Пятьдесят оттенков Поттера: Свобода

      — Правда? — шепчу я. Во рту пересыхает еще сильнее, сердце колотится в груди. Почему он так одет? Что это значит? Все еще дуется?       — Да, — голос такой мягкий, но он ухмыляется, приближаясь ко мне.       Черт, какой же он умопомрачительно сексуальный в этих своих джинсах, низко сидящих на бедрах! Ну нет, я не дам мистеру Ходячий Секс себя отвлечь. Пытаюсь оценить настроение Гарри, пока он приближается ко мне, словно хищник к жертве. Злой? Игривый? Похотливый? Невозможно понять.       — Мне нравятся твои джинсы, — говорю я. Хищная ухмылка не затрагивает глаз. Чтоб тебя, он все еще злится. А оделся так, чтобы меня отвлечь. Он останавливается, и его пристальный взгляд буквально опаляет меня. Широко открытые непроницаемые глаза прожигают насквозь. Я сглатываю.       — Я так понимаю, у вас есть вопросы, мистер Поттер, — вкрадчиво говорит он и вытаскивает что-то из заднего кармана джинсов. Мой взгляд прикован к его глазам, но я слышу, как он разворачивает листок бумаги. Поднимает — и я, коротко взглянув в сторону, узнаю свой мейл. Мы смотрим друг на друга глаза в глаза, и его взгляд пылает гневом.       — Да, у меня есть вопросы, — шепчу я прерывающимся голосом. Если мы собираемся это обсуждать, мне нужно держаться от него подальше. Но прежде чем я отступаю назад, он наклоняется и трется носом о мой нос. Глаза мои сами собой закрываются от удовольствия.       — У меня тоже, — шепчет он, и при этих словах я открываю глаза. Он выпрямляется и снова сверлит меня пристальным взглядом.       — Думаю, я знаю твои вопросы, Гарри, — говорю ироническим тоном, и он щурится, пряча искорки изумления. Неужели будем ссориться?       Я делаю осторожный шаг назад. Мне необходимо физически дистанцироваться от него — от его запаха, его взгляда, его отвлекающего тела в этих невозможно сексуальных джинсах. Он хмурит брови.       — Почему ты вернулся из Нью-Йорка раньше времени? — шепчу я. Лучше уж поскорее покончить с этим.       — Ты знаешь почему, — в его тоне слышатся предостерегающие нотки.       — Потому что я встретился с Пэнс не дома?       — Потому что ты нарушил слово и подверг себя ненужному риску.       — Нарушил слово? Ты так считаешь? — ошеломленно выдыхаю я, оставляя без внимания вторую половину обвинения.       — Да.       Господи. Ну что за человек! Я начинаю закатывать глаза, но останавливаюсь, когда он грозно насупливается.       — Гарри, я передумал, — объясняю я медленно, терпеливо, как ребенку. — Я молодой человек. У меня есть свобода воли.       Он моргает, смотрит на меня, словно до него никак не доходит.       — Если бы я хоть на минуту подумал, что ты отменишь свою деловую поездку…       Мне не хватает слов. Я не знаю, что сказать. Вспоминаю спор из-за наших брачных клятв. «Я никогда не обещал повиноваться тебе, Гарри». Но я придерживаю язык, потому что в глубине души рад его возвращению. Несмотря на всю его ярость, я рад, что он здесь, передо мной, целый и невредимый, пусть и дымящийся от злости.       — Ты передумал? — он не может скрыть своего негодования.       — Да.       — И не подумал позвонить мне? — он возмущенно фыркает, потом добавляет: — Более того, ты оставил здесь неполный наряд охранников и подверг риску Райана.       Ой, вот об этом я не подумал.       — Мне следовало позвонить, но я не хотел тебя беспокоить. Если бы позвонил, уверен, ты запретил бы мне пойти, а я соскучился по Пэнси. Мне хотелось ее видеть. Кроме того, меня не оказалось здесь, когда сюда заявился Том. Райану не следовало его впускать.       Все это так запутано. Если б Райан не впустил его, Том все еще был бы на свободе.       Глаза Гарри дико блестят, потом закрываются, лицо напрягается, словно от боли. О нет. Он качает головой, и не успеваю я ничего понять, как он заключает меня в объятия и крепко прижимает к себе.       — Ох, Дрей, — шепчет он, сжимая меня еще крепче. Так крепко, что мне нечем дышать. — Если бы с тобой что-то случилось… — голос падает до шепота.       — Со мной ничего не случилось, — не без труда выдавливаю я.       — Но могло. Я сегодня умер тысячью смертей, думая о том, что могло произойти. Я был так зол, Драко. Зол на тебя. На себя. На всех. Не припоминаю, чтобы еще когда-то был так зол… разве что… — он снова замолкает.       — Разве что? — подсказываю я.       — Тогда, в твоей старой квартире. Когда Дафна была там.       Ох. Не хочу об этом думать.       — Ты был такой чужой сегодня утром, — бормочу я. Голос мой прерывается на последнем слове, когда я вспоминаю, что почувствовал, когда он не захотел меня. Руки его перемещаются ко мне на затылок, и я делаю глубокий вдох. Он заставляет меня поднять голову.       — Я не знаю, как справиться с этой злостью. Не думаю, что хочу причинить тебе боль, — говорит Гарри. В глазах — тревога. — Утром мне хотелось наказать тебя, сильно наказать, и… — он останавливается, не находя слов или боясь произнести их.       — Боялся, что сделаешь что-то плохое? — заканчиваю я за него, не веря ни минуты, что он сделал бы это, но все равно испытывая облегчение. Какая-то маленькая, порочная часть меня страшилась другого: того, что он уже потерял ко мне интерес.       — Я не доверял себе, — тихо проговорил он.       — Гарри, я знаю, что ты никогда не сделал бы ничего плохого. В физическом смысле, во всяком случае, — сжимаю его голову в ладонях.       — Правда? — спрашивает он скептически.       — Конечно. Я знал: то, что ты сказал, было пустой угрозой. Знал, что ты бы ни за что меня не избил.       — Я хотел.       — Нет, не хотел. Ты просто думал, что хотел.       — Не знаю… — бормочет он.       — Ну сам подумай, — говорю я, вновь обвивая его руками и потираясь носом о его грудь через черную футболку. — Вспомни, что ты чувствовал, когда я ушел. Ты сам рассказывал об этом. Как изменил свой взгляд на мир, на меня. Я знаю, от чего ты отказался ради меня. Вспомни, что ты чувствовал, когда увидел следы от наручников у меня на запястьях в наш медовый месяц.       Он замирает, переваривая эту информацию. Я сжимаю руки; мои ладони лежат у него на спине, и я ощущаю крепкие напряженные мускулы под футболкой. Постепенно Гарри расслабляется, и напряжение уходит.       Так, значит, вот что его беспокоило. Боялся причинить мне боль? Почему я верю в него больше, чем он сам в себя? Я не понимаю, мы ведь совершенно точно продвинулись вперед. Он обычно такой сильный, такой властный, но без этого — потерянный. Как жаль. Он целует меня в макушку. Я поднимаю лицо, и его губы находят мои. Ищут, берут, дают, умоляют — о чем, не знаю. Я просто хочу чувствовать его рот на своем и страстно отвечаю на поцелуй.       — Ты так веришь в меня, — шепчет он, оторвавшись.       — Да, верю.       Он гладит мое лицо тыльной стороной ладони и пристально смотрит мне в глаза. Гнев прошел. Мой Гарри вернулся оттуда, куда уходил, и мне приятно его видеть.       Застенчиво поднимаю глаза и улыбаюсь.       — Кроме того, — шепчу я, — тебе не надо возиться с бумагами.       Он открывает в изумлении рот и снова прижимает меня к груди.       — Ты прав. Не надо, — смеется.       Мы стоим посреди гостиной, обнявшись, поддерживая друг друга.       — Идем в постель, — шепчет он через какое-то время.       Ох ты боже мой…       — Гарри, нам надо поговорить.       — Потом, — мягко настаивает он.       — Гарри, пожалуйста. Поговори со мной.       Он вздыхает.       — О чем?       — Ты знаешь. Ты держишь меня в неведении.       — Я хочу защитить тебя.       — Я не ребенок.       — Это мне прекрасно известно, мистер Поттер, — ладони скользят вниз. Он хватает меня сзади и прижимает к себе, одновременно подавшись вперед, чтобы я оценил силу его желания.       — Гарри! — ворчу я. — Поговори со мной.       Он раздраженно вздыхает.       — Что ты хочешь знать? — смирившись, опускает руки. Но я же совсем не этого хотел. Берет меня за руку, наклоняется за листком на полу.       — Много чего, — говорю я, пока он ведет меня к кушетке.       — Садись, — приказывает Гарри.       Кое-кто никогда не меняется, размышляю я, делая, как велено. Он садится рядом и, подавшись вперед, обхватывает голову руками.       Да нет же! Неужели ему это так тяжело? Выпрямляется, взъерошивает обеими руками волосы и поворачивается ко мне, как человек, смирившийся с судьбой.       — Спрашивай.       Все оказалось легче, чем я думал.       — Зачем понадобилась дополнительная охрана для членов семьи?       — Риддл представляет для них угрозу.       — Откуда ты знаешь?       — Нашли кое-что в его компьютере. Кое-какие сведения, касающиеся меня и остальных членов семьи. Особенно Джеймса.       — Джеймса? А что такое?       — Пока не знаю. Пойдем в постель.       — Гарри, скажи мне!       — Что сказать?       — Ты такой… несносный.       — Ты тоже, — он сверлит меня взглядом.       — Ты ведь, когда только обнаружил информацию о своей семье на компьютере, не сразу усилил охрану. Так что же произошло потом? Почему ты сделал это сейчас?       Гарри смотрит на меня с прищуром.       — Я же не знал, что он попытается поджечь здание или… — он замолкает. — Мы не воспринимали его всерьез, считали немножко помешанным, но ты же знаешь, — Гарри пожимает плечами, — когда человек на виду, людям становится интересно. Материал был разрозненный, бессистемный: газетные статьи обо мне в пору учебы в Хогвартсе — мое участие в соревнованиях по квиддичу, моя карьера. Статьи про Джеймса — отслеживание его карьеры, маминой, кое-что касающееся Тео и Луны.       Как странно.       — Ты сказал «или», — напоминаю я.       — Или что?       — Ты сказал «попытается поджечь здание или…», как будто собирался что-то добавить.       — Ты есть хочешь?       Что? Я хмурюсь, и в животе у меня урчит.       — Ты сегодня ел? — голос суровеет, глаза подергиваются ледяной завесой.       Меня выдает прилившая к лицу краска.       — Так я и думал, — отрывисто бросает он. — Ты же знаешь, как я отношусь к тому, что ты не ешь. Идем, — встает и протягивает мне руку. — Давай я тебя покормлю, — голос его полон чувственного обещания.       — Покормишь меня? — шепчу я, и все, что ниже пупка, плавится. Черт. Как быстро он перескочил с одной темы на другую. И это все? Все, что мне удалось вытянуть из него?       Идем на кухню. Гарри хватает барный стул и переносит по другую сторону стойки.       — Садись.       — А где Добби? — спрашиваю я, взбираясь на табурет и только сейчас замечая его отсутствие.       — Я дал ему и Уизли выходной.       О как.       — Почему?       Он смотрит на меня с привычной надменной насмешливостью.       — Потому что могу.       — Ты будешь готовить? — с сомнением спрашиваю я.       — Какой ты недоверчивый. Закрой глаза.       Ух ты. Я думал, нам предстоит полномасштабное сражение, а мы — вот тебе и раз — играем в кухне.       — Закрой, — приказывает он.       Я закатываю глаза, потом подчиняюсь.       — Хм-м. Не совсем то, что надо, — бормочет он. Я приоткрываю один глаз и вижу, как он вытаскивает шелковый шарф сливового цвета из заднего кармана джинсов. Шарф такого же цвета, как моя рубашка. Ну и ну. Где он его взял?       — Закрой. Не подглядывать.       — Собираешься завязать мне глаза? — бормочу я, шокированный. Мне вдруг становится нечем дышать.       — Да.       — Гарри…       Он прикладывает палец к моим губам.       Я хочу поговорить.       — Потом поговорим. Сейчас я хочу, чтоб ты поел. Ты сказал, что голоден, — он легко целует меня в губы. Шелк шарфа мягко прижимается к векам, когда он завязывает его у меня на затылке.       — Что-нибудь видишь?       — Нет, — ворчу я, фигурально закатывая глаза. Он тихонько усмехается.       — Я знаю, когда ты закатываешь глаза… и ты знаешь, как это на меня действует.       Поджимаю губы.       — Нельзя ли нам как-нибудь поскорее покончить с этим? — огрызаюсь я.       — Какой вы нетерпеливый, мистер Поттер. Так жаждете поговорить, — игривым тоном.       — Да!       — Вначале я должен тебя накормить, — он касается губами моего виска, и я сразу же успокаиваюсь.       Ладно, пусть будет по-твоему. Я смиряюсь с судьбой и прислушиваюсь к его перемещениям по кухне. Открывается дверца холодильника… Гарри ставит блюда на стойку позади меня… проходит к микроволновке… что-то нажимает, и печка включается. И все-таки он меня заинтриговал. Я слышу, как поворачивается ручка тостера, как он включается… слышу тиканье таймера. Хм, тосты?       — Да. Я очень хочу поговорить, — принюхиваюсь — кухню наполняют экзотические пряные ароматы. Я ерзаю на стуле.       — Сиди смирно, Драко, — Гарри снова рядом со мной. — Я хочу, чтобы ты вел себя прилично… — шепчет он.       Господи.       — И не кусай губу, — он мягко тянет мою нижнюю губу, высвобождая из зубов, и я не могу сдержать улыбки.       Следующее, что я слышу, это хлопок пробки… Вино льется в бокал. Мгновение тишины… тихий щелчок и мягкое шипение ожившей стереосистемы. Резкие гитарные аккорды начинают песню, которой я не знаю. Гарри приглушает звук до фонового уровня. Поет мужчина, голос у него низкий, глубокий и чувственный.       — Сначала, думаю, вино, — шепчет Гарри, отвлекая меня от песни. — Подними голову, — я запрокидываю голову. — Еще, — велит он.       Я подчиняюсь — и его губы оказываются на моих губах. Прохладное вино течет в рот. Я рефлекторно сглатываю. Полный улет. Из не такого уж далекого прошлого накатывают воспоминания: я, связанный, на своей кровати в Шотландии перед выпускным, и возбужденный, злой Гарри, которому не понравился мой мейл. Многое ли изменилось? Не особенно. Разве что теперь я узнаю вино, любимое вино Гарри — сансер.       — М-м, — довольно мурлычу я.       — Нравится вино? — шепчет он. Его теплое дыхание — у меня на щеке. Я купаюсь в его близости, его энергии, жаре, исходящем от его тела, пусть даже он и не прикасается ко мне.       — Да, — выдыхаю я.       — Еще?       — С тобой я всегда хочу еще.       Я почти слышу его улыбку. И не могу не улыбнуться.       — Драко, ты флиртуешь со мной?       — Да.       Его обручальное кольцо звякает о бокал, когда он делает еще глоток вина. Какой сексуальный звук. Он отводит мою голову назад, еще раз целует, и я жадно глотаю вино, льющееся из его рта. Он улыбается и снова целует меня.       — Проголодался?       — Полагаю, мы уже установили это, мистер Поттер.       Трубадур на айподе поет о порочных играх. В самый раз.       Микроволновка издает отрывистый звук, и Гарри отпускает меня. Я выпрямляюсь. Пахнет специями: чеснок, орегано, розмарин, мята. Да, и, кажется, баранина. Дверца микроволновки открывается, и восхитительный запах становится сильнее.       — Вот черт! — ругается Гарри, и блюдо с грохотом ударяется о стойку.       Бедняжка.       — Ты в порядке?       — Да! — рявкает он раздраженно и секунду спустя снова стоит рядом.       — Просто обжегся. Вот, — просовывает указательный палец мне в рот. — Может, если пососешь, полегчает.       — Ага.       Взяв его за руку, я медленно вытаскиваю палец изо рта и, наклонившись вперед, дую на него и дважды нежно целую. Гарри перестает дышать. Я вновь втягиваю палец в рот и мягко сосу. Он резко вдыхает, и этот звук устремляется прямиком мне в пах. А ведь это его игра — медленное, томительное обольщение. Я думал, он страшно зол, а сейчас?.. Этот мужчина, мой муж, такой противоречивый. Но именно таким я его и люблю. Игривым. Забавным. Чертовски сексуальным. Кое-какие ответы он дал, но мне мало. Я хочу больше, но хочу и поиграть. После всех треволнений напряженного дня и кошмара прошлой ночи с Томом почему бы не развлечься?       — О чем думаешь? — Гарри нарушает приятный ход мыслей, вытаскивая палец изо рта.       — О том, какой ты переменчивый.       Он по-прежнему рядом со мной.       — Пятьдесят Оттенков, детка, — он нежно целует меня в уголок рта.       — Мои Пятьдесят Оттенков, — шепчу я и, схватив его за футболку, притягиваю к себе.       — Ну нет, Драко. Никаких прикосновений… пока, — он берет меня за руку, отрывает от футболки и целует каждый палец по очереди.       — Сядь.       Я надуваю губы.       — Я тебя отшлепаю, если будешь дуться. А сейчас открой рот. Пошире.       Черт. Я открываю рот, и он закладывает в него вилку пряной горячей баранины, политой мятным йогуртовым соусом. Жую.       — Нравится?       — Да.       Он одобрительно мычит, и я догадываюсь, что он тоже ест и ему тоже нравится.       — Еще?       Я киваю. Он скармливает мне еще вилку, и я снова жую. Кладет вилку и что-то ломает. Хлеб?       — Открой рот.       В этот раз это пита и хумус. Похоже, кто-то — Добби или сам Гарри — побывал в лавке деликатесов, которую я обнаружил недель пять назад всего в двух кварталах от «Гриммо». Я с удовольствием жую. Гарри в игривом настроении — отличный стимулятор для моего аппетита.       — Еще? — спрашивает он.       Я киваю.       — Еще всего. Пожалуйста. Умираю с голоду.       Слышу его довольную усмешку. Медленно и терпеливо он кормит меня, время от времени поцелуем снимая крошки и капли с уголка моего рта или стирая их пальцами. В промежутках предлагает глоток вина — своим уникальным способом.       — Открой пошире и откуси, — я исполняю приказ. М-м, одно из моих любимых блюд: долма, мясо, завернутое в виноградные листья. Даже холодное, оно такое вкусное, что пальчики оближешь, хотя я предпочитаю разогретое. Но не хочу, чтобы Гарри снова обжегся. Он кормит меня медленно и, когда я доедаю, облизывает свои пальцы.       — Еще? — голос низкий и хриплый.       Качаю головой — наелся.       — Хорошо, — шепчет он у меня над ухом, — потому что пришло время для моего любимого блюда. И это блюдо — ты, — он подхватывает меня на руки, и я от неожиданности взвизгиваю.       — Можно снять повязку с глаз?       — Нет.       Я уже собираюсь надуть губы, но вспоминаю его угрозу и передумываю.       — Игровая комната.       Ой… не знаю, хорошая ли это идея.       — Готов принять вызов? — спрашивает он. И поскольку он использует слово «вызов», я не могу отказать.       — Готов, — шепчу я, и желание и что-то еще, что я не хочу называть, поют в моем теле.       Гарри несет меня через двери, затем вверх по лестнице на второй этаж.       — Мне кажется, ты похудел, — неодобрительно ворчит он. В самом деле? Это хорошо. Я помню его замечание, когда мы вернулись из нашего свадебного путешествия, и как сильно оно меня задело. Неужели это было всего неделю назад?       Перед комнатой для игр он дает мне соскользнуть и ставит на ноги, но продолжает обнимать за талию. Быстро отпирает дверь.       Тут всегда пахнет одинаково: полированным деревом и цитрусом. Я уже привык и нахожу этот запах приятным, а его эффект расслабляющим. Гарри поворачивает меня так, чтобы я оказался лицом к нему. Развязывает шарф, и я моргаю в мягком свете. Бережно вытаскивает заколки и распускает волосы. Наматывает волосы на палец и тихонько тянет назад, так что мне приходится отступить.       — У меня есть план, — шепчет он мне на ухо, и по спине бегут мурашки.       — Ничуть не сомневаюсь, — отвечаю я. Он целует меня за ухом.       — О да, мистер Поттер, — тон мягкий, завораживающий. Он убирает мои волосы в сторону и прокладывает дорожку из нежных поцелуев вниз по шее.       — Вначале мы тебя разденем, — голос рокочет в горле и отдается в моем теле.       Я хочу этого — что бы он там ни запланировал. Снова разворачивает меня лицом к себе. Я бросаю взгляд на его джинсы — верхняя пуговица по-прежнему расстегнута — и не могу удержаться. Провожу указательным пальцем вдоль пояса, обходя футболку, костяшкой ощущая волоски на животе. Он резко втягивает воздух, и я смотрю на него. Останавливаюсь у расстегнутой пуговицы. Глаза его темнеют до насыщенного зеленого… Это что-то.       — Ты должен их оставить, — шепчу я.       — Непременно, Драко.       Он кладет руку мне на затылок, подхватывает сзади, притягивает к себе — и вот уже его рот на моем, и он целует меня так, словно от этого зависит его жизнь.       Ух ты!       Наши языки сплетаются, и он подталкивает меня назад, пока я не чувствую позади деревянный крест. Объятья все крепче, наши тела втискиваются одно в другое.       — Давай избавимся от этого, — говорит он, стягивает мою рубашку через голову и бросает ее на пол, затем джинсы, оставляя меня в обуви и нижнем белье. Глаза его горят, он хватает обе мои руки и поднимает над головой. Моргает один раз и наклоняет голову набок — спрашивает моего разрешения. Что он собирается со мной делать? Я сглатываю, затем киваю, и по его губам скользит довольная улыбка. Он пристегивает мои запястья кожаными наручниками к деревянной планке сверху и вновь вытаскивает шарф.       — Думаю, ты видел достаточно, — снова завязывает мне глаза, и я ощущаю, как легкая дрожь предвкушения бежит по мне; все мои чувства обостряются. Его дыхание, мой возбужденный отклик, пульсация в ушах, запах Гарри, смешанный с ароматом цитруса и полировки, — все это ощущается острее, потому что я не вижу. Его нос касается моего.       — Я сведу тебя с ума, — шепчет он и стискивает мои бедра, опускается, стаскивает с меня трусики, ладони скользят по ногам. Сведу с ума… ух ты!       — Подними ноги, — я подчиняюсь, и он по очереди снимает с меня кеды. Бережно ухватив за лодыжку, тянет мою ногу вправо.       — Шагни, — велит он. Пристегивает правую лодыжку к кресту, затем проделывает то же самое с левой. Я беспомощен, распят на кресте. Поднявшись, Гарри делает шаг, и меня снова омывает его тепло. Секунду спустя он берет меня за подбородок и целомудренно целует.       — Теперь музыка и кое-какие игрушки. Вы великолепно смотритесь, мистер Поттер. Пожалуй, воспользуюсь моментом, полюбуюсь видом, — голос его мягок.       Все у меня внутри сжимается.       Несколько секунд спустя я слышу, как он тихо идет к комоду и выдвигает один из ящиков. Ящик со стеками? Понятия не имею. Достает что-то и кладет наверх, потом что-то еще. Динамики оживают, и через секунду фортепианные звуки нежной, спокойной мелодии наполняют комнату. Кажется, Бах, но что именно, не знаю. Что-то в этой музыке пробуждает во мне тревогу. Возможно, потому, что она слишком холодная, слишком отстраненная. Я хмурюсь, пытаясь понять, почему она меня беспокоит, но Гарри берет меня за подбородок и мягко тянет, заставляя отпустить нижнюю губу. Я улыбаюсь, стараюсь успокоиться. Отчего я тревожусь? Из-за музыки?       Ладонь скользит вдоль шеи, вниз к груди. Я мычу — он катает большим пальцем по левому соску, а губы смыкаются на правом, потягивая и мягко дразня, пока оба соска не поднимаются и не твердеют.       — А-а-а…       Он не останавливается. С изысканной осторожностью наращивает интенсивность ласк. Я тщетно натягиваю путы — острые стрелы удовольствия пронзают тело от сосков к паху. Я пытаюсь поерзать, но почти не могу двигаться, и мука становится невыносимой.       — Гарри, — молю я.       — Знаю, — бормочет он хрипло. — Ты так же поступаешь со мной.       Что? Я стону, и он начинает опять, подвергая мои соски сладкой пытке снова и снова, подводя меня ближе и ближе.       — Пожалуйста, — хнычу я.       Он издает какой-то утробный, первобытный горловой звук, затем выпрямляется, оставив меня задыхаться и извиваться в оковах. Одна ладонь ложится на мое бедро, другая ползет по животу.       — Посмотрим, как ты тут, — мягко воркует он. Нежно обхватывает мой член, проводит пальцами по яйцам, заставляя меня вскрикнуть. Медленно пробирается к моей дырочке и вводит в меня один, затем два пальца. Я мечусь, верчусь, подаюсь навстречу его пальцам и ладони на своем члене.       — Ох, Драко, ты такой… готовый, — говорит он.       Он водит пальцами внутри меня, снова и снова, подушечкой большого пальца поглаживая простату, вперед-назад, еще и еще.       О боже правый… это так пронзительно… и странно… музыка… напряжение внутри меня начинает нарастать…       Гарри шевелится… Пальцы все еще ласкают меня снаружи и внутри… и я слышу какое-то низкое жужжание.       — Что? — выдыхаю я.       — Ш-ш-ш.       Губы на губах — надежная печать. Я приветствую более теплый, более интимный контакт, с жаром отвечая на поцелуй. Увы, недолгий. Он отстраняется. И жужжание становится ближе.       — Это массажер, детка. Он вибрирует.       Он прикладывает его к моей груди, и такое чувство, будто на мне вибрирует какой-то большой шарообразный предмет. Я вздрагиваю; массажер движется по мне, вниз через один, потом через второй сосок — и я омыт ощущениями, легкими покалываниями всюду, и вот уже горячее, обжигающе порочное желание растекается внизу живота.       — А-а, — пальцы продолжают двигаться внутри меня. Я уже близко… вся эта стимуляция… Я мычу, запрокинув голову, и пальцы замирают. Все как отрезало.       — Нет! Гарри! — умоляю я, пытаясь подняться.       — Спокойно, детка, — говорит он. Между тем мой приближавшийся оргазм улетучивается. Гарри снова наклоняется и целует меня.       — Такое разочарование, верно?       О нет! Внезапно до меня доходит, что за игру он ведет.       — Гарри… пожалуйста…       — Ш-ш-ш, — отзывается он и целует меня.       Массажер и пальцы оживают, убийственное сочетание чувственной пытки. Гарри чуть передвигается. Он по-прежнему одет, и мягкая джинсовая ткань трется о мою ногу. Так мучительно близко. Он снова подводит меня к краю и, когда мое тело начинает петь от нестерпимого желания, останавливается.       — Нет, — громко протестую я.       Гарри осыпает мягкими поцелуями мое плечо, вынимает пальцы и ведет массажер вниз.       — А-а! — вскрикиваю я, натягивая путы.       Мое тело так чувствительно, что, кажется, я вот-вот взорвусь, но в последний момент, у последней черты, Гарри вновь останавливается.       — Гарри! — вскрикиваю я.       — Какое разочарование, да? — бормочет он мне в шею. — И ты такой же. Обещаешь одно, а потом… — он смолкает.       — Гарри, пожалуйста, — умоляю я.       Он водит по мне массажером снова и снова, всякий раз останавливаясь в самый важный момент.       — После каждой остановки ощущения только острее. Верно?       — Пожалуйста, — хнычу я. Мои нервные окончания требуют сброса невыносимого напряжения.       Жужжание прекращается, и Гарри целует меня. Тычется носом в мой нос.       — Ты самый непредсказуемый из всех известных мне мужчин.       Нет, нет, нет!       — Гарри, я никогда не обещал повиноваться тебе. Пожалуйста, пожалуйста…       Он передо мной. Хватает меня сзади и атакует тараном; пуговицы джинсов вжимаются в меня, с трудом удерживая рвущуюся наружу плоть. Одной рукой стягивает шарф, и я, моргая, гляжу в горящие огнем глаза.       — Ты сводишь меня с ума, — шепчет он, атакуя меня еще один раз, второй, третий — ощущение такое, что там у меня уже летят искры и вот-вот полыхнет пламя. И снова обрыв. Я так его хочу. Закрываю глаза и шепчу молитву. Это — наказание. Я беспомощен, а он безжалостен. Слезы подступают к глазам. Я не знаю, как далеко он намерен зайти.       — Пожалуйста…       Он смотрит на меня неумолимо. Будет продолжать. Как долго? Могу ли я играть в эту игру? Нет. Нет. Нет. Не могу и не хочу. Он намерен и дальше мучить меня. Его рука снова скользит по мне вниз. Нет… И плотину прорывает — все дурные предчувствия, все тревоги и страхи последних дней вновь переполняют меня, и глаза наливаются слезами. Я отворачиваюсь. Это не любовь. Это месть.       — Красный, — всхлипываю я. — Красный. Красный, — слезы текут по лицу.       Он застывает.       — Нет! — потрясенно выдыхает. — Господи, нет!       Он быстро отстегивает мои руки, обхватывает за талию и наклоняется, чтобы отстегнуть лодыжки, я а закрываю лицо руками и плачу.       — Нет, нет, нет, Драко, пожалуйста. Нет.       Подхватив меня на руки, Гарри идет к кровати, садится и обнимает, усадив на колени, а я безутешно всхлипываю. Я подавлен… тело истерзано, мозг опустошен, а эмоции развеяны по ветру. Он протягивает руку назад, стаскивает атласную простыню с кровати и укутывает меня в нее. Прикосновение прохладной простыни неприятно воспаленной коже. Он обнимает меня, привлекает к себе и мягко покачивает взад-вперед.       — Прости. Прости, — бормочет Гарри хрипло и целует мои волосы снова и снова. — Дрей, прости меня, пожалуйста.       Уткнувшись ему в шею, я плачу и плачу, и вместе со слезами постепенно уходит напряжение. Так много произошло за последние дни — пожар в серверной, погоня на шоссе, неожиданные карьерные планы, развратные архитекторши, вооруженные психи в квартире, споры, его гнев — и разлука. Ненавижу расставания… Краешком простыни вытираю нос и постепенно начинаю сознавать, что стерильная музыка Баха все еще звучит в комнате.       — Пожалуйста, выключи музыку, — шмыгаю носом.       — Да, конечно. — Гарри, не выпуская меня, машет рукой в сторону колонок. Фортепиано смолкает, сменяясь судорожными вздохами. — Лучше? — спрашивает он.       Я киваю, мои всхлипы почти стихли. Гарри нежно вытирает мне слезы подушечкой большого пальца.       — Не любитель баховских «Вариаций Гольдберга»?       — По крайней мере, не этой пьесы.       Он смотрит на меня, безуспешно пытаясь скрыть стыд в своих глазах.       — Прости, — снова говорит он.       — Зачем ты это делал? — мой голос едва слышен; я силюсь собрать в кучу свои смятенные мысли и чувства.       Печально качает головой и закрывает глаза.       — Я увлекся, — неубедительно говорит он.       Я хмурюсь, и он вздыхает.       — Драко, лишение оргазма — стандартное средство в… ты никогда… — он замолкает.       — Это была месть!       — Ты сказал мне, что вернешься домой, я разозлился, — он остается спокойным.       — Ты не должен использовать Красную комнату, чтобы сравнять счет!       — Я боялся за тебя, Драко!       — В том баре с Пэнси я был в большей безопасности, чем здесь! — кричу я. Потом весь гнев уходит, остается только усталость. — Я просто хотел увидеть свою подругу, — шепчу я.       — Я чувствовал себя бессильным, Драко. Мне так жаль.       Неожиданно он отклоняется назад, увлекая меня с собой, и вот уже мы оба лежим на кровати, я — в его объятиях. Гарри поворачивается так, чтобы видеть меня, и, неуверенно подняв руку, нежно гладит пальцами мое лицо. На глазах опять выступают слезы. Ну как он может быть то таким бесчувственным, то нежным?       — Пожалуйста, не плачь.       Этот мужчина не перестает изумлять меня и приводить в замешательство. В минуту душевного смятения гнев покидает меня… и приходит оцепенение. Хочется свернуться в клубочек и уйти в себя. Я моргаю, стараясь сдержать слезы, когда смотрю в его полные муки глаза. Что же мне делать с этим властолюбивым тираном? Научиться подчиняться? Это вряд ли…       — Я никогда что?       — Не делаешь, как тебе сказано. Ты передумываешь, не говоришь мне, где ты. Драко, я в Нью-Йорке был злой как черт из-за собственного бессилия. Если б я был в Лондоне, то привез бы тебя домой.       — Значит, ты наказываешь меня?       Он сглатывает, потом закрывает глаза. Ему незачем отвечать, я и так знаю, что наказание было его истинным намерением.       — Ты должен это прекратить.       Он хмурится.       — Во-первых, ты же сам потом чувствуешь себя гадко.       Он фыркает.       — Это верно. Мне не нравится видеть тебя таким.       — А мне не нравится чувствовать такое. Ты сказал на «Прекрасной леди», что женился не на сабе.       — Знаю, знаю, — тихим, хриплым голосом.       — Ну так перестань обращаться со мной как с сабом. Я сожалею, что не позвонил тебе. Больше таким эгоистом не буду. Я знаю, что ты обо мне беспокоишься.       Он смотрит на меня пристально, вглядывается печально и встревоженно.       — Ладно. Хорошо, — говорит он в конце концов. Наклоняется, но приостанавливается, прежде чем коснуться губ, молча спрашивая разрешения. Я поднимаю к нему лицо, и он нежно целует меня.       — Твои губы всегда такие мягкие после того, как ты поплачешь.       — Я никогда не обещал повиноваться тебе, Гарри, — шепчу я.       — Я знаю.       — Справься с этим, пожалуйста. Ради нас обоих. А я постараюсь быть более терпимым к твоей… склонности командовать.       Он выглядит потерянным и уязвимым. Он в полном смятении.       — Я постараюсь, — в голосе искренность.       Я судорожно вздыхаю.       — Пожалуйста, постарайся. Кроме того, если б я был здесь…       — Знаю, — отвечает он и бледнеет. Откинувшись на спину, закрывает лицо рукой.       Я свиваюсь рядышком и кладу голову ему на грудь. Мы лежим молча несколько минут. Ладонь его скользит по моим волосам, нежно их перебирая. Вот она, подлинная причина всего этого — его страх… иррациональный страх за мою безопасность. У меня перед глазами — Том Риддл лежащий на полу… Да, возможно, страх Гарри не так уж иррационален.       — Что ты имел в виду, когда сказал «или»? — спрашиваю я.       — Или?       — Что-то насчет Тома.       Он вглядывается в меня.       — Ты не сдаешься?       Я лежу, купаясь в его расслабляющих ласках.       — Сдаться? Никогда. Говори. Не люблю оставаться в неведении. У тебя, кажется, есть какая-то надуманная идея, что меня нужно защищать. Ты думаешь, я не смогу справиться с чем-то, о чем ты мне не рассказываешь, Гарри? Твоя бывшая саба наставляла на меня палочку, твоя бывшая любовница-педофилка тебя преследует… И не смотри на меня так! — бросаю я, когда он грозно насупливает брови. — Твоя мама относится к ней точно так же.       — Ты говорил с моей матерью о Белле? — голос Гарри поднимается на несколько октав.       — Да, мы с Лили говорили о ней.       Он потрясенно таращится на меня.       — Она очень переживает по этому поводу. Винит себя.       — Не могу поверить, что ты говорил с моей матерью. Черт! — он откидывается на спину и снова закрывает лицо рукой.       — Я не вдавался в подробности.       — Надеюсь. Лили незачем их знать. Мерлин, Драко. С отцом тоже?       — Нет! — я мотаю головой. С Джеймсом у меня нет таких доверительных отношений, и его обидные слова о брачном контракте до сих пор у меня в ушах. — Как бы то ни было, ты опять пытаешься меня отвлечь. Том. Что насчет Тома?       Гарри на секунду поднимает руку и смотрит на меня, укрывшись за непроницаемой маской. Потом вздыхает и снова кладет руку на лицо.       — Риддл замешан в истории с «Чарли Танго». Служба безопасности нашла частичный отпечаток, но идентификация не удалась. Потом ты узнал Риддла в серверной комнате. Когда он еще был несовершеннолетним, его ловили за испльзование магии при маглах. Отпечатки сверили, и они совпали.       Я силюсь осмыслить информацию; пока голова идет кругом. Том замешан в инциденте с «Чарли Танго»?       — Сегодня утром мы узнали, что Риддл отыскал еще одного волшебника на этой улице. Вчера он доставлял какую-то фигню тому парню, который недавно переехал. Ну, тому, с которым мы встретились на улице.       — Я не помню, как его зовут.       — Я тоже, — говорит Гарри. — Но именно так Риддлу удалось проникнуть в дом. Потом мы нашли фургон на улице.       — И?.. Что такого важного в фургоне?       Молчит.       — Гарри, скажи мне.       — Авроры обнаружили в фургоне… кое-какие вещи, — он вновь замолкает и крепче меня сжимает.       Молчание затягивается, и я уж было открываю рот, чтобы напомнить о себе, но он опережает.       — Матрас, лошадиный транквилизатор — столько, что хватило бы усыпить дюжину лошадей, — и записку, — голос падает почти до шепота, ужас и отвращение идут волнами.       Вот жуть.       — Записку? — вторю его интонациям.       — Адресованную мне.       — Что в ней?       Гарри качает головой; либо не знает, либо не собирается посвящать меня в это.       Ох.       — Риддл заявился прошлой ночью с намерением похитить тебя, — Гарри цепенеет, лицо застыло от напряжения. А я вспоминаю ленту в кармане Тома, и меня передергивает, хотя для меня эта новость и не нова.       — Вот черт.       — Именно, — натянуто отзывается Гарри.       Я пытаюсь вспомнить Тома в офисе. Всегда ли он был психом? И как он, интересно, собирался это провернуть? То есть, конечно, он тот еще слизняк, но чтобы настолько ненормальный?       — Я не понимаю зачем, — бормочу я. — Нелепость какая-то.       — Знаю. Авроры копают глубже, и Лонгботтом тоже. Но мы думаем, что это как-то связано с Сурреем.       — С Сурреем? — озадаченно смотрю на него.       — Да. Что-то там есть.       — Все равно не понимаю.       Гарри приподнимает голову и смотрит на меня бесстрастно.       — Драко, я родился в Суррее.