СОБОР. КНИГА I. ☨ ПОСТУЛАТ ЯДОВИТОГО ЯЗЫКА ☨

Шериф уехал, но я приехал не ради него. Хочу увидеть их сейчас, ведь, возможно, в следующий раз мы увидимся при других обстоятельствах. Голубой Врангель — странный выбор, но что-то в нём есть. Лёгкость, неординарность, манёвренность, провокация — то, что нужно отменному журналисту. В отличие от фиолетового Харлея. У всех на виду, но в то же время в тени. Совсем близко, но так далеко. — Кого мы ждём? — Мадонна за рулём. — Тех, кто смотрит на нас из окна третьего этажа. — Я думала, мы поедем за Тауншендами. — Ещё пару минут. Я не вижу её глаз, она не видит меня. Может показаться, что пикап пуст, но она осознаёт, что машина не пуста. Через десять минут я впервые вижу её. Дженнис. Её зовут Дженнис. Белая футболка и бледно-жёлтые брюки. Издалека я чувствую тонкую, приятную на ощупь ткань. Горожанка. Ни одежда, ни нагота не спрячут её натуру. Прекрасная чёрная кожа. Восхитительно. Парень в очках и кепке топчется у машины. А вот и Валери Келлер появляется из отеля. У неё на спине моя так называемая погибель. Я не знаю, что там написано. Я обещал никогда не читать написанных строк. Я верил Кейти и доверял ей. Она не заложит в буквы ложь. — Они садятся в машину. — Вижу. — Едем за ними? — Не-е-т, — протяжно отвечаю. — Мы едем в полицейский участок. Нас там ждут, но нашего появления не ожидают. Валери Келлер бросает взор на чёрный пикап. Она знает, кто за ними наблюдает, но правду Дженнис и Фрэнку не скажет. Мадонна дожидается, когда Врангель скроется за поворотом, и заводит пикап. Валери повезёт приезжих в город, в безлюдное место. Нам нужен другой поворот — там, где толпа народа. К полицейскому участку паркуется чёрный пикап. Горожане знают, кто ездит на такой машине. Если бы на моей рубашке был лежачий воротничок, то ветер бы его поднял, как поднял рваное платье Мадонны. Курящие на улице полицейские взирают на две фигуры, открывающие двери участка. Они узнают нас, но предупредить о прибытии сослуживцам не успевают. Стеклянные двери медленно открываются. Перед нами с Мадонной полицейские Спрингвейла во всей красе. Точнее, в поту и бумажной работе. Дежурный тут же встаёт с места, а остальные отрываются от своих дел, широко раскрывая рты. Наступает неловкое молчание. В этом молчании страх. От вида нас с Мадонной. Первым не выдерживает молодой полицейский в синей форме и с высоко поднятой фуражкой. Он выпучивает голубые глаза и бежит со всех ног. — Ты! Ты! — парень выхватывает пистолет из кобуры и целится в меня. — Ты не уйдёшь отсюда! — Себ! Себ! — кричит дежурный. — Остановите его! Быстро остановите его! Пистолет Себастьяна Эмерсона почти у моего лица. Трое полицейских убирают от меня вспыльчивого мальчика. Он плюётся желчью и пытается вырваться из оков человеческих рук. — Себастьян, успокойся! Веди себя подобающе! — приказывает статный мужчина в форме. — Что ты затеял? — недоумевает лейтенант. — С ума сошёл? — Отпустите! — ботинки Себастьяна скользят по полу от его же собственного пота и слюны. С третьей попытки он всё-таки распрямляет плечи. — Его нужно арестовать! Какого хера вы меня держите?! А?! Берите его на мушку! — показывает на меня. — Пока он здесь! Пока не ушёл! Стреляйте по ногам, по рукам! Да отпустите меня наконец! Я любуюсь Себастьяном. Мне интересна такая реакция, но я её не понимаю. Я — не хвастливый человек, но то, что открывается моему взору, мне определённо нравится. Первый этаж полицейского участка приковал взгляд ко мне. Они не ждали меня, поэтому удивлены личной аудиенции с пастором. В толпе прибавление. На шум со второго этажа прибегает шериф Шульц. — Что здесь происходит? — спрашивает спокойным, но громким голосом Томас. — Что ты тут делаешь? — обращается ко мне. — Я приехал поговорить. Нам есть, о чём поговорить. — В моём кабинете. Остальные, — Томас кричит полицейским, — возвращаются к работе! — Томас! Томас, ты в своём уме? — к нему подбегает Себастьян. — Его нужно арестовать! Мы с Мадонной бесшумно проходим мимо столов с полицейскими и подходим к Томасу. Длинное чёрное платье скользит по белой плитке. — Эмерсон, успокойся, — низким голосом просит шериф сержанта. — Что ты творишь? Он же враг! Он же убийца! Он же Санторе! Себастьян дёргается ко мне, но не успевает нанести удар по лицу. Томас выламывает ему руки. Двое полицейских забирают вспыльчивого мальчика. — Энтони Санторе, Вы обвиняетесь в многочисленных убийствах! — кричит Себастьян. — В терроризме, в организации… Себастьяну не дают договорить. Его обливают водой и сажают в дальний угол, привязывают к стулу. — В моём кабинете, — напоминает мне Томас. — И, пожалуйста, один, — он смотрит снизу вверх на Мадонну. — Сиракузская Мадонна — моя правая рука. Куда я, туда и она. Я слышу шёпот с правой стороны: — Что он, интересно, делает правой рукой? Два полицейских возле кулера с водой тихо смеются. Мадонна опускает на них голову и, не отрываясь, смотрит. Она способна поднять Томаса одной рукой и бросить на двух полицейских, но не делает этого, потому что я не отдаю приказа. — Аврора Салливан остаётся здесь. Её никто не тронет. Даю слово, — Томас оглядывает присутствующих в надежде увидеть понимающие глаза. — Так точно, — отвечает за его спиной дежурный. — Пойдём. Томас ступает к лестнице. Я, проходя мимо поста дежурного, подаю знак правой рукой, чтобы Мадонна осталась ждать меня на этом месте. Моя приближённая останавливается рядом со столом, за которым сидит тучный капитан. — Очень опрометчиво с твоей стороны так поступать, — Томас садится за рабочее место, но меня не приглашает в кабинет. — Тебе особое приглашение нужно? — Чуточку любезности. Я прохожу в кабинет и сажусь напротив шерифа, закидываю ногу на ногу. — Хочешь поймать пулю в лоб? Ты не должен здесь появляться. — Мне ждать от тебя личное приглашение? Спрашивать разрешение приехать? На мою территорию ты не желаешь ступать. — Что тебе нужно, Энтони? Раннее утро отразилось на лице Томаса. Похоже, он вовсе не спал ночью. Что он делал? Шериф не хотел сегодня увидеть восход солнца. Кабинет заставлен стеллажами с папками и наградами. Кубки за стрельбу, за лёгкую атлетику. Лучший среди лучших. Человек среди животных. Каждую награду торжественно вручил Томасу отец. Каждая награда сопровождалась словами: «Никогда не зазнавайся, Томми». Шериф не гордится золотым призванием. Ему нужно словесное одобрение лишь одного человека, но он его никогда не услышит. Потому что я убил эту женщину. И вместе с высоким мужчиной в небольшом кабинете поселилась дикая печаль. Она легла на полки стеллажей вместо пыли. — Три тела Тауншендов. — Нет. — Я заберу их домой. — Ещё раз повторяю, Энтони, нет. — Ты ничего не найдёшь в останках. — Алкоголь, лекарства. — Самые обыкновенные. Ничего хитрого эксперт не обнаружит. Она использовала примитивные препараты. — Ты их сам дал Амелии? Я улыбаюсь и громко вздыхаю. Томас будет цепляться за каждое сказанное слово. Он будет смаковать каждое услышанное слово. — Я не убиваю своих, Томас. Только чужих. Я в ответе за всех своих жителей. — Как же ты не уследил, что Амелия точила зуб на Неру и Фронто? — Томас, — я меняю местами ноги, — между общинниками нет ненависти. Мы живём в мире и гармонии, в отличие от вас. Мои слова задевают Шульца младшего. Он всегда будет превозносить горожан. Томас никогда не признает мою правоту. — Ты уже спрятал Амелию? Увёз её? — Конечно. Томас откидывается на спинку кресла и кладёт руки на подлокотники. Ему не удастся допросить единственного подозреваемого. Я обыграл его. — Я могу задержать тебя за скрытие преступника. Пособничество. — Аврора тебе не позволит. — Она без кадила. — Её руки и без кадила сильны. — Хочешь сказать, что твоя двухметровая подружка разнесёт мой полицейский участок? — Рост Авроры — два метра девятнадцать сантиметров, и ради меня она сделает всё. — Изуродовать лицо — так себе поступок. Мадонну недооценивают. Все замечают её лицо и высокий рост. Однако она — самое мрачное существо, которое я создал. И я поистине горжусь своим творением. — Я забираю Тауншендов, — напоминаю Томасу. — Запрещено. — Кем? Гаретом? Отец следит за твоими телодвижениями и мыслями? — Мэр есть мэр, — со скрипом в зубах признаёт Шульц младший. Любое напоминание о главе Спрингвейла наносит новую трещину на ржавое сердце Томаса. Каждому человеку нужны забота и любовь. Томас получил их сполна, но потом я лишил его этого навсегда. — Скажешь отцу, что я забрал тела. Экспертиза показала наличие в крови барбитурата. Нера и Фронто ничего не чувствовали, когда с них срезали кожу. Их сознания шаг за шагом покидали комнату «Заезжего двора». — Откуда такие познания? Альфред использует подобные вещества? На твоей территории растёт аналог барбитурата? — У нас свои методы обездвиживания, — приподнимаю уголки губ. — Свои люди. Калеб. Кальд. Присцилла. — И ты гордишься этим? Своими монстрами. — Они не монстры. Они — люди. — Я отдам тебе Тауншендов, — Томас берёт трубку стационарного телефона. — Но в скором времени я приду за тобой, Энтони. — Ты знаешь, где меня искать. Я буду в церкви. Как и всегда. — Джой, — произносит Томас в трубку, — к тебе сейчас приедут два человека на чёрном пикапе. Подготовь три мешка с Тауншендами, — пауза. — Да, Джой. Просто сделай так, как я тебя прошу, — пауза. — Спасибо. Томас вешает трубку и пронзает меня взглядом. Ждёт, когда я уйду, но не выгоняет. — Она забрала браслеты? — Я не нашёл их в комнате. Я отвернул лицо от Томаса. Убийца забрала у Тауншендов веру. Вот почему Лоррейна их не защитила. — Расскажешь потом, как тебе работалось с двумя женщинами? — Больше тебе ничего не рассказать? — Валери поведает правду. Что поведаешь ты ей? — Не понимаю, о ком ты, — Томас пододвигается к столу и кладёт на него ладони. Шериф впервые за этот разговор отводит от меня взгляд. За многие годы Шульц младший выработал тактику: когда говорить правду, когда преуменьшать, когда предостерегать. Дженнис в надёжных руках. Возьмёт ли она Томаса за руку? — Женщина с чёрной кожей. Она очень привлекательная. Я понимаю тебя.