Белая парадная форма готова. Я же обещала. Повешу вглубь шкафа. Он найдёт её сам. Ладно, я пристегнула погоны и медали, иначе он вновь будет ругаться, что иголки маленькие, а его пальцы толстые. Интересно, догадается почистить сапоги? Догадается. Он справится. Подправит усы с бакенбардами, причешется. Да, он будет выглядеть восхитительно. Фуражки нет, а она и не нужна. Я всегда любила его волосы, хоть и ругалась, когда он состриг их. Одним глазком посмотреть на него в белой парадной форме. Нет, не одним, двумя. Я успею. Смогу. Я увижу своего генерала на балу.
Правая нога немеет. Снова. Сейчас сяду, и пройдёт. Не хочу принимать порошок. Всё само пройдёт. Несколько лет проходит, но никак не пройдёт.
Когда строился Собор, Калеб сразу же сказал, что первый дом построит для своей семьи. Никто не возражал. Печку три раза перекладывал. Сенцы четырежды перестраивал. Всё должно быть идеальным. Так и получилось. Вензеля самостоятельно вырезал. Пальцы порезал. Потом поехал в Оверест за краской, чтобы красиво выглядело. Он всё сделал замечательно. Когда старшие девочки выросли, Калеб пристроил к дому терраску, чтобы у детей была своя комната. Только наша комната стала для меня и Адом, и Раем. Через три недели и для Калеба она станет Адом. Пожалуйста, не убивай себя. Я же вернусь и сама вправлю тебе мозги на место. Я уйду тихо. Ты ничего не поймёшь. Ты не будешь меня ругать.
На заднем дворе Калеб вместе с Ледой жарят на мангале рыбу. Осталось полведёрка. Затем перейдут к зайчатине. Мои капканы отлично поработали ночью. Сидя за столом в сенцах, я смотрю на мужа и дочь. Вся трава в углях! Скоро он придёт и пожалуется на своё поведение. Да, я знаю его. Он придёт и скажет, что руки у него растут не из нужного места. Нет, он скажет другое, но я его не буду ругать. Мы ни разу за тридцать лет не ругались по-настоящему. Я никогда не злилась на него. Я никогда не чувствовала себя обделённой его любовью.
Калеб вытаскивает из-за уха самокрутку и подкуривает спичкой. Грязная рубашка лежит на траве. Жаркое солнце не ослепляет синие глаза за круглыми очками, оно греет душу Калеба через капли пота. Греет так сильно, что вскоре он позабудет о моей теплоте. Сейчас он запоёт. Да, я знаю.
Весёлый мертвец
Пастырь чёрных овец
Собрал он вольный сброд...
И вдаль погнал
Их по волнам
Ветер вольных вод...
Йо-хо... чёрт нас
Ждал у адских врат.
Йо-хо... прочь от песни,
Что поёт пират.
Йо-хо, громче, черти...
Что ж нам дьявол не рад...
Йо-хо... прочь от песни,
С ней хоть в Рай, хоть в Ад.
Он всегда поёт Леде пиратские песни. Калеб думает, что их никто не слышит, но я слышу его, даже когда он молчит. Говорит не его голос, а его тело, его мимика, его молчание.
Он справится.
