Walk Me Home

Елена просто шагнула вперед и обняла ее. Обняла так, как Кейт еще никогда не обнимали. Несмотря на свой рост, она чувствовала, что большую часть ее веса поддерживает блондинка, одна рука плотно обхватывала ее талию, другая - основание шеи. Этот сладкий и нежный аромат больше не отделялся от нее, она просто принадлежала ему и не могла представить, что когда-нибудь лишится его, так же как не могла представить, что будет чувствовать себя без кислорода. Когда рыдания стали стихать, она нашла в себе мужество заговорить, но не отстраняться от нее. Не сейчас. "Мне жаль". "Тебе не нужно извиняться передо мной". "Но мне нужно, я в смятении, ты, должно быть, думаешь, что я..." "Я думаю, что тебе нужно поспать". "Я спала прошлой ночью". "Я знаю." "Благодаря тебе." "Все в порядке". Когда она наконец вырвалась из объятий, все тело Кейт оплакивало эту потерю, и она тут же пожалела об этом. Она могла, должна была, просто остаться там, пока Елена не заставит ее уйти. Сама мысль вернула Кейт к суровой реальности. Она едва знала эту женщину, которая видела ее в два самых низких и слабых момента, и часть Кейт презирала себя за это. Та часть, которая по какой-то причине заботилась только о том, чтобы произвести на нее впечатление. Кейт неловко обняла себя, чувствуя себя незащищенной, уязвимой и растерянной. У нее было миллион вопросов к Елене: почему она осталась на ночь, почему она настаивала на том, чтобы быть такой доброй с ней, почему она вернулась в ее квартиру... но все они были похоронены под самым насущным из них. Собиралась ли она остаться снова? Хватит ли у Кейт смелости, или, скорее, отчаяния, попросить ее об этом? Как бы она ни нуждалась в Елене, чтобы та не оставляла ее одну, она не могла заставить себя посмотреть ей в глаза. Только, когда блондинка заговорила снова. "Туда?" - Она указывала в сторону спальни, как будто ее там никогда не было, хотя они обе прекрасно знали, что одеяло и подушка Кейт не перенеслись волшебным образом на диван, когда она заснула там накануне вечером. У Кейт голова шла кругом, она пыталась понять, означает ли это то, что она думает, или то, что она хочет, или что-то совсем другое, что-то, что имеет смысл, потому что все это не имело никакого смысла. "Что?" "Давай, уже поздно". Рука Елены была мягкой и теплой на ее запястье, и вдруг Кейт увидела, как ее ведут к ее собственной комнате, в темноте, в ее собственном доме, и укладывают в ее собственную постель, эта женщина с глазами, которые могли заставить ее делать вещи, которые не поддавались никакой логике. "Спи. Теперь ты в безопасности, маленький Сокол". Кейт смотрела, как силуэт Елены уходит, на мгновение останавливается на пороге, бросает на нее последний взгляд и выходит из комнаты. И снова это траурное чувство, словно пять стадий горя прошли через ее тело за несколько сбивчивых секунд. После этого Кейт делала единственное, что могла: крепко держалась за затянувшиеся следы того запаха, который перешел на ее футболку, а может быть, и на ее собственную кожу, когда они обнимались. Она представляла ощущение их тел, прижатых друг к другу, пытаясь вспомнить это тепло, эту невозможную легкость, когда Елена держала не только ее вес, но и ее мучения. И несмотря на то, что она была обескуражена, слабый свет, исходящий из гостиной, подтверждающий присутствие Елены всего в нескольких футах от нее, просто увлек ее в сон. Было темно, но темнота была красной, алой. Капли стекали по ее лицу. Кингпин, ломающий все ее стрелы, словно они были маленькими веточками. Потом тишина. Пара рук обхватила ее шею. Воздуха нет. Темнота, и никакого воздуха. Она брыкалась и пыталась бежать, но эти руки только сильнее давили, она не могла видеть, не могла дышать, не могла кричать, но все равно пыталась, пока ее легкие не отказались от воздуха, и красного больше не было, потому что была только чернота. Кейт вскочила на ноги, задыхаясь и брыкаясь от нависшего над ней присутствия, прижавшего ее к земле, она должна была избавиться от него, она должна была бежать, она должна была убежать, она должна была... "Шшшш, Кейт, все хорошо, ты в порядке". Глаза широко открыты, она не могла видеть. Но она была там. Этот запах. Этот сладкий, но нежный и безошибочный запах, руки, обхватывающие ее, одновременно мягкие и сильные, незнакомые, но родные. "Шшшш... это было не по-настоящему. Ты в безопасности". Слезы жгли, и Кейт свернулась калачиком и спрятала лицо у Елены, все еще задыхаясь, ее сердце колотилось так сильно, что звук, казалось, заполнил всю комнату. "Все хорошо, дыши со мной". И они сделали это. Они просто дышали. Через некоторое время все как будто замедлилось, и Кейт почувствовала, как матрас сдвинулся и тепло ушло от нее. На этот раз она не колебалась, у нее не было выбора. Она собрала все свое отчаяние, и оно вырвалось в виде слабого шепота. "Останешься?" Елена не ответила. Она замерла на мгновение, а потом просто легла рядом с Кейт, поверх одеяла, лицом к потолку. И всю ночь смотрела на него, прослеживая прямые линии, которые образовывались на стыке стен. Она никогда не закрывала глаза, слушая мягкие волны дыхания Кейт, и использовала всю силу воли, чтобы не повернуться и не посмотреть на ее лицо, даже ни разу. В сознании Елены это выглядело как пересечение жесткой границы, нарушение негласного соглашения, которое они обе разделяли. Нарушение близости. Она охраняла сон Кейт, но не хотела вторгаться в ее личную жизнь. Кейт больше не просыпалась, и Лаки присоединился к ним на кровати где-то на рассвете, судя по мягкому свету, проникающему в комнату. Елена позаботилась о том, чтобы он не мешал Кейт, поглаживая его живот, как она делала это накануне вечером. Когда Кейт проснулась на следующее утро, Елены уже не было. В течение следующих трех ночей Елена появлялась в квартире Кейт незадолго до полуночи, провожала ее до кровати и оставалась рядом с ней, глядя в потолок и охраняя ее сон. Каждую ночь, когда приходили кошмары, Елена была рядом, чтобы успокоить их, и каждое утро Кейт просыпалась одна, окутанная этим запахом и хрупкой, но настойчивой надеждой, что Елена вернется. Фраза, произнесенная хриплым, но мягким шепотом, засела в ее мозгу, и она согревала ее в течение всего дня. "Спи, маленький Сокол, теперь ты в безопасности". После каждой ночи глубокого сна Кейт начинала чувствовать себя сильнее, немного больше похожей на себя, а приступы паники начали терять свою смертельную хватку. Они по-прежнему были ужасными и парализующими, но с каждым разом ей удавалось отбиваться от них все быстрее. "Я в безопасности", - повторяла она снова и снова, как мантру, вызывая голос Елены и отказываясь прятаться в ванной, как бы сильно все ее тело не требовало бежать от этих невидимых угроз. Ко второму дню она начала выполнять небольшие задания: гулять с Лаки по кварталу, убирать квартиру, заменить сгоревшую мебель, правильно питаться, разобраться с бумагами и... купить столовые приборы. Кейт разрывалась между глубоким облегчением и исцелением, которые она испытывала, и смятением и постоянной тоской по женщине, которая вернула ей жизнь. Ей нужны были ответы. Она хотела увидеть Елену средь бела дня, поговорить с ней по-настоящему, выяснить, почему она ведет себя так, как ведет. Она сделала несколько слабых попыток заговорить, но Елена быстро отклоняла ее вопросы, и она не могла рисковать, чтобы не спугнуть ее. Каждую ночь она чувствовала себя ближе к этой практичной незнакомке, но каждое утро русская казалась все дальше и дальше от нее, что было "так несправедливо", говорила себе Кейт, потому что выбор раздражаться по этому поводу был идеальной стратегией преодоления, чтобы скрыть эту конкретную боль. Каждое утро Елена возвращалась на конспиративную квартиру, готовила себе завтрак, а затем ложилась спать, добирая часы сна, которые она дала Кейт за ночь. Каждый день, выходя из своей квартиры, она убеждала себя, что полностью контролирует ситуацию, оставаясь строго в тех эмоциональных рамках, которые она установила для себя в отношении Кейт. Ей был знаком посттравматический стресс, и она просто предлагала младшей тот комфорт, который хотела бы получить сама после освобождения. Это был вопрос элементарного человеческого сострадания. Это был простой обмен: она предлагала безопасность, а взамен продолжала компенсировать всю боль и страдания, которые причинила, находясь в лапах Красной комнаты. Она знала, что это не вся правда. Но это все равно была правда. Частичная правда, как оправдания, которые она придумывала, чтобы объяснить, почему она не соблюдала некоторые простые правила, которые она сама для себя придумала, как клетка безопасности, чтобы защитить ее от... она не знала точно, от чего. Например, оставаться с Кейт, но никогда не спать в ее постели, что ей пришлось нарушить, потому что Кейт попросила ее об этом в момент уязвимости. Или лежать поверх одеяла и никогда не залезать под него, что она нарушила во вторую ночь, когда замерзла после первой пары часов. Или на третью, когда в момент рассеянности она позволила себе повернуть лицо к Кейт и рассмотреть ее расслабленные черты, когда она спала. Это было всего несколько секунд, говорила она себе, но их хватило, чтобы запомнить форму ее губ, угол бровей, изгиб носа и то, как темные пряди волос обрамляют ее лицо. Дневной сон Елены стал прерываться снами, и хотя они не были кошмарами, но оставляли ее мокрой от пота, смятения и нужды. Она никогда не могла вспомнить, о чем они были, образы исчезали, как только она просыпалась. Она просто делала то, что должна была делать, чтобы унять боль. Эти сны не были чем-то новым, как и их решение. Новым был вопрос, который возник в голове Елены в тот день, после всех этих ночей с Кейт. Она только что проснулась после одного из своих абстрактных снов и лежала на спине, положив правую руку на низ живота. Она выводила медленные узоры на обнаженной коже, наслаждаясь тем, как кончики ее пальцев, казалось, завлекают бабочек под себя, согревая ее, образуя узел в глубине ее души. И тут в ее голове, ни с того ни с сего, возник вопрос, и реакция ее тела была настолько мгновенной и явной, что ей пришлось прикусить губу, чтобы подавить стон. Что, если бы эта рука была не ее, а Кейт? Она почувствовала, как жар поднимается по всему телу, словно приливная волна. Это, несомненно, должно было быть нарушением ее границ, причем самым серьезным. Но "это не реально", - быстро сказала она себе, позволяя своим пальцам, которые уже не казались ее пальцами, скользнуть внутрь ткани, которая теперь была мокрой между ног. Она представила себе сильные руки лучницы с длинными, умелыми пальцами, увидела ее мерцающие голубые глаза, и это было все, что нужно. Одна минута, и она исчезла. Она позволила ленивому удовлетворению заполнить все ее тело, но по мере того, как она постепенно спускалась вниз, темная, неожиданная тень чувства начала заменять ее удовлетворение. Оно было липким и тягучим и, казалось, весило тысячу тонн на ее груди. Она была так одинока. Эта ночь не была похожа на другие. Несмотря на все намерения, которые она поставила перед собой, прежде чем войти в квартиру Кейт, и все стены, которые она тщательно возводила, разум Елены не поддавался сотрудничеству. Кейт мирно спала уже, казалось, целую вечность, но все вокруг казалось другим. Простыни были слишком шелковистыми, запах шампуня Кейт - слишком сладким, ее мягкое дыхание - слишком близким, и Елена была ошеломлена тем, как хорошо все это ощущается. Она пристально смотрела на потолок, но вместо прямых линий на стыке стен, она видела только изгибы, идеально очерченные и в полном цвете. Один образ сменялся другим. Очерченные руки Кейт, вплоть до ее сильных кистей и длины пальцев. Ее голубые глаза, форма губ, завораживающие частые облизывания. Чем сильнее Елена пыталась отогнать эти образы, тем сильнее они возвращались, увлекая за собой другие. Как бы далеко друг от друга они ни лежали на большой кровати, она могла поклясться, что чувствует тепло Кейт, излучаемое ею, как солнце. Перед глазами промелькнул мимолетный, навязчивый образ той фантазии, которой она предавалась несколько часов назад, и она закрыла их в шоке, что только ухудшило ситуацию, сделав ее еще более четкой, еще более осязаемой. "Но это не реально", - повторяла она себе, - "и это не то, чего я хочу". Но тело говорило об обратном, знакомое, покалывающее тепло ползло под пупком, сворачиваясь в узел, приглашая еще больше мыслей, чтобы преследовать ее. Она уже начала подумывать о том, чтобы встать и уйти, когда дыхание Кейт изменилось и вывело ее из задумчивости. Пришло время, как и все предыдущие ночи, отогнать свои невеселые мысли и быть рядом с Кейт, чтобы вернуть ее в безопасное место и избавить от кошмаров. Почувствовав, что ее собственный разум прояснился, и перед ней появилась цель, она повернулась к Кейт, готовая мягко вернуть ее из ужаса и успокоить ее боль. Только на этот раз что-то было не так. Возможно, дело было в том, как она извивалась, медленно, словно не торопясь. Это резко отличалось от предыдущих ночей, когда ее тело реагировало так, словно за ней гналось что-то ужасное. Елена все равно придвинулась ближе, положив руку ей на плечо, готовая разбудить ее. И тут она услышала это. Губы Кейт были слегка раздвинуты, и она очень тихо, почти незаметно, стонала. Этот звук, подумала Елена, был самым далеким от боли, которую она когда-либо слышала, и он вызвал все те ощущения, которые она так старалась подавить. Елена только начала собирать воедино все кусочки, когда Кейт перевернулась, прижалась всем телом к блондинке и проснулась от этого прикосновения, с ее губ сорвался тихий вздох. Елена не посмела отодвинуться, их тела прижались друг к другу, а неглубокое дыхание громко и отчетливо выдавало их обеих. Лицо Кейт утопало в ее шее, и никто из них не смел произнести ни слова. Они просто дышали. Кейт пыталась отогнать образы своего сна, но они были слишком недавними и яркими, слои ткани, отделявшие ее грудь от груди Елены, были слишком тонкими, а ее нежный запах - слишком манящим. Чем сильнее Елена пыталась сдержать дыхание и сердцебиение, тем больше они ускорялись. Кейт последовала ее примеру, дыша быстрее Елены, мельче, предательски. Они не двигались и молчали. Они просто дышали вместе, тихонько пыхтя друг другу в уши. Убедившись, что Елена собирается отстраниться в любой момент, Кейт приготовилась произнести тихое извинение и отступить на свою сторону кровати, где она просто позволит стыду и огню поглотить ее в пепел. Но она этого не сделала. Вместо этого она позволила своим пальцам медленно выводить узоры на животе Елены, поверх ее рубашки, так невинно, как только могла. Узел в нижней части живота Елены вернулся с новой силой, затягиваясь и делая невозможным игнорирование. Короткие ногти лучницы вызвали мурашки по всей коже, и Кейт осмелилась дотронуться сначала чуть выше, ощутив мягкий изгиб грудной клетки, а затем чуть ниже, погрузившись в пупок. Она ясно ощущала желание Елены, разжигающее ее собственное, и осмелилась опустить кончики пальцев ниже, пока не достигла пояса ее треников. Она провела по подолу, от одной кости бедра к другой, нащупывая голую кожу. Елена задрожала, и ее собственная рука ожила на плече Кейт, имитируя ее медленные движения по мягкому хлопку. Кончиками пальцев она провела по ключице Кейт, затем по мягкому изгибу груди, а затем большим пальцем нащупала твердую вершину соска. Кейт прикусила губу, почти так же сильно, как хотела поцеловать ее. Но не поцеловала. Да, они обе явно переходили какие-то границы, но поцелуй казался слишком большим риском, и если бы он сорвался... Кейт не смогла бы выдержать отказ. Не после того, как Елена вернула ей рассудок. Елена, с другой стороны, далеко не рассматривала свои варианты, она была полностью потеряна в море ощущений. Она не могла проанализировать ни свои действия, ни работу своего мозга, потому что он просто больше не работал. Все, что оставалось в ее сознании, это ее тело и пальцы Кейт, и чем больше она их чувствовала, тем больше жаждала их, везде. И на этот раз все было так реально. После, казалось бы, целой жизни невинных ласк, от которых между ее ног пробегали толчок за толчком электрические разряды, Елена просто взяла руку Кейт своей и очень медленно ввела ее в резинку нижнего белья, давая ей достаточно времени, чтобы отступить, если она захочет. Когда пальцы Кейт нашли ее такую же мокрую, как и она сама, они обе задыхались, и медлить больше было нельзя. Рука Елены отпустила руку Кейт и скользнула в ее брюки. Вскоре они уже нежно терлись друг о друга, их дыхание прерывалось хныканьем и стонами, приглушенными грязными волосами и пылающей кожей. Не было ни поцелуев, ни раздевания, ни заявлений, ни обещаний, ни схем соблазнения, ни громких заявлений, ни волнения перед вступлением. Потому что иногда первый раз случается именно так, из нужды, желания, тоски и связи, и Кейт даже не знала в тот момент, что она, на самом деле, первая у Елены. Они обе кончили молча, с разницей в несколько мгновений, их рты приоткрылись на шее друг друга, тела крепко сжимали ничто, содрогаясь от освобождения. Они кончили вместе, задыхаясь, как и начали, только теперь все было по-другому. "О Боже, Елена..." Кейт обхватила ее лицо и искала ее губы, желая поцеловать ее глубоко, чтобы наверстать упущенное время. Но прежде, чем она смогла это сделать, Елена обняла ее, избегая поцелуя и обхватывая ее руками с нежностью, которую Кейт, казалось, без труда вытащила из самых глубин своего существа. Именно в этом месте, где все еще преобладала сущность Елены, начали образовываться непрошеные слезы. Скоро они вырвутся из-под ее закрытых век и покатятся по щекам, где она изо всех сил старалась скрыть их от Кейт. Как и каждую другую ночь, она шептала ей на ухо. "Спи, маленький Сокол. Теперь ты в безопасности". И, как и каждое утро, когда Кейт проснулась - Елены уже не было.