Кровавые обещания. Взгляд Дмитрия

— Это твоя вина! — закричал я, сжав кулаки по бокам, чтобы не оставить свои собственные отметины на ее лице. Если я ударю ее один раз, я не был уверен, что остановлюсь. Она съежилась, прижимаясь спиной к стене. — Но он… он напал на меня… — Да. И Инна. Человек! Ты позволила человеку напасть на тебя, — я не мог поверить, что она позволит извести себя до такой степени, что низший человек сможет одолеть ее. — Ты слаба. Ты не способна защитить себя — и все потому, что ты отказываешься быть пробужденной! — я рывком поднял ее на ноги, не обращая внимания на хруст ее руки и последовавший за этим скулеж. — Если бы тебя только что убили, это была бы твоя собственная вина, — она должна была понять, что находится под угрозой, и, возможно, единственным способом донести эту мысль до ее пустой головы было бы встряхнуть ее. — У тебя есть шанс на бессмертие, на невероятную силу! А ты слишком слепа и упряма, чтобы увидеть это. Она вытерла слезы, избегая моего взгляда и шмыгая носом. Ее попытки быть сильной сейчас были напрасны. Я уже знал, насколько она была совершенно недееспособна. Стоит ли ее вообще будить? Возможно, я мог бы хорошенько трахнуть ее или два раза и просто покончить с этим. — Я не думаю, что я была бы сильнее Натана, даже если бы я была пробужденной, — она опустила голову, не в силах смотреть на меня. Похоже, это был не страх, а стыд и, возможно, искреннее беспокойство. Я провел рукой по ее волосам, разглаживая некоторые повреждения, которые причинили мы с Натаном. Нетерпеливо вздохнув, я попытался успокоить ее. — Возможно, не поначалу, но сила твоего тела и воли меняется с изменением. Он не намного старше любого из нас — недостаточно, чтобы иметь заметное значение, вот почему он продолжает отступать, когда мы ссоримся. — Почему ты продолжаешь отступать? Я пытался простить ей это пренебрежение, но тот факт, что она могла даже усомниться в моих способностях, заставил меня захотеть доказать ей, насколько я на самом деле мужчина. Я мог угодить ей или побить ее, и она была бессильна остановить это, как бы сильно ни умоляла. Вместо этого я ответил ей так спокойно, как только мог. — Потому что он прав в одном. Его убийство навлекло бы гнев Галины на нас. А это не то, что я могу себе позволить. Пока. — Ты говорил раньше, что ты… что мы… должны были убить ее. — Да, и как только мы это сделаем, будет легко захватить контроль над ее активами и организацией. — Что именно представляет собой ее организация? — она спрашивала раньше, и я не сомневался, что она спросит снова. Я обдумывал идею объяснить ей все это, но все равно был расстроен. — Всякие вещи. Это богатство не создается без усилий. — Усилия, которые являются незаконными и вредят людям? — Разве это имеет значение? — мои слова были резкими и заставили ее снова отступить, но я уже устал от этой защитной реакции. Мы были бы преданы только друг другу, и мы не могли бы беспокоиться о том, чтобы причинить боль другим, которые встанут у нас на пути. Особенно еда. — Но Галина раньше была твоей учительницей. Ты действительно можешь убить ее? И я не имею в виду физически… Я имею в виду, тебя это не беспокоит? Я чуть не рассмеялся над нелепостью ее слов. Совсем недавно она охотилась за мной с намерением убить меня, а теперь она задавалась вопросом, смогу ли я убить своего наставника? — Я уже говорил тебе раньше. Все дело в силе и слабости. Добыча и хищник. Если мы сможем ее уничтожить — а я не сомневаюсь, что сможем, — тогда она станет добычей. Конец истории. Я отпустил ее, и она, спотыкаясь, направилась к дивану, неуклюже упав на него кучей. Я сел рядом с ней, держась на некотором расстоянии, пока пытался остыть. — Почему Инна напала на меня? Почему она защищала Натана? — Потому что она любит его, — я чуть не закатил глаза от сентиментальности маленького человечка и ее мечтаний о какой-то сказке с Натаном. Он использовал ее, и все, кроме нее, могли это видеть. — Но как…? — ее глаза расширились, передразнивая мои мысли. Как кому-то может нравиться такая скотина? — Кто знает? Отчасти это связано с тем, что он пообещал разбудить ее, как только она прибудет сюда вовремя. Это то, что говорят большинству человеческих слуг. — Пообещал? — Большинство из них недостойны, — я засмеялся, — Или, чаще всего, кто-то проголодается и прикончит человека. Ее голова покоилась на коленях, плотно прижатых к телу, разорванная юбка едва скрывала ее промежность. — Это все беспорядок. — Этого не должно быть, — я не мог понять ее колебаний. Она была единственной, кто стоял у нее на пути, и это усложняло жизнь всем. — Время на исходе. Я был снисходителен, Роза. Гораздо более снисходителен, чем я был бы с кем-либо другим. — Почему? Почему ты это сделал? — я видел, как она что-то искала, но там не было ничего глубокого, что можно было бы найти. Для меня это было ясно как божий день. — Потому что я знаю, как ты думаешь. И я знаю, что пробуждение тебя по твоей собственной воле сделало бы тебя более важным союзником. Ты независима и решительна — вот что делает тебя ценной, — мне нужно было, чтобы она была готова, а не обижалась. Наблюдение за ее упрямством за последние пару дней уже привело к огромному беспорядку, и если бы ее разбудили против ее воли, стало бы только хуже. — Союзник, да? — она казалась почти разочарованной. Хотя она всегда была моим союзником, почему сейчас должно быть по-другому? Я попытался успокоить ее с помощью физических эмоций, которых она всегда жаждала от меня, скользнув рукой вверх по ее обнаженной ноге. — Разве я не говорил тебе однажды, что всегда буду рядом с тобой? Я здесь. Я буду защищать тебя. Мы будем вместе. Нам суждено быть вместе. Ты это знаешь. Я поцеловал ее, прижимая ее спиной к дивану и позволяя своему языку легко скользить между ее губами, пока она не сдалась добровольно. Она отреагировала быстро, срочно вернувшись в мои объятия и притянув меня к себе, чтобы удержать рядом. Всегда было забавно немного подразнить ее, посмотреть, как далеко я могу ее подтолкнуть, но она становилась все более и более податливой в своей потребности, и я мог контролировать ее любым легким прикосновением. Я знал, что если я просуну руку ей под платье и едва коснусь ее живота, она постарается снять его как можно быстрее. Вот почему я удивился, когда она отстранилась. Я уставился на нее в замешательстве, видя, что похоть все еще очевидна в ее глазах. Возможно, она пыталась сыграть в какую-то игру, поэтому я сделал ход, чтобы выиграть. Я схватил ее за бедра, с рычанием прижимая ее к ширинке своих штанов и позволяя ей почувствовать, насколько я был возбужден. Обычно этого было достаточно, чтобы заставить ее глаза закатиться в экстазе, поэтому, когда ее голова со стоном отклонилась, я улыбнулся. Я двинулся вниз по ее лицу, целуя лоб, глаза, щеки, нос, губы, подбородок и, наконец, шею. Я позволил своему языку смочить покрытый шрамами участок кожи, который отмечал ее как мою, прежде чем позволить своим клыкам вонзиться в нее еще раз… — Нет. Я на мгновение застыл. — Что ты сказала? — это прозвучало как шипение. Я слышал, как учащается ее сердцебиение. По крайней мере, у нее хватило ума, чтобы побояться разозлить меня. — Эм… нет. Не в этот раз. Я отстранился, ожидая какого-нибудь оправдания, почему она чувствовала, что может сказать мне «нет». У нее должна быть чертовски веская причина, иначе ей не понравится результат. Ее слова немного запинались. — Я плохо себя чувствую. Мне больно. Я боюсь потерять кровь, хотя и хочу… — сначала она выглядела неискренне, но после того, как она перевела дыхание, я понял, что, вероятно, страх сводил ее с ума. Она попробовала еще раз, с гораздо большим успехом. — Я хочу этого… Я хочу почувствовать укус… но сначала я хочу отдохнуть, набраться сил… — Позволь мне разбудить тебя, и ты снова станешь сильной, — я коснулся ее шеи, желая этого так же сильно, как и она должна. — Я знаю, — она смущенно отвела взгляд. — И я начинаю думать… Я сделал паузу в своих занятиях. — Начинаешь думать о чем? — это был первый раз, когда она проявила хотя бы намек на желание по отношению к превращению. Она задавала вопросы, выражала страх, но признание в желании обратиться? Никогда. Приливы и отливы наконец-то изменились, и мне нужно было продолжать в том же духе. — Я начинаю думать, что никогда больше не хочу быть слабой, — она посмотрела на меня со всей серьезностью, и я не смог удержаться от улыбки. — Пожалуйста… Я просто хочу отдохнуть. Мне нужно еще немного подумать об этом. Если она была готова отказаться от эндорфинов от укуса, от освобождения, которое он ей даст, тогда я не сомневался, что она действительно обдумывала ситуацию. Она хотела иметь более ясный ум. Она хотела отдохнуть и восстановить силы. Ни то, ни другое не было немыслимыми вещами, о которых можно было бы просить, но их было бы трудно попросить, учитывая, насколько она уже пристрастилась к моим укусам. Я попытался выяснить, было ли что-то еще, что она могла скрывать от меня, но ничего не вышло. На данный момент у нее не было причин лгать. Она знала, что в этот момент было неизбежно, все, что ей нужно было сделать, это сделать выбор на своих собственных условиях. — Тогда отдыхай, — заверил я ее, — И мы поговорим позже. Но, Роуз… У нас всего два дня. — Два дня? — До крайнего срока, установленного Галиной. Вот сколько времени она нам дала. Тогда я приму решение за тебя. — Ты разбудишь меня? — в ее голосе звучало беспокойство, как будто я мог подумать о чем-то другом. Однако она была слишком важна для моих планов, чтобы сдаваться. Я мог бы отказаться от нее, но без нее это было бы чертовски сложно. — Да. Для всех нас будет лучше, если мы достигнем этой точки, — встал, поправляя рубашку. Я вдруг вспомнил, что у меня есть для нее кое-что еще. — О. Я принес тебе это. Я помахал перед ней браслетом с чередующимися бриллиантами и опалами. Даже в относительной темноте комнаты он, казалось, улавливал каждую частичку света лампы и отражал его обратно радужным всплеском. — Вау. Это… это великолепно, — она надела его на запястье и протянула мне, чтобы я застегнул застежку. Пока она восхищалась им, у меня не хватило духу сказать ей, что оно пришло от новобрачной, которая вместе со своим женихом свернула не туда на заброшенной дороге, направляясь в свадебное путешествие. Они не были намеченными целями, но они подобрались слишком близко к Поместью и, что более важно, они встали на пути, когда мы отправлялись по контракту. Белое платье невесты было пропитано ее кровью и ее мужа к тому времени, когда мы закончили с ними, но, по крайней мере, они умерли вместе. О чем еще могла просить счастливая пара? Я сохранил обручальное кольцо с бриллиантом, ожидая, когда Роуз наконец поумнеет и позволит мне разбудить ее. Может, это и не брак, но это было партнерство. Она заслужила небольшой приз за свое послушание. С удовлетворением я наклонился и еще раз поцеловал ее в лоб. Я услышал, как она вздохнула, и когда я оглянулся, она уже почесывала шею от желания. Я ухмыльнулся, зная, что небольшой голод еще больше подтолкнет ее к принятию решения.

***

Галина позвала меня в свой кабинет вскоре после того, как я ушел, на что я почти не возражал, так как отчаянно пытался не зацикливаться на своих проблемах с Розой и коротком сроке до ее пробуждения. Я знал, что многие в Поместье уже были несколько озлоблены тем фактом, что мне предложили такое особое отношение — независимо от того, насколько тихо мы пытались сохранить его изначально, — и этот факт может вернуться, чтобы укусить меня в задницу позже. Между ними и Натаном, некоторые делали все возможное, чтобы оклеветать мое имя, несмотря на отсутствие записей о проступках. Большинство видели сквозь непрочный фасад, но некоторые были достаточно слабы, чтобы последовать примеру отчаявшихся людей на горе, кричащих на ветер. Но ветер менялся, особенно когда Галина предложила мне прекрасную возможность. — Есть кто-то, кто вызывает смуту в рядах, — она выглядела так, как будто собиралась наброситься в любой момент. Напряжение в каждой ее мышце ощущалось даже в моем собственном теле. Или, возможно, это было потому, что я беспокоился, что она поймала меня на моем плане и была в двух мгновениях от того, чтобы убить меня прямо на месте. Я не видел Роуз несколько часов, и, насколько я знал, она уже могла быть мертва. — Мне нужно, чтобы ты выяснил, кто это, Дмитрий. Я благодарил всевышних Богов за каждый момент, когда мой отец, сам того не ведая, учил меня делать спокойное лицо, чтобы сдерживать свой гнев, потому что этот момент был самым большим испытанием. Если бы я показал хоть намек на облегчение, которое испытал, она бы сразу это заметила. — Тот факт, что кто-то осмелился пойти против вас, является признаком их глупости. Возможно, их глупость и наказание за нее должны стать знаком для остального Поместья. Если мы сможем решить этот вопрос до того, как он выйдет из-под контроля, тогда вам больше не нужно будет беспокоиться об этом, и никому не придет в голову снова оспаривать вас и ваш авторитет. Ее пальцы сложились домиком, когда она смотрела на меня поверх них, зловеще улыбаясь поверх них. — Мои мысли точь-в-точь. Однако я не могу сама пойти и расспросить людей. Я знаю, что у тебя достаточно связей в Поместье, какими бы тихими они ни были, чтобы иметь возможность слышать то, чего я, возможно, не слышу, — я уже начал ухмыляться, ожидая ее команды. — Я хочу, чтобы ты нашел преступника и привел его ко мне. Я склонил голову, демонстрируя ей уважение, которого, как я знал, она заслуживала. — Конечно. Как всегда, ты знаешь, что можешь на меня рассчитывать. — Я знаю, что могу. Ты бы не сделал ничего, что могло бы подвергнуть твою девочку опасности. Ах, так она все еще планировала использовать Роуз против меня. У меня было предчувствие, что она будет продолжать делать это еще долго после того, как Роза тоже проснется. Как уже говорил Сэмюэль: как только она найдет ваше слабое место, она будет использовать его снова и снова. — Естественно. Довольная моим ответом, она двинулась, чтобы отпустить меня движением запястья. — О, Дмитрий? Сорок часов. — Вам нужно имя через сорок часов? — Нет, мне нужно имя до этого момента. У тебя есть сорок часов, пока эта девушка не станет моей следующей едой. Так что не подведи меня ни по одному из пунктов. Ни кивка, ни ответа; в данный момент я не мог справиться ни с тем, ни с другим. Конечно, это было проявлением неуважения, но в данный момент мне больше нечего было ей дать. Кто-то должен был взять вину на себя. Натан был слишком очевиден. Галина легко раскусила бы этот трюк, как бы сильно я ни хотел его одолеть. Даже если бы я мог как-то это доказать, я сомневаюсь, что она так легко поверит, что ее самый большой подлиза так легко отвернется от нее. Возможно, это одна из причин, по которой она тоже считала, что я вне подозрений: я не подлизывался к ней, но, безусловно, беспрекословно выполнял каждую ее команду. Ее доверие дало мне больше власти, а власть нельзя было тратить впустую. Конечно, в настоящее время у нее также не было ничего, что можно было бы использовать против Натана, кроме того, что его должность была узурпирована тем, кого он породил, поэтому заставить меня выполнять ее приказы (даже и особенно, если это было неприятно) было легко в данный момент. Это все еще оставляло открытым вопрос о том, кто именно будет крайним. Было много возможностей. Я ходил по коридорам и комнатам, внимательно наблюдая за каждым человеком. Это правда, что к настоящему времени у меня были связи почти со всеми аспектами Поместья. Я взял на себя большую часть тренингов, помогал в модернизации системы безопасности и многое другое. В то время как я не занимался финансами (это все еще было основной обязанностью Натана) я действительно стремился охватить все вокруг. Многие смотрели на меня с уважением, когда я проходил мимо них, но были и такие, которые провожали меня с насмешкой. Один или два из старших членов клуба, конечно, были расстроены тем, как быстро я поднялся, в то время как они делали немногим больше, чем служили солдатами и лакеями. Однако их злобность меня не смутила. Амбиций у них было примерно столько же, сколько у комнатного растения: они росли медленно, сдержанно и только по желанию того, кто их поливал. В тот момент, когда их источник жизни и роскоши будет отрезан, они умрут. Они были во власти Галины. Скоро они будут у меня. Наконец, идеальный козел отпущения упал к моим ногам. Она была на несколько лет старше Натана, что касалось возраста пробуждения, но она была ровесницей Розы, когда ее обратили. Только по этой причине Мартина была довольно популярна среди многих здешних жителей. Ходили слухи, что, хотя у нее здесь были свои апартаменты, она не видела их годами. Однако она была довольно хорошо знакома со всеми остальными. Тот факт, что она никогда не видела мою комнату, был тем, что заставило ее возненавидеть меня с самого начала. Я отказал ей в первую неделю пребывания здесь, и с тех пор она не позволяла себе пренебрежения. Она, конечно, была достаточно хорошенькой, но у меня не было никакого желания наслаждаться чьими-то объедками. Особенно когда каждый отдельный человек получил по заслугам. И ходили слухи, что за эти годы она также не раз высказывалась против Галины, когда чувствовала, что у нее короткий поводок. Никто не думал, что она действительно что-то предпримет по этому поводу, но этого было достаточно, чтобы посеять семена сомнения в нынешней нестабильности ума Галины. Кроме того, она была довольно умна, даже если вела себя по-другому. Она добивалась многого с помощью своего остроумия и убедительной речи, а когда это не удавалось, пускала в ход свое обаяние. Не слишком далеко от мысли, что она может использовать эти вещи, чтобы заручиться поддержкой нескольких человек, которые помогут ей подняться достаточно высоко, чтобы справиться с самой Галиной. В тот момент, когда она увидела меня, она подозрительно посмотрела на меня, прежде чем что-то прошептать другому человеку рядом с ней. Только что проснувшийся новобранец, Эрик, внимательно слушал, все время кивая. Я продолжал идти, наблюдая за ними краем глаза, прежде чем она решительно указала на него пальцем и пошла в одном направлении, а он несколько обеспокоенно огляделся, прежде чем уйти в другом. Я не сомневался, что она скоро познакомит его со своим особым стилем приветствия. Однако взаимодействие может легко выглядеть как нечто более гнусное, если слова останутся неуслышанными, а в голове наблюдателя появятся правильные мысли. Теперь, когда мой план был твердо закреплен в моем проекте, я направился в комнату охраны. Мне нужно было больше видеозаписей того, как Мартина «строит заговор», и я был уверен, что смогу найти ее разговаривающей с довольно большим количеством людей приглушенным голосом в общественных местах или встречающейся с ними наедине. Да, ее репутация была хорошо известна здесь, даже Галине, но с одним или двумя свидетельствами против нее я был уверен, что смогу превратить ее эротические похождения в революцию слухов. Недавние записи с камер наблюдения были золотой жилой потенциальных улик. Помимо сцены, которую я только что видел, мне удалось запечатлеть несколько других, которые выглядели гораздо более серьезными, чем игривыми. Мимолетный взгляд, который превратился в серьезный кивок в сторону лестничной клетки или отдельной комнаты. Горькие взгляды и шепот слов, пока Галина показывалась среди своих последователей. И, возможно, самое удачное из всего, встреча с Натаном, которая произошла вскоре после того, как мы оба встретились с Галиной ранее на этой неделе. Натан часто встречался с Мартиной, но тот факт, что он отправился прямо к ней зализывать раны после того, как мы оба повздорили, заставил бы его выглядеть ужасно, когда Мартина была показана как предательница. Я знал, что она бы подставила его, дискредитировав Галину и тех, кому она доверяла, вероятно, сказав ему, что он заслуживает большего от своей жизни и положения здесь, и, возможно, дав обещания. Если бы я мог повернуть это так, чтобы эти обещания звучали как жестокий план по свержению статуса-кво, тогда, возможно, я смог бы уничтожить их обоих. Теперь все, что мне было нужно, — это мои ключевые свидетели. Я поговорил с Сэмюэлем, который был готов взять одного из них в команду, если это означало дать показания о том, что Мартина сделала ему предложение. Хотел ли он переспать в процессе, зависело только от него. Бедный Эрик, однако, он не знал, что ему грозит. Все, что он искал, — это немного развлечься, и когда он встретился со мной, все его планы пошли прахом. Я поймал его, когда он выходил со стоянки, схватил за рубашку и прижал к стене. Он был человеком до своего превращения, и между этим и своим юным возрастом он был слаб в силе и воле. Однако он был достаточно умен, чтобы понять, кто я такой. Его глаза расширились, и он запнулся на своих словах, прежде чем я опередил его. — Я знаю, что ты общаешься с Мартиной. — Общаюсь? — Да. Я видел тебя с ней. — Мы были вместе несколько раз. Она сказала, что все в порядке, — однако он выглядел испуганным, и я был почти уверен, что в тот момент мог бы напугать его до вечного безбрачия. — Она планирует свергнуть Галину. Я знаю, что ты участвуешь в заговоре. — Нет! — если раньше он был в ужасе, то теперь его охватила настоящая паника. — Нет. Я не участвую. Мы никогда… Я не знаю ни о каком заговоре. — Я тебе не верю. Я видел, как еще один человек подошел ближе, входя на стоянку, но, бросив быстрый взгляд, он притворился, что смотреть нечего, и быстро закрыл за собой дверь. Он знал, что лучше не задавать мне вопросов, особенно если я занимаюсь делом. — Я клянусь! Я клянусь! — Ты готов свидетельствовать против нее? Чтобы спасти себя? На мгновение он выглядел растерянным, пока я не отбросил его назад к стене, сильно ударив головой. После быстрой вспышки гнева с его стороны, проявившейся в оскале зубов и жалком коротком рычании, я заставил его замолчать простым вопросом. — Ты действительно думаешь, что можешь пойти против меня? — Она права, ты знаешь? Ты ублюдок. — Так и есть. И я тот ублюдок, который может позаботиться о том, чтобы ты либо продолжал жить здесь в вечности беззаботности, либо совершил горячий выход в жгучий свет дня. И это если я чувствую милосердие. Он должен был получить худшее за свое неуважение ко мне. Я, вероятно, убил бы его в любом случае, как только взял бы власть в свои руки, но сейчас все зависело от того, кто был полезен. Он был полезен, и это делало его необходимым… хотя бы на мгновение. — Отлично. Чего ты хочешь? Вот оно. Я ухмыльнулся, отпуская его от стены и ослабляя хватку на его рубашке. — Я хочу, чтобы ты высказался против нее. Дал показания о ее планах. — Я же говорил тебе. Я ничего не знаю. Если у нее и есть какие-то планы, она мне о них не говорила. — Дело не в том, есть ли они, понимаешь? Она планирует взять Галину на себя, и если тебе дорога твоя жизнь, ты выступишь против нее. На данный момент у меня есть видеодоказательства ее разговора с тобой, и, безусловно, похоже, что она сговаривается с тобой, а также с несколькими другими людьми в течение нескольких недель. Даже если ты настаиваешь на том, что это был просто секс, ты действительно хочешь рискнуть этим с тем, кто в конечном итоге сделает последний ход? Я могу обещать, что любой, кого признают виновным в сотрудничестве с ней в этих планах, будет наказан так же сурово, как и Мартина. — А если я признаю заговор? — Я могу доказать твою неприкосновенность. Ты новичок, и она связалась с тобой совсем недавно. Было бы легко сказать, что она обменяла несколько услуг на вашу поддержку, — я приподнял бровь, давая ему понять. В тот момент, когда он это сделал, ему потребовалось всего мгновение, прежде чем бросить мне вызов. — И ты уверен, что можешь предоставить мне неприкосновенность? — Ты знаешь, кто я. Знаешь мое положение здесь. Если я скажу ей, что тебя следует пощадить, сомневаюсь, что она усомнится в моем суждении, — он выглядел успокоенным, но я не хотел, чтобы он слишком расслаблялся. — Как бы то ни было, если ты предашь меня, если ты позволишь Мартине узнать что-нибудь до того, как она предстанет перед судом, тогда я также могу предположить, что ты слишком опасен, чтобы оставаться в живых. Он выглядел взбешенным моим ультиматумом, но знал, что не может пойти против меня. — Хорошо. — Я дам тебе знать, когда ты мне понадобишься. До тех пор ты ведешь себя так, как будто ничего не изменилось.

***

Я позволил себе взять некоторую паузу с решением этого вопроса. Я не хотел показаться слишком поспешным с выводами. Да, я был хорош в том, что делал, но даже у меня не было таких вещей, которые просто падали мне на колени. Конечно, если только я сам не заставлю их это сделать. Однако Галине нужно было верить, что я провел тщательное расследование и нашел виновного. Десяти часов казалось более чем достаточно. Я передал свои показания Галине, и этого в сочетании с моими предположениями, паранойей Галины и моей историей о том, что я никогда не обманывал ее на сегодняшний день (ну, об этом она знала), было более чем достаточно, чтобы привлечь ее и двух моих предполагаемых свидетелей. Мартина ругала нас обоих с того момента, как ее притащили несколько личных охранников Галины. Было очевидно, что она поспешно оделась, и мысль о том, что ее застали в компрометирующем положении, заставила меня ухмыльнуться. Возможно, я мог бы использовать это в своем преследовании ее плана по свержению правящей королевы. Сэмюэль и Эрик вскоре последовали за ней, один гораздо более застенчивый, чем другой. Между видеозаписями, показаниями не одного, а двух свидетелей очевидного заговора Мартины и ядом, который Мартина извергала сама, Галине было нетрудно осудить ее. Сэмюэлю быстро был предоставлен иммунитет, заявив, что Мартина обратилась к нему по поводу ее очевидного заговора, а он довел его до моего сведения. Я подтвердил его показания. Я также предложил неприкосновенность Эрика, и, хотя Галина сопротивлялась, потому что он не действовал так быстро в интересах Поместья, я смог убедить ее, что его невежество и методы убеждения Мартины могли оказаться слишком заманчивыми для него. Это заняло некоторое время, но мне удалось напомнить ей, что он также признался во всем в тот момент, когда я его допрашивал. Кульминационным моментом всех них было наблюдение за тем, как глаза Натана чуть не вылезли из орбит, когда я представил видео, на котором он бежит прямо в объятия Мартины после того, как проиграл Галине и мне. Этого было недостаточно, чтобы обречь его на ту же участь, что и Мартина, поскольку он смог как-то отговориться от этого, но это, безусловно, понизило его статус в глазах нашего лидера. Вероятно, для него было лучше, что Мартина этого не переживет. Она сразу же выглядела более готовой убить Натана после того, как он назвал ее всего лишь мелкой шлюхой; даже больше, чем ее желание отомстить мне. Я думаю, было бы гораздо больнее доверять кому-то, с кем, как ты думал, у тебя было какое-то взаимное соглашение, и они внезапно бросили тебя на растерзание волкам. По крайней мере, она знала, что я ненавидел ее с самого начала. Несмотря на все ее отрицания, всю ее горечь по отношению ко мне, я должен был проявить к Мартине некоторое уважение. Она никогда не опускалась до того, чтобы умолять сохранить ей жизнь. Даже когда Галина отрезала эту хорошенькую маленькую головку от её тела.