Дорога сна

– Мерзость, – шепнула Весея себе под нос. Образ кикиморы никак не желал покидать разум. Порезы никогда не заживут на ее хилом мертвом теле, эти глаза никогда не увидят лес без топи, она не вернется в мир живых, не начнет дышать, не возрадуется светлому небу. Весея прикусила губу. Подумать только… Как несправедлив окружавший ее мир. Заслужила ли она такое существование? Нет. Но страдать приходится убитой девушке, а не мужчине, что сотворил с ней что-то подобное. «Слабые получают боль, сильные – радость», – шепнул мерзкий голос внутри ее головы. Синий василек склонил голову к тропе, словно желая надышаться болотной влагой. «И кто только здесь ходит?», – подумала беглянка, но ответа у нее не нашлось. Какие-нибудь отщепенцы, травницы, знахари и убийцы, волокущие тела к болоту, их ступни выдолбили эту тропу. Весея пыталась разглядеть следы, но тьма густела быстро, она видела лишь цветы. В обступившем девушку мраке казалось, что бутоны светятся, что они горят, подобно звездам на небесах. Весея старалась идти осторожно, чтобы нога не соскользнула с узкой тропки и не попала в болотный ил. Она вновь вспомнила слова кикиморы, вспомнила, как та возвышала ведьм над ведунами. Девчушка вспомнила, как говорила когда-то ее бабушка… Старший сын ее умер тогда, оставил трех детей и вдову, убитую горем. Жена хотела позвать на похороны ведуна из своей деревни, лежащей по ту сторону реки, но бабушка отказала ей в этой милости. «Мужики колдуют, колдуют, конечно… Но только это все равно, что воду носить не в ведре, а в чарке. Толк-то есть, но какой? Не будет моего сына хоронить мужчина, не будет. Пустое». Если это – правда, почему же Чернобог считается таким сильным? Весея нахмурилась, пытаясь припомнить рассказанные ей когда-то сказки. Чернобог… Хитрый и изворотливый, путает людские мысли, чтобы свести во тьму обманом. Он силен, бесконечно могущественен, но не может забрать себе чистую человеческую душу. Чернобогу нужно, чтобы смертный сам ступил в теплые объятья Нави, чтобы несчастный добровольно согласился на вечную каторгу. «Ну меня-то ему не достать с такими штучками», – подумалось Весее. – Придет серенький волчок… – зашумел ветер в кронах редких деревьев. Беглянка остановилась на мгновение. Утопающие в болотной жиже стволы выглядели больными. Их обступал серый мох, карабкался вверх, хватаясь за умирающую древесину. Деревья выглядели так, будто выросли тут очень давно, еще до того момента, как мутная вода затопила поляну, полную васильков. Весея представила эту скорбную картину. Она не любила болота, не любила этот горьковато-сладкий запах разложения, беснующихся в воздухе мошек, не любила смотреть в мутную топь под ногами. Но означало ли это, что болота не имеют право на жизнь? Весея вспомнила, как ее ненавидит сноха, жена старшего брата. О, эта ведьма желала ей самой скорейшей смерти, уже присматривалась к ее месту за старенькой печкой и подговаривала Златояра к чему-то плохому. Грустно, ведь так? Девушка продолжила свой путь, замечая, как меркнет свет вокруг нее. Солнце покинуло горизонт, и луна не могла заменить его. Бледный молочный свет не лился с небес, он падал, подобно льняной скатерти, подхваченной ветром. Не видно ничего, кроме собственных ног. Болото, до сего момента хранившее мрачное молчание, наполнилось звуками. Лягушки принялись сообщать друг другу новости, услышанные за день, тут и там бурлила грязная вода. Весея знала, чувствовала: кикимора за ней наблюдает. Болотной твари хочется понять, последовала ли девушка ее совету, отправилась ли к ведьме, живущей черт знает где. «А что, если эта ведьма – совсем не такая, как Боговеда и остальные? Что, если она – прислужница зла?», – спрашивало что-то испуганное, что-то недоверчивое внутри Весеи. – И укусит за бочок, – шелестела трава в зарослях у воды. Дочь батрака начинала волноваться, она шла вперед, смотрела под ноги и боялась поднять глаза. Что, если кикимора обманула ее, и никакой ведьмы не существует? В самом сердце болота вполне может расположиться лишь вязкая топь, и Весее хватит одного неверного шага, чтобы погибнуть. Она представила, как костлявая зеленокожая девчонка обгладывает ее косточки, раскусывает пополам и выпивает содержимое, чавкая, как голодная собака. Мурашки прошлись вверх по спине. Она готова была развернуться, по памяти искать дорогу к дому, но застыла как вкопанная. – Чур меня, – шепнула Весея, когда страшные мысли заполнили голову до самых краев. Весея увидела вдали свет. Яркий, светло-рыжий, словно слабое пламя костра. Улыбка сама собой растянула губы беглянки. Огонь прогонял страхи, свет рассеивал тьму, и искаженная детская колыбельная перестала звучать отовсюду. Беглянка почувствовала, как к ней возвращаются силы. Она шла вперед, тропа перестала извиваться меж одним берегом топи и другим, теперь она шла прямо, деревья росли все ближе друг к другу, и стволы их больше не походили на гниющие бревна заброшенной избы. Теперь Весею медленно обступал лес. «Изба», – поняла девчонка, увидев очертания дома впереди. Она продолжала улыбаться, шагая вперед по твердой земле, но что-то… Что-то захрустело под ногами. Лес полон звуков, полон сухих веток и трав, а особенно та его часть, что спрятана от людей, дочь батрака не обратила на шум внимания. Взгляд ее лишь случайно скользнул по земле, точно в поисках продолжения дороги. Весея вздрогнула, остановившись на месте. Тут и там валялись мелкие куриные косточки. Некоторые из них белели в темноте, другие держали на себе остатки сырого мяса, они устилали землю густо, словно травяной ковер. Девушка подняла взгляд и нашла источник света, манивший ее к дому, словно мотылька к костру. В ответ на Весею смотрел человеческий череп. Яркий светло-рыжий свет лился из его пустых глазниц, он не принадлежал огню, не был частью этого мира и не мог служить ориентиром на пути к чему-то доброму. «Но… Куда еще тебе идти?», – спросил Весею голос разума или же голос, исходивший из этой кости. Она присела на корточки, боясь быть замеченной кем-то еще раньше времени. Во рту пересохло, страшно хотелось пить. – Да куда ж мне тогда, – шепнула беглянка в отчаянии. – Пахнет… Пахнет мясом, – Весея слышала вдалеке чей-то голос, низкий и пугающий, словно идущий со дна колодца. – Мясом… Сырым. Как думаешь, это ведь нам? Говоривший будто не знал достаточного количества слов, будто забывал значение некоторых и думал перед составлением каждой фразы. Дочь батрака не двигалась, она боялась шуметь, привлекать к себе внимание. Матушка запрещала ходить в эту часть леса, да и любой здравомыслящий человек не пошел бы в чащу один. Все знают, все с самого детства знают, что в лесной чаще живет лишь нечистая сила, и если не хочешь остаться с ними навсегда, делать тебе тут нечего. – Пахнет, пахнет, пахнет, – продолжалось существо, силуэт которого появлялся на горизонте. – Пахнет вкусно. – Конечно нам, кому еще. Морена снова готовит угощение, – ответил ему новый голос, уже более человеческий. – Случилось что-то важное, чувствуешь? Что-то очень важное, да, – продолжал человек, и по тону беглянка поняла, что голос этот принадлежит старцу. – Скоро будем пировать. Одно из существ передвигалось на четвереньках, на длинных тонких лапах, кончающихся раздвоенными копытцами. Звук его шагов эхом пролетал над верхушками деревьев, словно тварь шагала не по земле, а по камню. Весея радовалась тому, что не видит морды этой твари. Рядом с чудовищем шел человек, низенький старичок, с ног до головы укутанный в белые одежды. Дочери батрака не приходилось прежде видеть такие рубахи, он не из здешних мест… Да и эта тварь… Тело ее покрывала бурая шерсть, уши свисали вниз, закрывая глаза. «Такого не должно существовать, такого не может быть», – понимала Весея. Собеседники шагали со стороны леса, они двигались быстро, продолжали говорить о чем-то, но беглянка уже не могла расслышать. Сердце билось в груди так громко, что за пульсом прятались все остальные звуки. Череп сиял ярко, он манил к себе все новых и новых тварей, не принадлежащих миру живых, миру Яви. Двое незнакомцев вошли в избу и пропали, от них не осталось ни звука, ни воспоминания, застывшего в пропитанном гнилью воздухе. Но Весея не осталась одна. – Ох, – вздохнула девушка, когда рука ее случайно коснулась особенно крупной кости. «Эта – не куриная», – засмеялся мерзкий голосок внутри. А вскоре появились и другие… Существа шли то со стороны леса, то с болот, они полноводной рекою стекались к затерянной в лесу хижине. На четырех ногах, двух, без ног, твари шли на зов молчаливого черепа. Весея слышала, как они переговариваются между собой, как смеются в порыве веселья, вызванного чем-то неизвестным. Пульс шумел у ее висков. Беглянка видела, как по тропе от болота к дому ползет сгусток слизи, огромный кусок грязи, в котором застряли и ветки, и болотный ил, и рыба, оказавшаяся недостаточно резвой. Тошнотворный запах заполнил пространство, лес молчаливо приветствовал своего гостя, но Весея не могла выдержать. Она закрыла рот рукой, чтобы не кричать. Что-то пролетело над головой, мелькнуло в темном ночном небе, крыльями закрывая редкие звезды. Существо приземлилось ровно рядом с черепом и поклонилось избе, прежде чем войти. Черные крылья сложились вокруг хлипкого тела, неестественная бледность кожи осветила лес. «Упырь?», – подумала девушка, продолжая зажимать рот взмокшей ладонью. Мама рассказывала ей, верно… Крылья – не как крылья птицы, обтянуты кожей, перьев нет. Кожа бледная, даже в рыжем свете он оставался белым, как снег. «Эти твари питаются людьми, их плотью, кровью, их горем. Все они – нечисть, жители страшных сказок, рассказанных ребенку перед сном», – поняла Весея. Она задышала так часто, что голова начала кружиться, земля на мгновение ушла из-под ног, точно не в силах разделить с несчастной этот удар. Кикимора привела ее к верной смерти. Весея хмуро посмотрела на собственные руки, точно желая убедиться в том, что они существуют, что они настоящие. «Это – сон, просто сон, такого не бывает в реальной жизни», – подумала девушка. – Цок-цок, – зашуршала тьма совсем близко. – Чур меня, чур меня, изыди, – шептала Весея, сложив руки на груди. Лес молчал, лягушки квакали на болотах все громче и громче, они словно собрались в дружину и медленно приближались к огню. Весея поднялась, она держалась за ствол старого умирающего дуба, стараясь не упасть обратно к земле. Если раньше ей хотелось есть или пить, хотелось домой, согреться, спрятаться… То теперь Весея надеялась лишь на одно. Она должна была проснуться от затянувшегося кошмара, должна была найти ту грань, что отделила ее от реального мира и мира сновидений, мира кошмаров. «Пахнет, пахнет», – пронеслись в голове слова твари, отдаленно напоминавшей козла. Весея пошла вперед, в сторону старой топи. Гнилостный запах усиливался, сладковатые нотки растворялись в воздухе, дочь батрака все ближе подбиралась к мутной воде. Она должна вернуться домой той же дорогой, не потеряется. Подол ее платья оказался испачкан грязью и кровью, кровь эта принадлежала не только курам, нет. Весея боялась думать о том, на чьих костях ей пришлось сидеть в темном лесу. Череп продолжал светить за ее спиной, он звал к себе все новых и новых гостей, служил им маяком, ориентиром… И что-то внутри беглянки тянуло ее назад. «Только бы проснуться», – думала она, оглядываясь по сторонам. Ветер шелестел в кронах деревьев все активнее, он выбрался из лесной чащи и принялся резвиться в ночном воздухе. Весея прикусила губу. Она почувствовала рядом с собой движение, точно что-то большое, но незаметное глазу скользит мимо деревьев. Земля чувствовала чью-то силу, принимала чей-то вес и пугливо дрожала. Весея прикусила губу, она оглядывалась по сторонам, вертела головой, словно умалишенная. Сон затянулся, кошмар не желал отступать, и ветер, шумевший в кронах деревьев, вновь завел свою колыбельную. Он желал ей смерти. Огромная тень, тень, блеснувшая в свете старого посеревшего черепа, скользнула совсем близко. Весея не стала приглядываться, она не желала искушать судьбу… «Только бы не попасть в трясину», – подумала девушка прежде, чем сорваться на бег. Ноги болели, они ослабли, не слушались, потому у несчастной не было никаких шансов. Как только Весея побежала вперед, тень кинулась за ней, она ускорила движение, и в мрачном серебряном блеске ее тела можно было разглядеть чешую. Дочь батрака споткнулась не то о липовый корень, не то о край ямы в сырой лесной земле. Она упала, упала, порвав подол многострадального платья, но недолго оставалась лежать. – С-с-сдравствуй, – прошипело что-то за ее спиной. – Не с-с-спеши так, дитя, тебе некуда торопитьс-с-с-ся. Весея не оборачивалась, не могла двигаться, ведь мощное змеиное тело, размер которого невозможно представить, принялось обвиваться вокруг ее собственного, человеческого.