Walk Me Home

Кейт искренне полюбила каждого члена семьи Бартон, но уже на третье утро, когда она проснулась у них, она поняла, что пора возвращаться домой. Она была благодарна им за заботу и нормальное отношение к ней, но ей нужно было время, чтобы переосмыслить все, что произошло. Увидев Клинта с этой стороны, в окружении любящей домашней обстановки, Кейт еще больше осознала, насколько высоки были ставки для него и насколько самоотверженно он помогал ей справиться с той неразберихой, в которую она невольно попала. В те немногие минуты, когда она оставалась одна в эти дни, в основном в душе или перед сном, она перебирала в памяти список событий, которые перевернули ее жизнь всего за несколько странных дней. Арманд. Ее мама. Фиск. Елена. Джек. Драки. Ее квартира, объятая пламенем. Соколиный глаз. Возвращение к маме. Фиск. Елена. Елена... Она встретила сестру Наташи Романофф. На самом деле, она даже дважды сражалась с ней, с настоящей убийцей, Черной Вдовой во плоти, и до сих пор не перестает удивляться тому, что, черт возьми, только что произошло. Конечно, Кейт знала, что это никогда не было настоящим боем со стороны русской, что делало это еще более странным и труднообъяснимым. Она не могла сосчитать, сколько у нее было возможностей убить ее, и все еще не понимала, как они оказались вместе на ужине и почему она решила рассказать Кейт правду о своей матери. Она представила себе ее глубокий голос, пропитанный густым русским акцентом, и подумала, не произносит ли она, вернее, не думает ли она неправильно о своем имени. Возможно, оно должно было звучать еще более загадочно и опасно, как заклинание. Елена Белова. Она спросила Клинта, желая узнать еще какие-нибудь подробности, предысторию, что-нибудь, что объясняло бы... ну, её, но он ничего не сказал, кроме того, что ему удалось убедить Елену в истинности самопожертвования Нат. И сразу, после упоминания имени его лучшего друга, лицо Клинта потемнело, и на этом разговор закончился; Кейт постаралась больше не поднимать эту тему. Она также не стала рассказывать ему подробности их встреч с Еленой. У нее было сильное чувство, что ее слова никогда не передадут того, что произошло между ними на самом деле. Она и сама этого не знала. Вежливо отказавшись в миллионный раз от предложения Бартона продлить ее пребывание, она, наконец, была освобождена и высажена в ближайшем аэропорту, надеясь, что ее безмерная благодарность действительно прозвучала искренне в последние минуты их беседы. Клинт заслужил покой и отдых, и она взяла с него обязательство держаться подальше от неприятностей и оставить его в покое, по крайней мере, до ее выпускного вечера, на котором он настаивал, что хочет присутствовать. Может быть, в конце концов, это была неправда, эта старая известная предостерегающая история о том, что никогда не надо встречаться со своими героями. Наконец-то сидя одна в полупустом самолете внутреннего рейса, она позволила своим мышцам расслабиться, а мыслям вернуться к длинному списку событий, которые ей придется тщательно распаковать, как только она вернется домой. Полицейские забирают ее маму. Нет, сейчас она не хотела задерживаться на этом, все было еще слишком свежо и шокирующе, ржавые зажимы вины сильно сжимали ее внутренности. Следующий слайд - прыжок с гребаного небоскреба и приземление в целости и сохранности. Проклятье. Клинт Бартон, Соколиный Глаз, назвал ее "напарником" и даже предложил ей взять это имя. Следующий слайд - Кингпин. Ее живот сделал очень неудобное сальто назад, и синяки, все еще нежные на всем теле, казалось, проснулись в унисон. Туда она тоже пока не собиралась. Затем, пара больших, бездонных глаз, обрамленных золотистыми прядями. Она несколько раз пыталась понять, какого они цвета, но безуспешно. Зато она прекрасно помнила аромат, который окутал их обеих в лифте. Кейт тоже пользовалась духами, но как только двери закрылись, этот сладкий, но нежный аромат Елены, сразу же заглушил его, так же, как она без труда подавила свои попытки физически помешать ей преследовать Клинта. Она вспомнила улыбку на ее лице перед тем, как та исчезла в окне, и ее внутренности мурлыкнули, возвращаясь в уютное состояние, несмотря на то, что ее разум был озадачен тысячей вопросов. Как эти глаза смогли разрядить ее лук на крыше, когда она была готова и хотела стрелять? Как они заставили ее чувствовать себя в безопасности, когда принадлежали одной из самых смертоносных людей, которых она когда-либо встречала? И снова она попыталась представить, как должно звучать это имя, впитав в себя ее глубокий голос, окунувшись в ее акцент, обхватив эти губы, верхняя из которых имела форму идеального лука и лежала на пухлой нижней... Когда она очнулась, самолет уже приземлялся в Ла-Гвардии, а русская полностью исчезла из ее мыслей. Если Кейт Бишоп что-то и ненавидела (и, честно говоря, имела небольшой опыт в этом), так это работу с бумагами, банками, юристами, административными процедурами, бюрократией. Хорошо это или плохо, но последние дни года были ужасным временем для того, чтобы пытаться что-то уладить, так как половина города ушла на каникулы. В тот первый день, когда она вернулась, единственное, что она смогла понять, это то, что в ближайшее время она не сможет переехать в новую квартиру, поскольку большая часть ее средств в настоящее время приостановлена до начала судебного процесса по делу ее матери. Джек великодушно предложил ей финансовую или иную помощь, пока все не уляжется, но Кейт настаивала на том, чтобы разобраться во всем самой. Если первый день был хоть каким-то показателем, это будет изнурительный и очень разочаровывающий процесс, но необходимый переход к "новой жизни", что бы это ни значило. Слова Клинта об одиночестве профессии героя громко звучали в ее голове в течение дня, но она каждый раз отмахивалась от них как от преувеличения; ведь на самом деле, что бы он ни говорил, его любящая, сплоченная, поддерживающая семья была идеальным примером прямо противоположного. Только в три часа ночи в ту первую ночь в Нью-Йорке, когда ей приснился первый кошмар, она поняла это по-настоящему. Она проснулась от протяжного вздоха, руки обвились вокруг ее шеи, ноги сильно бились о простыни. Обеспокоенный лай Лаки был первым намеком на то, где она находится на самом деле: в полной безопасности, одна в своей постели, хотя ее разум и тело кричали об обратном. С трудом переводя дыхание, с громко колотящимся сердцем, обливаясь потом, она включила свет и уставилась на свои дрожащие руки. Она была совершенно одна. Абстрактный список проблем, который она не очень уверенно составляла, обрушился на нее, каждый пункт вдруг стал реальным и тяжелым, как валун. Ее мама была в тюрьме. Кингпин не умер. Мафия не исчезнет навсегда только потому, что они уничтожили несколько их пешек. И все они знали, где она живет. "Одна". Учащенное сердцебиение не утихало, наоборот, казалось, что оно усилилось, а в груди стало так тесно, что она с трудом могла набрать воздуха, или ей так казалось. Головокружение и покалывание в руках предупредили ее о том, что у нее гипервентиляция, и она встала и направилась в ванную, чтобы побрызгать на лицо холодной водой. Ее отражение в квадратном зеркале было таким же бледным, как она и ожидала, но шрамы и порезы, которые все еще были видны, на мгновение придали ей уверенности. С ней все будет в порядке. Она пережила все это. Кроме того, Клинт не позволил бы ей вернуться домой одной, если бы подозревал, что ей угрожает реальная опасность, верно? 'Верно?' В момент ясности она сказала себе, что это был просто кошмар, а это всего лишь приступ паники, закономерный результат стресса, который она пережила в течение многих дней, не имея возможности по-настоящему почувствовать и переработать все те эмоции, которые хранились в бутылках. Глядя в зеркало, она начала вспоминать некоторые психологические инструменты, которые приобрела за годы тренировок в соревновательных видах спорта. В конце концов, она достаточно успокоилась, чтобы лечь обратно в кровать, крепко прижавшись к Лаки, который лежал, свернувшись калачиком, прямо у нее под боком. Она смотрела, как потолок неуловимо меняет цвет по мере того, как проходят часы и свет начинает заполнять комнату, стараясь сохранить разум настолько пустым, насколько это было возможно, хотя она подозревала, что заснуть снова не получится. Слишком много адреналина все еще текло по ее венам. На следующий день она была уставшей, чтобы многое успеть сделать, но, по крайней мере, ее разум был слишком измученным, чтобы играть с ней какие-либо неприятные трюки. Она решила, что можно позволить себе отдохнуть, посмотреть телевизор и просто позволить дню пройти незаметно, стараясь не дремать, чтобы пораньше лечь спать и полноценно отдохнуть. Она шла с Лаки по кварталу, планируя купить немного продуктов, когда это случилось снова. Краем глаза она увидела большую тень, и всего за секунду ее тело из усталого и расслабленного превратилось в режим полной паники: грудь вздымалась, мышцы сжимались, разум метался. Хотя она была уверена, что это была просто невидимая, несуществующая угроза, она побежала домой и направилась прямо в ванную, как будто это крошечное пространство было каким-то образом безопаснее, чем остальная часть ее квартиры. Опираясь руками на раковину, она смотрела в зеркало, как по ее щеке скатывается одинокая слеза, которую она не заметила, как она образовалась, как будто отражение, на которое она смотрела, принадлежало кому-то другому. Эта испуганная девочка, смотрящая на неё в отражении, не могла быть ею. Не Кейт Бишоп, новый Соколиный Глаз, не боящийся герой, который без колебаний сразился с Кингпином и остался жив, чтобы рассказать об этом. Следующие две ночи ничем не отличались друг от друга, более того, они были намного хуже, поскольку постоянные приливы адреналина и паранойя продолжали изматывать ее стойкость. Ей удалось поспать час или два, прежде чем пришли кошмары и разорвали ее сознание, разрывая и вырывая ее из мира своими неумолимыми когтями. Те несколько разрозненных образов, которые она могла вспомнить из кошмаров, были ужасны, но хуже всего был страх, который она испытывала после них. Страх снова заснуть. Страх покинуть свою квартиру. Страх остаться на месте. Страх отвержения и стыда, если она попытается кому-то это объяснить. 'Одиночество'. Страх того, что она больше не сможет узнать себя, когда она вдруг испугается того, что не должно было быть страшным. Страх перед самим страхом. Она не спала уже три ночи подряд, когда почувствовала это. Она стояла перед открытым холодильником, рассеянно глядя на пустые полки, как будто только ее взгляд мог каким-то образом создать еду из воздуха. Помимо недосыпания, она почти не ела, ее тело ослабло от усталости, а разум оцепенел от последствий панических атак, которых было больше, чем она хотела сосчитать. И тут она почувствовала это. Первое приятное ощущение, которое она испытала за три дня. Оно подкралось сзади и мгновенно охватило все ее существо. Этот запах. Этот сладкий, но нежный и безошибочный запах. Кейт медленно обернулась, точно зная, кто стоит в ее гостиной, но также прекрасно понимая, что ни психологически, ни эмоционально, она не готова воспринять ни его вид, ни сухой, глубокий голос, подтверждающий то, о чем уже сообщил запах. "Ты выглядишь как дерьмо, Кейт Бишоп".