Практическое искусство лицедейства и ясновидения

— Ор-ракул, — каркает ворон и снова смеётся. Голос его настолько похож на человеческий, что по спине Дара ползут мурашки. Он и раньше встречал говорящих воронов — на птичьем рынке в доках и не такого насмотришься, но никогда прежде ему не казалось, что… — Ор-ракул! Ор-ракул! — Боюсь, я пропустил начало шутки, золотко, — мурчит Дар, осторожно приближаясь к птице. Острый клюв зарывается в иссиня-чёрные перья, но бусинки глаз неотрывно следят за каждым его движением. — Золотко! Золотко! — радостно повторяет ворон и шумно хлопает крыльями, жадно глядя на кольца, которыми унизаны пальцы Дара. — Нравятся блестящие вещички, а? — ухмыляется тот и снимает позолоченный ободок с фальшивым зелёным камнем. — Хочешь? — Дай! Дай! Дай! — от волнения птица начинает подпрыгивать, и Дар смеётся, позволяя хищному клюву сцапать предложенное кольцо с открытой ладони. Опьянённый неожиданно сорванным кушем, ворон взбудоражено взлетает, описывает круг по комнате и вылетает в окно. — Эй! А поблагодарить? Сегодня все совсем позабыли об элементарной вежливости, я уже скучаю по Эшу… — качает головой он, упираясь локтями в подоконник и прослеживая взглядом полёт птицы. Передохнув на дереве, ворон устремляется вниз, опускаясь на плечо тонкой фигуры в платье. В платье! Дар едва ли не вываливается из окна, пытаясь разглядеть незнакомку. В Академии учатся лишь две леди, и Танэ сейчас спит в соседних покоях. Кроме того, ни одна сила в мире не заставит её надеть юбку. — Стой! — кричит Дар удаляющейся девице. — Крысий потрох… Он кидается к шкафу, накидывая на плечи халат и, наскоро обувшись, вылетает из комнаты. — Танэ, Танэ, Танэ! Продирай зенки, у меня тут… О, ты не спишь. Смотрительница медленно опускает клинок, и он скрывается в ножнах с той же неуловимой ловкостью, с которой танцуют карты в пальцах Дара во время уличных представлений. — С тобой поспишь… — мрачно бормочет Танэ. — Со мной-то — обязательно, но нет времени на каламбуры, бежим! — Дар хватает смотрительницу за руку и тянет в коридор, на бегу посвящая в подробности ночной встречи. Он и сам не знает, почему догнать беглянку кажется таким важным. Может, он просто преследует обещание авантюры, которое Эш ему дал. Они кубарем вываливаются из дверей Академии, лихорадочно оглядываясь по сторонам. Сентябрьская ночь сжимает лёгкие холодными пальцами. Полная луна стыдливо прикрывает кружевом туч свою бледную наготу, и Дар некстати вспоминает Люсьена. — Туда! — решает он, сворачивая с вымощенной белоснежным мрамором дорожки в ухоженный парк. Они пробегают мимо витражного стекла оранжереи и невысокого живого лабиринта, из глубины которого доносится тихое журчание фонтана. Когда они натыкаются на ажурный забор, Дар уже почти уверен, что они потеряли след, но тут издалека доносится карканье ворона. — Подсади меня, — просит Дар, хватаясь за прутья. Благослови Творец Обитель, вбившую в голову Танэ беспрекословное подчинение, потому что она, не раздумывая, подставляет плечо, и Дар взлетает на забор, балансируя на вершине, чтобы подать руку девушке. Они спрыгивают вниз и продолжают погоню, направляемые редким карканьем. Богатые кварталы внутреннего кольца, непривычно безлюдные в такое время по сравнению с нижним городом, проносятся мимо них заснувшими витринами и накрытыми от дождя столиками ресторанов. Они бегут дальше и дальше, пока не утыкаются в очередной забор. — Ц…церковь? — запыхавшись, выдыхает Дар, окидывая взглядом скромное здание храма. Оно кажется испуганным, нахохлившимся и жмётся застенчиво к ограде. И даже короткий шпиль на крыше вздёрнут с какой-то робостью, словно церквушка извиняется перед ночным небом за беспокойство. — Кладбище, — отзывается Танэ, кажется, ничуть не уставшая после пробежки. — Ворон и кладбище, — по губам Дара растягивается предвкушающая улыбка. — А говорят, романтика мертва. Он уже готов покорять очередной забор, но Танэ приоткрывает калитку — не заперто. Разбалованные богачи совсем страх потеряли. Наверняка они даже ювелирные лавки на ночь не закрывают. Вопрос, к слову, животрепещущий и требующий дальнейшего расследования… — Знаешь, все страшилки, которые сочиняла Огги, начинались примерно так, — шепчет Дар, семеня за Танэ и с любопытством поглядывая из-за её плеча. — Заходят как-то раз на кладбище оракул и убийца… — Я не убийца. — Люблю твою скромность, золотко. — Золотко! Золотко! — подхватывает ворон, и Дар вздрагивает, цепляясь за плечи Танэ и разворачивая её на звук, как щит. Девушка раздражённо стряхивает с себя его руки и достаёт кинжал. Лезвие рассекает полумрак, как натянутую ткань, и из прорехи показывается пульсирующий сгусток света. — Ой-вэй! Ты не говорила, что так умеешь! Танэ жестом приказывает ему молчать и подзывает волшебный огонёк, который послушно зависает над её плечом. Дар зачарованно касается пальцами неживого светляка, и тот брезгливо отшатывается. Ясно. Яблонька от яблочка, или как там… Они бредут между могил, ведомые тихим шорохом неподалёку. С каждым шагом он становится всё отчётливее, объёмнее и обретает чёткий ритм. Земля. Так звучит земля, когда её вскапывают. — Если мы здесь умрём… — начинает Дар. — То я заберу ваши трупы, спасибо большое, — раздаётся хриплый голос, и на этот раз вздрагивает даже Танэ. Дар не сразу понимает, что говорит не человек. Ворон. — Милое колечко, кстати. Карлайл в восторге. — Карлайл? — повторяет Дар, подходя к птице, неподвижно застывшей на надгробии. — Так тебя зовут? — Так зовут ворона, — отвечает ворон. Ага. Всё предельно ясно. — А ты не… — Дар, — тихо прерывает Танэ, кивком указывая в сторону. У могилы, расслабленно опираясь на лопату, стоит девушка. Заметив на себе две пары настороженных глаз, она кокетливо машет им ручкой. — Вы произвели приятное впечатление на моего птенчика, господин оракул, — говорит птица, щёлкая клювом. Губы девушки при этом остаются неподвижными, но в том, что слова ворона принадлежат ей, не остаётся никаких сомнений. Надо сказать, это несколько запутывает процесс общения. — Поэтому я, так уж и быть, оставлю вас в живых. Девушка беззвучно смеётся, зато ворон — Карлайл — заходится каркающим хохотом. — Не надо так дрожать, господин оракул. Вы тревожите мёртвых. — Что за… чертовщина? — рычит Танэ, раздражённо переводя взгляд с девушки на птицу. — Как ты это делаешь?! — Это просто, — говорит девушка. Ворон. Неважно. — Берёшься покрепче за черенок, вонзаешь полотно в землю и — хоба! — она, подкрепляя слова действиями, вскапывает могилу, которая выглядит подозрительно свежей. — Хочешь попробовать? — Мародёрство, — сплёвывает Танэ, воинственно подаваясь вперёд. Дар цепляется за её рукав, но она лишь отмахивается. — Надругательство над покойником. — Да брось! — смеётся ворон. — Может, он вовсе не против. Не узнаем, пока не спросим. Девушка подбирает пышные юбки, чёрный бархат которых уже заметно испачкан землёй, и принимается за работу. Дар замечает, что на левой руке у неё не хватает двух пальцев, а правый глаз заволокла белёсая дымка, какая бывает у слепых. Седые волосы, выбивающиеся из растрёпанной причёски, уж слишком неестественно контрастируют с молодым румянцем на лице. Всё в этой особе в корне неверно, переломано и перештопано, и на ум приходит лишь одно слово — хаос. Дара тянет к нему магнитом, и его собственный бардак — карнавальный, ярмарочный, живой — полярно отражает её жуткий беспорядок. Декаданс смертоносной стихии. Бедствие. Руины. Если бы Дар был способен испытывать к женщинам влечение, он бы уже упал на одно колено и попросил её руки. И плевать, кому она там обещана. — Миледи, — торжественно говорит он, — я очарован. — Дар! — рычит Танэ, одёргивая его. — Дар-р-р, — раскатисто смакует его имя ворон. — А мне казалось, оракулы отдают своё имя в обмен на тайны мироздания. Даже обидно. Я думала, у нас есть что-то общее, Эштенари. Дар. — Это кличка, — Дар разменивает удобную ложь, как карту из рукава. — У тебя наверняка она тоже есть, да? Трудно ведь жить без имени. — Нетрудно, если никому не придёт в голову тебя звать, — девушка сдувает со лба взмокший локон, не отрываясь от своего увлекательного занятия. Яма в земле с каждой секундой становится всё глубже. — А мне придёт, — протестует Дар. — Прибежит с разгоном и вприпрыжку. Наречёшься как-нибудь для удобства? Девушка, кажется, задумывается и после небольшой паузы ворон отвечает за неё: — Если так уж нужно, можешь звать меня Летой. — Лета? Как река забвения? Девушка молча поигрывает бровями, и Дар влюблён. Чистой платонической любовью, конечно. Похоже, он только что обрёл родственную душу в разорительнице могил. — Скажи, золотко, а зачем ты раскапываешь дорогого господина… Вильгельма Горре? — отодвигая с надгробия небрежно наброшенную чужую накидку, зачитывает имя покойного Дар. — Потому что сложно работать с телом, когда оно запрятано под восемь футов земли, что за глупый вопрос? — Резонно, — хмыкает Дар, устраиваясь на ближайшем камне. Танэ тут же сталкивает его, процеживая: «Имей уважение». — А в чём заключается твоя, хм-м-м, работа? — Угадай, — советует ворон. То, что его используют для разговора, ничуть не мешает Карлайлу забавляться с огоньком Танэ, пытаясь прищёлкнуть его клювом. — Искусство некромантии строго запрещено законами Академии, — сухо произносит смотрительница, и Дар не упускает возможность пихнуть её в бок с ответным: «Имей уважение!» — Наябедничай ещё, — ухмыляется девушка, не размыкая губ. Дар начинает к этому привыкать. — Если Магистр узнает об этом, тебя не просто выгонят из Академии. Ты предстанешь перед судом и подвергнешься немедленной экзекуции. — Что ж, это звучит лучше, чем медленная экзекуция, не правда ли? — Лета лукаво косится на смотрительницу, как бы спрашивая: «Ты действительно думаешь, что я боюсь смерти?» — Уходим, — говорит Танэ. — Она чокнутая. — Остаёмся! — весело спорит Дар, воодушевлённо добавляя: — Она чокнутая! Карлайл живо подхватывает его задор, радостно хлопая крыльями и повторяя своим, вороньим голосом: «Чокнутая! Чокнутая!» — С твоей птичкой общаться приятнее, чем с половиной Академии, — улыбается Дар, приманивая ворона звяканьем браслетов. — Порадуешь меня историей вашего знакомства? — Нас с Карлайлом связывает сделка, — объясняет ворон голосом Леты: глубоким и хриплым, шершавым, наждачным. Рыхлым, как вскопанная могила. — Мой голос в обмен на его крылья. — Ты можешь летать? — Он может. Этого достаточно, — выклянчив золотистую цепочку, Карлайл довольно несёт добычу хозяйке, и Лета перекидывает ненужную ей цацку обратно Дару. Ворон возмущённо каркает. — Оракул, оракул, поделись, что ты видишь в моём будущем? — тон девушки насмешлив, будто она пародирует королевну из сказки с волшебным зеркальцем. Будто в это зеркальце она уже смотрелась, но ничего интересного там не увидела. Или вообще — ничего. — Петлю и эшафот, — угрюмо отвечает Танэ, вызывая у Леты очередной приступ смеха. Она много смеётся, эта сумасшедшая, прекрасная, невозможная девчонка. Дар уже говорил, что влюблён в неё? — Я вижу, вижу… Вижу жуткое неудобство в ближайшем будущем. Но это наверняка связано с тем, как несподручно юной леди волочить через полгорода труп. — Не беспокойся, — отмахивается Лета. — Если всё пойдёт согласно плану, господин Горре прекрасно справится с дорогой и сам. — А если всё пойдёт мимо плана? — Тогда Обители придётся срочно подыскивать нового оракула и смотрительницу для него, — обворожительно улыбается Лета. Ладно, «обворожительно» — это не совсем подходящее слово. Может, «погибельно» или «тлетворно» описало бы её оскал лучше. — Ну, а по мне никто скучать не будет. «Я буду», — думает Дар, но вспоминает, что в этом сценарии он уже мёртв. — Танэ, — драматично вздыхает Дар, сердобольно обхватывая ладонь девушки и прижимая к груди. — Официально заявляю, что твоя должность моей лучшей подруги поставлена под угрозу. Но я позволю тебе сразиться с конкуренткой в честном поединке. Я, правда, пока не решил, на кого буду ставить… Танэ закатывает глаза, отпихивая его, и Дар тут же вешается на смотрительницу, начиная жалобно причитать: — Да пошутил я, пошутил, никто не займёт твоё место в моём сердце, не расстраивайся ты так!.. Развязку комедии обрывает глухой стук, с которым лопата врезается в крышку гроба. Лета откладывает свой инструмент и садится на корточки, продолжая раскопки вручную. Дар готов поклясться, что слышит скрежет ногтей по дереву, и доносится он изнутри. — Ой, мамочки! — он прыгает за спину Танэ, пряча лицо на её плече, но любопытство заставляет его уже в следующую секунду приподнять голову. — Золотко, ты тоже это слышишь?.. Танэ напряжённо молчит. Кинжалы в её руках наполняют воздух странным дребезжанием. Руны на лезвиях, которые Дар раньше не замечал, наливаются светом. — Я убью Эштенари, когда увижу его в следующий раз, — шепчет она так тихо, что слышит один лишь Дар. Он нервно хихикает, крепче прижимаясь к тёплой спине смотрительницы. Теперь, когда первый испуг отступил, он поудобнее устраивает подбородок у неё на плече и обвивает руками тонкую талию. — Не бойтесь, голубки, — бросив на них хитрый взгляд, говорит Лета устами ворона. Клювом. Плевать. — Я знаю, что делаю. Ну, наполовину так точно. Половина уверенности не может не обнадёживать. Это ровно на половину больше, чем было у Дара, когда он ввязался в это болото. И ведь в итоге всё сложилось просто замечательно, так? Да, они на кладбище в полнолуние выкапывают труп с безумной некромантшей и её ручным вороном, но по крайней мере никто в Академии не сомневается, что Дар — оракул. Кроме младшего сына графа, который с определённой долей вероятности в какой-то момент своей жизни совершил братоубийство, но… Ой, отвалите. Лета закрывает глаза, шепча что-то одними губами — Дар не может разобрать — и смахивает комья земли с крышки гроба. Под её пальцами (всеми тремя) растворяется древесина, словно она стирает ластиком набросок реальности. — А кто это у нас тут такой мёртвенький, такой синюшненький? — воркует ворон, срываясь со своего насеста и начиная зловеще кружить над Летой. — Пора просыпаться, господин Горре. Луна уже высоко. До Дара доносится душераздирающий хрип, словно кто-то жадно глотает воздух после удушливой пытки, а в следующее мгновение о землю глухо стукаются два кинжала, и тело Танэ безвольно обмякает у Дара в руках.