Сладость с горчинкой

Джем широко раскрыла глаза. Такое слышать от Аффогато… Приятно. Очень-очень приятно. Кто-то сказал бы, что такой мальчишка — последний, с кем вообще стоит водиться, однако… Да, он — колючка, но на то определённо есть причины, и оттого слышать от него подобное сродни самой большой награде. Она довольна, что её дружелюбие приносит свои плоды. Тех, кого она может назвать друзьями, а не приятелями и знакомыми, Джем может пересчитать по пальцам одной руки — если не брать в счет членов семьи. Иронично, правда? Такой светлый и очаровательный ребёнок практически лишен популярности у сверстников. Впрочем, в отсутствии друзей среди мальчиков была виновата она сама — уж слишком разборчивая, в отличии от старшей сестры. Хотя... теперь в её жизни появился Аффогато. Может быть, ненадолго, однако с ним Джем вернула себе полноту жизни. Поэтому обхаживать нового товарища ей только в радость. Ягодная печенька счастлива от простого присутствия Аффогато рядом, так что она с удовольствием сделает что-то приятное для полукровки в ответ. Эдакий круг восполнения радостей друг друга. Ей с ним тоже хорошо, дворянке нравится его удивлять, видеть его довольное лицо. У тёмной печеньки такая милая улыбка. О, Джем любовалась бы ею вечность! Она бы хотела ее сфотографировать, зарисовать, пойти на любимые махинации, лишь бы запечатлеть ее навечно, чтобы в самый ужасный из дней взглянуть на треугольный ротик-скобочку и самой почувствовать чужую радость. Шиповниковая тряхнула беспорядочной челкой и звонко хихикнула. — Мне тоже с тобой хорошо, Аффогато. Пошли. Не хочется разбудить остальных нашими разговорами. Он спрыгнул и схватил подругу за руку. Немного грубовато, но Джем не придала этому значения. Аффогато, наверное, просто ещё не оправился после своего кошмарного сна, вон, даже глаз на неё не поднимает. Джем осторожно сжала его ладошку и толкнула дверь бедром. Детей встретила непроглядная коридорная тьма, плотная и чёрная, как дёготь. Она будто бы полностью поглощала свет от трех свечей в канделябре. Дети казались ничтожно маленькими на фоне бесконечно огромного ночного мрака. Шиповниковая Джем, кажется, совсем не боялась. Она уверенно шла по лестнице с канделябром в руках. У замолчавшей дворянки был столь решительный вид, будто она была готова вступить в конфронтацию с темнотой, стоит той выкинуть какой-то гадкий фокус в сторону её друга. Единственное, что прерывало тишину — шаги, эхом рассеивающиеся по поместью. Аффогато сильнее сжал тёплую ладонь Джем. Он шёл, опустив глаза. Не хотелось видеть тьму, чтобы ненароком не разглядеть того, что в ней могло прятаться и поджидать. Он задумался. Задумался над сказанным недавно… На самом деле Аффогато хотел сказать не это. Вроде бы он должен был просто согласиться с Джем, но вышло то, что вышло, и почему-то он не хотел поправить себя или как-то сыронизировать. Аффогато просто подметил это. Такая вот ничтожная и маленькая деталь, она ничего не значит. Нахмурился, потому что понял, что, если бы это и правда была незначительная мелочь, он бы и не вспомнил о ней спустя пять минут. Теперь мальчик чувствовал себя очень глупо. "Нашел, о чём думать!" Он закрыл лицо свободной рукой от нагрянувшего из-за осознания возможной причины такой задумчивости о сказанном в комнате стыда, однако Джем восприняла этот жест иначе. Она остановилась. — Аффогато, тебе плохо? — обеспокоенно поинтересовалась Шиповниковая. — ...Нет, всё нормально, — врёт, врёт в который раз. — Уверен? — не унималась со своей заботой Джем. — Может, стоит пойти медле... Ой! Аффогато уже тянул её за собой. Не хватало из-за такой ерунды останавливаться. Через пару ступенек девочке вовсе пришлось перепрыгнуть, чтобы идти в ногу со своим спутником. — Не беги так, пожалуйста! Но Аффогато не послушал девочку и сбавил обороты только в коридоре, который вел в банкетную залу. Сам запыхался, убегая от собственных мыслей, ещё и Джем заставил запыхаться. — ...Да что с тобой такое? — дворянке потребовался минутный перерыв, чтобы восстановить дыхание. Аффогато и сам устал от беготни, поэтому ничего ей он не скажет. Во-первых, он не обязан. А во-вторых, если он расскажет о своих размышлениях, Джем его точно засмеёт. Аффогато был в этом уверен: Джем, конечно, понимающая и вежливая, но ей никогда не понять того, что он чувствует и сколь для него подобные дилеммы непривычны. У неё-то точно куча подружек и друзей, таких же общительных и открытых, как сама Шиповниковая, а он — просто очередное имя в этом длинном списке. Причём имя блеклое, появившееся там ненадолго и непримечательное в плане социальных навыков. У Аффогато никогда не было друзей, в какой-то момент ему вовсе стал противен концепт товарищеских отношений, поскольку он всегда чувствовал подвох в доброте и других благодетелях, если оные по отношению к нему проявлялись. А сейчас полукровка разбрасывается такими словами! "Мне с тобой хорошо", — ишь, выдумал! Как он мог вообще сказать такое! Да что сказать, подумать! Он сколько времени потратил на то, чтобы привыкнуть к тому же к Бичерину, а к этой девчонке так привязался за какой-то неполный день! Ах она, маленькая манипуляторша, так и хочет его к себе привязать, чтоб потом начать эксплуатировать, прикрываясь этой самой "дружбой". Нет, Аффогато — не дурак, он первей её под себя прогнёт. Теперь Аффогато видел в этой простой фразе куда больше смысла. Нет, в нём не начало проявляться зерно печеньколюбия — вернее, это Джем он позволит так думать, а на деле сам её к себе привяжет до такой степени, что дворянка станет от его внимания полностью зависимой. О, Аффогато, ты гениален! Отдохнув, дети довольно быстро пересекли коридор, и вот они уже открывают дверь в банкетный зал... за которой они внезапно натолкнулись на большую чёрную тень. —М-м? — Бичерин повернулся на замаячивший позади него свет, который уловил краем глаза. Поверх его широких плеч был накинут коричневый халат, полы которого спускались немного ниже колен, а из-под того виднелись простые чёрные штаны. И тапочки, заместо привычных сапог. Детей удивило присутствие в банкетном зале кого-то ещё. И они уж точно не рассчитывали встретить здесь Бичерина, который спиной упирался в дверь, ведущую на кухню — в такое-то время. Ну, Аффогато, может, и не удивился слишком сильно, но Джем точно была шокирована, хотя довольно быстро сориентировалась и сделала неловкий реверанс, здороваясь. Манеры превыше всего. — Почему не спим? — поинтересовался Бичерин, отпив кофе из расписной чашки, которую держал всё это время, после чего поставил ту на такое же расписное белое блюдечко. Аффогато ответил раньше Джем. Она-то точно бы ответила честно, а ему этого было не нужно. А то Бичерин решит ещё, что Аффогато совсем уж маленький и спокойно спать один не может. — Я могу задать тот же вопрос. Бичерин коротко нахмурился, но столь же быстро сдвинутые брови вернулись в привычное вскинутое положение. — Мне приснился кошмар, — он-то уж этого не стыдился; для любого шамана, даже бывшего, кошмары являются обыденностью наравне с такими сладкими и блаженными снами, что многие бы предпочли и не просыпаться вовсе, а остаться в этой соблазнительной сказке. И ведь были такие случаи, даже с шаманами из его группы. Поэтому всегда нужно быть начеку во сне, ведь, чем быстрее ты осознаешь, что спишь, тем быстрее проснешься. Аффогато пренебрежительно фыркнул. Будто бы он такой бесстрашный, ага. Ну, а как же? Как он может упустить возможность указать на несовершенство такого во всем идеального Бичерина? — И что же? — Не твоего ума дело, ты ещё мал, — отчеканил даже с некой злобой отравитель и залпом осушил чашку, — для подобной информации, — фарфор звонко ударился о фарфор. На секунду Бичерин вспомнил, что ему снилось. Дети удивились, как сильно скривился он в отвращении, будто бы ему в кофе подлили чернил и присыпали для вкуса крупной щепотью соли. Мужчина про себя размышлял, за какие такие грехи Лунный дракон сделал ему такой "подарок" и подсунул сон с интимной подоплекой? Многие, конечно, возмутятся, мол, как такое можно считать кошмаром, но не стоит забывать о его отношении к сексу и прочим вещам, вытекающим из романтических отношений, а также то, что сны у Бичерина... так сказать, с полным погружением. Впрочем, как и у всех подопечных Лунного дракона. Поэтому по пробуждении он чувствовал себя просто отвратительно. Его возмущает и угнетает несовершенство собственного печенного тела, столь чувствительного. О да, Лунный дракон точно над ним знатно посмеялся, даруя сон, где он, считайте, возглавлял оргию с шестью-семью холлиберианками, одной из которых была Красная. Ох, эта фрейлина наговорила ему столько сальных мерзостей во сне, Бичерина почти стошнило после пробуждения. Особенно ему запомнилась высказывание о том, что Красная предпочитает мужчин с пузом, поскольку у них есть деньги, чтобы позволить себе есть в таких количествах и нести его впереди себя. В момент пробуждения Бичерин на секунду подумал, что всё произошедшее реально, однако сразу после того, как отдышался и пригладил встопорщившуюся чёлку, снова упал на подушку. Немного измотанный, провел рукой по вспотевшему лицу, вытирая его. Отравитель решил перекусить. После такой весёлой ночи, которая, на удивление, для него продлилась всего полтора часа, лучше было бы, возможно, залиться алкоголем и уснуть под столом, но Бичерин никогда не пьёт помногу. Останавливается сразу, как приедается вкус выпивки. Вот так он и оказался здесь. До прихода детей отравитель успел порадовать себя эклерами. Они и холодные не потеряли радующего глаз нежно-золотистого цвета и пышной формы, а сладкий крем со вкусом ванили и маслянистой консистенцией поднял настроение после изнурительного сновидения. Пять таких заварных пирожных полностью его успокоили. — А мы хотим устроить чаепитие! — крикнула Джем с восторгом. Бичерин хмыкнул, отвечая уже с кухни, где мыл кружку: — Чаепитие — это хорошо, — как же вовремя Джем сменила тему, он её про себя поблагодарил. Вдруг Бичерин нахмурился, что-то обдумывая. Он облизнулся, словно размышлял, насколько хорош вкус у мысли, родившейся в его голове. Приняв решение, он громко поставил чистую кружку с блюдечком на место, а после позвал Аффогато для короткого разговора. Тот, не колеблясь, подошёл, оставив Джем в неловком одиночестве. Бичерин уперся руками в стол, стоя к нему спиной. — Небольшое объявление: мы здесь на три дня. Технически — на четыре, потому что отбываем утром следующего дня. — Хорошо, — Аффогато кивнул и уже хотел вернуться к Джем, как Бичерин добавил: — Не заигрывайся в привязанность. Ты же умный мальчик и понимаешь, что ты больше никогда не встретишься с этой твоей "подружкой", — последнее слово он презрительно выплюнул. Мальчика бросило в дрожь. Это была самая настоящая угроза. Он обернулся. Отравитель смотрел на него сверху вниз неподвижным, безжалостным взглядом, который скользил по маленькому телу приёмыша, как бритва, которая будто снимала с Аффогато слои лишнего теста, пытаясь добраться до сжавшегося в точку нутра. В темноте Бичерин напоминал призрака: нетренированный и замыленный взгляд мальчика видел светлый контур тела, не более. Аффогато рассеянно кивнул и вышел с кухни, вслед за ним и Бичерин, стремительно пересекший банкетную залу. Джем ему в спину пожелала доброй ночи, но ответа не получила. Растерянная, она подошла к Аффогато. — О чём вы говорили, если не секрет? Ты выглядишь поникшим. Аффогато отмахнулся, сославшись на небольшую сонливость. Не то чтобы угроза наставника его правда встревожила, в конце концов, он не собирался дружить с девчонкой на самом деле, — по крайней мере он продолжал себя в этом убеждать, — но припугнуть Бичерин его сумел. Джем хихикнула. —Хи-хи! Хорошо, тогда я сразу пойду ставить чай, он нам точно понадобится. А ты тогда набирай вкусненького! Аффогато такое разделение обязанностей понравилось. Ещё больше понравилось обилие представавшей на обозрение еды. Он стоял на стуле и просто-напросто рукавами промакивал слюну, набежавшую от одного вида такого количества сладостей, которые он ещё не успел попробовать. Вот хороша прислуга, попрятала всё до завтра, но нет, Аффогато сейчас отведёт душу. Разноцветное желе, милые миниатюрные кексики с вишнями на верхушках, присыпанные шоколадкой крошкой, золотистые эклеры, глазурованные булочки со сладким изюмом, жирные кремовые пирожные, а сколько разного печенья здесь было, многообразие вкусов описанию не поддавалось! Мальчик заполнил поднос, насколько это вообще было возможно, так что Джем, которая вернулась с красивеньким маленьким чайником, от которого пахло освежающим лимоном, даже не сразу сообразила, куда ставить кружки и, собственно, сам чайник. — Ты уверен, что мы это всё съедим, Аффогато? — уточнила дворянка. — Я уверен, что нам придется потом ещё идти за добавкой,— ответил он, уже дожевывая булку: мочи не было терпеть до комнаты. Джем усмехнулась. — Ну хорошо-хорошо, посмотрим, обжора! — хихикнув, она передала канделябр Аффогато, а сама приняла у него увесистый поднос. Вскоре они вернулись в спальню, мальчик поставил канделябр на тумбу у кровати, чтобы вся комната была освещена, Джем же положила поднос на край постели. Наконец-то она может спокойно выдохнуть, даже руки заболели от того, какую тяжесть пришлось тащить. — Хм...Чего-то не хватает. О, я знаю! — тут ягодная печенька опустилась на колени и достала аккуратный и гладкий ящик, из которого стала вытаскивать игрушки. — Так будет веселее! — Это что, игрушки? — переспросил Аффогато, морща нос и удивленно наблюдая за тем, как Джем рассаживает на кровати разноцветных плюшевых животных. — Это глупо и по-детски. Джем надула губки. — Может быть тебе и глупо, потому что у вас, это... менталитет другой, — ползая по кровати говорила Джем, — но у нас дети и до тринадцати лет детьми считаются, так что, Аффогато, не вредничай, а лучше выпей чаю, — и рядом с ним девочка поставила большого розового плюшевого зайца, тут же боком завалившегося на плечо мальчика, который был не в восторге от этой возни с игрушками. Отчасти потому, что у Аффогато их и не было никогда, оттого сейчас в нём зависть перекликалась с злобой, и он выставлял таким образом напоказ так своё недовольство. — Всё, все наши друзья на своих местах! — Джем радостно хлопнула в ладоши, а затем села ближе к подносу и Аффогато, и подняла свою чашку в верх. — Объявляю чаепитие открытым! Мальчик усмехнулся и поднял чашку тоже. Дети чокнулись. Вот теперь чаепитие точно началось. И проходило оно просто великолепно! Чай бодрил, сладости развязывали язык, Аффогато даже снизошёл до того, чтобы подыгрывать Джем, когда она иногда начинала рассказывать о жизни её игрушек. В детскости есть свои плюсы, но Аффогато больше нравилось смотреть за подобным со стороны, наблюдая за Джем. Она-то, кажется, была в полном восторге от их маленькой вечеринки. Видимо, настолько, что решила сесть на уши Аффогато и выведать о своём новом друге побольше. Вот только если вопросы о Бичерине мальчик мог легко обойти стороной, потому что имел возможность соврать, что его самого в силу возраста "дядя" во многое не посвящает, то в ответ на более личные вопросы отмалчиваться не выходило. — А кто твои родители, Аффогато? Меня очень давно интересовал этот вопрос, так что, если это не секрет, ответь, пожалуйста. Мальчик гордо выпрямился, уперев руки в бока и проглотив последний кусочек пирожного: — Мой отец — герой королевства, а мать его смиренно ждёт из его героических походов, — ну не скажет же Аффогато, что настоящей семьи у него никогда не было. Хотелось на фоне потомственной дворянки выглядеть не хуже. Хотя, он ведь не соврал! Его отец и правда герой, Бичерину нет нужны ему врать на счет личности своего товарища! Аффогато теперь видел себя скорее мучеником, нежели неудачником. Сын героя, который с детства превозмогает... Ах, он будто герой романа! — Понятно, — Джем отпила чая. — А у тебя с ними хорошие отношения? — ...Это что, допрос? — Аффогато перешёл в наступление, как только достраивать придуманную легенду стало чуть сложнее. С чего это Джем так сильно начала интересовать его семья? Решила поиграть в мозгоправа? Он и сам может сказать, что все проблемы его жизни идут из детства и от отвратительных отношений не только с приёмными родителями, но и в целом со всем светом. — Мне просто думается, будто у вас... Не всё гладко, — ягодная печенька очень осторожно подбирала слова. — Наверное, поэтому ты приехал с дядей, и... Я, может быть, и не права, но я думаю, что это может служить причиной твоей капризности. — Чт... Какой еще капризности?! — возмутился, оскалившись. — Родители во мне души не чают! — разве что в твоих мечтах, Аффогато. — А ты? Ты их любишь? Любовь — не одностороннее чувство. Аффогато злили чужие чересчур серьёзные рассуждения. Что ж Джем к нему прилипла так?! Они ведь, в конце концов, просто пили чай, наслаждались сладостями ещё минуту назад! Надо быстрее окончить этот глупый разговор. — Это идиотский вопрос! — Хорошо, тогда я спрошу про другое, если ты не против, — она спокойнее удава. — Валяй! — огрызнулся полукровка, ударяя кулаком по мягкой постели, не боясь, что так можно опрокинуть кружки и всю кровать залить горячим чаем. Поглощённый сахар определённо сделал его менее рассудительным. — Если бы кто-то из твоих родителей попробовал покончить с собой, ты бы его остановил? Аффогато машинально хотел выкинуть: "Да!" — но голос застрял в горле. Это… Это не тот вопрос, который он ожидал получать. Сказать по правде, слышать от такой очаровательной девочки подобные слова очень неприятно, если не пугающе. Джем прекрасна в своей детской непринужденности и невинности, ей говорить подобное совсем не идёт. Аффогато это по-своему нравилось, ведь на чужом фоне он выглядел таким взрослым и осознанным, пусть и был, технически, младше. А Джем ещё и так в лице переменилась. Изумрудные глаза кололи, подобно лозам с шипами, обычно звонкий голос превратился в болезный шёпот. Она потухла, как свеча. Ох, сел ты в лужу, конечно... А Джем добавила этим новым тихим голосом, будто вовсе забыв, что что-то у мальчика спрашивала: — Знаешь, Аффогато, месяц назад моя мама пыталась покончить с собой. Вы её и не видели, потому что после этого случая брат насильно сдал её в лечебницу.

***

Вишнёвый Ликёр постучался в тяжелую дубовую дверь. — Деточка моя, ты проснулась? — поинтересовался мужчина, прижавшись к двери ухом. Услышав чужой слабый голос, похоже, выражающий подтверждение, он вошёл внутрь большой спальни. Его собственной, между прочим, но мужчина уступил её Джем. Розовый Шиповник попросил давнего друга семьи приглядеть за малышкой несколько дней, пока та не придёт в чувство, так что известный винодел с неё сдувал пылинки, как если бы Шиповниковая была ему родной дочкой. — Ну что, милая, как ты себя чувствуешь? — он опустился на колено перед кроватью, внимательно разглядывая бледное лицо проснувшейся девочки. — Не знаю, — Джем, прижимавшая к себе краешек одеяла, повернулась набок, глядя в ярко-зелёные, как мякоть киви, глаза. — То есть...опустошенно. Но это же не чувство. Ах, видеть такого светлого ребёнка в подобном разбитом состоянии — настоящая пытка! Сердце Вишнёвого Ликёра обливалось клубничным джемом, ему было очень жаль малышку. Он бы никакому ребёнку не пожелал увидеть попытку самоубийства родной матери. — Ну что за глупости, дитя моё! — тихо возмутился смуглый винодел, гладя блестящие волосы, опутавшие, подобно лозам, чужое лицо. — Ты не должна себя корить за свои же чувства! А уж тем более винить себя в случившемся! Твоя мать, уж прости меня, дурака, слабохарактерная, глупая трусиха! — мужчина взмахнул рукой. — Никогда, слышишь, никогда адекватное печенье не захочет свести счеты с жизнью! Это у неё, — он покрутил пальцем у виска, — в голове не всё хорошо. Джем тихонько угукнула, потупив взгляд в пол, застланный ковром. Не зная, как еще утешить девочку, Вишнёвый Ликёр снял широкополую шляпу со свисающим с бока светло-бирюзовым длинным пером и обнял чужую голову, продолжая поглаживать ярко-красные девочкины волосы. — Спасибо за ваши тёплые слова... — прошептала та куда-то дяде Ликёру в плечо, в которое уткнулся её острый носик. — Детка, это не просто выражение жалости, это правда. Дети не обязаны разгребать тараканов из голов своих родителей, — и винодел поцеловал девочку в щёку, щекоча усами и небольшой бородкой. Джем хихикнула, что заставило и мужчину рассмеяться, как он умел: громко и заливисто, будто бы вино плескалось в бочке. — Идем, будущая лучшая королевская фрейлина, мы тебя накормим. Завтрак на пятки наступает. Оп! — и Ликёр вытянул дворянку из-под одеяла, уже намереваясь на руках снести маленькую гостью в столовую, да вот завтрак сам к ним пришёл. Точнее, его на подносе принесла жена Вишнёвого Ликёра, Тирольский Вишнёвый Пирог, которую он ласково называл "Тирольвиш". — Куда ты её потащил, — шикнула тихо единственная женщина в семействе, топнув каблуком зелёных сапог, которые наполовину прятались под домашним красным платьем из плотной узорчатой ткани. Оно было не особо-то и пышным, лишённым обилия вычурных украшений, с закрытой шеей и очень длинными рукавами, которые облегали руку ниже локтя; от предплечья до плеча они были объёмными, дутыми, прямо как ее большие губы, накрашенные яркой помадой. С её-то работой не мудрено: платье должно быть в первую очередь удобным и лёгким для стирки. Впрочем, главным украшением женщины, помимо приятных светло-коричневых глаз, цветом напоминающих вишневые косточки, были волосы. Поджаристая золотистая коса огибала всю голову, удерживая на макушке ягодное желе с вишнями. Считайте, что на голове она носила свой же ингредиент. Вместо чёлки на лицо женщины спадали три тонкие полоски теста. — А ну положи её обратно, пусть покушает здесь. Нечего ей по дому шататься в таком состоянии, глядишь, еще от слабости упадёт, а нас рядом не будет — нам этого не простят. Давай, шустрее, а то чай остынет, — подгоняла, непрерывно кудахтая, смуглая печенька мужа. Вишнёвый Ликёр, как образцовый муж (и подкаблучник), рассмеялся и усадил Джем на место, накрыл её ноги одеялом, а после попрощался, оставив девчонок развлекаться вдвоем. Впрочем, он вовремя ушёл: в входную дверь постучалась...Красная? Одна, даже без брата, с которым всегда ходила вместе. Вот, будет ему, с кем поговорить, причём узнает он много нового. А пока вернёмся в спальню. — Давай, малышка, кушай. Я это готовила специально для тебя. На подносе красовался воздушный бисквитный рулет с ягодным кремом и соблазнительно-красной клубникой наверху, которая лежала на ложе из взбитых сливок и листика мяты с освежающим запахом, а сбоку притулилась чашка с чаем, от которого пахло сладким апельсином, вместе с двумя тостами, щедро смазанных вишневым вареньем. Джем рассматривала еду. Она выглядела так аккуратно и красиво, и девочка чувствовала почти осязаемую любовь и заботу, вложенную в угощение. Вот так Шиповниковая склонилась над едой и не смела к ней притронуться. — Э-эй, красавица, что ж ты? — женщина заправила волосы Джем за ухо и наклонилась, смотря на её личико. — Тебе не нравится? — Нравится, даже очень, — начала оправдываться девочка. — Просто... вы, наверное, столько времени потратили на этот завтрак для меня. Мне неловко, что... Она не договорила, потому что в её рту оказалась вилка с кусочком рулета, которой будто таял на языке. — Ой, не говори чепухи! Я всю жизнь мечтала о дочке, о которой бы я могла заботиться, да Бог Десертов решил иначе. С мальчишками столько мороки, хорошо, что они понимающие и хоть к тебе не лезут. Давай, открывай ротик, — женщина продолжила кормить её с вилочки, — только смотри, не поперхнись. Ох... Как до меня дошла эта ужасающая новость, я была готова так выругаться, как знатной даме моего возраста не следует! Твоя мать — неблагодарная суч... кхм, просто неблагодарная! Уж прости за прямоту, но в и так тяжелые времена подобный выпад от нее — удар ножом в спину для всей семьи! О чём она только думала?! У твоего брата и так дел невпроворот, у тебя такие очаровательные сестрички, и ты сама просто прелесть, мечта, а не ребенок! Не ценить этого и посметь попробовать свести счёты с жизнью,— как она возмущена! — Да я б сама её убила!... Ах, на тебя так много свалилось, деточка, — в миг остывшая женщина подала ей салфеточку, чтобы промокнуть губы от взбитых сливок, — мне тебя очень жаль, но при этом я восхищаюсь твоей силой духа. Ты умница, Шиповниковая Джем, — и Вишнёвая поцеловала ее в макушку. — Сделать хоть что-то в подобной ситуации уже многого стоит, а ты спасла... ты — очень смелая девочка. Я тобой горжусь... хотя, кто я тебе? Так, тетка знакомая, — Тирольвиш приобняла ее за плечи и усмехнулась. — Ну что вы, вы мне подружка, — Джем подняла на неё голову, отпив сладкого чая. — Спасибо за тёплые слова и вкусный завтрак, я уже чувствую себя намного лучше. — Подружка? А-ав, да ты просто прелесть, малышка! — растроганная женщина покрепче прижала к себе девочку. — Ну, если мы с тобой подружки, то давай-ка я тебя причешу. С вороньим гнездом тебе нечего ходить. У тебя просто шикарные волосы, будь у меня такие... — она мечтательно вздохнула, поднимаясь за расческой, которая лежала в одном из шкафчиков тумбы. — Что ты себе хочешь на голове, солнышко? Джем хихикнула, ответив, что она согласна на любые предложения мадам Тирольвиш. А вот в гостиной обстановка была куда менее дружелюбная. Красная, потягивая вино, решила поделиться своими догадками на счёт причин суицидальных мыслей матери, да вот только, услышав их, Вишнёвый Ликёр сначала впал в ступор, а затем ударил кулаком по стоявшему подле столику. — Красная, ты как вообще столь спокойно можешь говорить о том, как ты отца родного совратила!? У меня... У меня слов нет! Девушка закатила глаза и безразлично взмахнула белым веером, будто отгоняя глупый вопрос. — Позволить и совратить — это разные вещи, господин Вишнёвый Ликёр. Он первый ко мне полез, к тому же, внимание от взрослого и опытного мужчины всегда приятнее интереса неопытного погодки, — размышляла фигуристая обольстительница, медленно, как развалившаяся в кресле кошка, взмахивая чёрными ресницами. — Это её проблемы, что она не могла удовлетворить собственного мужа, да и интима у меня с ним не было, у меня есть зерно какой-никакой морали. Впрочем, ухоженная молодая девушка всегда приковывает взгляд, и не важно, женато печенье или нет, верно? Разве вы не находите меня привлекательной? Риторический вопрос, Красная очень красива! Если не рубиновые глаза с чёрными длинными ресницами и удачно подобранными зелёными тенями приковывали, то точно её большая округлая грудь, разве что наполовину прикрытая полупрозрачной белой тканью лифа платья, которая переходила в большие воздушные рукава, начинающиеся на середине плеча и заканчивающиеся ажурной манжеткой на запястье. Плечи оставались открытыми, а поверх полупрозрачных рукавов, на уровне их начала, одежду украшали два слоя красных оборок, по строению таких же, как у Джем. Платье, легко догадаться, было красным, разве что расходилось в стороны, обнажая белую юбку, которую пересекали зеленые "шипастые" ленты, формируя новые оборки. На талии и на подоле платья так же была конструкция, отсылающая к лозам с шипами, как у младшей сестрёнки. Отличалось платье фрейлины дракона так же наличием шлейфа, не слишком длинного, но все ещё величественного. И, конечно же, чокер, который обхватывал шею, в которую так много мужчин и парней желают вжаться губами, чёрные перчатки, выказывающие властность натуры хозяйки, а родинки с правой стороны под глазом и у нижней губы делали ту ещё более игривой в глазах противоположного пола. В левой руке Красная держала белый веер, которым изредка постукивала на колену. Причёска у неё так же была необычная: два мясистых отростка ягоды подворачивались по бокам ее лба, образуя челку. А заместо волос у неё на голове водрузилась большая ягода шиповника, прикрепленная широким основанием вниз. Контрукцию украшала белая нить жемчуга, который, словно башню, она под косым углом оплетала. Но, не смотря на все эти прелести, в лоб красавицы через миг впечаталась расширяющаяся к локтю чёрная блестящая перчатка. — Я нахожу, что ты — глупая девчонка с извращенным понятием отношений...! Эх!— Вишнёвый Ликёр убрал перчатку с чужого лица, и затем махнул рукой, в которой её держал. — Что я тебе докажу? Твоё дело, дорогая. Мне просто нужно немного времени, чтобы переварить эту информацию и свыкнуться с ней, — Вишнёвый Ликёр начал массировать виски. Вот молодец Красная, сумела его из колеи выбить, никому раньше этого не удавалось. Девушка хотела начать возмущаться, но хорошо, что до конца выслушала. Ей даже как-то неловко стало, так что она дотронулась чужого плеча без какой-либо влажной задней мысли, и предложила сменить тему. — Как себя чувствует Джем? — поинтересовалась старшая сестра. Вишнёвый Ликёр быстро выпрямился и поднял голову на Красную. — О, да! Она у меня в спальне завтракает. Малышка выглядит намного лучше, чем три дня назад. Я думаю, маленькая сестричка будет рада увидеть тебя, ей очень не хватает внимания, к сожалению, — он виновато вздохнул, налив вина в бокал. — Я и моя любимая жена работаем, а мальчишки к ней подойти и не смеют. — Конечно, — девушка вскочила и поправила платье. — Я тогда пойду. Мужчина кивнул, осушив ещё один бокал вина. В какое же неблагодарное время живут Шиповники, столько на них обрушилось... Красная встретила на лестнице Тирольвиш, с которой перекинулась парой приветственных слов, после чего они разошлись. Фрейлина стала гораздо холоднее со всеми женщинами, потому что после того, как её связь с отцом зашла дальше простой семейной любви, все остальные представительницы прекрасного пола стали её потенциальными соперницами. Над ними теперь было можно только глумиться, однако Тирольвиш была исключением, как и сестры с тётями. Фрейлина дракона постучалась, Джем сразу ответила, причём довольно бодро, что можно войти. Увидев старшую сестру, она оторвалась от вышивки, которую ей предложила Тирольвиш, чтобы не скучала, и уже хотела подбежать обниматься, но Красная указала девочке сидеть смирно. — Доброе утро, милая, — она опустилась на край кровати и прижала к груди свой маленький цветочек. — Что это ты вышиваешь? Хм, какой-то пейзаж. Очень красиво. — Спасибо большое, — Джем широко улыбнулась. — А Розо не придёт? Или сестры с тётями? — девочка вытянула шею, будто старалась найти спрятавшихся родственников за спиной у Красной. — Завтра ты уже будешь дома и всех увидишь. Твой двоюродный брат во дворце, а остальные... — Красная очень аккуратно подбирала слова, чтобы лишний раз не нервировать младшенькую. — В общем, они тоже слегли. Тебя никто не захотел беспокоить в таком состоянии, сделали бы только хуже. — Ох...вот как, — сказала расстроенная Джем, и принялась распутывать волосы, которые обвились вокруг ее сережек, состоящих из двух белых шариков, причем верхний был крупнее нижнего. На минуту образовалась вязкая, почти осязаемая тишина. Обе печеньки задумались о чем-то своем, однако у Красной, помимо беспокойства за сестру, был своего рода интерес к тому, что конкретно произошло... в тот день. Не потому, что она была излишне любопытна, а потому, что завтра она пойдет их никудышной матери вставлять мозги. От её эксцентричного нрава не должны страдать другие члены и так поредевшей семьи. Красная к ней потеряла уважение ещё с шестнадцати лет, как только отец начал оказывать ей знаки внимания. Мать же об этом знала, неоднократно видела, куда скользят руки её мужа по телу родной дочери. Она его ненавидела, ненавидела Красную, и при этом была слишком труслива, чтобы хоть что-то сделать. Самая настоящая тряпка, а Красная Шиповник об тряпки вытирает ноги, ведь только на это они и годны. Если подумать, то теперь фрейлине дракона казалось такое решение хоть мало-мальски обоснованным. Несмотря на выходки мужа, не действовала ли мать из... любви или заботы о нём? Вот так женщина теряет самоуважение в браке. Скорее всего, Пастила подумала, что пусть лучше такое будет происходить у неё под носом и с собственной дочкой, нежели муж, Шиповниковый Настой, шатался бы не пойми где с молодыми любовницами. Дома, с семьей. Какая мерзость. Зато после его такой позорной смерти мать не пошла отмечать такую радость, а зачахла, пытаясь растворить горе в азартных играх и алкоголе, который мужа и погубил. Да, видимо, метод не особенно действенным оказался, или Шиповниковая Пастила соскучилась по своему мучителю, поэтому и решила повидаться на том свете. И ведь никто бы не сказал, что она как-то изменилась, её суицидального настроения банально нельзя было заметить: мать всегда была тихой и безэмоциональной. Как бы то ни было, виновата в своей глупости и трусости она и только она. — ...Красная! — наконец-то докричалась Джем, которая уже тянула сестру за подол юбки, лишь бы та послушала. — Ты побледнела, тебе нехорошо? — Ч-что? Прости, я задумалась и тебя не слышала, — что верно, то верно, у Красной от таких мыслей аж голова разболелась, но это её не остановит от того, чтобы узнать правду. — Нет, все нормально, хотя... М-мх, Джем, милая, — Красная Шиповник гладила девочку по голове. — Я знаю, что это очень болезненно, но можешь, пожалуйста, рассказать, как это было? Это очень важно. Для... для блага семьи, нам нужно знать. В глазах девочки потух так тяжело добытый огонек жизнерадостности. Вспоминать такое крайне неприятно, но ведь, и правда, нельзя такое замалчивать. Взрослые должны знать, как это было. А было это вот так. Несколько дней Шиповниковая Пастила и вовсе не выходила из комнаты, сославшись на болезнь. Ну, разумеется, заразиться никто не хочет, поэтому и не приходили к ней. Так, обмолвиться парой слов через дверь, привет-пока. Ничего важного. Сказать по правде, Джем не помнит, по какой причине уехали остальные её родственники, но она осталась одна. К вечеру она закончила все свои дела и решила поговорить с мамой, а то она одна лежит у себя, скучает, больная. Джем постучалась, привлекая внимание, но по ту сторону двери ничего не услышала, кроме шагов. — Мам? — девочка постучалась ещё раз. — Мама, ты решила пройтись? Н-не молчи, пожалуйста!... Или, — Джем уточнила, — у тебя болит горло? Ответь хоть что-нибудь, пожалуйста, я переживаю! Может, тебе нужна помощь? На мгновение шаги остановились. Джем уже понадеялась на ответ, однако шаги стали наоборот быстрее. Вдруг малышке стало очень страшно, интуиция подсказывала, что произойдёт что-то нехорошее. Джем стала истерично дёргать ручку двери, что оказалось бесполезно. Заперто изнутри. От нарастающего непонятного страха, маленькую дворянку затрясло, а к глазам стали подступать слезы. Этот страх неизвестности её сейчас сведет с ума! Что мама там делает?! Как же отпереть дверь?! Точно, у Розо в кабинете есть дубликаты всех ключей от комнат! Джем стремглав помчалась за необходимым, сердце у неё так прыгало, что, казалось, сейчас вырвется из узкой грудной клетки и плюхнется хозяйке под ноги. Вот и этот несчастный кабинет, в спешке девочка перевернула там абсолютно всё, но в конце концов нашла нужный медный ключ. Осталось всего-то прибежать обратно, давай, Джем, давай! Трясущимися руками печенька отперла дверь в мамину спальню, однако она не была голова к увиденному. Джем на мгновение застыла. Картина, которую она наблюдала перед глазами, не казалась ей реальной. Мать стоит на табурете, уже помещая петлю на шею. Какая...гадкая, болезненная картина. В сердце Джем словно разверзлась дыра. Всё, что было дальше, произошло столь медленно, будто время обратилось тягучей патокой. Джем налетела на мать с такой силой, что упала и мама, и сама Джем, и люстра с хрустальным треском, и табуретка, грохоча. Некоторое время они обе лежали неподвижно. Из светло-розовых глаз Пастилы бесшумно катились слезы, оставляя на белых щеках ветвистые следы. Джем тоже плакала, но очень громко. Почему?! Почему мама это сделала? Ей разве было так плохо? Да даже если и было, почему он ничего не сказала!? От обиды и какой-то странной злости, Джем заколотила своими обмякшими руками по груди Шиповниковой Пастилы, которая тихо прошептала ответ на вопрос дочери: — Ничем ты мне не поможешь. Я ненавижу свою жизнь. — Ну, а потом вы уже прибежали на мои крики... Мне так стыдно, я столько гадостей маме наговорила сгоряча, — окончила свой рассказ Джем, понуро взглянув на сестру. — Не говори ерунды, она все эти слова заслужила, — отчеканила Красная. — Она не достойна такой дочери, как ты. Слышишь меня, Джем? Не грусти по этому поводу. Ты —самая настоящая героиня, прямо как... основательница нашего королевства, — и улыбнулась дорогой младшей сестре, вынуждая ее улыбнуться в ответ. "А наша мать — сука", — это всё, что крутилось в голове старшей дочери Шиповниковой Пастилы.

***

— Вот как это было... — Джем подняла голову с колен и глянула на Аффогато с каким-то... сожалением в глазах? — Кхм, не знаю, зачем я тебе это рассказала, лучше забудь. Настроение только испортила, обоим причём, — и девочка, собираясь, выпрямила спину. Аффогато ещё не отошёл от услышанного, но мысленно успел с Джем согласиться. Она — последняя, про кого бы он подумал, если бы у него спросили, у кого жизнь не сахар. Да уж... Хороша из Джем актриса. У Аффогато не просто настроение подпортилось, оно пропало, как и желание жить. Нет-нет-нет, он не хочет вспоминать горький вкус этого отвратительного чувства! И уж тем более, на угрюмых девочек он насмотрелся, ему нужно и нравится глядеть на живенькую Джем, поэтому, стремясь исправить столь неприятное положение, он резко налетел на девочку с объятиями. — Ты очень уродливая, когда грустишь. Я не хочу тебя видеть уродливой, поэтому кончай грустить. Давай, улыбнись мне. Из Джем будто душу выбили таким жестом. Она опустила взгляд на Аффогато, взгляд у него был ещё серьёзнее обычного, требовательный такой. И руки он так сжал на её спине, даже немного больно — а, казалось, такой худенький и хиленький. Невольно Джем улыбнулась. Она почувствовала себя такой... необходимой ему. — У вас в королевстве все комплименты такие странные? Я почти оскорбилась, а-ха-ха! — и обняла Аффогато за плечи. Вот, другое дело, полукровка довольно улыбнулся. Ему снова светит солнечная улыбка Джем, а в её объятиях, пусть и таких кротких, он чувствует себя защищенным и нужным. — Ещё раз, извини, что испортила тебе настроение, — Джем теперь гладила длинную косу, неловкая тишина сошла на нет. — Я тебя прощаю, — ах, спасибо за одолжение, Аффогато. Девочка внезапно стала мотать головой из стороны в сторону, оглядываясь, подобно сурикату, высунувшемуся из норки. Дотянулась до часов на прикроватной тумбе и ужаснулась. — Кошмар, пять утра! Аффогато, нам надо ложиться спать! Давай, помоги мне убраться, — и Джем вскочила с кровати, доставая из-под кровати ящик для игрушек, которыми она заставила всю кровать. Аффогато, собственно, планировал не спать всю ночь, но заключил, что с таким настроением после столь неприятного завершение чаепития будут лучше и правда поспать. Мальчик взял поднос, запихнув за щёки ещё несколько печенек, и поставил его на комод, на котором стояло зеркало. — Готово, — заявил Аффогато. Джем прикусила палец, что-то мыча себе под нос, а затем махнула рукой. — Всё равно придут горничные, я с ними поговорю. Всё, спать, — и первая нырнула под одеяло, дунув на свечи в канделябре. Аффогато два раза повторять не требуется, на кровать он буквально запрыгнул, видно, оставаться один на один с темнотой ему не хотелось, как и повторять печальный опыт контакта с ней несколько часов назад. Сначала мальчик в свое одеяло завернулся, а затем и одеялом Джем накрылся сверху. — Сладких снов, — пожелала ягодная печенька. — Сладких, — ответил Аффогато, поправляя подушку. И стоило ему закрыть глаза, как все сонливость с усталостью будто ветром сдуло... Аффогато решил просто полежать, проникнуться, так сказать, атмосферой ночной неги. Да только, пролежав с час времени, мальчик понял, что за сегодня он ничего не выучил. Тихонько цыкнул. "Бичерин будет злиться", — заключило печенье, сильнее укутываясь в одеяло, засыпая под тихое дыхание Джем, которая свернулась в позу эмбриона, отвернувшись от друга.

~Эта ночь была насыщенной, это точно~

Аффогато проснулся от того, что с него бесцеремонно сорвали одеяло. Полукровка, еле-еле открыв глаза, — всё же лучше не спать вообще всю ночь, нежели спать всего час от силы, — хотел начать возмущаться, однако, увидев причину своего пробуждения, примолк и даже отполз подальше по кровати. Перед ним стояла расфуфыренная Красная, которая с очень недовольным видом смотрела на него сверху вниз, держа в одной руке его одеяло. На любезности у фрейлины Лорда Дракона времени не было, — к нему-то она и торопилась, — так что сразу начала допрос с пристрастием: — Ты что делаешь в комнате моей младшей сестры, извращенец? — в голосе чувствовалось и отвращение, и гнев. Аффогато от подобных обвинений потерял дар речи, а рот его невольно раскрылся в недоумении. Что значит «извращенец»?! Это её проблемы, раз Красная считает, что он в подобном возрасте может иметь какие-то грязные мысли в сторону девочки, которая не сильно его и старше! — Не говоришь, да? Ну молчи-молчи, — засуетилась разгоряченная обладательница таких же огненно-красных глаз, наспех складывая одеяло гостя. — А я-то думала, чего Джем вовремя встала и была вся такая радостная! — всплеснула руками, и их же упёрла в обширные бедра. — Объясняйся, тебе сказано, гадёныш! Нет у меня времени из тебя ответы вытягивать! — Джем? Аффогато будто спрашивал у комнаты. Огляделся. И правда, нет её. А почему она его не разбудила и ушла куда-то? Кто его заплетать будет, кто красить? Он сам что-ли?! Аффогато не согласен! Так ещё он наверняка проспал завтрак! «Предательница», — прошипел мальчик про себя, сверля недовольным взглядом старшую сестрицу своей подружки. Спасибо, Шиповниковая Джем, за такое приятное пробуждение, начавшееся со скандала!