***
Пожар вечернего неба разгорается сильнее. Алые ленты умирающего солнца избегают божьей обители, боясь пролить свет на то, что скрывают ее набожные своды. Где-то вдали ветер перебирает шелестящий ковер листьев, а старый ворон садится на голую ветвь дерева, устремляя черный взор на церковь. Нательный крест жжет кожу под рясой развратного священника. Альковно горят глаза его, а бесы хороводы в них водят. Сладострастное желание завладевает всем разумением мужчины; жадно, пылающе, безудержно становится в груди. Дыхание спирает, стоит вспомнить алебастровую кожу, красные маки губ и ночную мглу волос. Оскал трогает красивое лицо, а полное кровавых луж небо плачет израненное, хороня под слезами будущего агнца. Двустворчатые двери храма с протяжным воплем закрываются. Последний луч света ускользает змеей, и тьма сгущается внутри святого места. Хисока вступает на возвышающийся алтарь. Богохульное желание ведет священника и в адском пламени сгорают внутренности его. — Мой звездный мальчик, иди ко мне. Красный пучок света упал сквозь витраж на макушку черных волос. Субтильная фигура в муслиновом платье зашевелилась, шелковые руки слегка задрожали. — Бог возжелал тебя, мой Гон. Так ступи же сюда, исполни наказ божий. Мужчина поглаживает юношу в местах, куда касаться грешно. Жмется чреслами к мальчишке, в руках зажимает грубо. Ребра сдавливает, из груди наружу задушенный вздох вырывает. Священник сцеловывает сладость маков, черные нити волос наматывает на кулак. Черти выходят из своих укрытий, вопят неистово, просят больше молодой крови. Красной тенью скользят к Гону, ликуя от пира разврата и парада похоти. Мужчина вторит им, наливается кровью, дрогнет, глаза одержимо закатывает, засим расстегивает рясу и подставляет головку к распухшим губам. — Бог любит тебя, Гон. Полюби бога в ответ, — крик пронзает стрельчатый потолок, это агнец сгорает в геене огненной. Хисока утирает соленые бусины с ресниц-стрелок, когда плоть входит в девственное нутро. Юношеское тело тлеет, разлагается на алтаре. Тупые лезвия полосуют душу, но мальчик нем к мукам совести. Он сходит с ума вслед за Хисокой. Упивается празднеством порока, смеется вместе с чертями, ноги шире разводит, пока грубые толчки разрывают его изнутри. Распятие на груди обжигает, плавит кожу под собой. Хисока сдирает цепочку с крестом, трет измученную грудь, расчесывает до кровавых полос. Черти ухмыляются победно, торжествуя, пока зло превалирует и отравляет могильным воздухом чужие легкие. Празднество свершилось, когда белое семя выплеснулось наружу. Красные языки пламени потухли и черти разбежались по своим углам. Черная мгла навсегда проглотила двух безбожников. Старый ворон уводит взгляд от церкви. Грозно каркнув в небо, он распрямляет крылья, прежде чем сорваться с ветки и улететь.***