СОБОР. КНИГА I. ☨ ПОСТУЛАТ ЯДОВИТОГО ЯЗЫКА ☨

— Женщина с большой буквы «Ж», — говорит мне в ухо Кевин. — И само «Ж» у неё я представляю, какое огромное. Я пришёл в себя, напарники отстегнули меня от стула. Мы с Кевином стоим возле кулера с водой и рассматриваем Аврору Салливан. Не каждый день увидишь такую уродку. — Интересно, она вырезала крест, или пастор? Как думаешь? Как можно докатиться до такого, чтобы вырезать перевёрнутый крест на лбу? Аврора не стала закрывать перекладинами глаза — хочет постоянно взирать на пастора. — Думаю, сама. И в жатве тоже сама себя режет. Лучше скажи мне, — я делаю глоток из пластикового стаканчика, — они трахаются? — Аврора с Энтони? — Ага. — Себ, я даже представить не могу. У неё задница на уровне моей груди. Да на такую не залезешь, если захочешь! Кевин смеётся в кулак. Двухметровая уродка замечает это. Она стоит неподвижно на том месте, где пастор махнул рукой. Это ненормально. Ненормально так слушаться хозяина. Как Энтони смог выдрессировать своих подчинённых? — Она вообще дышит? — спрашивает Кевин. — Она поссать без разрешения пастора не сходит. Я снова делаю глоток воды. Сегодня очень жарко и душно. С копов пот течёт ручьями, а на белой коже Авроры Салливан и капли не появилось. Конечно, дырявое платья продувает ей, как вентилятор! Со второго этажа спускаются Томас и Энтони. Проходят мимо нас. Энтони взмахивает правой рукой — Аврора следует за ним из участка. И тут я не выдерживаю. — Эй, ты! — прохожу между столов. — Санторе! Я сказал тебе остановиться! — Себастьян! — Томас хватает меня за плечо, но я вырываюсь. — Сектант! ПсевдоИисус! Сатанист! Энтони останавливается, но не поворачивается ко мне. Ему остаётся сделать всего три шага до дверей, но он замирает, чтобы я выговорился. Я обхожу его со спины и заглядываю прямо в дьявольские глаза. Как же меня бесит священное спокойствие! Баба-каланча неподвижно ждёт указания своего Бога. — Я не задержал тебя сегодня. Я не застрелил тебя сегодня, — приближаюсь к Энтони и дышу в круглые очки. — Но видит Бог, мой Бог, не твой, что скоро ты не будешь ходить по земле. Трахай уродку сколько угодно. Она словит за тебя мою пулю? — В моей общине живёт мужчина через четыре дома от церкви. Когда он был молодым мальчиком, я забил ему в голову двадцать гвоздей. Я забивал их так, чтобы он смог жить. Перед этим я вырезал ему на ладонях два перевёрнутых лотарингских креста. В моей общине живёт мужчина с двадцатью гвоздями в голове через четыре дома от церкви. Когда в твоём сердце, Себастьян, — Энтони кладёт ладонь мне на сердце под пуговицами рубашки, — зародится исступление, ты станешь мучеником во имя здравомыслия? Энтони отходит, забирая с собой кусочек моего сердца, и делает три шага на выход. Жар исчезает. Появляется мёртвый холод. Только сумасшедшего провозгласят королём дурдома. Этим же голосом пастор шептал похабщину на ухо маленькой девочки. Эту же руку пастор засовывал во влагалище маленькой девочки. Собор — это пастбище умалишённых, а Энтони Санторе — убийца и педофил.