится по-разному. Что-то, что только интерпретируется в зависимости…       — … от географии, культуры, знаний предков и собственного видения, — закончил за него Сяо Чжань. — Менялась лишь форма эпоса, названия религий, священные имена, но сущность того, кому люди поклонялись, в принципе оставалась прежней.       Оба замолчали, оставшись лежать на полу и пытаясь осознать свои выводы. Каша из мыслей в голове Ибо начала обретать форму, казалось, что они нащупали то, что искали. Вот только, что теперь с этим делать никто из них не представлял.       — Чжань-гэ, тебе не холодно? — вдруг спохватился Ибо, вернувшись от философии к вещам более обыденным, и вспомнив, что Сяо Чжань всё время мерзнет, а приоткрытое окно создает в комнате ощутимый сквозняк.       — Не, нормально, — отмахнулся Сяо Чжань, и они продолжили молча лежать, лицом друг к другу.       — Бо-ди, — аккуратно снова заговорил Сяо Чжань. — Спасибо тебе большое, что ты здесь со мной, роешься во всех этих бумажках и поддерживаешь все эти безумные идеи. Один я бы не справился.       Ибо словно парализовало. Неужели всё же Сяо Чжаню не всё равно? Пусть только для поисков, но он ему нужен.       Ван Ибо смотрел в лицо напротив, такое близкое, что можно было ощутить на своей коже горячее дыхание. Смотрел на мягкую улыбку, на крошечную родинку под ней, на глаза-полумесяцы, искрящиеся солнечными бликами. Что-то внутри сжалось, и Ибо, поддавшись стихийному порыву, потянулся к этим губам. За секунду до он успел увидеть, как улыбка сошла с лица Сяо Чжаня, как тот слегка напрягся и нахмурился, но Ибо уже не успел осмыслить это изменившееся выражение лица и остановиться.       Он накрыл губы Сяо Чжаня своими, а рукой слегка прикоснулся к острому плечу. Это вряд ли можно было назвать поцелуем, скорее касание. Сяо Чжань не отвечал, но и не отталкивал. Просто терпеливо ждал. Ибо чуть сильнее прижался губами к губам, понимая, что это первый и последний раз, когда он чувствует их мягкость и тепло, а потом медленно отстранился.       Он поднялся и сел в любимой позе лотоса, обречённо опуская глаза в пол. Сяо Чжань последовал его примеру и сел напротив.       — Прости, — глухо произнёс Ибо, так и не решаясь поднять глаз от пола.       — Всё нормально, — мягко, в своей манере, ответил Сяо Чжань. — Не за что извиняться.       — Ты это чувствуешь, ведь да? — каждое слово давалось с трудом, он ощущал себя сейчас таким открытым и беззащитным перед Сяо Чжанем, без малейшей возможности скрыть, утаить, обмануть — Ты уже знаешь, что я чувствую к тебе, правда? Мне даже не получится скрыть.       — Ибо... Прости, я просто…       — Ты просто не можешь почувствовать в ответ. Ничего. И никогда не сможешь, — озвучил Ибо свой собственный приговор.       — Технически я чувствую, — начал было оправдываться Сяо Чжань. — Чувствую это внутри, просто…       — Просто это не твои чувства, а мои… — припечатал Ибо.       — Прости, — Сяо Чжань протянул руку к Ибо, но в последний момент, словно что-то поняв, убрал.       — За такое не извиняются, Чжань-гэ, — Ибо наконец поднял взгляд. — Можешь сделать мне одно одолжение? Можешь притвориться, что не чувствуешь этого и не знаешь?       — Но, Бо-ди… — Сяо Чжань хотел что-то сказать, но Ибо не позволил, прервав.       — Пожалуйста, Чжань-гэ, я очень тебя прошу. Просто притворись, ладно? И я поверю тебе.       Сяо Чжань, вставая с пола, пожал плечами и кивнул:       — Хорошо.