СОБОР. КНИГА I. ☨ ПОСТУЛАТ ЯДОВИТОГО ЯЗЫКА ☨

Когда тебе грустно, мир замечает печаль на твоём лице, но помочь ничем не может. Когда тебе весело, они смеются, не понимая зачем. Моё лицо в красном витраже словно лик дьявола, чёрные глаза подобны взору из тёмной бездны. Я отпустил её. С ним она будет счастлива. Мне остаётся только смотреть на них издалека. Дверь церкви с грохотом открывается. Я оборачиваюсь на шум и вижу разъярённые глаза. — Ты! Ты всё испортил! На ней чёрные брюки и белая рубашка, застёгнутая не на все пуговицы. Волосы взъерошены, лицо мокрое, синие глаза безумные. — Фиель, что случилось? Она пересекает зал церкви и быстрым шагом направляется к алтарю: — Я говорила тебе! Я говорила тебе, что он меня не любит! Я говорила тебе, что он считает меня сестрой! Никакой любви не существует! Её не было и никогда не будет! Ты слеп, Энтони! — Успокойся… Она поднимается на ступеньку и замахивается на меня: — Твой подарок ничтожен! — удар по левому плечу. — Я ничтожна из-за тебя! — удар по правому плечу. — Ты обесценил меня! — удар по левой щеке. Очки слетают с лица. Лира снова замахивается, но я удерживаю её руку в воздухе. Кулак целится в печень. Я перехватываю его, и она со всей силы наступает мне на ногу. Лира наваливается на меня, остаётся только скрутить ей за спину руки, что я и делаю, но наши ботинки запутываются, поэтому я падаю спиной на пол, а она ложится сверху. Ударяюсь позвоночником и головой. Пока я уязвим, Лира садится на меня и снова начинает бить. — Зачем я тебе поверила?! Зачем я слушаю твой бред?! — она мнёт на мне рубашку. Хватает с такой силой, что следы её пальцев остаются на груди. — Зачем ты затуманиваешь мой разум?! — Успокойся… Я прошу тебя, успокойся… — Он не такой, как ты! Он лучше тебя! А лучшие не выбирают таких, как я! Они дружат с такими, как я, но не любят! Один поцелуй? Это не работает, Энтони! Один поцелуй не способен поменять отношение к человеку! Её колени мнут бёдра и пах. Её кулаки оставляют синяки и гематомы на плечах и груди. Её слова, полные слёз отчаяния и безысходности, подтверждают, что я не прав. — Ты отрёкся от меня! Передал сыну, как вещь! Я сажусь на пол и сбрасываю с себя Лиру. Отодвигаюсь от неё и забиваюсь в угол. — Это было твоё желание. Ты захотела уйти к нему. Я прочитал это в тебе. Ты же любишь его. Мне больно после ударов, но я стараюсь держать голос ровным. Рёбра не сломаны, иначе я бы не смог сделать вдох. Лира сидит передо мной и пронзает взглядом. — Ты должен был отговорить меня, — спокойный голос. — Ты же старше и мудрее. Ты понимал, к чему приведёт твой поступок. Я отрываюсь спиной от стен и подсаживаюсь к ней: — К хорошему. Я хотел, чтобы вам было хорошо вдвоём. Лира склоняет голову и закрывает лицо трясущимися руками: — Прóклятое… красное платье. Оно ужасно. Я так и знала. — Что сказал Кальд? — Ты — самая красивая девушка в мире. Я запрокидываю голову и закрываю глаза. Сын разглядел её красоту, а я никогда не увижу. — Фиель, я виноват пред тобой… — Один поцелуй, — она поднимает взгляд на мои губы, — и мнение поменяется. — Нет… — отступаю от неё. — Я не разрешаю! Я не разрешаю целовать меня, Фиель!… Лира надвигается, я пячусь назад. Когда за спиной появляется угол, на губах рождается поцелуй. Четыре губы сливаются без языков. Я не закрываю глаза, любуюсь её сомкнутыми ресницами. Я разъединяю губы и отодвигаюсь от стен. Пол приковывает меня. Боль в спине не даёт подняться на ноги. Не могу смотреть на Лиру, не могу выдать себя. Под рукой оказываются очки. Необходимо скрыть за ними порок. — Посмотришь ли ты на меня другими глазами, Энтони? — Я тебя, — перевожу взгляд с пола на Лиру, — не люблю. Очки с прозрачными стёклами способны скрыть то, что неподвластно солнцезащитным. Уверенная ложь накроет толстым одеялом самую очевидную правду. — Я… ничего не чувствую к тебе… — Кальд мне не врал, так почему ты сейчас мне лжёшь? — Ты — дочь моих близких друзей. Лира мотает головой. Слёзы закрывают глазницы, как визор мотоциклетного шлема. — Это причина? Ты не любишь меня, потому что я — Баллер? — Твои родители очень многое сделали для меня… — Энтони, при чём здесь мои родители? Сейчас их нет. Ты не замечаешь их, когда смотришь на меня, не вспоминаешь их, когда мы остаёмся вдвоём. В этот момент есть только мы и поцелуй. — Хочешь попытать своё счастье со мной, раз с Кальдом не вышло? Я смотрю на неё и закрываю глаза. Осознаю, что произнёс. Это крах. — А я думала, ты меня всё-таки любишь… Лира поднимается с пола, а я не могу разогнуться. — Фиель, — протягиваю ей руку, она отмахивается, — Фиель, прости меня… — Я приму тот факт, что, возможно, ты меня не любишь. Но я никогда не приму факт обесценивания. Кто угодно мог произнести эту фразу, но только не ты. Я давно не плакал. Плачу исключительно в тяжёлые моменты. И вот такой момент настал, потому что слёзы катятся вдоль носа. Лира гордо поднимает голову и твёрдым голосом произносит: — Будь проклят праведный Энтони. Ты не святой и никогда не будешь им. Будь распят пастор Энтони Санторе на перевёрнутом лотарингском кресте. Будь распят головой вниз, как святой Пётр, ибо не достоин ты умереть, как Иисус. Лира обходит меня и движется на выход. — Фиель… — я оборачиваюсь, но вижу её отдаляющуюся спину. — Фиель!… Дверь не хлопнула. Церковь открыта. Ветер уносит произнесённое проклятие. На втором этаже, оперевшись на перила, стоит Мадонна. Она всё видела. Она всё слышала. А я её не заметил. Апокалипсис наступил сегодня. Сегодня я разрушил судьбы нескольких человек. Я принёс себя в жертву на алтаре певчей птице. Прóклятое красное платье. Что же я наделал…